Куда приводят волшебные звёзды

      Кас, конечно, клёвый, но местами больно серьёзный. И на поле боя это окей, а в постели даже забавно, и попытки превратить пару перепихонов во что-то чуть большее, чем пару перепихонов я, конечно, мог ожидать, но не так же…       Всё ещё хороший друг и всё ещё классная задница, так что, ладно, допустим, почему бы и не попробовать сходить на свидание. Так подумал я, и теперь мы уже третий час гуляем по городскому парку по самой жаре. Понимаю, он безумно любит жару и зелень, потому что родился в пустыне, все такие дела — но, будь это не я, его пассии от подобных прогулок уже стало бы дурновато. Это я вполне могу спастись от зноя парой мороженок и водой из фонтана. Но даже меня уже перестаёт хватать: я не собираюсь в ближайшие минут пять подниматься с этого бортика.       Кас местами смешной: все три часа трогательно держал меня за руку. Не приобнимал за бёдра (хотя я пару раз не отказал себе в удовольствии собственнически сжать его ягодицу), не предлагал повеселиться с блудливой улыбкой, которую я видел на нём раза два, не больше, но которая так безумно ему идёт (хотя народу в парке в это время немного, а я вообще не из тех, кто настроен чего-то стесняться). Вот даже сейчас он не садится бедром к бедру, приобнимая, как это сделал бы Мал (с которым я не сплю даже) — прислоняется бедром к бортику чуть не в метре от меня.       — Умаялся? — спрашивает мягко.       — В постели больше умаиваюсь, — приподнимаю я весело уголок губ, наблюдая, как пунцовеет на щеках у него румянец. Нет, всё-таки, идея была не такая плохая. Тем более что ему хватает такта разговаривать о милых серьёзных глупостях: об экзаменах, выставках, любимых группах…       Не о стремительно ухудшающихся делах в стремительно идущей по пизде команде. Но Тина всё равно половину времени осуждающе возится в нагрудном кармане.       Мне на мгновение становится очень остро очень больно оттого, что это не свидание с Малом. К моей удаче, именно на этот момент Кас отвлекается на фонтан. И я, правда, даже не знаю: он отвлекается или тактично отвлекается. И мне не хочется читать ответ в глазах, через секунду опять на меня направленных:       — Проголодался?       ***       — Кас, мать твою, — вздыхаю я задушенно-восхищённо. — Это ведь ёбаный ресторан.       — Ага, — невозмутимо поправляет он лацканы пиджака (вот и ответ мне, для чего в такую жару пиджак). — Это же всё-таки свидание.       Я слышу в этом укорительный подтон: "я знаю, что ты только трахаешься налево-направо, посмотри хоть, как это у нормальных людей бывает" — но быстро себя одёргиваю, потому что Кас мыслит не так, как я, не категориями кинутого сироты со склонностью к криминалу. И не возникаю. Это всё в моей голове.       А Кас безумно внимательный, на самом деле: тактично нас с Грейвзом подкармливает, когда мы остаёмся без гроша, без лишней помпы и категорически не принимая слов благодарности. Запомнил, что я люблю поглощать морских гадин, но японскую кухню считаю странной — и, вуаля, тут есть всякие осминожьи щупальца, но никакого блядь его васаби. И недостаточно дорого, чтобы я, несмотря на врождённую бессовестность, смотрел побитой собакой, а потом ночь была весёлой, но в одну сторону — хотя от возможности весёлой ночки после этого я не отказываюсь.       В моменте, когда нам приносят салаты, а Кас мягко предлагает всё-таки заказать к главным блюдам вино, шуршание Серпентин в моём кармане на секунду прекращается. И время будто замирает на секунду. Я знаю это чувство, не знаю, правда, его мне дал Первородный свет, привязанность Серпентин или другая хуйня какая-то — я оборачиваюсь и ловлю взгляд.       Направленный не на меня, хоть в этом очень цивильном месте я и выгляжу как попугай, но в целом ничего. А на Каса.       Она хорошенькая: ресницы длинные, глазищи выразительные, губы так и хочется целовать. Недавно, кажется, плакала. Второй стул за её столиком слегка отодвинут, перед ней только бокал вина. Могу с уверенностью из увиденного заключить: бывший бросил её как мудак.       И, ну, подушечки моих пальцев покалывает будто током. И я как въяве чувствую: одно неверное движение, и — оп! — судьба кардинально меняется.       И с Касом, конечно, весело. Безумно, категорически весело — он и серьёзный, и чувствительный, и внимательный, и может заставить меня скулить от удовольствия, и у него безумно горячая задница… но у нас осталось раз пять в запасе. Потому что, чего греха таить, не для него я создан: немного веселья на стороне у меня уже было, а Кас отчётливо про моногамность.       А Кас отчётливо про первое свидание задолго до первого секса, есть вместе мороженое, трогательно на плече засыпать, всякие другие итерации "не всё сразу и про доверие", максимально далёкие от меня… В общем, слишком серьёзный.       — Что-то не так? — обеспокоенно спрашивает Кас, проверяя тёмно-сиреневую звезду на лацкане пиджака.       Решение я уже принял, поэтому отчаянно делаю вид что озабочен:       — Моя звезда…       И правда: звезда, которая секунду назад висела на моей шее, делась… Куда-то. Я вскакиваю с места. Он панически вскакивает следом. Я не менее панически начинаю шарить по залу взглядом, а затем с громогласным "Ага!" несусь прямо к ней и жестом бывалого фокусника вытаскиваю звезду прямо у неё из-за уха (и скорее чувствую, чем слышу, как Тина с моего позёрства мученически вздыхает). И подмигиваю девушке, пока Кас не видит. Она не улыбается в ответ, а хмурится, и в глазах презрение пополам с неотжитой болью. Похоже, её бывший мудак познакомился с ней приблизительно так же.       — Хочешь покажу фокус, красавица? — анонсирую я достаточно громко, чтобы следующий за мной Кас охуело запнулся в шаге от нас. А потом поднимаю свою звезду почти на уровень глаз, ухмыляюсь как могу загадочно… и исчезаю за спину официанта в другой конец зала.       Удачи объяснить это тем, что я профессиональный фокусник, старина.       У выхода, из которого я просачиваюсь с применением всех моих способностей бывшего бездомного, я слышу предупредительный, устрашающий и требовательный оклик. Вернее, он бы был устрашающим, если бы исходил от существа больше теннисного мячика.       — Привет, Хорока, — улыбаюсь я лучезарно. — Рад тебя видеть. Думал, что ты не здесь, потому что тебе затея Каса ещё меньше моего понравилась.       Она молча скрещивает руки на груди, а потом обнажает воинственно свой то-ли-меч-то-ли-шпагу, одним языком тела рассказывая: да, я не одобряю эту затею, да, я не одобряю тебя, Кассадин просто конченный идиот, что полез к тебе в постель, кстати, где ты его прикопал.       — Всё в порядке, Хоро, — сообщаю я мягко, — я пинком самовылетел с орбиты Каса однажды и навсегда. А её береги.       Я, наверное, на мгновение даю слабину, потому что Хорока смотрит на меня другими глазами и как может незаметно впархивает вовнутрь, заинтригованная тем, что произошло. Возможно, застаёт момент, когда между Касом и его будущей женой пробегает искра.       Я молча иду прочь, часто моргая. Кас очень серьёзный, Кас очень хороший, и нам могло бы быть хорошо друг с другом ещё долго, дольше, чем рассчитывал я, потому что он упрямый, и я, кажется, правда ему понравился… Но Карма вдалбливает нам в мозг мысль про то, что нужно делать всё правильно, так самозабвенно, что подействовало даже на Грейвза — а я всё-таки меньший, чем он, дурак.       Серпентина впервые за сегодня выбирается из моего нагрудного кармана и доверчиво трётся о щёку щекой, что-то воркуя и заглядывая мне в душу нежными крысиными глазками.       — Ты права, Тин, — улыбаюсь я, — никаких больше отношений внутри команды.       И немедленно получаю по щеке когтями. Больно, между прочим!       — Ладно, ладно. Кроме Малкольма.       Но мне не светят отношения с Малом.       Завтра Кас, конечно, пытается как-то вежливо сказать, что нам нужно расстаться. Заикается, теряется, опускает глаза, выглядит безумно виновато — я ему, наверное, правда нравился…       — Сделаешь меня крёстным своего первенца, — я ляпаю первое, что пришло на ум, минут через пять, понимая, что уже слишком устал от этого балагана, — и мы в расчёте. Пойдёт?       Он что-то мямлит в ответ беспомощно.       ***       А Серпентине я, конечно, наврал: слишком Эвелинн горяча. Особенно в момент, когда она врывается ко мне в комнату и заявляет, что нашла способ отвоевать своих товарок у Зои.       Я не могу отказаться, а Серпентина всё ещё спит, свившись калачиком.       Она, конечно же, умница: понимает, к кому может податься, когда я не возвращаюсь.       ***       А крёстным первенца Кассадина, прелестной девочки, через три года станет Малкольм.