– hey? I love you

Они узнают друг друга постепенно, наступая на пятки, нанося друг другу подолгу заживающие раны и оставляя непроходящие шрамы не только на телах, но и на кусочках запятнанных душ. Их общение всегда было сплошным соперничеством, где только дай повод быть разорванным на кусочки – всегда ожидай выпада в спину. Количество попыток друг друга одолеть давно перевалило все допустимые значения, и для окружающих уже стало обыденностью. Нормой. Плотная ненависть расёмона оглушала, сбивала с ног, в то же время заставляя подниматься и заново наносить меткие удары, пока израненная душа кричала от усталости, отражаясь в серых глазах, но её всегда затмевала упрямость, желание ткнуть Акутагаву носом в то, что он в упор отказывается понимать. Их драки никогда не проходят в молчании; Ацуши кричит, пытается достучаться до самых потаённых уголков души Рюноске, старается показать ему то, что закрылось на тяжеленный замок железных принципов ещё когда-то очень давно. Акутагава ничего слышать не желает – выстраивает перед собой железную стену расёмона, наивно полагая, что когти свирепого зверя не смогут разрушить её. Накаджима удивительно красив в своём упорстве – его выпады точны и наполнены той самой живой энергией, которая течёт в его венах, не давая возможности отступиться. Искра осознания мелькает в темных зрачках на долю секунды в моменты, когда Ацуши всё-таки удаётся раскрыть Рюноске глаза, и цепкий взгляд моментально это улавливает, сохраняет фотографией, выжженной на сетчатке, где-то в глубинах своего подсознания. Акутагаву раздражают прикосновения, ещё больше его бесит то, как умело тигр подступается к нему, находит множество лазеек к запрятанной душе, так необдуманно рискуя собственной жизнью. - Убери руки, - предупреждающе рыкает Акутагава, когда Ацуши предпринимает попытку погладить его по голове, - Рискуешь опять остаться без какой-нибудь конечности. Ацуши едва слышно хмыкает, усаживаясь рядом плечом к плечу после длительного сражения. Они оба грязные, перемазанные кровью друг друга, тяжело дышащие и уставшие, но после нескольких часов драки тело ощущается удивительно легко, словно груз, который копился на плечах бог знает сколько времени, наконец упал с самой Фудзиямы, передавив парочку нервных окончаний. А ещё почему-то хочется смеяться. Ацуши падает спиной на холодную землю, положив скрещенные руки под голову, и устремляет взгляд на заходящее солнце. Трава в радиусе нескольких десятков метров вокруг выжжена, а профиль Рюноске удивительно красиво смотрится на фоне алого заката. Ацуши пару раз тыкает Акутагаву кончиком хвоста, слыша усталый выдох. – Джинко. Раздражаешь. Накаджима незаметно улыбается, прикрывая глаза. - Я тоже люблю тебя.