Нарушить тишину

      Гомон множества голосов наполнил Пристань Лотоса. Он тёк по мосткам, перекатывался по коридорам, плескался о стены и колонны, подобно водам озера, раскинувшегося вокруг.       Лань Хуань глубоко вдохнул прохладный воздух, наполненный запахами мокрого дерева, ила, благовоний и цветов. Почтенные главы кланов постепенно стекались в главный зал, готовясь к собранию. Это было первое собрание, на котором клан Цинхэ Не представлял новый глава…       Сичэнь на секунду прикрыл глаза, пытаясь унять боль, сковавшую сердце. Сейчас он шагнёт в зал, займёт своё место, а напротив него вместо монументальной фигуры старшего брата будет сидеть Хуайсан. Ему очень тяжело и нужна поддержка, и Сичэнь, конечно, поможет ему, ничем не показав, как тяжело ему самому. Минцзюэ пытался подготовить их к этому, но когда он всё же ушёл, они всё равно оказались не готовы. Слишком это произошло внезапно…       Лань Хуань почувствовал, как его ладони легко, почти невесомо что-то коснулось. Мимолётно, словно порыв ветра, но тиски, сдавившие грудь, заметно ослабли, словно боль испугалась чужого присутствия.       — Ванцзи, — губы Сичэня дрогнули в еле заметной улыбке. — Всё в порядке. Спасибо.       Лань Чжань, хоть и вышел в мир, старался избегать крупных сборищ заклинателей, на которых кто-нибудь нет-нет, да начнёт вновь поносить Старейшину Илина — слишком ещё свежи воспоминания. Вместо этого Ханьгуан-цзюнь, оправдывая свою славу, путешествовал в одиночку, стремясь туда, где беда. Однако сегодня он переступил через себя: зная, как тяжело переживает Сичэнь смерть Минцзюэ, Ванцзи сам вызвался сопровождать брата. Он почти ничего не говорил, лишь следовал молчаливой белой тенью, но одного его присутствия хватало, чтобы невидимая рука, сжимавшая горло Лань Хуаня, ослабила свою хватку.       Сичэнь сделал ещё один глубокий вдох и переступил порог. Расторопный слуга тут же подскочил к ним, раскланиваясь перед Двумя Нефритами, и проводил их к подготовленным местам. Лань Хуань сглотнул вязкую слюну, чувствуя, как подступает тошнота, а облегчение, подаренное прикосновением брата, тает без следа. В зале было душно от множества людей, а гул голосов здесь слышался гораздо громче, чем снаружи, давя на перепонки, словно толща воды на глубине. Дым от курильниц проникал в ноздри и лёгкие и, казалось, оседал там, оставляя всё меньше места для воздуха.       Сичэнь против воли мазнул взглядом по местам напротив, где сидели Цзинь Гуанъяо и Не Хуайсан. Последний выглядел откровенно жалобно, нервно теребя в руках веер и беспомощно озираясь по сторонам, словно ожидая, что старший брат вот-вот придёт и избавит его от необходимости находиться здесь. Гуанъяо поймал взгляд Лань Хуаня, еле заметно кивнул и наклонился к Хуайсану, что-то негромко говоря ему. Тот сразу же встрепенулся и что-то быстро затараторил в ответ, заламывая руки. Казалось, он вот-вот расплачется.       Сичэнь сжал губы, опуская глаза в столик перед собой. Болезненно кольнула совесть. Хуайсану было по-настоящему тяжело сейчас: весь мир его перевернулся после смерти старшего брата, а на плечи свалился груз ответственности, к которому он не был готов. Сичэнь не имел права упиваться своим горем и жалостью к себе, когда его помощь и поддержка по-настоящему нужна другому, но ничего не мог с собой поделать. Ему казалось, что своим поведением он предаёт Минцзюэ…       — Брат.       Прежде, чем Лань Хуань окончательно успел погрузиться в эти разрушительные мысли, голос Ванцзи свежим горным ветром коснулся слуха, прогоняя прочь тяжкие думы, давая легко вздохнуть полной грудью. Сичэнь собирался снова поблагодарить брата, но не успел вымолвить и звука, как вдруг, перекрывая даже бесчисленные голоса, отчётливо послышались шаги. Чёткие, резкие и стремительные, под стать их владельцу.       Глава Лань впился взглядом в вошедшего Цзян Чэна, словно видел его впервые. Собрание давно началось, и почтенные заклинатели вовсю обсуждали дела кланов, но Сичэнь слушал их лишь краем уха, чтобы не упустить что-то действительно важное, продолжая изучать лицо Ваньиня.       Лань Хуань помнил пусть не юношу, но очень молодого мужчину, которому приходилось бороться за каждую кроху уважения, с боем отстаивать и восстанавливать свой клан, который каждый пытался разорвать на куски, доказывать свои права словом и делом и держать бесконечные удары судьбы, которые та щедро сыпала на него. Но после смерти Вэй Усяня они виделись всего несколько раз, всегда по делам и недолго, ровно столько, сколько было необходимо, и Сичэнь и не заметил, как сильно изменился Ваньинь. Тяжёлые испытания закалили Цзян Чэна, и теперь его было почти невозможно узнать. Вроде, то же лицо, но в то же время совершенно иное. Где раньше было упрямство теперь — твёрдость и непреклонность, вместо бессильной злости — уверенность и сила. Никто бы теперь не посмел попрекнуть его молодостью или неопытностью.       Лань Хуань подмечал всё больше и больше изменившихся деталей. Заострившиеся черты лица, из которых бесследно исчезла юношеская мягкость, грозный взгляд, который теперь заставлял трястись поджилки у любого, на кого был направлен… Сичэнь смотрел и чувствовал, как печаль затопляет сердце.       Сколько же он упустил? Они были близки когда-то, и Ваньинь был ему по-настоящему дорог, но после того, как погиб Вэй Усянь, Сичэнь был так занят, пока помогал брату, убеждал старейшин клана, пытался примирить Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо, что совершенно забыл про Цзян Чэна.       Стыд болезненно вгрызся в затылок, и Лань Хуань незаметно стиснул кулаки под столом. Он уже потерял Вэй Усяня, потерял Не Минцзюэ и чуть не потерял Ванцзи. Он не собирался терять ещё и Ваньиня, тем более по собственной глупости.

***

      — Брат, ты уверен? — Лань Чжань чуть нахмурился, глядя Сичэню в глаза, преисполненные решимости.       Основная часть собрания закончилась, и теперь главы кланов разделились по небольшим группкам, обсуждая дела личные и время от времени меняясь собеседниками.       Лань Хуань твёрдо кивнул.       — Ванцзи, ты ведь и сам хочешь этого, верно? Мы должны поговорить с главой Цзян и попытаться вернуть былые тёплые отношения.       Лань Чжань качнул головой, всё ещё сомневаясь в этой затее.       — Прошло много времени…       — Чем больше времени пройдёт, тем меньше шансов, — упрямо возразил Сичэнь. — В будущем мы можем окончательно потерять эту нить.       Ванцзи лишь вздохнул, посмотрев в ту сторону, где Ваньинь о чём-то разговаривал с главой Цзинь. Он всё ещё считал, что идти к нему вместе — плохая идея.       Дело было не в том, что придётся открыто говорить о своих чувствах, с чем у Лань Чжаня всегда были проблемы — говорить, скорее всего, будет брат. И даже не в том, что он не хотел разговаривать с главой Цзян и пытаться как-то наладить отношения. Хотел как раз, хоть со стороны и казалось, что они друг друга на дух не переносят. Просто обстоятельства, как назло, постоянно разводили их по разные стороны, и как раз в этом была проблема.       То, что Лань Чжань хотел наладить отношения с Цзян Чэном, не значит, что этого хотел сам Ваньинь. Его неприязнь наверняка была искренней — глава Цзян не тот человек, который станет притворствовать. И у Ванцзи были серьёзные основания полагать, что его присутствие всё испортит и осложнит ещё сильнее и без того непростой разговор, отняв у Лань Хуаня даже призрачную возможность примирения. Когда-то Сичэнь ради Лань Чжаня отошёл в сторону, не став добиваться Вэй Усяня, тем самым подарив брату шанс на счастье. Теперь Ванцзи хотел отплатить ему тем же.       Ханьгуан-цзюнь посмотрел на главу Цзян, на брата и, приняв решение, покачал головой, для верности отступив на шаг.       — Я не пойду, — твёрдо сказал он. — Иди один.       Видеть разочарование в глазах брата было больно, но один взгляд — невысокая цена за надежду.

***

      Цзян Чэн привычным движением поглаживал Цзыдянь, пытаясь сдержать раздражение. Сложно было не заметить, что на протяжении всего собрания глава Лань не сводил с него взгляда, и после нескольких лет молчания и сдержанного обмена вежливостями подобное внимание просто выводило из себя. Ваньинь хотел уйти как можно дальше отсюда, желательно — к воде, туда, где тихо и никого нет, кроме привычного слуху плеска волн о сваи.       Но его желаниям было не суждено сбыться. Во-первых, он не мог уйти так скоро: хоть основная часть собрания и закончилась, покинуть зал сразу было бы верхом неприличия, которое мог себе позволить разве что Вэй Усянь при жизни, а Цзян Чэну, как хозяину дома, и вовсе полагалось оставаться чуть ли не до последнего. А во-вторых, даже если бы Ваньинь решил пренебречь правилами вежливости и гостеприимства, он не смог бы этого сделать по одной причине. Одной простой, низкорослой причине в золотых одеяниях с пионом на груди, которая с вежливой улыбкой вот уже полчаса о чём-то говорила с ним, не замолкая.       Ваньинь скрипнул зубами, снова прокручивая кольцо на пальце. Поразительно, как столь проницательный человек, как Цзинь Гуанъяо, в упор не замечал этого очевидного жеста, который, как все знали, говорил о крайней степени раздражения главы Цзян. А может, и замечал, но старательно игнорировал? У Цзян Чэна было стойкое ощущение, что глава Цзинь попросту издевается над ним или мстит за что-то. Интересные темы для обсуждения начались и закончились на благополучии А-Лина, остальное Ваньиня интересовало мало, но Цзинь Гуанъяо продолжал говорить. Что ещё хуже, говорил он так пространно и непонятно, что Цзян Чэн никак не мог уловить сути его речи. Ему начало казаться, будто глава Цзинь тянет время, только непонятно, ради чего?       — Брат. Глава Цзян.       Цзян Чэн украдкой вздохнул, отвечая на приветствие главы Лань.       — Цзэу-цзюнь.       Он уже решил было, что наконец-то сможет уйти или хотя бы не участвовать в разговоре, но Цзинь Гуанъяо, обменявшись с названным братом буквально парой фраз, подозрительно быстро поспешил откланяться, сославшись на то, что ему необходимо поговорить с Хуайсаном.       Цзян Чэн проводил его злым взглядом.       «Ах ты, маленький…»       — Ваньинь.       Звук собственного имени, сказанного голосом Лань Сичэня, всколыхнул в груди все чувства, которые Цзян Чэн так старательно душил в себе последние несколько лет.       «Ваньинь». Давно никто не звал его так. Не было никого достаточно близкого, кто мог бы себе позволить такое обращение…       — Вы что-то хотели, глава Лань? — Цзян Чэн стиснул зубы.       Подобно волне, что, отступая, обнажает острые камни, нахлынувшие было чувства сменились росшими с годами обидой и злостью. Два Нефрита практически исчезли из его жизни на несколько лет, оставили его в тот момент, когда нужны были более всего, а теперь этот Сичэнь подходит и так просто зовёт его по имени, словно они попрощались вчера! На что он вообще надеется?!       — Я хотел поговорить, — Лань Хуань опустил взгляд.       «Не смей!» — Цзян Чэн чуть было не зарычал от досады. — «Не смей стоять здесь с таким видом, словно это я тебя оттолкнул! Не смей показывать раскаяние спустя столько времени! Лучше оставайся чужим до конца…»       Хотелось выплюнуть эти слова, бросить их Сичэню в лицо. Вместо этого он лишь снова привычно огладил кольцо.       — А Ханьгуан-цзюнь не почтит нас своим присутствием? — ядовито спросил он.       Лань Хуань бросил на брата короткий взгляд.       — Ванцзи пришёл сегодня ради меня. Он думает, что мне нужна поддержка.       «И она мне действительно нужна…»       Цзян Чэн фыркнул, скрестив руки на груди.       — И о чём же вы хотели поговорить, глава Лань?       Сичэнь сглотнул, глядя ему в глаза.       — О нас. Ваньинь, я не хочу потерять то хорошее, что было между нами. Я не хочу потерять тебя…       Губы Цзян Чэна исказила злая усмешка.       — После стольких лет? Не поздновато ли спохватились, глава Лань? Почему же вдруг образумились сейчас?       Лань Хуань тихо ответил:       — Я потерял старшего брата. С тех пор, как он ушёл, я не могу отделаться от ощущения упущенной возможности. Мне всё кажется, что я сделал слишком мало, что я мог как-то спасти его, но упустил свой шанс. Тратил драгоценное время впустую, думая, что его ещё много, и оказался совершенно беспомощен и опустошён, когда оно внезапно закончилось… Я не хочу однажды обнаружить, что мог спасти то, что ещё осталось между нами, но снова ничего не сделал.       Цзян Чэн молча слушал его, глядя исподлобья.       — Значит, потерял названого брата — и вспомнил обо мне? — злой прищур не сулил ничего хорошего. — Я для тебя что, замена? Так боишься остаться один, что пришёл извиняться ко мне и Лань Ванцзи притащил? Вот только когда я был на твоём месте, я остался один! И никого из вас рядом не было!       Сичэнь не мог отрицать правоту его слов.       — Я был нужен брату…       Причина, доселе бывшая нерушимой, в этот миг показалась ему почти жалкой. Вернее, она всё ещё оставалась бы веской, если бы только он не прикрывался ей столько лет…       — Вот как? — Цзян Чэн болезненно-зло усмехнулся. — Раз тогда ты был нужен ему, а не мне, то и сейчас тебе нужен он, а не я. Иди к нему искать утешения!       Он резко развернулся, вознамерившись уйти.       — Ваньинь!       Лань Хуань сделал шаг за ним. Затевая этот разговор, он и не думал, что извинений будет достаточно. Такие раны не исцелить парой слов. Но он должен был объясниться.       — Я не жду, что ты сможешь простить меня так скоро. Ты прав. Прав во всём, кроме одного: я не ищу утешения. Я хочу исправить ошибку.       Тихий ответ, брошенный через плечо, звучал резко, но вопреки этому дарил надежду:       — Тебе придётся постараться.