***
Белокурый мальчишка лет семи с любопытством глядел на маменьку, неуверенно перебирая ножками. Волосы его были взъерошены, глазки сонные, отчего он потирал их своими махонькими ручонками. — Аркашенька, — начала, было, матушка. Заставив себя проглотить тяжелый ком в горле, Александра Николаевна тяжело вздохнула, вытерла дрожащей ладонью свои мокрые покрасневшие щеки и, с некой надеждой взглянув на сестрицу, продолжила. — Милый, твой папенька... — вновь умолкла. Предательские слезы одна за другой подступали к горлу, лишая княгиню возможности произнести должное. — Он не приедет? — с непонимаем спросил малыш, растерянно глядя на матушку с тетушкой. Сонный тоненький голосок сына стал последней каплей, и женщина, полностью потеряв контроль над своими эмоциями, лишь сильнее разрыдалась, прикрывая лицо руками. Ольга подсела ближе к княгине, аккуратно приобнимая ее за подрагивающие плечи и жестом руки подзывая к себе молодую худощавую девицу, что все это время безгласно стояла в дверях гостиной, робко опустив голову. — Аленушка, — так звали служанку, — будь любезна, отведи Аркадия к себе в комнату.***
— Почему папа не приедет?.. — бросив на пол надоевшего ему плюшевого медвежонка, спросил юный Трубецкой служанку. Так много вопросов и так мало ответов. К сожалению, или, может быть, к счастью, в силу своего возраста белокурый парнишка не понимал всей сущности происходящего — отчего его матушка так горько рыдает, почему отец не вернется, как обещал, и отчего они все еще не поели, хотя время подходило ко второму завтраку. Девушка бросила на юного князя взгляд, полный печали и сострадания. — Он на меня сердится?.. — от страха и непонимания мальчишка невольно начал хныкать. — Ну что ты, малыш, — Аленушка присела рядом с ним, аккуратно обхватив его маленькие вспотевшие ладошки своими холодными руками, — Он не может на тебя сердиться, милый. Она старалась улыбаться, но чертовы чувства брали над ней верх, заставляя ее опускать голову, нервно прикусывая и без того обветренные губы. — Кашенька, милый. Твой папенька, — девица отвела глаза куда-то в сторону, будто задумавшись о чем-то своем, о наболевшем, — Твой папенька там, откуда не суждено вернуться. Каша начал хлюпать носом. — В волшебной стране, как в той сказке, что ты рассказывала?.. Аленка нервно хихикнула, из ее добрых васильковых глаз мгновенно прыснули слезы. — Да, Аркаш. В волшебной стране... — И я никогда его не увижу? Что-то сжалось, а потом разбилось внутри юного князя. Это противное чувство было для него чуждо, никогда прежде Аркадий не ощущал ничего подобного. Он чувствовал то, что не мог объяснить, хотел сказать то, что не мог изложить своей детской речью, и от этого невинной чистой душе становилось лишь больнее. По румяным щекам «златовласого принца» начали скатываться слезы обиды и негодования.***
Аленушка то ли рыдала, то ли истерично смеялась, целуя мокрые похолодевшие щеки Аркашеньки. Она осторожно притянула его к себе, и уже через пару секунд тот оказался в ее таких ласковых и таких нежных объятиях. Объятиях, которых так не хватало молодому князю. Объятиях, что были так нужны ему тогда, когда он ещё сам того до конца не осознавая потерял самого близкого человека — друга, наставника, отца...