—
Заключать сделку с Пустотой совсем не страшно. Кастиэль рад отдать жизнь за Джека: тот принесёт намного больше пользы миру, нежели сам ангел. Кастиэль верит в своего сына, верит даже тогда, когда все остальные отворачиваются. Своим теперь почти человеческим сердцем он чувствует, что Джек несёт в себе свет – тот, что способен всю планету осветить и согреть своим сиянием. Кастиэль не сомневается ни секунды, говоря Пустоте «да»: его золотой мальчик стоит никчёмной ангельской жизни. Ожидающей его участи Кастиэль не боится совсем. Прожив всю жизнь в одиночестве, бесконечность в темноте его не пугает.—
Кастиэль долго размышляет о том, в чём же заключается его настоящее счастье. Он вспоминает Небеса, своих братьев и сестёр. Вспоминает приятную тяжесть несломанных, трепещущих на ветру за спиной крыльев, ощущение бесконечного полёта и живое сияние благодати внутри. Кастиэль думает о многом: его жизнь – тысячелетия, проносящиеся ярким калейдоскопом перед глазами. Создание вселенной, рождение человечества, звёзды, галактики, миллионы лиц и жизней. Кажется, что в этих смазанных красках невозможно найти то самое, единственное счастье. (Его, по сути, и быть у Кастиэля не должно. Он не должен чувствовать хоть что-то, не должен быть таким человечным – ошибка Создателя, бракованный экземпляр, ангел, из мрамора переделавший своё сердце в плоть). Но однажды ночью, когда Винчестеры спят, а Кастиэль сидит в библиотеке, коротая время за книгой, осознание приходит неожиданно, и ответ так ясен и прост, что ангел тихо смеётся над собственной глупостью. Ведь есть лишь один человек, способный только своей улыбкой заставить Кастиэля снова ощутить крылья за плечами. Его счастье заключается в Дине Винчестере, и понимание этого становится началом и концом всего. Ведь единственное, чего хочет Кастиэль, он никогда не сможет получить.—
– Ты мёртв для меня, – говорит Дин. Кастиэль смотрит ему в глаза и не видит ничего, потому что Дин отводит взгляд. Злится. Так злится, что выплёвывает слова кипятком, не задумываясь о последствиях, не сомневаясь в том, что говорит. Всегда так было. Дину больно, Кастиэль остатками истлевающей благодати ощущает эту боль, как если бы она была его собственной. Кастиэль бы забрал её всю, но Дин отворачивается.—
– План изменился, Дин, – Кастиэль не кричит. Кастиэль просто хочет донести до Дина, попытаться помочь ему понять. – Что-то пошло не так, ты знаешь, всегда что-то идёт не так. – Только почему это что-то – всегда ты? Пощёчина. Кастиэль застывает на месте, ощущая, как щеки действительно начинают гореть. Дин смотрит молча, губы сжаты в тонкую линию, в глазах плещется гнев, однако он отводит взгляд. Сожалеет о словах. Злится слишком сильно. Но не извинится. Ни за что. – Раньше ты доверял мне. Теперь не можешь даже смотреть на меня, – тихо говорит Кастиэль, в его голосе сквозит боль, он и не пытается её скрыть. – Мои силы исчезают. Я пытался сказать тебе об этом, но ты не слушаешь. Тебе всё равно. Ведь я мёртв для тебя. Последние слова повисают между ними в напряжённом воздухе. Дин сжимает челюсть и молчит. Кастиэль поворачивается спиной и делает шаг к лестнице. – Куда ты? – голос Дина холоднее декабрьского ветра. – Джек мёртв, Чак ушёл. Вы с Сэмом есть друг у друга. Думаю, для меня настало время двигаться дальше. Кастиэлю физически больно от собственных слов. Он не хочет больше терпеть нападки Дина, не хочет чувствовать вину за то, за что не должен. Он знает, что поступает правильно – по крайней мере, по отношению к себе. Но это не означает, что оставлять за спиной дом, семью—
Потом Кастиэль возвращается, потому что бежать от неизбежного невозможно, но Дин всё ещё его не простил. Дин не разговаривает с ним вообще, или разговаривает, но сталь в его голосе выдаёт правду. Дин не смотрит на него вообще, или смотрит, но его глаза, его прекрасные глаза пусты.—
В Чистилище их ссора достигает пика, но затем Кастиэль чуть не погибает, и Дин молится ему на коленях, не зная, слышит ли ангел просьбы простить, прерываемые рваными всхлипами. Конечно, Кастиэль слышит. Он сидит у корней старого дерева, прижимает к грязной рубашке заветный цветок левиафана и слушает, закрыв глаза. Конечно, Кастиэль прощает. Дин находит его и обнимает так, словно это – последний раз. Кастиэль чувствует его сбившееся дыхание на шее, родные руки держат крепко, пальцы сжимают поношенную ткань плаща. Кастиэль желал бы остаться в этом мгновении навсегда. Но казавшиеся маленькой вечностью секунды кончаются, и Дин отступает на шаг. На его губах улыбка, и Кастиэль не может оторвать от неё взгляда: Дин так давно ему не улыбался. – Кас, я.. Я должен кое-что тебе сказать. Признание бьётся мотыльком в глазах, желая выбраться наружу и опуститься на чужие губы. Кастиэль не может позволить этому случиться. Не сейчас. – Ты не должен. Я слышал твою молитву, – произносит мягко, внутри же что-то разбивается вдребезги. Кастиэль ненавидит себя. Плечи Дина еле заметно опускаются, и он медленно кивает. Улыбка пропадает так же быстро, как и появилась. Кастиэлю хочется плюнуть на остальной мир, на Пустоту, на сделку, на Бога, хочется прижать Дина ближе, ближе, чтобы они стали единым целым, спрятать его от всех, чтобы никто и никогда не нашёл, целовать, целовать бесконечно, забрать боль и вину и отдать всю нежность, что теплится в груди. Прости, Дин, пожалуйста, прости, я не могу позволить тебе сказать это. Ты моё счастье, моя любовь, мой мир, и я бы всё отдал, чтобы ты знал это, но пока ещё я тебе нужен. Всё это ради тебя же. Прости, Дин.—
– Я пойду с тобой. Кастиэль всегда имеет в виду именно это. Я пойду с тобой, за тобой, освещу тебе путь, умру за тебя, с тобой, лишь бы ты не чувствовал себя одиноким, лишь бы мне не пришлось остаться в этом мире без тебя. Я пойду с тобой, но если ты скажешь остаться, то я послушаюсь, ведь теперь для меня нет ничего выше и священнее тебя, я пошёл против Отца ради тебя, я сделаю всё ради тебя. Я пойду с тобой. Дин мягко смотрит, Кастиэль думает, что снова получит отказ. Как всегда. Ведь Дин никогда не позволит кому-то погибнуть, если есть шанс выжить. Дин никогда не поставит на кон чью-то жизнь, если есть шанс поставить свою собственную. – Хорошо, Кас. Дин треплет по спине брата – плечи Сэма опущены, в серых глазах ореховым сиропом горчит отчаяние, но он держится молодцом – и тянет Кастиэля в сторону Импалы. Дин не знает, что собственноручно ведёт Кастиэля навстречу Смерти.—
Билли кулаком ударяет по двери размеренно, словно отсчитывая секунды: Смерти спешить некуда, она найдёт всех и всегда. Сбежать от неё невозможно. – Потому что единственное, чего я хочу... Я знаю, что не смогу это получить. Одиночество вытекает из глаз Кастиэля, солёными каплями остаётся на щеках. Это его лебединая песнь, его последние минуты жизни – бесконечно одинокой, бесконечно прекрасной. Дин перед ним лишённый надежды, но такой красивый, что Кастиэль не отрывает от него взгляда ни на мгновение. Он хочет отпечатать образ на внутренней стороне век, сохранить Дина навсегда, чтобы чёрное ничто Пустоты освещал свет души этого человека. Праведника, грешника, убийцы, его подопечного, его друга, его счастья, его любви – первой и последней. – Я люблю тебя, – выдыхает Кастиэль, и это ощущается нереально, потому что он никогда не думал, что скажет это вслух. Пустота сказала: «Когда солнце наконец одарит светом твоё лицо, когда ты позволишь себе стать по-настоящему счастливым – тогда я приду за тобой». Иронично, ведь они сейчас под землёй, и солнца здесь нет и быть не может. Однако Кастиэлю оно и не нужно. Душа Дина Винчестера сияет в его груди ярче солнца, лучиками горит в печальных глазах. Дин перед ним весь как на ладони – испуганный, потерявшийся, с затуманенным слезами взглядом, красивый. Такой красивый, что у Кастиэля перехватывает дыхание, и он ненавидит себя сейчас за это, но в голове только одна мысль, яркая, как умирающая звезда. Пожалуйста, поцелуй меня, ведь это конец, я уйду сейчас и вряд ли уже когда-нибудь вернусь. Поцелуй меня в первый и последний раз, ведь мы так долго этого хотели, и вдруг времени больше не осталось. Прошу, Дин, пожалуйста, пожалуйста, поцелуй, поцелуй. Наверное, Кастиэль думает слишком громко, потому что Дин Винчестер делает один-единственный стремительный шаг и целует Кастиэля. Отчаянно, горько, тепло, наверное, так целовал Ромео холодные губы Джульетты. Ладони Дина на его щеках, он зарывается пальцами в волосы ангела, целует ещё и ещё, словно пытаясь поймать всё, что они упустили. И такой поцелуй должен вернуть к жизни, спасти, уберечь, стать началом чего-то нового, но Кастиэля он лишь приближает к смерти, и он знает, что это конец. Теперь уже настоящий конец. Однако вот что странно: на мгновение перед смертью Кастиэль наконец чувствует себя по-настоящему живым. – Кас, К-кас, – шепчет Дин, судорожно поглаживая большими пальцами его кожу, стирая мокрые солёные следы, и Кастиэль слышит в его голосе панику. Их губы всё ещё на расстоянии нескольких миллиметров, и дрожащее дыхание оседает на них теплом. – Пожалуйста, Кас... – Дин прижимается лбом ко лбу Кастиэля, и его ладони уже на ангельских плечах, сжимают затасканную ткань плаща, пытаются удержать (словно это может помочь). – Н-не уходи, не бросай меня, пожалуйста, не так... За диновой спиной появляется чёрная дыра. Она издаёт шипение и переливается чёрной жидкостью. Дорога в никуда. Пора. Кастиэль мягко целует Дина в краешек губ – успокаивает, в последний раз хочет насладиться тем, о чём так долго мечтал. Кастиэль кладёт ладонь Дину на левое плечо, оставляя на куртке кровавый след. Двенадцать лет назад всё именно так и началось. Кастиэль ещё не знал тогда, что этот человек станет началом и концом всего. Кастиэль не знал, что всё человечество будет заключаться для него в Дине Винчестере. – Всё в порядке, – шепчет Кастиэль. Всё действительно в порядке. Дин будет спасён, любовь всей его жизни будет в безопасности. Собственная судьба Кастиэля заботит мало. Всегда готов пролить свою кровь за Винчестера. – Прощай, Дин. Дин за плащ ангела держится крепко – не оторвать. Однако силы Кастиэля ещё не исчезли полностью, и он легко отталкивает Дина к стене. На губах всё ещё призраком ощущается его тепло, и Кастиэль улыбается. Улыбается в последний раз Дину, расправляет плечи. Ему не страшно. Билли распахивает дверь. Пустота протягивает чёрное щупальце, и Кастиэль закрывает глаза. Он поступает правильно. Он уверен в этом. Дин нужен этому миру. Дин спасёт этот мир и наконец получит покой, которого хотел так давно. Но сначала Кастиэль спасёт Дина. Ведь Дин Винчестер заслуживает спасения. Пустота забирает свою добычу. Чёрная холодная слизь облизывает ещё тёплую кожу, тенями сломанных крыльев клубится за плечами. Мгновение, тянущееся бесконечно – и наконец Кастиэль перестаёт что-либо чувствовать. Так кончается долгая жизнь Ангела Четверга, отдавшего всего себя ради спасения Праведного Человека.—
Кастиэля никто не спасёт, и он это знает. Но когда в безграничном ничто Пустоты раздаются голоса, зовущие его по имени, – звонкий детский, льющийся золотыми колокольчиками, и хриплый, глубокий взрослый, такой родной и знакомый, – Кастиэль понимает, что, возможно, ошибался все эти годы. Возможно, кому-то он всё же нужен.