А вдруг все то, что ищем, обретается на вскрытии? Телесного, родного или дорогого себе?
Улица казалась неестественной – болезненно пустой для такого раннего часа. Не было ни торопящихся на единственный трамвай работников офисов, ни собачников в полиэтиленовых накидках, трясущихся от порывов ветра, ни даже одного случайного выцветшего от времени зонтика, что из последних сил пытался бы укрыть владельца от проливного дождя. Не было даже машин на бесплатной парковке напротив цветочного магазина, будто Лондон, наконец добившись своего, выгнал из своих злых объятий каждого, кто хоть раз сетовал на плохую погоду. Юнги остановился. Под ногами валялись мелкие осколки стекла, что еще совсем недавно служили тонкими стенками бежевой остановки. Ее фасад — с вмятинами и мелкими дырами, был разрисован странными граффити, но больше всего не повезло мужчине на рекламном щите — ему подрисовали пышные усы, а возле рта красовался непристойный фаллический символ, и надпись: «каждому по заслугам». Было непонятно, что конкретно неизвестный вандал хотел сказать этим слоганом, но было очевидно, что мужчина чем-то сильно его расстроил. Вдалеке застучали чугунные колеса трамвая, и Юнги обернулся. Вагон еще не успел пробиться сквозь стену серого тумана, лишь глухим звуком оповещая парня о скором прибытии. Странно было то, что дымка закрывала собой только трамвайные пути, а все остальное — многоэтажки, фасады магазинов, большие экраны и вывески — можно было разглядеть без особых проблем, будто кто-то наложил фильтр исключительно на центр композиции, высосав из него все оттенки, и донельзя приглушил цвета. — Простите, сэр, — едва зеленый трамвай без номера остановился, Юнги подошел к двери, — Куда едет этот трамвай? — Конечная станция «Элмерс Энд», — с легкой улыбкой ответил светловолосый парень, — Поднимайтесь скорее. — У меня нет билета, — Мин похлопал себя по карманам. — Ничего, — вновь улыбнулся незнакомец, протянув руку, — У меня есть. Ну же, это последний вагон. Юнги осторожно коснулся его ладони. Сердце почему-то пробил разряд электричества, будто он дотронулся не до нежной, мягкой кожи, а до оборванных проводов, торчащих из стены. — Вот, — незнакомец протянул ему билет, — Здесь полно контролеров. Юнги оглянулся. Мужчины и женщины в зеленых жилетках бесцельно пялились в окна, будто ожидая, что в вагон вот-вот зайдут безбилетники. Но почему-то до Мина им не было никакого дела. — Вам повезло, сэр, — парень вновь обратил внимание Юнги на себя, — Не всем удается запрыгнуть в последний вагон. — Почему? — Этот маршрут что-то вроде спасательного круга, — не менее абстрактно заключил незнакомец, — Если вы оказались здесь и слышите стук колес — у вас все еще есть надежда. А если нет… — он вдруг окинул взглядом вагон трамвая, — Контролеры попросят вас предъявить билет. Юнги прислушался. Стук колес, пусть и слабый, но все же отдавался эхом в его голове. Он с облегчением выдохнул и перевел взгляд на незнакомца, что так же, как и контролеры, уставился в окно. Парень был молод, кажется, одного возраста с Юнги, его блондинистая челка падала на лоб, оставляя открытой только ту часть, где была небольшая родинка, а пухлые губы, которые совсем недавно приветливо улыбались, сейчас были плотно сомкнуты. В нем было что-то чарующее, притягательное, и Мину совершенно не хотелось отводить взгляд. Он чувствовал что-то, но никак не мог уловить, что именно. — Почему я встретил именно тебя? — спросил Юнги. — Вспомни, как ты оказался здесь, — почти шепотом проговорил незнакомец. Мин задумался. Это был теплый августовский вечер. Тот невероятных размеров груз, который Юнги нес на своих плечах уже довольно продолжительное время, начал вдруг давить еще сильнее. Он больше не мог его держать — слабые руки тряслись, а на нижних веках выступили слезы. Происходящее в его жизни казалось неправильным, тупиковым, и Мин понятия не имел, как вырваться из этой клетки. Иллюзии временной радости мелькали отражением в луже; нервный срыв, отчаянный крик и слезы бесчувственный Лондон заглушил своим гулом. Юнги в одиночку тащил на себе груз, пусть и немногих, но все же прожитых лет. Он не слышал ничего — ни голосов родных, ни слов говорящих голов из телевизора, что наперебой твердили о любви к себе. Только жалобный, умоляющий зов бугорков безымянных могил. Акт отчаяния, который Мин предпринял, не должен был помочь скинуть бетонные плиты тоски с его плеч, он обязан был избавить Юнги от него самым отвратительным способом. Горсть снотворных таблеток сама потянулась к губам, но почему-то хотелось, чтобы кто-то оказался рядом. И вот Юнги здесь — в вагоне старого трамвая, стучащего колесами по пустым улицам Лондона, а рядом незнакомец, протянувший билет. — В тот день, когда я встретил тебя впервые, ты должен был забрать меня? — сердце вновь пробил электрический разряд, — Ты кто-то вроде проводника в загробный мир? — Нет, — звонко рассмеялся незнакомец, — Твое бессознательное создало меня из образа человека, которого ты когда-то видел, но не придал этому никакого значения. Ты ведь хотел, чтобы тебя кто-то спас, да? — Да, — честно признался Мин, — Но почему именно ты? — Тебя спасла череда обстоятельств, — пожал плечами парень, — Я тут совершенно не причем. Твое путешествие началось в тот день, когда ты решил его закончить. А этот трамвай должен привезти тебя туда, где тебе нужно искать. Наступила тишина. В мыслях возник необъяснимый страх перед опустившийся темнотой и незнакомое прежде осознание, что где-то в задворках разума Юнги есть кто-то, кто знает этот мир лучше, чем он сам. — Что я должен искать? — нарушил молчание Мин. — Смотри, — незнакомец проигнорировал его вопрос, — Твоя остановка. Юнги взглянул в окно. Он уже видел это место, над которым светилась надпись: «очередь за солнцем». Но заворачивать за холодный угол, где уже толпились другие люди, в этот раз не хотелось. — Ваша остановка, — повернулись к нему контролеры. Юнги кивнул и вышел из трамвая. — Скажи, как тебя зовут? — обернулся он прежде, чем закрылись тяжелые двери. Незнакомец улыбнулся, но в ту же секунду темнота охватила все вокруг. Двери трамвая закрылись с протяжным скрипом, а очередь за солнцем на холодном углу растворилась. Больше не было ничего, кроме стука колес о чугунные шпалы.***
Юнги рывком подскочил с подушек, сонным взглядом окинув собственную комнату, залитую теплым солнечным светом. На прикроватном столике светился ноутбук, а на смятом одеяле, корешками вверх, лежали две книги — Фрейда и Юнга — и обе они о снах. Мин потянулся и сел на край постели. Сон, который он видел на протяжении последних нескольких месяцев, сегодня был особенно красочным — в этот раз незнакомец выглядел отчетливее, и Юнги помнил каждую малозаметную черточку его лица; но их разговор казался странным, будто парень пытался на что-то намекнуть, но бессознательное Мина блокировало эту возможность. Из книг, что сейчас оказались погребенными под белым одеялом, он помнил: «сновидение не похоже на неправильную игру музыкального инструмента, которого коснулась не рука музыканта, а какая-то внешняя сила; оно ни бессмысленно, ни абсурдно, оно не предполагает, что одна часть нашей души спит, а другая начинает пробуждаться. Сновидение — полноценное психическое явление. Оно — осуществление желания», но глубинная суть заключений Фрейда до сих пор казалась ему непостижимой. Тот сон, который он увидел, и новая информация, которую предоставило ему его собственное бессознательное, было следствием желания увидеть его именно таким, каким он был? Или незнакомец действительно пытался сказать Юнги нечто очень важное? — Элмерс Энд, — прошептал Мин, заправляя постель. Взглянув на время, он быстро оделся и спустился на кухню. Родители, мило болтая, сидели друг напротив друга. Юнги всегда восхищали их отношения. Они были вместе со старшей школы и никогда не расставались больше, чем на неделю; у них, даже спустя столько лет, было огромное количество тем для разговоров и обсуждений, а ссоры были редкими и незначительными, и всегда разрешались без криков и скандалов. Мин никогда не знал тяжести побоев и не изучал рисунок на обоях, стоя в углу. Родители предпочитали наставлять его словами, а не травмирующими действиями, за что Юнги, несомненно, был им благодарен. Он с детства мечтал о том, что однажды, добившись большого успеха, заставит родителей гордиться с собой, но в один день, позволив депрессии взять наконец над собой полный контроль, оступился. Таблетки были горькими и царапали горло, но Мин, давясь слезами, продолжал глотать их одну за одной. Отец нашел его почти бездыханное тело спустя пятнадцать минут. То ли сработал отцовский инстинкт, то ли череда обстоятельств удачно сложилась, но Юнги очнулся в белой больничной палате спустя несколько тяжелых для родителей дней. Ему никогда не забыть пустой взгляд матери и застывшие в ее глазах слезы. И никогда не отблагодарить отца за то, что он оказался рядом. — Доброе утро, милый, — улыбнулась мама, положив подбородок на сомкнутые в замок ладони, — Будешь кофе? — Нет, спасибо, — Юнги взял с тарелки сэндвич с тунцом и сунул его в рот, — Мне уже пора бежать. — Сеанс у доктора Кима? — спросил отец, отложив газету, — Он тебе нравится? — Да, — кивнул Мин, — От него не пахнет старостью. Юнги сменил врача две недели назад. Его предыдущий психиатр был странным и вызывал у Мина еще большую тревогу. Ему было около шестидесяти пяти лет и он частенько отключался во время терапии, заставляя Юнги проговаривать одно и то же по нескольку раз. Поэтому едва подвернулась такая возможность, он сменил врача на более молодого и заинтересованного. Доктор Ким внушал доверие и неподдельное теплое чувство где-то внутри. И если бы не врачебная этика, они бы точно подружились и вне его кабинета. — Все, мне пора, — Юнги с трудом дожевал последний кусок сэндвича, — Увидимся вечером. Поцеловав маму на прощанье, Мин накинул дубленку и вышел из дома. Робкое ноябрьское солнце уже скрылось за тяжелыми тучами. Морозный ветер обжигал щеки, а в воздухе кружились редкие снежинки. Лондон был подозрительно похож на ту картинку из сна. Не хватало только трамвайных путей и незнакомого парня, доброжелательно предложившего билет. От воспоминаний о нем грудная клетка будто сжалась в тиски. Это было странное, давно забытое, чувство, от которого кровь буквально стыла в жилах. Незнакомец, которого сегодня Юнги наконец удалось рассмотреть, не был похож ни на кого из знакомых: его блондинистая челка небрежно спадала на лоб, цепляясь за брови и почти касаясь пышных ресниц; в бездонных карих глазах тонуло отражение вагона трамвая, а полные губы отливали ярко-розовым оттенком и, растягиваясь в улыбке, делали парня еще красивее. Юнги вдруг остановился. Осознание сопроводилось тяжелым вздохом. Черт, он влюбился в парня. В парня из собственного сна.***
— Доктор Ким? — Мин коротко постучал по деревянной двери и сделал первый шаг. — Юнги, — улыбнулся доктор, — Проходите. Сняв дубленку, Юнги повесил ее на резную вешалку и присел в кресло. В кабинете пахло кофе с нотками корицы и карамельного сиропа. Во много раз лучше, чем затхлый запах старости. — Как вы себя чувствуете, Юнги? — поправив халат, доктор сел напротив, — Не было никаких побочных эффектов от новых лекарств? — Я в порядке, спасибо, — кивнул Мин, — Немного кружится голова от дезипрамина, но в остальном все хорошо. — Угу, — мужчина задумчиво потер подбородок и сделал несколько пометок в медицинской карте, — Если головокружение не прекратится к следующей сессии, придется заменить дезипрамин на амитриптилин. — Доктор Ким, — произнес Юнги, — Вы что-нибудь знаете о повторяющихся снах? — О повторяющихся снах? — он задумался, — В этой теме я придерживаюсь мнения Карла Юнга — такие сны несут в себе содержания, которые человек по тем или иным причинам не готов осознать и интегрировать. Такие сны ведут к конфликту между сознанием и бессознательным, и могут быть следствием продолжительного невроза, — доктор взглянул на Мина из-под оправы своих очков, — Вы столкнулись с чем-то подобным? Юнги поджал губы. Он должен был рассказать об этом еще на первой сессии, но, решив, что сможет справиться сам, намеренно промолчал. Несколько недель он изучал всевозможную литературу и статьи в интернете, однако ответа так и не нашел. И, как он думал, сделал только хуже — если до этого он видел этот сон пару раз в месяц, то теперь он повторялся практически каждый день, сводя Мина с ума. С этим срочно нужно было что-то делать. — Это началось после того, как меня выписали из больницы, — начал Юнги, — Во сне я всегда приходил на одну и ту же остановку и садился в один и тот же трамвай. У него не было ни номера, ни маршрута, а в качестве пассажиров выступали контролеры в зеленых жилетах, — он отвел взгляд, устремив его в окно. Редкие снежинки сменились снегопадом, плотные хлопья которого прилипали к стеклу, — И среди них был парень со светлыми волосами. Он каждый раз говорил мне о том, что если кто-то оказался в этом трамвае и слышит стук колес — у него все еще есть надежда. А если нет — контролеры попросят его предъявить билет. Доктор Ким, сидевший напротив, внимательно его слушал. В его взгляде не было ничего, кроме абсолютного интереса. — Что еще было в этом сне? — спросил он. — Да больше ничего, — помотал головой Мин, — Просто темнота и я просыпался. Но сегодня мне удалось поговорить с этим парнем. Он сказал, что он — плод моего бессознательного, которое создало его из образа человека, которого я когда-то видел, но не придал этому никакого значения. Но я уверен, что никогда в жизни его не встречал. — Интересно, — протянул доктор Ким. Он встал со своего места и подошел к одному из шкафов, достав из него старую книгу, — Есть одна методика, она называется «Эриксоновский гипноз». — Гипноз? — переспросил Юнги, — Разве это не антинаучно? — У подобных методик действительно не хватает доказательной базы, — ответил доктор, — Но эриксоновский гипноз вполне неплохо себя зарекомендовал. Мин задумался. Он слышал и читал о подобном, но всегда думал, что гипноз был придуман для людей, которым некуда девать деньги и время. Если он правильно помнил, некоторые использовали его для того, чтобы узнать, кем они были в прошлой жизни и прочую чушь. Но если гипноз сможет помочь Юнги вновь встретиться с тем парнем из сна, он готов опробовать его на себе. — Я не могу гарантировать вам, что эксперемент пройдет успешно, — доктор Ким будто прочитал его мысли, — У меня мало опыта в гипнотической практике, но, если вы готовы, мы можем попробовать. — Я готов, — твердо сказал Юнги. — Хорошо, — кивнул доктор, — Приступим.***
Проволока сомнений звякнула приглушенно, в туманной пепельнице чужого лица.
— Закройте глаза, — произнес доктор Ким, глядя на Юнги, — И вытяните вперед правую руку. Внимательно слушайте меня, Юнги, и как только почувствуете погружение в транс, опустите руку и откройте глаза. Вы сказали, что видели трамвай. Это так? — Да, — шепотом подтвердил Юнги. — Расскажите о нем, — доктор внимательно наблюдал за ним. — Это был старый трамвай зеленого цвета, — начал Мин, — Я видел похожие в учебниках истории. Кажется, у него не должно было быть дверей и окон. Этот трамвай был больше похож на прогулочный, чем на пассажирский, а в начале вагона, рядом с водителем, стоял бы экскурсовод, рассказывающий о Биг Бэне или Букингемском дворце. — Что вы видите в окнах, Юнги? — прищурился мужчина, — Может быть знакомые улицы? Или людей? Этот парень, он уже с вами? Юнги молчал, будто обумывая ответ. Но доктор Ким знал — он вот-вот опустит руку. — Я вижу его, — лицо Мина заметно расслабилось, — Он стоит прямо напротив двери. В его руках два билета — один его, другой он предложит мне. Юнги опустил руку и распахнул глаза. Встав со своего места, доктор Ким подошел к нему и провел по воздуху открытой ладонью. Глаза Мина внимательно проследили за его движениями. — В ваших руках билет, Юнги, — доктор вернулся на свое место, — Вы видите цифры? — Ноль, восемнадцать, пятьдесят три, — словно робот ответил Мин. — Теперь взгляните на парня, — с этого момента нужно было быть придельно осторожным. Одно неверное слово — и у пациента может случиться паническая атака, — Спросите у него: что означают эти цифры, почему вы оба едете в этом трамвае и куда он направляется? Несколько минут Мин молчал, глядя в одну точку. Он почти не моргал и не реагировал ни на какие звуки, доносящиеся из-за оконного стекла или закрытой двери. — Он говорит про важные числа, — голос Юнги стал еще тише, — Ноль — рождение, восемнадцать — возраст тяжелого решения, пятьдесят три — любимое число. Он сказал, что ему тоже нравится цифра пять. Снова молчание. У доктора Кима дрожали руки – он ожидал срыва, истерики, но сеанс проходил отлично. — Он должен был отдать мне билет, — Юнги моргнул, — Этот парень ждал меня, отвлекая контролеров. Конечная остановка — Элмерс Энд. Но мне нужно сойти раньше. Он говорит, что меня ждет очередь за солнцем на холодном углу. — Спросите у него, что это значит, — доктор откровенно нервничал — его голос просел, а на лбу проступила испарина. — Место для людей, потерявших надежду, — взгляд становился четче. Времени почти не осталось, — Там меня ждут. — Спросите точный маршрут, что-нибудь примечательное, чтобы вы точно не заблудились, — доктор вцепился ладонями в подлокотники своего кресла. — Парк, — по слогам проговорил Юнги, — Белая беседка и утки ныряют в воду. Там тихо, только старые листья шуршат под ногами. Его сознание возвращалось. Юнги часто моргал, в глазах снова заблестела жизнь. — Что… — расстеряно произнес он, — Что это было?***
Сев в такси, Юнги смог произнести только одну фразу: — Пожалуйста, быстрее. Маршрут, по которому ему предстояло ехать, составил для него доктор Ким. Он повторил Юнги его слова, сказанные под гипнозом, и рассказал, что во всем Лондоне есть одно единственное место, похожее на то, что он описал. Беседка, пруд, утки — Риджентс Парк к югу от центра. Мин был уверен, что никогда в жизни не посещал этот парк. Он находился слишком далеко от его дома и туда нельзя было добраться на метро и общественном транспорте без пересадок. Да и знакомых в той части Лондона он не имел. Волнение брало верх над Юнги. Неприрывно дергая ногой и кусая губы, он смотрел на быстро сменявшийся пейзаж за окном. Ни похожих трамвайных путей, ни цветочных магазинов, ни разбитой остановки — ничего не было. Абсолютно все казалось ему незнакомым. — Вот, — Мин протянул водителю несколько помятых купюр, — Спасибо. Захлопнув дверь машины, он оглянулся по сторонам: белый купол деревянной беседки выглядывал из-за высоких голых кустов; края пруда затягивало тонкой ледяной коркой, а уток уже не было, как и людей вокруг. Казалось, будто Лондон вымер. Совсем, как в том сне. Подойдя чуть ближе, Юнги замер на месте. На узкой скамейке сидел парень с выглядывающими из-под шапки белыми прядями. На его коленях лежал небольшой холст, а рядом стояли баночки с масляной краской и пара кисточек. Парень был увлечен рисованием, не обращая внимания ни на шквалистый ветер, ни на слегка ослабевший снегопад. — Не может быть, — произнес Юнги, все еще не сдвинувшись с места. Парень поднял взгляд и замер. В его глазах застыло непонимание. — Не может быть, — повторил он, поднявшись со своего места. Кисточки и краски полетели на пол, не удержавшись на неустойчивой скамейке. — Это правда? — Юнги хотелось ударить себя по щекам. Что это? Очередной сон? Или он все еще в трансе? — Вы исчезнете, как только я спрошу ваше имя? — парень все еще был в замешательстве, держа в дрожащих руках исписанный холст. — Мое имя Юнги, — на автомате проговорил Мин. Парень зажмурился, но спустя несколько секунд вновь открыл глаза. Они оба продолжали стоять друг напротив друга, словно вкопанные. — Меня зовут Чимин, — выдохнул он. Его губы растянулись в улыбке. Казалось, будто он вот-вот сорвется с места. — А это вам, — Чимин передал Юнги написанную им картину. Яркие, еще не успевшие высохнуть краски, немного смазались и отпечатались на его ладони. На холсте были изображены двое — Юнги и Чимин, застывшие лицами к зрителю в очереди за солнцем на холодном углу.