Небо, что ищет любовь человеческую.

Когда один открывает глаза - второй знает, мир может исцелить себя сам. Они могут исцелить друг-друга сами... Когда надежда - это единственное что остаётся у них, они держатся друг-за-друга как утопающие, утопающие в собственной беспомощности. И лапы когтистые твари той, что наблюдает из черноты - смирение. Они остаются вдвоём, только вдвоём, дети, чьи души ещё не познали ширину звёзд на небосводе, не видели глубин океанических… Они утопают. И не знают - выберутся ли?

***

Старинные книги и фолианты их отца, человека что бросил, и к чьим тёплым рукам так тянулись их умы, что возненавидеть - самое главное, ошибка или смирение, ответ придёт, но успеет ли, или поздно настанет? Воспоминания, что до их дней добрались в сознании, ужасают своей наивностью, но что есть наивность сейчас, когда ты ребёнок? Чернильная пасть, что всё ближе и ближе, ещё немного, и сожрёт без остатка - надежда. А на дне печалей, голос жуткий, что потопил корабли здравого смысла, такой родной, как в детстве далёком - ветреный, как поле пшеничное, или снега тающие под солнцем палящим.

***

Если свет белый можно назвать проклятием, то проклятие для них - вся жизнь. Жизнь что стоит сейчас перед ними с разинутой пастью и смеётся, леденящий душу смех. Кто-то когда-то говорил, что у жизни нет облика? Неправда - у жизни тысяча обличий, сотни рук, множество ног. Бежит за ними с леденящим, скрипучим смехом, тварь - истина. Когда врата закрываются, единственное что остаётся - неистовый крик среди безмолвных полей, полей боли, что они высадили в своих душах тускнеющих.

***

Тварь с чернильной пастью - мужчина с черными глазами - одно лицо для детей, что потеряли мир. Он кричит, кричит и будто бесы вселяются в него, глаза, чёрные - алым светятся. Огонь внутри детей - искра, пожаром пронеслась и голову вскружила, необьятное. Им выбор оставили, приговор подписали и выдали цепи невидимые, свою свободу отнять можешь только ты, но их свободу отняли давно, книги старинные. Глаза алые, смехом давящиеся - решимость.

***

Убийство первое, рок полный безысходности, безымянной глупости. В море потопляются их души, что могут вместить в себя океан. Он чернеет, и один спасти другого не может, они пали вместе, вместе несут этот груз. Первый, что старшим назвался из этих двоих - для себя предатель главный, его руки в крови искупались полностью, бесповоротно. Младший же - существо чистейшее, запятноному нельзя касаться, сгниешь от собственной жадности. Вместе во мраке тонут, в чернильной густоте, костлявые пальцы тянет из глубин холодных - отчаяние.

***

Для себя каждый из двоих понял - тварь костяная, с лапами когтистыми, рук тысячу имеющее, обликов сотню - самое страшное, из-за угла всматривается, выжидает. Они знают, в глаза ей смотреть нужно, красные, - душу пронзает холодным смехом. Они видят её в лицах погибших, они видят ее в письмах умерших. В глазах своей матери, во взгляде отца. Все у неё есть, везде она найдёт пристанище, но нет лица у любви.

***

Когда ад персональный для этих двоих к концу подошёл, тварь, что врагом и союзником верным была - душит. Когда они неистово, страшно и ярко друг-другу отдавались без остатка,она поглотила их, и ими стала она, а ею стали они. Тварь костяная, с лапами когтистыми, рук тысячу имеющее, обликов сотню - лица двух поглотило. Пристанище две души нашли, под небом с широкими звездами на небосводе, среди полей пшеничных…