Сзади фигура стоящего человека пугала. Тёмно-синий плащ полностью скрывал силуэт, и даже дождь, который лил, как из ведра, не смог облепить тело так, чтобы проходящий смог оглядеть его очертания. Единственное, на что можно было обратить внимания, – это рост. Ведь рост замершего посреди леса человека был совсем небольшим. Значит, девушка.
Она сняла капюшон плаща, когда подошла к крыльцу дома с небольшим навесом. Намокли лишь передние пряди, которые неприятно прилипли к лицу. Она смахнула их лёгкими движениями руки, но замерла, когда потянулась ею, чтобы постучаться.
Изящная рука с пальцами пианистки плавно опустилась. Девушка прикрыла глаза и беззвучно вздохнула, мысленно ругая себя за неуверенность. Это место, несмотря на его тяжелую локацию, она нашла быстро и легко. Однако заходить внутрь, наоборот, оказалось очень и очень трудно. Настолько, что мелкая фигурка продрогла почти до последней кости в мерзкий осенний холод.
Взгляд зацепился за завядший цветок в старом горшке. Непонятно, откуда он мог тут взяться, девушка была уверена, что от старых хозяев, ведь нынешний вряд ли заимел бы себе что-то подобное. Флора провела пальцем по высохшему стеблю, наблюдая, с какой скоростью он выпрямляется, зеленеет и крепнет. Смотрит, с каким энтузиазмом раскрывается бутон цветка, как распускаются лепестки, отходя от центра цветка, словно там находилось что-то пугающее. Это маленькое чудо словно осветило мрачную атмосферу вокруг – такую серую, мокрую, грязную и депрессивную.
Фея не стала стучать, а просто открыла дверь. Та поддалась с противным скрипом, пропуская в долгожданный тёплый, но очень пыльный уголок. От запаха сразу захотелось прокашляться, девушке показалось, что слои пыли в ту же секунду осели в глотке и носу. Поэтому первым, что она сделала, это подошла к окну. Расправила шторы, чтобы в помещение попал дневной свет, и нараспашку открыла окно, чтобы влажный воздух хотя бы немного перебил запах пыли.
Теперь она более-менее оглядела дом, но описывать его точно не стала бы. Описывать было банально нечего – он был самым обычным. Даже можно было сказать, бедным. Из мебели тут были только старый диван горчичного цвета, деревянный стол и несколько стульев. В углу стоял камин, разумеется, не горящий. Это было следующим, что она сделала: разожгла камин и наконец сняла тяжёлую мокрую мантию.
Только когда атмосфера вокруг перестала казаться похоронной, Флора повернулась к сидящему, нет, правильнее будет сказать, развалившемуся на диване мужчине. Его отрешенный, ленивый, равнодушный взгляд следил за каждым её движением, а теперь проигрывал в схватке с её изумрудами. Проигрывал потому, что Флора буквально излучала своими глазами злость, разочарование и, что ударило больнее всего, презрение.
— Что ты с собой сделал?
Огрон не шевельнулся даже тогда, когда она начала подходить. Лишь продолжал наблюдать буквально за каждой мелкой деталью. Вот остриженные русые пряди колыхнулись от ветра, вот очередной шаг, раздавшийся противным скрипом прогнивших досок, вот приоткрывшиеся губы, потому что дышать носом только прибывшему, ещё не привыкшему к запаху человеку было практически невозможно.
Флора встала совсем рядом. Её ноги едва касались обивки дивана между его расставленных коленей. В слишком опасной близости, которую Флора никак не могла оправдать. Ей так хотелось, ведь в последние месяцы она пыталась оправдать слишком много: их поведение, их действия, чувства. Сейчас пыталась дать отчёт только своим, ведь с какого-то времени девушке стало безразлично на действия со стороны этого мужчины. Но виноват в этом только он сам.
Сейчас было очень тяжело, потому что сердце и разум вновь отказались работать в тандеме, а ярость и обида шли наперекор нежности и прощению. Хотя о прощении не могло идти и речи, Флора чувствовала, что если простит такое, то потеряет всякое уважение к себе, как к девушке. Но речь не об этом, а о тяжёлом выборе: что ей делать и как держаться? Можно позволить себе в последний раз то, чего так хочется, хотя бы на пару минут стерев то, что отложилось в памяти, душе и сердце глубокими ранами?
Она предавала себя, когда протянула руку. Унижала себя, когда коснулась пальцами его щеки. Насмехалась над собой, когда чуть опустила руку и коснулась алой бороды, которой не было раньше. Бередила свои раны, когда протянула вторую ладонь. Ненавидела себя, потому что придвигалась всё ближе и ближе, пока ступать стало уже некуда, дырявый старый диван стал её преградой.
Не длинными ногтями Флора провела по его коже, заглядывая в глаза. Огрон смотрел на неё затуманенным, совсем не видящим взглядом, но он продолжал следить. Ни на секунду мужчина не оторвал взгляд от неё и изящества, которое она несла в каждом своём движении. Знакомой робости, которая так пленила, любимой покорности, которая так притягивала, неземной красоты, которая навсегда ослепила, и внутренней стойкости, которая бесповоротно влюбила. Он следил за ней всей, получая наслаждение и совсем не веря в то, что она настоящая, что она стоит рядом и вновь дарит тепло своими касаниями. Нет, Огрон не верил.
И всё же она была тут, пусть мужчина пока не понял и не осознал это. Она была тут, придя и наплевав на самолюбие и уважение, на гордость и обиду. Флора наплевала на страх быть грубо вышвырнутой или не выслушанной. Или насмешенной. Фея не знала, какая будет реакция. И это, наверное, должно было обидеть Огрона, ведь он столько времени посвятил тому, чтобы доказать ей: она не другие. Она особенная, а значит к ней требуется особое отношение, которое он хотел и давал ей. Она выделялась, была другой, с которой он позволял себе быть таким же – другим. Бояться его? Бояться его реакции? Бояться, что он вышвырнет её или рассмеётся в лицо? Узнав об этом, Огрон бы однозначно разочаровался.
— Я тебя не узнаю.
Тихий шёпот, словно девушка говорила это самой себе, безответно потонул в комнате. Флора прикрыла глаза и покачала головой, прогоняя желание пожалеть, выслушать, посочувствовать и, в конце концов, обнять этого мужчину. То, в каком он сейчас положении и в каком виде, виноват исключительно он сам. Только его действия, только его поведение и только его слова были спусковым крючком к такому состоянию.
Перед глазами Флоры предстал Огрон, которым она его запомнила. Всё время распущенные густые алые пряди, озорные глаза цвета неразрушимого льда, лукавая улыбка, тонкие губы, весёлый, но ласковый прищур, блеск мраморной светлой кожи. Из всего этого остались только красные пряди, но они не выглядели густыми из-за сальности, и тонкие, но обветренные и бледные от недостатка витаминов губы. Флора совсем не узнавала человека перед собой.
— Это ты со мной сделала, — Огрон ответил таким же шёпотом. — Ты и моя к тебе любовь.
— Не говори мне о любви, — Флора едва заметно поморщилась. — Ты не умеешь любить, только говоришь о ней красиво. Но не любишь.
— Любил бы, не изменил, да? — маг ухмыльнулся.
Флора удержала паузу, нахмурившись. Она пристально смотрела мужчине в глаза, словно пыталась отыскать того мужчину – ласкового, вежливого, понимающего – которого смогла узнать, которому доверилась. Она увидела в Огроне то, что не видели её подруги и, откровенно говоря, не видел абсолютно никто. Но виноват в этом снова только Огрон, ведь мужчина сам выбирал, кому было позволено видеть его таким, а кому нет. Флоре, как девушке, которой было позволено, разумеется, это необычайно льстило. Постепенно она влюблялась, но в первую очередь влюблялась в отношение к себе, и уже потом в этого харизматичного мужчину.
История была красивой. Той самой распространённой в книжках, но такой редкой в реальности. На памяти Флоры действительно было много книг с сюжетом о врагах, которые постепенно становятся союзниками из-за нарастающих чувств, которые они не в силах контролировать. Но фея природы была не настолько наивна, чтобы верить в существование подобного в реальной жизни. Наивной она была, когда доверила злодею свои чувства, поклялась в верности и ожидала того же в ответ.
Это было сильным ударом, очень сильным. Никогда в жизни Флора не получала подобных: ни во время боёв, ни от жизни в целом. Предательство настолько её ошарашило, настолько заставило разочароваться в этом человеке, что светлая и искренняя любовь в одну ночь смылась слезами, оставив после себя только отвратность. Флоре было отвратительно вспоминать об Огроне и обо всём, что с ним связано.
Она помнила свою реакцию, когда узнала об этом. Огрон признался сам, на следующий же день, сказав, что не может так издеваться над ней и её любовью. Действительно, было невыносимо наслаждаться её заботой и лаской, когда ещё сутки назад он наслаждался ласками совсем другой. И Флора этого совсем не заслуживала. Она заслуживала, пусть и горькой, но правды, ведь однажды сама попросила его об этом, – говорить ей только правду. Нарушив одно обещание, заключавшееся в верности, он соблюл другое. И он ещё оправдывал себя этим, тем, что признался ей во всём прямо. Отвратительная комедия жизни.
Флора ничего не спрашивала. Ей было неинтересно, когда это случилось, с кем и при каких обстоятельствах. Она просто ушла, лишив Огрона всяких путей к связи с ней. Было горько и хорошо от того, что Огрон этой связи и не искал. Горько потому, что ей хотелось увидеть его мучения от раскаяния, если таковое, конечно, было. Было, она знает, что было. А хорошо потому, что Огрон понимал: больше он не имеет никакого права лезть в жизнь этой девушки.
Флора не сразу пришла в себя. Вспоминая свои поступки, ей хочется и смеяться, и плакать. Сначала она, вернувшись в отцовский дом и забыв о миссии на Земле, впала в настоящую депрессию. Судьба планеты и последней феи Земли её ничуть не волновали, как раз наоборот. В какой-то степени хотелось, чтобы какой-нибудь злодей вновь сошёл с ума о грёзах захвата вселенной и всё-таки захватил её. После, устав от вечных слёз, Флора кое-как взяла себя в руки. Она поговорила с Винкс, что на миссии на Земле они должны попытаться справиться без неё, ведь видеть лицо предателя она бы не смогла.
Ужаснее всего было в моменты, когда нахлёстывали воспоминания. Флора не могла понять, как Огрон только мог. Как мужчина, который буквально носил её на руках, был готов расшибиться об стенку, чтобы помочь ей и решить любую её проблему, смотрел на неё такими влюблёнными глазами, которые порой её поражали, ведь она не думала, что на человека можно смотреть вот так, мог ни с того ни с сего предать? Выбрать физическое удовольствие с совершенно чужим человеком, нежели душевное спокойствие с родным.
И вот когда стало чуточку легче, когда боль стала проигрывать принятию, словно гром среди ясного неба, перед ней появился один из магов Чёрного Круга. С членами этой банды у неё были натянутые отношения, ведь эти маги априори не признавали фей, как и феи их, но со временем они всё же смирились с выбором их лидера. Так же, как и смирились феи клуба Винкс.
— Что ты тут делаешь? — Гантлос появился практически у порога её дома на Линфее. Чтобы не пугать родителей и сестрёнку, она направилась прочь от дома, поманив мага следом.
— Огрон рассказал, что между вами случилось.
— Будь добр, не напоминай мне о нём, — Флора была напряжена, словно струна.
— У меня к тебе просьба, — маг то и дело потирал глаза и переминался с ноги на ногу, будто ему было тяжело говорить. В целом, так и было: не часто он обращался к кому-то с просьбой. Обычно всё было в форме приказа. — Не могла бы ты с ним поговорить?
— Поговорить? — Флоре показалась, она ослышалась.
— Поговорить, выслушать или рассказать что-то, я не знаю! — блондин вдруг вспыхнул. — Сделать что-то, что приведёт его в чувства.
— Если тебе всё известно, как ты можешь просить меня о таком?
— Потому что я свято верю в то, что невозможно проехаться бульдозерам по чувствам и задавить их с корнями, — Флора поразилась такой откровенности.
— Я в это не верю.
— Всё же у вас была своя история, — Гантлос вздохнул. — Флора, Огрон внимает каждому твоему слову.
— Внимал, — поправила девушка. — Используй правильное время, пожалуйста.
— Ты можешь не ёрничать?
— Ладно, — Флора пожала плечами. — И зачем мне с ним говорить?
— Потому что Огрон не Огрон, — фея непонятливо нахмурилась. — Мы не узнаём его! Он как овощ уже несколько месяцев. Причина тебе известна, поэтому мы не трогали его какое-то время. Но прошло уже слишком много! Ты, Флора, ты пришла в себя, а взрослый мужик не может!
— Это уже не мои проблемы, Гантлос, — едва сдерживая слёзы, фея подошла к нему, обхватив себя руками. — Ему плевать на моё состояние, он сделал всё, чтобы без магии уничтожить меня. Почему мне не должно быть плевать?
— Потому что ты любила его и он не чужой тебе человек, — Гантлос взмахнул рукой, открыв портал. — И ему не плевать на тебя. Не сидел он бы сейчас в таком состоянии, если было бы.
Флора стояла так же неподвижно, смотря на некогда любимого мужчину. Она бы соврала, если бы сказала, что чувства иссякли совсем, но горечь предательства и обиды были сильнее, а чувства практически неощутимы. Даже, можно сказать, что совсем, ведь Огрон очень хорошо постарался. Флора могла бы сравнить его действия с выпущенным патроном, который так резко и неожиданно пронзил её грудь, что спёрло дыхание. С того дня дыхания ей не хватало всегда.
— Действительно, как можно изменить, когда любишь? — Огрон горько ухмыльнулся. — Но я любил, Флора. Любил и люблю.
— Меня не интересуют твои чувства. Я пришла поговорить о твоём состоянии.
— А что с моим состоянием?
— Действительно, а что? Для тебя же норма прозябать дни в обшарпанной халупе на дырявом диване, — Флора фыркнула, сложив руки на груди.
— Тебе что, не плевать, что я прозябаю дни в обшарпанной халупе на дырявом диване?
— Мне абсолютно всё равно, просто…
— Тогда что ты тут делаешь? — перебил маг. Его голос не был грубым, скорее, уставшим. Что Флора могла отметить, он, в учёт своей грубой натуры, никогда ей не грубил и никогда не повышал на неё голоса. Просто не мог.
— Гантлос попросил поговорить с тобой. Твоим друзьям на тебя не всё равно, они искренне беспокоятся.
— Моя жизнь – это только моя жизнь. Никто не будет в неё вмешиваться, даже мои друзья.
— И даже я? — мысленно Флора возликовала, потому что ответить положительно Огрон не смог. То, что она по-прежнему играла важную роль в его жизни, несомненно потешило самолюбие. — В том, в каком ты сейчас состоянии, виноват исключительно ты сам, Огрон. Но я не буду читать тебе лекций о взаимоотношениях, о доверии и верности. Просто прими свою ошибку, как факт, и иди дальше.
— Зачем же ты пришла, Флора?
Фея только сейчас заметила, что Огрон её совершенно не слушал. Смотрел прямо ей в глаза, откинув голову на спинку дивана, и пропускал мимо ушей все её слова. Маг лишь смотрел, представляя, что сейчас Флора говорит что-то приятное. Например, как сильно ей нравится его хриплый голос.
— Зачем?
Сложенные руки на груди оказались в плену его массивных ладоней. Флора вскинула голову вверх, когда Огрон поднялся с дивана и буквально загородил её тенью своего тела. Фея нервно сглотнула, не понимая вдруг нахлынувшую бурю чувств внутри. Это было похоже на мучительно долгое ожидание чего-то, что только-только осуществилось, и от осознания этого кровь в организме начинала приливать к телу, температура медленно поднималась, дыхание прекращалось.
— Ты все-таки не чужой мне человек, — прошептала Флора.
— Когда-нибудь твоя доброта сыграет с тобой злую шутку.
Здесь действительно не было сомнений. Может, Флора пришла потому, что Огрон действительно не чужой, можно сказать, самый близкий человек. Но он был уверен, что по большей мере, вёл фею природы её характер. Не смогла бы она усидеть на месте, не смогла бы забыть и просто переступить через разговор с Гантлосом – доброта бы не позволила.
— Уже сыграла, разве нет? — Огрон хмыкнул, кивнув на её вопрос. — В общем, я хотела…
— Не уходи, — маг быстро приблизился вплотную, когда Флора отошла на шаг назад и высвободила свои руки из его.
— Нет, Огрон, — фея не стала вырываться из объятий. Возможно ей тоже было необходимо почувствовать въевшийся в ноздри запах его тела и такое знакомое тепло. Она продолжила вполголоса: — Ты знал, что я это никогда не прощу. Я говорила это. И ты всё равно…
— Флора, пожалуйста, — объятия мага стали похожими на её сдавливающие путы, которыми когда-то она связывала самого Огрона во время множества битв. — Мне так тяжело без тебя.
— Тяжело, но не невозможно, — вздохнув, фея всё же отодвинулась. — После всего, что между нами было, я не могу тебя ненавидеть, Огрон. Не знаю, как это получается, но даже несмотря на твою ошибку, не могу. Поэтому я здесь. Я хочу, чтобы у тебя всё наладилось.
— А у тебя? У тебя наладится?
— Уже налаживается, Огрон.
— В смысле? У тебя кто-то появился?! — его уставший голос и только-только полученный покой вмиг улетучились.
— Нет, я ведь не об этом, — Флоре также было приятно осознавать, что маг по-прежнему её ревнует. Своей нездоровой, очень пугающей её ревностью. — Я не простила, но отпустила. Я практически перестала думать о нашем расставании, о совместных моментах, о тебе. Это как выздоровление.
— То есть ты совсем обо мне не думаешь?
— Почему ты переворачиваешь все мои слова? — Флора так измотанно вздохнула и посмотрела на него такими уставшими глазами, отчего магу захотелось затискать её в своих объятиях, как он когда-то делал. Осознание, что так делать он больше не может, заставило заскрипеть зубами. — Злиться ты должен не на меня, а на себя.
— Я не злюсь на тебя, — Огрон покачал головой. — Конечно, нет. И я тебя понимаю. Ты права.
— Ты не всегда меня понимал, — Флора усмехнулась, Огрон тоже улыбнулся. — Поэтому давай ты скажешь, что именно ты понял?
В самом начале знакомства о понимании, конечно, не могло быть и речи. Они были врагами: одни хотели уничтожить последнюю ниточку магии на Земле, а другие хотели это предотвратить. Никто из них, включая и фей Винкс, и магов Чёрного Круга, не поняли, в какой момент недопонимания между Флорой и Огроном начало пропадать. Но маг действительно не всегда понимал её.
Например, в самом начале Флора говорила держаться подальше. Маг не раз демонстрировал свою симпатию, умудрялся это делать даже на поле битвы. Он ведь не нападал на неё никогда, разве это не прямое проявление симпатии? В том, чтобы провести пару ночей с невероятно красивой и притягательной феей, он не видел ничего такого. Стоило признать, ненавистные феи были неистово красивы. Поэтому, сочинив в голове этот удобный для себя сюжет, он не понимал, почему Флора сторонилась его, словно он был каким-то людоедом.
Как оказалось, она не была девушкой для пары ночей. И пришлось объяснять это ему, пока её подруги сражались с оставшимися магами, а они с Огроном оказались в углу неизвестной улицы. Вокруг были шум и гам от паники людей, запах гари из-за столкнувшихся машин, даже пробегающие мимо животные никак не могли найти укромного уголка от страха. И в такой обстановке Флора объясняла, что ей не нужны никакие отношения. Тем более с Огроном, тем более на пару ночей.
Но магу ненависти так сильно запала в душу эта фея. Так сильно, что он буквально преследовал её. Однажды Флора и Лейла вышли на вечернюю прогулку. Шатенка не сразу, но всё же почувствовала, что за ними кто-то следит. Лейла едва не разбудила весь район своими громкими заклинаниями, пока маг ненависти отбивался от них с самым равнодушным выражением лица. Он заявил, что захотел удостовериться лично, что Флора дойдёт домой без всяких происшествий.
Сколько бы Флора ни повторяла, Огрон не оставлял попыток завоевать эту девушку. В какой-то момент сам выигрыш, а именно проведённые ночи, перестали быть главным стимулом. Маг получал удовольствие от самих ухаживаний, наблюдая, как лицо молодой феи вытягивается от удивления, или как притягательные губы сжимаются в одну тонкую линию от злости. Но чаще всего проглядывалась то ли стыдливая, то ли смущённая улыбка.
— Помнишь, как я подарил тебе огромный букет цветов?
— Ох… — Флора болезненно поморщилась. Тогда Огрон будто позабыл, что она фея природы. Фее природы, конечно, не совсем понравилось, что живые цветы погубили таким жестоким образом только ради её секундной радости.
— Да, глупо вышло, — Огрон почесал затылок, вспомнив, как парни долго над ним смеялись. И шутили на эту тему потом ещё не один день.
— Ты хотел меня порадовать, — приободряя его, пожала плечами Флора. — В общем, Огрон… Что было, то было. Спасибо тебе за этот хороший плохой опыт. Надеюсь, я не просто так пришла сюда сегодня.
— Не просто так, Флора, — маг кивнул. — Я всё понял.
Флора улыбнулась и покинула дом. Магу безмерно сильно хотелось остановить её, развернуть и эгоистично никуда не отпускать. Но всё, что он мог сделать и на что у него осталось право, только отпустить.
***
Словно какое-то дежавю. Флора с ужасом смотрела на мутированных от магии Тритануса русалок. Они выглядели почти точно так же, как и два года назад, когда на Андрос напал Валтор. Только сейчас их было так много, что пришлось разделиться. Кто-то из Винкс сражались непосредственно с Тританусом, кто-то с Трикс, а Флоре и Текне пришлось отбиваться от русалок.
Трудность заключалась в том, что они пока не получили ту силу, за которой гнались с появления Тритануса, поэтому под водой чувствовали себя не так уверенно. Вторая трудность заключалась в количестве русалок – их было слишком много.
Флора вынырнула из воды и взлетела в воздух, пытаясь восстановить дыхание. Крылья потяжелели, юбка и топ прилипли к телу, а волосы на глаза, закрывая ей обзор. Вдруг фея природы вскрикнула, резко посмотрев вниз. Одна из русалок впилась в её голень острыми клыками и потащила под воду. Вода уже начала окрашиваться в блекло красный оттенок, когда Флора потянулась, чтобы отцепить от себя мерзкое существо. Но русалка, словно забавляясь, вцепилась зубами ещё сильнее и поплыла ко дну.
С помощью магии Флора смогла отбиться и начала плыть вверх. Текны видно не было, видимо, она сражалась с русалками на суше. Лёгкие начали гореть, Флора попыталась оценить расстояние до воздуха, но понимала, что ещё очень далеко. Нога щипала и болела, сил, чтобы помочь себе крыльями больше не было, плечи упрямо ныли, но она продолжала усиленно работать руками.
Перед ней показались ещё три русалки. Из последних сил Флора отбилась, стараясь не обращать внимания на странные блики перед глазами. Из-за нехватки кислорода тело практически обмякло в воде, лёгкие продолжали гореть. Её враг — одна из русалок — сделала ей огромную услугу, когда со всей силы замахнулась хвостом. От такого удара в затылок фея сразу потеряла сознание и пошла ко дну уже без помощи прихвостней Тритануса.
***
Флора словно находилась в прострации. В каком-то тёмном облаке, которое не пропускает свет, но пропускает звуки и даже запахи. Скорее всего, ей лишь кажется, но она точно услышала аромат некогда любимого мужчины. Терпкий и резкий запах его парфюма, наверное, запомнится ей навсегда. Но странно то, что он даёт о себе знать в задворках памяти именно сейчас.
— Ну же, Флора! — ощутимый удар по щеке, тёплое прикосновение к губам. — Не смей умирать, слышишь?!
Вдруг фея разразилась резким кашлем. Спасший её Огрон быстро перевернул девушку на бок, чтобы она не подавилась от выкашлянной воды. Когда кашель закончился, и Флора начала учащённо дышать, её посадили и тут же прижали к себе. В саднящий нос ударил резкий мускусный аромат, и фея сразу расслабилась. Рядом с этим человеком опасность ей не грозит. Услышь она себя пару месяцев назад, вероятно, засомневалась бы в своём трезвом уме.
Пока Флора восстанавливала дыхание, едва не зарывшись носом в шею мага, Огрон еле-еле держал себя в руках. Куда она полезла?! Почему не позаботилась о своей безопасности?! Почему никого не было рядом?! А если бы не его маниакальные привычки, которые порой побуждают следить за Флорой весь день? Флора очень злилась поначалу на такое поведение, но потом смирилась, поняв, что Огрон ужасный собственник, который боится, что с ней что-то случится. Маг очень долгое время запрещал себе следить на девушкой, и это получалось. Но сегодня его словно потянули сами высшие силы, это нельзя было объяснить.
— Что ты тут делаешь? — спросила Флора, отстранившись. Огрон мысленно взвыл, ему так хотелось, чтобы этот момент не заканчивался.
— Не знаю, не могу объяснить, — маг убрал прилипшие к её лицу волосы.
Флора словно окаменела на несколько секунд, пытаясь ностальгически прочувствовать это касание каждым участком кожи. Ей вроде бы нравилось, но с каждым его касанием она представляла, как он так же касался другую.
— Твоя нога до сих пор кровоточит, — маг нахмурился. Он быстрым движением оторвал клочок своей рубашки и потянулся к ноге.
— Нет, я сама, — под яростным взглядом Флора резко стушевалась и позволила перевязать ногу.
— Как можно было сражаться с русалками, не умея плавать?! — маг крепче затянул ткань, заставив фею ойкнуть.
— Я умею плавать, — послышалось обиженное бурчание.
— Но не умеешь задерживать дыхание.
Вспомнился день, когда Огрон пригласил Флору покататься на лодке. Флора согласилась, но чувствовала себя некомфортно потому, что, к её стыду, совсем не умела плавать. Маг удивился и поручился научить её, что и сделал позже. Но ныряла Флора бездарно, это он мог сказать честно.
— А если бы я не успел?
Флора отчего-то почувствовала стыд. Она спасала планету подруги, сражалась с очередными врагами, но словно делала что-то неправильно. По крайней мере, Огрон смотрел на неё так осуждающе, что складывалось именно это впечатление.
— Спасибо, — тихо сказала девушка, когда Огрон закончил. Он со вздохом откинулся назад, оперевшись на ствол дерева.
Флора поднялась, встав на больную ногу. Ходить может, дискомфортно, правда, но её лечебные мази быстро с этим справятся.
— Ты простишь меня когда-нибудь?
Вопрос застал её врасплох, но ответ на него знали они оба. Огрон спрашивал когда-то, а Флора отвечала.
— Нет.
Флора обняла себя руками, мыслями возвращаясь на пару недель назад, когда она совсем не выходила из дома. Смысл жизни пропал, ничего больше не приносило ей веселья, было безразлично на переживания семьи и подруг, – примерно так она могла описать своё состояние. Примерно так же, как чувствуют себя раненые люди. Когда пуля пронзает их плоть, они горят в болезненной агонии. Она тоже горела. И так же, как и этих людей, её посещали мысли о скорой смерти.
Но как бы ей ни хотелось вновь прочувствовать все те эмоции, находясь рядом с любимым человеком, простить Флора была не в силах.
— Спасибо, что спас мне жизнь, но больше не следи за мной, — она вздохнула. — Ты же знаешь, как мне это не нравится. Мне… некомфортно.
— Я не слежу за тобой, Флора. Просто сегодня, не знаю. Я не могу объяснить, я словно почувствовал, что с тобой случится что-то страшное. И, как вижу, — он оглядел её мокрый костюм. — Интуиция меня не подвела.
— Нога уже не болит, — неловко пробормотала Флора. Она действительно не знала, что ей сказать. — Я пойду.
— Последняя встреча, да?
Огрон был готов упасть на колени и молить небеса вместе с Флорой, чтобы она ответила «Нет». Был готов спустись с небес все звёзды, позаботиться о каждом цветке на каждой планете, чтобы из них не делали букеты, устранить каждого врага вселенной, который мог бы помешать наслаждаться их любовью. Огрон мог сделать всё, наплевав на гордость, но, к своему сожалению, маг понимал, что после своей ошибки вряд ли может просить о чём-то эту раненую им же девушку. Как смешно получилось, Огрон никогда не делал больно физически, не тронул ни пальцем, ни заклинанием, но зато сделал больно морально. Спросите Флору, какую боль она бы выбрала испытать? Ответ очевиден.
— Так будет лучше для нас обоих. Спасибо тебе за всё, Огрон. Что бы ни было, я никогда не забуду ничего – в памяти останется и хорошее, и плохое.
— Плохого от тебя никогда не было, Флора, — маг горько усмехнулся. — Только от меня.
— Ты виноват, Огрон, это факт, — фея грустно улыбнулась. — Но, какой бы твоя вина ни была, перешагни её.
— Я смогу перешагнуть, только если получу прощение. Только прощение, Флора. Оно не будет обязывать тебя ни к чему, я обещаю.
— Ты обещал быть верным, Огрон. Не смей больше давать мне обещаний.
— Прости меня. Тысячу, миллион раз.
Флора покачала головой, опустив взгляд на землю. Она подняла его спустя пару секунд, вглядываясь в льдинки его глаз. Казалось, они были настолько глубокими, что она могла разглядеть своё отражение. Самое горькое, что в последний раз.
Однажды он спросил у самого близкого друга, что в жизни страшнее всего. Тот ответил, что терять близких людей.
Огрон тогда заливисто рассмеялся, не поверив. Спустя несколько лет, сидя и едва не кусая собственные локти, поверил.
Никогда в жизни этот мужчина не дорожил кем-то так, как дорожил прошедшей мимо него девушкой. Осознание того, что это самое нежеланное, что могло случиться за все прожитые годы, заставило едва не закричать от жестоких игр судьбы. Но ужасало даже не это. Ужасал взгляд, брошенный в спину навсегда уходящего из его жизни человека, – вот что, оказывается, на самом деле страшно.
