Благородные разбойники

            Сегодня на Хорс-Гардс-роуд один было многолюдно. Конец квартала совпал с открытием нового парламентского года и визитом монарха в Вестминстерский дворец. Для сотрудников секретариата Казначейства Её Величества это грозило сокращением обеденного перерыва и прибавкой дополнительных лестничных пролетов к рабочему маршруту. Потом неизменно последует официальная благодарность, на дорогой вощеной бумаге, от канцлера Казначейства. У Гермионы Грейнджер было уже три таких письма, ровно по одному за каждый год, что она проработала там. Когда три года назад, едва окончив университет, она пришла на эту должность, по рекомендации ее непосредственного начальника и друга, ответственного секретаря Перси Уизли, она всерьез полагала, что к этому времени сможет, по крайней мере, сменить отдел. Однако спустя три года и два месяца, она все еще была секретарем. Ни регулярные переработки, ни дотошное отношение к документам не могли поколебать начальство и помочь ей продвинуться по службе. Злость от такого положения дел только подстегивала проявлять инициативу — социальная революция, поддерживаемая грязными аккордами панк-рока, ощутимо раскачивали классовые и гендерные устои консервативного английского общества начала семидесятых. Гермиона снова оказалась в канцелярии Комиссии Казначейства. Долорес Амбридж, женщина, одно покашливание которой могло направить ход совещания в другое русло, никак не могла взять в толк, отчего ее непререкаемый авторитет и способность заставлять трепетать лордов-заседателей не действует на эту выскочку из секретариата.  — Что на этот раз, мисс Грейнджер вас привело ко мне? — она нежно коснулась кончиком карандаша болванчика в виде гавайской танцовщицы, отчего та послушно закачалась из стороны в сторону.  — Я нашла ошибку в предоставленных данных для отчета, мадам. Результаты не сходятся с цифрами за прошлые годы. Вот, — протянутая папка чуть не съездила по носу главе канцелярии, отчего та только недовольно засопела.  — Мисс Грейнджер, уж не думаете ли вы, что отчеты делаются дураками, неспособными выполнить простейшие арифметические действия? Вы что, всерьез полагаете себя умнее людей, которые пишут эти документы?! Возражения девушки были прерваны появлением лорда-казначея Корнелиуса Фаджа в парадном одеянии и белым посохом, по случаю встречи с монархом, и канцлера Казначейства Люциуса Малфоя.  — Доброе утро, Долорес! Вижу, ты сегодня не в духе, — Фадж мельком взглянул на Грейнджер, — подготовь, пожалуйста, для меня, документы по бюджету за прошлый год. Они нужны мне будут к завтрашнему утру на Даунинг стрит. Начало заседаний всегда очень волнительно.  — Да, премьер-министр. Сейчас же этим и займусь, — она поправила брошку в виде персидского кота на своем розовом твиде, — я вас больше не задерживаю, мисс Грейнджер. В короткой жизни Гермионы было несколько звенящих пауз, время в которых останавливалось, а тишина, как пишут в книжках, оглушала. Сейчас настала очередь еще одной. Она замерла, понимая, что еще очень долго не увидит вот так запросто первых лиц государства:  — Но ошибка… Она очень серьезна. Я сравнила данные в договоре с тем, что предоставил отдел международных финансов, цифры другие! — готовность девушки вытащить документы и ткнуть носом любого, невзирая на ранг и возраст, не оставляла сомнений.  — Вы только посмотрите, мистер Малфой, какие у нас умницы трудятся! — умилился Фадж — Кто же вы, дитя?  — Прошу прощения премьер-министр, господин канцлер, — Долорес Амбридж спешно подошла к девушке, намереваясь вытолкать ее из канцелярии, чего бы ей это не стоило, — это мисс Гермиона Грейнджер, младший секретарь, трудится под началом мистера Перси Уизли, а на досуге сует свой нос туда, куда не следует особе с ее должностью и образованием. Попытка подтолкнуть Грейнджер к выходу не увенчалась успехом. Вместо послушного «прошу меня простить», Гермиона решила идти ва-банк:  — Я окончила Хогвардс с отличием! — отряхнув с себя руку Амбридж, недавняя выпускница продолжила потрясать папкой перед носом государственных мужей — И если я печатаю важный государственный документ, то в мои обязанности входит, в том числе, и проверка корректности данных, на случай, если господа законодатели, как вы ясно выразились, мадам, не справились с подсчетами! У меня достаточно компетенции!  — Мисс Грейнджер! — только и успела прошипеть дама в розовом.  — Хм, полагаю, дорогая, это камень в мой огород, — министр финансов, он же канцлер-казначей Люциус Малфой, аккуратно забрал документы из рук Гермионы, — обещаю, мисс Грейнджер, что внимательно изучу все, что вас так озаботило.  — Нет, ну вы посмотрите, какая бойкая! — не уставал удивляться лорд-казначей, — Поторопимся же, мистер Малфой. Леди! — и он устремился к выходу, едва кивнув женщинам.  — Всего хорошего, мисс Грейнджер! Долорес! — Люциус Малфой последовал вслед за Фаджем, напоследок окинув внимательным взглядом Гермиону.  — Советую вам, как следует перечитать свои должностные обязанности, милочка, а покровителей искать в другом месте! — отчитала ее Амбридж, с надменной физиономией, возвращаясь за рабочий стол. Приняв к сведению очередную «пощечину» от главы канцелярии, Гермиона возмущенно зашагала на свой этаж. Всю свою жизнь она только и делала, что доказывала всем, что имеет право быть там, где есть, не примеряя на себя чужие маски и не ища благодетелей. Представительница среднего класса, дочь дантистов и уроженка Патни, Гермиона Грейнджер с самого детства воспитывалась в честолюбивых планах родителей дать дочери самое лучшее, а значит обеспечить жизнь того социального класса, которому они не принадлежали. Так начались бесконечные дни учебы сначала в дорогой частной школе, а потом в лучшем университете страны, где дети видных политиков и аристократов учатся бок о бок друг с другом, обрастая полезными связями. Свою комнату Гермиона делила с испанской инфантой, девочкой весьма способной, но откровенно ленивой, а единственный сын министра финансов Люциуса Малфоя, Драко, был главным университетским задирой. Таких «выскочек», как Гермиона было немного, в основном, дети богатых родителей, сделавших свои капиталы на торговле. Родные же Гермионы влезали в долги, чтобы оплатить учебу дочери, вместо покупки новенького авто или любой другой бесполезной, но красивой вещи. Недоумение, граничащее с хамством, по поводу ее нахождения среди тех, на кого она априори должна смотреть с придыханием, Гермиона компенсировала блестящей учебой и острым языком. Вопреки мнению некоторых своих коллег, она не была склонна впадать в пессимизм и искренне считала, что ей повезло. Не каждая девушка ее положения может вот так запросто попасть на работу в один из главных политических и финансовых институтов страны, а она смогла. Кто-то, наверняка считал, что сделать это у Гермионы получилось исключительно благодаря дружеским связям с семьей достопочтенных Уизли, но правда заключалась в том, что Перси и не посмотрел бы в ее сторону, не будь у нее отличного результата по всем дисциплинам. Представитель древней фамилии, Персиваль Игнатиус Уизли, несмотря на плачевное материальное положение своей семьи, был тем еще педантом, поэтому ни о каком блате не могло быть и речи. Он даже с собственным отцом разговаривал «через губу», если тот вдруг проявлял рассеянность в служебных делах. Так что со стороны Перси рекомендация Гермионы к работе в секретариате была удачным приобретением аккуратного и расторопного работника для ответственной службы. И он не прогадал, хотя порой рвение его протеже пугало, но Перси и сам был не чужд честолюбивых амбиций.  — Гермиона, успокой меня, пожалуйста, дорогая. Скажи, что Амбридж ошиблась, и ты не накричала на премьер-министра и канцлера Казначейства? — Перси даже не пытался скрыть ехидную улыбку.  — Скажем так, я была излишне энергична, — она прошла к своему столу — и, да, девочки, — обратилась она к другим секретаршам — министр финансов белобрысый от природы — ответом ей стал хохот и возмущенное шипение патрона, опасающегося, что милые сплетни его отдела станут достоянием всего восточного крыла.