Эти цепи - моя клятва Свету

      - Моя Госпожа, - Рейстлин доверчиво, с благодарностью прильнул к руке Крисании, что нежно гладила его по волосам и смотрела с мягкой, чуть рассеянной улыбкой.       Темные волосы струились вниз из-под изящной платиновой короны, что, казалось, была легче воздуха. Слепяще белые одеяния легкой дымкой окутывали её тело, а на правой руке звенело несколько тонких золотых браслетов.       - Разве так правильно? Ты ведь стремился не к этому… - в тихом, но в то же время звонком голосе звучали нотки сожаления. Крисания сожалела не о его выборе, но о том, куда Рейстлин загнал себя.       - Я получил то, что заслужил, и я совершенно не против, - мужчина оплёл пальцами её запястье, слегка прозвенев оковами на руках, и прикоснулся губами к изящной кисти.       Они оба находились в том месте, что когда-то звалось садами Паладайна. Крисания продолжала так называть его, хотя бы в память о своём небесном отце, что отдал жизнь, спасая свою горделивую и глупую дочь от Такхизис.       Серые глаза слегка подернулись дымкой, как было каждый раз, когда она вспоминала тот миг, когда Паладайна не стало, а его божественная сила вдруг хлынула в её тело.       Бездна. Чёрная мантия Рейстлина почти сливается с окружившим их мраком. Липким и густым. Он не позволяет двигаться или кричать от страха, что паутиной оплетает легкие и горло.       - И все же ты пришёл, мой мальчик. Мой глупый, наивный мальчик, - хохочет Такхизис, пока тени волочат обессиленного, израненного Рейстлина к её трону.       Он пытается вырваться, но стоит его магии рассеять одну тень, на её месте тут же появляются две новых. И она никак не может больше помочь ему. Жрицу держит не только сама Тьма, но и её собственный страх. Света и веры в груди нет, Бездна глубоко пробирается внутрь чистой души. Рейстлин был прав, когда сказал, что здесь до Паладайна далеко. На его силу уже поздно надеяться.       - Мы могли бы вместе править миром, Рейстлин, - Богиня презрительно смотрит на чёрного мага, которого швырнули ей в ноги.       Тот пытается подняться, но на плечи опускаются мягкие руки, грубо сжимают, едва не ломая кость, и он остаётся стоять перед ней на коленях, молясь не упасть без сил.       - Глупый, ты предпочёл свою гордость, - пощёчина, после которой на щеке остаются четыре глубоких царапины.       Рейстлин тихо вскрикивает, почти падая на песок и упираясь руками у ног Такхизис. Её рука оплетает его шею, склоняя ниже, лишая воздуха, ломая и уничтожая его гордость.       - А нужно было лишь подчиниться. Я щедра к тем, кто верно служит. Но жестоко наказываю предателей, - Богиня улыбается, но улыбка больше похожа на оскал. - И ты поплатишься за свой норов смертью жрицы. Приведите ее!       Крисания чувствует, как ледяные щупальца впиваются, нет, не в кожу, в саму душу, и злая сила тащит её на негнущихся ногах к Повелительнице Тьмы и бросает на колени рядом с Рейстлином.       - Смотри маг, потому что она этого больше не сможет, - острые когти тянутся к серым глазам, что распахнуты в немом ужасе.       Но вдруг казнь останавливает белая вспышка.       - Не в этот раз, Такхизис!       Паладайн закрывает собой и Крисанию, и Рейстлина. Он слишком сильно обеспокоен состоянием своей жрицы, и это обходится ему слишком дорого. Не замеченный удар проникает глубоко в сердце, открытое к боли и состраданию. Такхизис знает, когда брат уязвим, и верно использует это в свою пользу. Светлый Бог стонет от боли, принимая её подлый удар, по белым одеждам быстро ползёт кровавое пятно.       - Отец! - Крисания кричит от ужаса, и ей кажется, что её собственное сердце перестаёт биться.       Паладайн слабеет с каждым уходящим мгновением, но до конца своей жизни защищает мага и жрицу. Бог касается её груди непривычно холодными пальцами и шепчет благословение.       - Ты справишься, дочь моя, - слабым голосом говорит он, пока Такхизис наносит ещё один смертельный удар под зловещий, почти сумасшедший хохот.       И Крисания чувствует разрывающую её тело силу. Что-то наполняет её, одновременно прекрасное и ужасное. Свет, такой родной, но такой непривычно сильный, он заполняет легкие, заставляет её задыхаться. Краем глаза жрица видит, как Такхизис атакует её. Она не успевает среагировать хоть как-то, но почему-то атака все равно сходит на нет, едва ли коснувшись её тела. Тёмная Богиня разъярённо пробует ещё раз, но вновь терпит поражение.       - Вот, значит, что ты, братец, задумал, - она грубо швыряет тело Паладайна прочь, и хищный взгляд чёрных очей обращается на Рейстлина. - Может быть она и защищена от меня. Пока что. Но ты, Маджере, нет!       Однако прежде, чем она успевает что-то сделать, Крисания закрывает чародея собой. Она не знает, что будет теперь, только чувствует где-то внутри, что у неё есть время забрать их отсюда и спасти от Владычицы.       - Время выбирать, Рейстлин, - она протягивает ему руку. - Или Тьма и смерть… или Свет.       Маг замирает. Бросает короткий взгляд на Такхизис и подаёт руку Крисании, склоняя голову перед новой Богиней. Перед своей Богиней.       Королева яростно рычит, принимая лик пятиглавой драконицы, но больше ничего сделать не может. Свет надёжно укрывает от неё обоих.       Рейстлин чувствует, как шею начинает что-то сдавливать. Маг поднимает руку, но лишь для того, чтобы почувствовать, как вокруг горла оборачивается платиновый ошейник, а цепь тянется куда-то в сторону Крисании. Изумленно и испуганно поднимает взгляд на жрицу, но тут же понимает, что сейчас не время выяснять что-либо, и позволяет ей забрать его прочь.       Увидев, что Крисания вновь погрязла в воспоминаниях, Рейстлин, словно кот, прижался к её ногам, виновато глядя в серые глаза. Они оба понимали, что Светлый Бог знал, что делает. Но ещё оба понимали, что в смерти Паладайна немалая часть вины самого чародея. Но Крисания никогда не винила его. Как и прежде, она в последний раз слепо доверилась своему Богу, а затем приняла его ношу на себя. Богиня Света слабо улыбнулась Рейстлину, и тому показалось, что его согрели солнечные лучи. Золотые глаза с благодарностью и преданностью смотрели снизу вверх.       Он сам выбрал это место. Не рядом, а подле. Рейстлин больше не считал себя достойным божественной силы. И не ставил себя равным своей Богине. Поэтому сидел у её ног, скованный цепями, что почти сливались с белыми одеждами, в которые он был облачен теперь. Хотя и магом Рейстлин тоже больше не был. Он отдал Свету всё, что имел, чтобы выйти из Тьмы. И всё же сожаления он не испытывал.       - Глупый, отпусти себя, - Крисания провела пальцами по оковам на его руках, смотря на скованные лодыжки, ошейник, который не позволял Рейстлину отойти от трона. Цепь неизменно змеилась к ней. И у неё от этого порой что-то больно сжималось внутри. - Ты не слуга мне.       Но он упрямо сидел подле, прижимаясь к ней.       - Не слуга, - подтвердил мужчина, ни на миг не отводя от Крисании взгляда золотых глаз. - Но ты моя Богиня, и тебе я отныне предан. Это моя клятва верности, - или по крайней мере Рейстлин так истолковал свои оковы.       Ни он, ни новая Богиня Света не знали, почему, приняв помощь от Крисании и отвернувшись от Тьмы, чародей оказался скован цепями. Почему платина неизменно холодила его шею, запястья и лодыжки и не отпускала от бывшей жрицы. Возможно, такова была плата за то, что она едва не умерла из-за него, но все же решилась спасти. Возможно, сам Рейстлин бессознательно создал свои оковы, отрекаясь от Тьмы и навек возвращаясь к Свету.       - Я верю тебе без этого. Я знаю, что ты не предашь и не уйдёшь. Так зачем? - никогда по собственной воле Крисания бы не обрекла его на подобное. Но это был не её выбор.       - Я заслужил, - упрямо твердил бывший чародей. - Я хочу остаться около тебя.       - Но я ведь не прогоняю тебя, - почти в отчаянии воскликнула Богиня, обхватывая его лицо ладонями и лихорадочно целуя. - Ты не должен быть ни скован, ни коленопреклонен предо мной, Рейстлин!       - Пусть всё остаётся, как есть, - уклончиво ответил тот, с благодарностью принимая её ласку.       Он никогда не думал, что способен стать собственной противоположностью за один миг. Но что-то почти сломало его тогда, когда он услышал предсмертный крик Паладайна.       - Отец! - Крисания кричит, но все, что он чувствует - это удушающий его мрак.       Маг лишь на короткое мгновение поворачивает голову в сторону Светлого Бога, чтобы увидеть залитые кровью белые одежды, но воля Такхизис сковывает его тело и заставляет смотреть вниз, склонив перед ней голову.       Рейстлин не понимает, как так. Как мог Паладайн погибнуть. Ведь он Бог… Бессмертный… и магу становится страшно. Впервые за всё то время, что он стремится к божественной власти, ужас захлёстывает его с головой, и чародей больше не может противиться Богине. Такхизис прижимает его к песку, и он покорно простирается у ее ног, вздрагивая, когда Богиня швыряет тело Светлого Бога прочь. Тьма затапливает его легкие, наполняет вены вместо крови, и ему становится до крика больно. Рейстлин слышит, как Такхизис вновь угрожает Крисании, но стоит ему дернуться, чтобы броситься жрице на помощь, раз уж он завёл её сюда, как на спину опускается нога в изящней туфле с острой шпилькой, пригвождая его к земле. Закрывает глаза, чувствуя смертельный холод Тьмы, оплетающий его.       «Отныне ты - моя тень, - шипит в его голове голос Королевы. - Без прав, без голоса, без воли, без желаний. Ты выведешь меня за Врата и там встретишь свою смерть!»       Ещё миг - и она бы лишила чародея всего, стирая в пыль его личность. Но Рейстлин вдруг видит несмелую, но от того не менее яркую вспышку света, и вес Тьмы пропадает с его тела. Маг видит протянутую руку и серые глаза, темные от пережитого ужаса, но смотрящие на него с нечеловеческой решительностью.       - Время выбирать, Рейстлин, - он видит, как за плечом Крисании беснуется Такхизис, но ему не до этого. - Или Тьма и смерть… или Свет.       Жрица говорит так спокойно, но в то же время за словами кроется неукротимое волнение. Чародей чувствует её силу и тянется к ней. Он уже знает, что там обретёт покой и найдёт все ответы, которые так долго искал.       «Свет не погиб», - думает с облегчением и склоняет голову, обещая себе, что больше никогда не ступит на разрушительный путь Тьмы и никогда не посмеет предать ту, что сейчас смотрит на него так решительно. И вместе с тем влюблённо. Рейстлин протягивает руку, обхватывая хрупкую ладонь молодой Богини, и склоняет голову.       Сидя у ног Крисании, он понимал, почему скован. Хотел быть уверенным, что не вернётся к тем идеям, что едва не убили его, её и весь мир. Что убили её Бога. Это знание было тяжелее давнего осознания своей смертности и ничтожности. Рейстлин лучше, чем кто-либо другой знал и видел, как дорог был Паладайн для Крисании. Он был ближе родителей и дороже самой жизни. Он и был жизнью жрицы, которая не мыслила своего существования без своей веры и своего Бога. Но он отнял у неё это. Не задумываясь над своими действиями и их последствиями. Вот то, что гнуло его к земле перед ней. Вина. Но кроме этого было ещё безмерное восхищение. Крисания безропотно приняла на себя роль Богини, завещанную Светлым Богом, она простила Рейстлина, приняла к себе и не закрыла от него свою душу. Несмотря на все его чёрные деяния, она спасла его, осталась с ним и позволила ему остаться около неё. Сам маг был жалок и ничтожен по сравнению с ней. И всё же, он любил ее. И хотел быть достойным своей Богини.       Рейстлин поднял взгляд на Крисанию, привставая на коленях. За всё время, проведённое подле неё, он никогда не вставал в полный рост, позволяя себе лицезреть свою Богиню, лишь преклонив колени.       - Спасибо тебе, - будто зачарованный, прошептал он. Крисания слегка наклонилась, и мужчина мягко, с трепетом коснулся ее губ, прикрывая глаза и утопая в волнах безграничного покоя.       Она ничего не сказала, но вместо этого тепло отвечала на сладкий поцелуй, вплетая пальцы в седые пряди и нежно перебирая их. Крисания хотела надеяться, что однажды Рейстлин простит себя за содеянное и снимет свои оковы, чтобы она могла сидеть на его коленях, прижимаясь к груди и вдыхая любимый запах роз. Этот запах исходил, казалось, от самого тела чародея. Он сменил цвет одежд и навсегда отказался от магии, но этот легкий аромат роз остался не смотря ни на что.       С сожалением она оторвалась от него, почувствовав тихий оклик. Её звали её жрецы. Ей, обычной, тихой дочери Паладайна подобное словосочетание почти что претило. Но внутри разгорался огонь сострадания и любви ко всем этим людям, которые теперь нуждались именно в ней.       - Я должна уйти, Рейстлин, - предупредила Крисания, поднимаясь. - Но скоро вернусь, - она ласково провела пальцами по его щеке.       Богиня исчезла, оставив после себя слегка серебрившийся воздух. Рейстлин глупо улыбнулся, глядя на искорки, оседавшие на мягкую траву. Больше никакого песка. Цепь стала невесомой и почти прозрачной, стоило Крисании оставить его. Ошейник исчез, перестав мешать воздуху поступать в легкие.       Но вдруг в груди отозвался колокольчик тревоги, а по коже пробежался мороз.       - Вот так просто ты отдался ей? - прошипела Такхизис, тенью являясь за спиной Рейстлина.       Тот даже не дрогнул, лишь сжал губы, недовольный, что Богиня Тьмы смеет нарушать извечный покой садов Паладайна.       - Стал ее рабом, как это жалко, - ядовито выплюнула Такхизис.       Чародей поднялся с колен и повернулся к ней. Извечное противостояние чёрного и белого. Его оковы рассыпались, опустившись вниз светлой пылью. Странным образом он был скован лишь тогда, когда Крисания была рядом. Когда она оставляла его одного, оковы исчезали, чтобы появиться вместе с ней вновь.       - Я не раб и не слуга здесь, Такхизис, - спокойно проговорил Рейстлин. Удивительно, но в белых одеждах он выглядел не менее статно и внушительно, нежели в черных. И в золотых глазах не было и капли страха перед Богиней Тьмы. Он выбрал Свет, и его мятежная душа наконец нашла покой под его защитой.       - Ничтожество! На что ты обменял своё могущество?! На цепи да ошейник! - с презрением рыкнула Владычица.       - За это могущество ты бы убила меня. А без него и подавно. Либо же сделала бы своей марионеткой, - он дёрнул уголком рта, сцепляя руки за спиной.       - Я уже говорила, за верность я плачу щедро.       Рейстлин рассмеялся.       - Это выглядит жалко, Такхизис, - он вернул ей её же фразу. - Ты пытаешься заманить меня обратно во Тьму, чтобы снова иметь надежду выйти из Бездны, захватить мир. Чтобы снова уничтожать и мучить. Но у тебя не получится. Ничего из того, что ты желаешь, - Рейстлин облокотился о трон. - Я сделал свой выбор, и Тьма мне больше не нужна, - он в упор смотрел на Богиню Тьмы, давая понять, что разговор окончен.       - Тебе здесь не место, Такхизис, - бушующие тени разогнал мягкий, но в то же время веющий силой и мудростью голос вернувшейся Крисании. - Возвращайся туда, откуда пришла, - серые глаза метнули предупреждающие молнии в сторону Владычицы, но потеплели, когда взгляд переместился на Рейстлина: - Я очень горжусь тобой, - тихо и мягко добавила она.       Такхизис же шипела от бессильной ярости и плевалась ядом, глядя, как на руках и ногах мага вновь вспыхивают оковы, а цепь от ошейника снова тянется к рукам Крисании. Уже исчезая, она увидела, как Рейстлин с улыбкой и обожанием в глазах опускается на колени и склоняет голову перед севшей на трон Светлой Богиней. Её переполняли ревность и зависть. Она могла силой и пытками заставить мага склониться перед ней, крича от боли он бы поклялся ей в верности, но никогда, никогда он не сделал бы этого добровольно, лишь из любви и уважения к ней.       - Разве ты не заслужил свободу? - Крисания, как и прежде, мягко гладила его волосы, желая, чтобы он был ближе.       - Моя Госпожа…, - Рейстлин чуть виновато улыбнулся, прильнув к любимым рукам. - То, что я заслужил быть подле тебя - это уже очень много, - тонкие губы нежно коснулись серединки ладони.       - Что ж… Хорошо, пусть пока будет по-твоему, - о, Крисания слишком хорошо знала, что ей его ни за что не переубедить, будь он чёрным магом или… Богиня ещё не совсем определилась, кем же Рейстлин был теперь, но его белые одежды явно указывали на чьей он стороне.       - Благодарю тебя, - золотые глаза искрились любовью.       Мужчина положил голову на колени Богине, вдыхая легкий аромат ладана, что извечно источали её одежды, а она гладила его, не в силах стереть с лица счастливую улыбку.       Да, за эту улыбку она заплатила высокую цену. Жрице было больно и страшно, она пережила страшнейшие испытания и потери, но все же добилась своего. Не смотря ни на что она смогла вернуть Рейстлина к Свету.       - Ты всё-таки услышал меня, - судорожно дыша и не сдерживая слез, Крисания обнимает растерянного Рейстлина, крепко прижимая к себе и чувствуя дрожь горящего в лихорадке тела.       - Услышал, - шепчет едва слышно, прижимаясь к ней так, словно больше ничто в мире не может спасти его. - Но… поздно, - вина невыносимым грузом давит на плечи.       - Нет! - Крисания мигом обрывает его. - Паладайн знал, что делает. Ошибки совершили мы оба, и разделять нашу вину смысла я не вижу! - она берет его лицо в свои ладони и отчаянно смотрит в испуганные глаза. - Ты пойдёшь за мной? Шагнёшь к Свету? - когда-то так он спрашивал её про Тьму, но теперь ее очередь задавать этот вопрос про Свет.       Молчание длится несколько долгих, мучительных ударов сердца, и чародей кивает, слабо улыбаясь. Он вдруг чувствует слабость, но вместе с ней и долгожданную свободу. Опускает взгляд вниз, глядя на посветлевшую мантию. Рейстлин чувствует пугающий холод в груди и знает, что больше никогда не почувствует жар магии. На секунду это ужасает его, но в следующее мгновение пустота заполняется трепещущими чувствами преданности и любви. И он льнет к Крисании, к своей Богине в порыве благодарности. В ответ она снова заключает его в объятия, согревая, растапливая лёд в груди.       - Не бойся, я с тобой, - мягко уговаривает, любуясь им.       - Я… люблю… тебя, - несмело, дрожащим голосом. Чародей будто ожидает, что будет наказан за свои слова, но Крисания только улыбается счастливо и шепчет те же слова в ответ.       Они не говорят о цепях, сковавших все его тело, это решится потом. Сейчас важно одно - прозвучавшие три слова из уст, слившихся в нежном поцелуе.