Ни то, ни другое

      Это было так странно.       Бинхэ стоял на холме и наблюдал за тем, как улыбается его шицзунь, пока проклятый зверь с пика Байчжань скрывает горящие щёки, и думал, как странно всё сложилось. Странно для него, странно для шицзуня… Странно для них.       Думал — и самому с себя хотелось смеяться.       Потому что не было никаких «них». Был Ло Бинхэ, изгнанный из школы, жалкий полукровка с амбициями огромными, — бо́льшими, чем он когда-либо мог выгрызть для себя, — с желаниями мерзкими, низменными в отношении собственного наставника; жестокий демон и ничтожнейший человек — и одновременно с тем ни то, ни другое. Был Шэнь Цинцю, уважаемый культиватор, повелитель вершины, добрый и нежный учитель, который пригрел зверя на груди и этому же зверю вложил в руки своё сердце, лишь бы защитить родные стены.       Бинхэ не желал бессмысленных жертв. Он лишь лелеял надежду на любовь, чистую и искреннюю. Мечтал о том, чтобы хоть кто-то его жертвы ценил, даже если те не имели смысла и ценности. Хотел, чтобы кто-нибудь только ради него… чтобы он, ничтожный полукровка, изгнанный из собственной школы, не нашедший приют ни в одном из царств, будь то Поднебесная или обагрённые кровью демонические земли, был кому-то дороже всего мира. И Ло Бинхэ был готов на всё ради такого человека. И думал, что шицзунь — именно этот человек.       А затем осознал, что ошибался.       — Это больно, правда ведь?       Тяньлан-цзюнь возник практически бесшумно, только шелест листьев среди травы стал предвестником его прихода. Почему вообще среди травы затесались листья? В ту пору, когда Ло Бинхэ был главным учеником шицзуня, такого беспорядка не было. Душистые травы колыхались исключительно из-за порывов ласкового ветерка, не осквернённые чем-либо…       — Но одновременно это и благословение. Наблюдать за тем, как твой человек, твой смысл жизни, находит уже свой смысл в ком-то другом.       У Ло Бинхэ никогда не было отцовской фигуры за спиной. И тем лучше, наверное… Тяньлан-цзюнь был… тем, чьего присутствия рядом Бинхэ не желал. Он вообще никого и ничего не желал. Разве что вернуться в прошлое, в котором небосвод был ярче, трава колыхалась на ветру, чистая от сора, он сам был всего лишь мальчишкой без роду и племени, а все улыбки шицзуня принадлежали лишь ему.       — Ты не можешь вечно притворяться, будто не замечаешь моего присутствия.       Бинхэ прикрыл глаза. Кого он пытается обмануть? Самого себя?       Улыбки шицзуня никогда не принадлежали лишь ему одному.       Всегда бы кто-то ещё. Другие ученики, другие горные лорды. Всегда. Был. Кто-то. Ещё.       Всегда был этот зверь с пика Байчжань.       Хотя тут ещё стоит вопрос: кто из них бо́льший зверь? кто всего лишь зверёк, ищущий ласки хозяина, а кто чудовище, откусившее нежную руку?       Даже если просто пыталось.       Этого всё равно достаточно.       Ло Бинхэ — ничтожный полукровка, чудовище; демон и человек — и при этом ничего из этого одновременно.       И всё же было больно осознавать, что человек, которого ты боготворил… скорее всего, и не существовал никогда.       Бинхэ верил, что наедине с ним шицзунь может расслабиться. Что может скинуть маску, которую демонстрировал публике. Что все те взгляды, улыбки, слова были знаками искренней благосклонности.       И сейчас он уверился в том, что был прав: Шэнь Цинцю действительно снимал маску дома. Исключительно для того, чтобы примерить другую.       Был ли Шэнь Цинцю на самом деле таким, которым его видел Лю Цингэ?.. Улыбающимся, мягким и едва-едва касающимся пальцами чужой руки, что сплошь грубой кожей от бесчисленных тренировок и битв покрыта. И с взглядом… Этим взглядом. Будто Лю Цингэ разогнал тучи и зажёг звёзды. А самое ужасное в этом всём то, что Лю Цингэ смотрит на него точно так же, даже хуже. Будто Шэнь Цинцю — Солнце, центр Вселенной. Будто он божество, в то время как сам Цингэ — всего лишь служитель его храма, готовый на всё ради своего прекрасного бога.       Бинхэ — изгнанник, ничтожный полукровка, безнаказанно отрёкшийся от этой веры.       Впрочем, наихудшим наказанием для Бинхэ будет он сам. И груз тяжести от того, что он сотворил со своим божеством.       — Почему так? — наконец-то обратился он к отцу.       — Что именно?       — Почему?       — Что «почему»? — снова переспросил Тяньлан-цзюнь, и в голосе его явственно чувствовалось раздражение.       Как жаль, что Бинхэ на это плевать.       — Я всегда верил, что смысл моего существования — служение шицзуню. Я полагал, что люблю его, и жил с этим знанием всю свою сознательную жизнь. Мне казалось, что я изучил его вдоль и поперёк, что так будет вечно… Что, когда я добьюсь чего-то, когда я буду стоить чего-нибудь, шицзунь наконец взглянет на меня по-другому. Но почему… — он повернулся к старшему демону, отведя взгляд от счастливой пары, — … Почему сейчас всё так? Почему меня не покидает ощущение, будто я никогда его по-настоящему не знал?       — Бинхэ, — насупился Тяньлан-цзюнь.       — Почему сейчас мне кажется, что человека, которого я когда-то полюбил, вовсе не существовало? Что его образ был лишь в моём воображении?       Тяньлан-цзюнь замолчал на несколько минут, смотря на сына, а затем, наконец, заговорил:       — Возможно, это потому, что ты не знал ничего другого? Тебе казалось, что Шэнь Цинцю — недостижимый для кого бы то ни было идеал. А теперь ты понимаешь, что это не так. Более того, ты осознаёшь, что он тоже человек, из плоти и крови, — мужчина помолчал, а затем добавил, опустив взгляд вниз: — Такой же, как и ты.       Бинхэ тоже посмотрел на поляну, и тогда что-то внутри него, то, что он считал давно разбитым, треснуло и разлетелось на тысячи осколков.       Лю Цингэ крепко прижимал к себе Шэнь Цинцю и гладил по спине, целуя. И, что хуже всего, Шэнь Цинцю обнимал его в ответ.       — Это больно, правда ведь? — снова задал свой вопрос Тяньлан-цзюнь. В голос его проскользнула улыбка.       Бинхэ очень захотелось его ударить.       — Знаешь, в твоём возрасте я тоже считал, что первая любовь — это раз и навсегда. Но жизнь продолжается, время залечивает раны, и ты начинаешь понимать, что весь твой мир, в общем-то, не крутится вокруг одного человека.       — Мой крутится.       И Бинхэ даже не преувеличивал. Он на самом деле не знал, как жить иначе. Последние десять лет его жизни разворачивались около его шицзуня. Он буквально вырос рядом с ним, окружая того заботой.       Тяньлан-цзюнь был прав. Он просто не знал ничего иного.       — Знаешь, как говорят на западе? Не создавай себе идола, — практически пропел этот невозможный демон.       Ло Бинхэ моргнул, растерянно насупился и посмотрел на отца, на мгновение даже позабыв про свою боль.       — Разве это не религиозная заповедь?       — О, так ты знаешь об этом? А по тебе и не скажешь.       — Знаешь, довольно странно слышать нечто подобное от… эм-м… демона.       — Умоляю тебя, это всё просто предрассудки, — махнул рукой Тяньлан-цзюнь.       Бинхэ фыркнул и решил, что игнорирование этого шута, каким-то образом приложившего руку к его появлению на свет, будет лучшим решением в его жизни.       — Так что будешь делать дальше, сыночек?       — Не знаю, — честно ответил Бинхэ.       Царство демонов было излишне беспокойным из-за него и его амбиций, мир людей пытался оправиться от ужаса, которому он (ну, может быть, не только он) был виной, а сам Бинхэ так и не понял, что он такое.       Его жизнь такая никчёмная.       — Жалеть себя можно целую вечность, а главное — этим можно заниматься на ходу, — вырвал его из мрачных мыслей голос отца. Бинхэ повернул голову в его сторону, не желая разговаривать, но готовясь выслушать; и Тяньлан-цзюнь продолжил, усмехаясь: — У тебя есть уникальная возможность выбрать, кем ты хочешь быть. Можно избрать путь культивации и спустя годы таки построить себе честное имя, а можно отринуть свою человечность, став демоном и покорив демоническое царство… В конце концов, звание императора у тебя в крови, — фыркнул Тяньлан-цзюнь. А потом вперил серьёзный взгляд в своего отпрыска. — Но какой бы путь ты не избрал, я тебя поддержу. Мне кажется, что это будет правильно.       И среди тысяч осколков внутри него нечто сделало маленький толчок, от которого вмиг стало теплей.       Возможно, игнорировать этого демона было бы правильней. Но Бинхэ всегда знал, что плохо умеет принимать судьбоносные решения. Таким уж он был существом.       Не демон и не человек. Но одновременно с этим — и то, и другое.