«Дорогой Трэвис! Как твой выпускной? Надеюсь, что всё прошло хорошо. У нас учёба ещё не кончилась, ты же знаешь, — в следующем году мне предстоит сдавать итоговые тесты. Не то чтобы я волнуюсь, хотя немного всё-таки волнуюсь… Я много думаю о том, чтобы уехать из Виндена, в основном, с подачи дедушки. Он не хочет, чтобы я тут торчала. Предлагает поехать в Берлин, поступать в полицейскую академию поприличнее. Меня это пугает, хотя, не сказать что не прельщает. Как ты думаешь, стоит ли? А ещё на днях я встретила одного парня, его зовут Петер. Вроде бы милый, на маньяка не похож. Он теперь будет жить в нашем городке. Надеюсь, мы подружимся. С нетерпением жду, когда ты приедешь в Германию, а то как-то нечестно получается — я у тебя побывала, а ты у меня нет. Обязательно выбирайся на следующие летние каникулы, у нас будет много фестивалей и вообще, тебе должно понравиться!
Ужасно-скучающая-по-тебе, Шарлотта»
Короткое письмо, написанное от руки корявым английским, одно из десятков, всегда оканчивалось рисунком какой-нибудь птицы. На этот раз это была сойка — Шарлотта как-то писала, что она символизирует надежду, а Трэвису казалось, что она всё это придумала. Песочное тельце с тщательно прорисованными перьями, баланс чёрного и синего цветов на крыльях, глаза, выдавленные на листе чёрным графитом Шарлотта при желании могла бы стать художником-анималистом или что-то в этом роде. Художников его отец тоже не особенно уважал, но, скрипя зубами, отдавал кровно заработанные, когда портрет очередного Хэккета пополнял стену столовой. Помятый конверт уже пожелтел от времени и кое-где пошёл пятнами сырости, рисунки на марках почти стёрлись, оставляя только зазубренные края бумаги. Трэвис сидел в кабинете и вертел в руках отголосок счастливой юности. На коленях лежала длинная нераспечатанная коробка с недавно купленным обрезом, в ящике валялись «пустышки», которые позже набьются серебром и пойдут в ход, а на столе, прямо перед ним, колыхалось от лёгкого сквозняка початое письмо на казённой линованной бумаге со штемпелем.«Здравствуй, Шарлотта. Пишу тебе после долгого перерыва, возможно, достаточно долгого, чтобы ты совершенно забыла, кто я такой такой…»
Дальше слова не шли. Возможно, уроки литературы и не были бы так бесполезны, а возможно, он просто кристально ясно понимал глупость своей затеи — написать подруге молодых лет после… скольки? Двадцати лет молчания? Сорока? О возрасте Трэвис старался не вспоминать, подальше загоняя неприятные факты. Он отодвинул листок подальше от себя и уставился в окно, отбивая пальцами незамысловатый ритм по столешнице. А куда он собственно собрался писать? Трэвис потянулся за конвертом и перевернул его, вчитываясь в адрес. — Зараза. Почти все чернила на адресе отправителя размылись. «Потому что не стоило держать письма на чердаке!» — укорил внутренний голос. Ладно, выход есть всегда. Трэвис подтянул к себе телефон и достал из ящика телефонный путеводитель. Радикально, но что тут поделаешь. Германия, Германия… Ага, что-то есть. Он набрал номер, зажав трубку плечом. Какие-то остатки разговорного немецкого в голове ещё были, но придётся, видимо, изъясняться блеяниями. На удивление ответили на английском. Инновации — они такие. Вот бы ещё не стоили десятки долларов за межконтинентальные звонки — цены бы им не было. — Немецкое справочное бюро слушает вас, чем могу помочь? «Ого, как официально» — Эм… добрый день, здравствуйте. Я… мне нужно найти адрес одного человека. К сожалению, на конверте он размылся от влаги и ничего невозможно прочесть, — Трэвис попытался выдавить смешок, чтобы казаться умилительно-неловким, а не великовозрастным растяпой. Вышло паршиво. — Конечно, вы обратились по адресу. Назовите, пожалуйста, имя и фамилию человека. — Таннхаус. Шарлотта Таннхаус. Фамилию подруги Трэвис запомнил хорошо. Он вообще любил запоминать интересные, сложные слова и вечерами ломать язык в попытках их произнести, перебарывая себя и остатки юношеского заикания. — Осуществляю поиск, подождите минутку. Некоторое время с той стороны телефонной трубки был слышен стук клавиатуры и попискивание поисковой системы. Трэвис зевнул, снова бросив взгляд на недописанное письмо. — Простите, такого человека в базе нет. Трэвис закрыл рот, щёлкнув зубами и, сморщившись, придвинул стул ближе к столу. — Ну, у вас же есть база всех жителей Германии? — Именно так. — И что, нет никого с такой фамилией? — Отчего же, есть. Герр Марек Таннхаус, Соня Таннхаус, герр Х. Г. Таннхаус и многие другие, но Шарлотты среди них нет. Думаю, вам стоит обратиться в полицейскую базу, там ответят точнее. — Спасибо за совет, — Трэвис повесил трубку. Десять долларов за звонок — и ради чего? Трэвис полистал справочник в поисках номера полицейского управления и набрал нужные цифры. — Это полиция, что у вас случилось? — Э-э-э, здрасте, говорит офицер американской полиции Трэвис Хэккет, округ Норткилл, штат Нью-Йорк, служебный номер: 45692759. Мне нужно найти одного человека и в справочном бюро меня послали к вам. — Хотите заявить о пропаже, офицер? — на той стороне зашуршали бумагами. — Нет, нет, мне нужно найти утерянный адрес, только и всего. В бюро ничего не нашли, сказали, что вы поможете. — Почтовый адрес? А, может, будет проще написать на электронную почту? «А может будет проще закрыть рот?» — Почтовый, да, я... почти не пользуюсь компьютером. Так вы поможете или нет? Телефонные разговоры Трэвиса порядком раздражали. Он вертелся на стуле, поставив телефон на колени. — Хорошо, но помните, что наш разговор записывается. Назовите имя и фамилию того, кого ищете. — Шарлотта Таннхаус. Она немка, ей сейчас должно быть лет сорок-пятьдесят. Может, вышла замуж и сменила фамилию, не знаю. — Минутку, герр Хэккет. «Герр, ну надо же!» Снова застучали по клавиатуре. — Офицер, вы на связи? — Да, да, я тут. — Не нашлось никого с такими данными. — Ну, может она старше. Я не помню возраст, если честно, мы не виделись очень много лет. — Нет, офицер, нет вообще ни одной Шарлотты Таннхаус. «Да они что, издеваются?» — А может, получится найти по её городу? Как там было... — он пробежал глазами письмо Шарлотты. — Винден, она из Виндена, маленькое такое место! — Я соединю вас с полицией Виндена. — Погодите, не- Но телефон уже запищал, переходя в режим удержания звонка. — Я, блять, что, — прошипел Трэвис себе под нос, — похож на секретаршу президента? В трубке заговорили. — Полиция Виндена слушает. — Здравствуйте, я офицер Трэвис Хэккет, штат Нью-Йорк, в центральном отделении меня переключили на вас, потому что я ищу одного человека. Это женщина, она из вашего города, ошибки точно быть не может и если, конечно, вы в Германии единственный Винден. Так что, пожалуйста, — Трэвис начинал терять терпение, — поищите мне адрес Шарлотты Таннхаус или как там сейчас её фамилия. Снова застучали по клавиатуре. Трэвис решил, что ещё один этот дятловский стук на ухо и он уничтожит все компьютеры в мире. — Офицер? — Да, — это прозвучало, наверное, слишком нетерпеливо, — я здесь! Только не говорите, что ничего не нашли. — Именно так, офицер. — Может быть, с вашей системой проблемы? — Герр Хэккет, — «Господи Боже, ну хватит», — даже если с системой и проблемы: Винден — городок маленький, а я работаю в местной полиции двадцать пять лет и уверяю вас, что не видела и не слышала ничего про Шарлотту Таннхаус. Может, это вы ошиблись городом? Или фамилией? Трэвис отрицательно покачал головой, забыв, что собеседница не может его видеть. Забыть — это не про него, отличная в молодости память с возрастом нисколько не притупилась. Что-то тут не сходилось. — Вы точно уверены, что ничего нет? — Абсолютно уверена. Трэвис молча повесил трубку, с уверенностью, что немецкая полисменша ещё добрых сорок минут будет рассказывать про хама-американца. Ну и пускай. Он откинулся на спинку стула, разглядывая серый бетонный потолок. В общей базе нет, в полицейской тоже, даже в местной ничего не нашлось. Что же это такое… Так не бывает. Он снова снял трубку и набрал номер брата. Тот ответил быстро. — Крис, есть минутка? — Да, а что случилось? —Ты можешь поднять архивы лагеря? Нужно найти кое-кого. — Что-то серьёзное? — Нет, нет, ничего такого. Просто удели мне немного своего директорского времени. — Хорошо, — Крис вздохнул и Трэвис услышал, как он спускается по лестнице вниз, в кладовку, где хранились данные об отдыхающих, — какой год? — Дай подумать… — Трэвис постучал ручкой по письму. — Кажется, восемьдесят четвёртый. Крис застучал дверцами шкафов, прижимая телефон к уху. Он любил порядок, поэтому особенно внимание уделял лагерной картотеке, которая была в значительном раздрае после того, как их отец перестал заведовать этим местом. — Ага, нашёл. — Глянь-ка по имени Шарлотта, есть ли что-нибудь. Или Таннхаус. Или Шарлотта Таннхаус, что-нибудь такое. Крис зашуршал страницами и Трэвис поймал себя на мысли,что это уж точно лучше постоянного клацания. Старая добрая бумага. — Как ты сказал, Шарлотта? — Ага. Нашёл что-нибудь. — Есть одна Ширли, но это фамилия. И Шелдон. Всё. — А по Таннхаус? — Такой фамилии вообще нет. Она примечательная, я бы запомнил. — Постой, постой... И ты не помнишь её? Шарлотта, она такая... странная девочка, мы дружили, ещё переписывались и мама всё порывалась читать письма, помнишь? Она рисовала птичек для Бобби, помнишь? — Нет, не помню ничего такого. Переписка... Нет, вряд ли такое было. Ты пьяный? — Что? Господи, нет! Я перезвоню. — Постой, Ти! Трэвис положил трубку и потёр переносицу пальцами. Всё это походило на дурацкий сон или глупый розыгрыш. Он даже для уверенности проверил календарь, нет было ли сегодня Дня Смеха. Октябрь. Блядство. Трэвис ещё раз взял в руки письмо и поглядел на конверт. Письмо было самым настоящим, это точно. Также, как ещё десяток писем, запрятанных в его именном сундуке на чердаке. И все от Шарлотты, все из Германии. Ошибок быть не могло — Трэвис может и постарел, но не отупел. Он снова набрал Криса. Оставался последний шанс, после которого он уж точно решит, кто сошёл с ума: мир — или он сам. — Трэвис, какого чёрта? — Слушай, а альбомы у нас оставались? Ну, общие фотографии, которые всегда снимали в конце смены. — Да что ты... Ладно. Тот же год? — Да, восемьдесят четвёртый. Если найдёшь, сбрось мне на почту. И отключился. Компьютер в кабинете, используемый настолько редко, что уже покрылся приличным слоем пыли, включался долго: жужжал и хрипел. Пришёл теперь его черёд клацать по клавишам. Фотографию Крис, очевидно, нашёл — у вкладки электронной почты горела единичка входящего сообщения. «Единственная, которая была» гласила подпись к отсканированной фотографии, на которой тридцать детей разного возраста и шестеро вожатых стояли на полянке напротив главного коттеджа, в котором располагался директорский офис. Младшие сидели на скамеечках, дети повыше стояли позади них, а остальных поставили на небольшой постамент, образовав третий ряд. Трэвис помнил, что сбили эту длинную подставку из ящиков буквально за десять минут перед этой фотографией. Шарлотта тоже порывалась взять молоток, но вожатые ей не позволили. На том фотографировании она стала рядом с Трэвисом, взяв его за рукав джемпера так, чтобы никто не видел. Ей так было комфортнее, а у него наверняка горели щёки. Трэвис клацнул мышкой, увеличивая фотографию. И вот он — несуразный подросток в синем джемпере, стоящий почти в центре верхнего ряда. Щёки у него и правда красные, но вот только рядом никакой девочки не было. Для уверенности Трэвис несколько раз пролистал фотографию туда-сюда, но рядом был только рыжеволосый мальчишка и сам Крис, закончивший в тот год среднюю школу. Никакой Шарлотты не было. Трэвис просмотрел и остальную часть фотографии: человека за человеком, но нигде не было блондинистой головы с распущенными волосами и полуприкрытыми грустными глазами. На мгновение Трэвис подумал, что стоит проверить и бухгалтерию, но что-то подсказывало, что и там он ничего не найдёт. Никаких свидетельств того, что Шарлотта Таннхаус была в лагере «Хэккетс Кворри» летом восемьдесят четвёртого года. А сопоставляя с остальными данными, а точнее, с их отсутствием, можно было сделать вывод, что такого человека не существовало и вовсе. Но ведь, но… Трэвис бы потряс связкой писем, если мог. Она была, писала вот это — и жила в его памяти со своими глупыми птицами. Как же так получилось, что она словно исчезла с лица земли? Шериф взял письмо и ещё раз пробежал по нему взглядом. «Ужасно-скучающая-по-тебе, Шарлотта».Где же ты?