***
— Отлично постарались сегодня, всем большое спасибо! Джисон благодарно склонился перед стаффом, находившемся на бэкстейдже. Минхо не смог сдержать улыбки: это было так вежливо и мило с его стороны, хотя Хан и немного покачнулся на месте из-за утомления. Персонал поблагодарил его в ответ, и Джисон, наконец, смог расслабиться. Он буквально рухнул на стул перед туалетным столиком, и Минхо сразу же наклонился, негромко спрашивая: — Ну как ты? Принести тебе что-нибудь поесть? Его собственный голос звучал как-то незнакомо всякий раз, когда он обращался к Джисону. Так, словно бы их разговор был чем-то нереальным, словно Минхо только вообразил себе, что может вот так запросто обращаться к нему. Казалось, его мозг отказывался воспринимать тот факт, что кто-то вроде Хан Джисона в самом деле существует. — Пойдёт, спасибо, хён. Хочу сегодня пойти спать пораньше, — Джисон устало улыбнулся. Он откинулся на спинку стула, а его глаза закрылись. — Эй, не спи. Ты же знаешь, как Хёнджин ненавидит снимать тебе макияж, когда ты засыпаешь. Ты всегда так широко открываешь рот… Минхо вдруг услышал насмешливое хихиканье, и до него лишь спустя пару секунд дошло, что это смеётся он сам. Упс… он правда этого не хотел — это всё его тело! — Ага, спасибо, хён, давай, ещё ты начни, — Джисон вновь открыл глаза и уставился на своё лицо, отражавшееся в большом зеркале напротив. — И ничего не широко. Рот как рот. Минхо проследил его взгляд. Незаметно для себя он замер, разглядывая отражение Хана, но тот был настолько занят тем, что пытался стереть помаду с губ, что не обратил на это никакого внимания. Внезапно, появившись буквально из ниоткуда, рядом с ними оказался Хёнджин, который тотчас несильно шлёпнул Джисона по руке и принялся его отчитывать: — Сколько раз я тебе говорил — никакого трения! Осторожно смой помаду, используя мицеллярку. Если ты и дальше будешь таким неаккуратным, губы потрескаются, а это, между прочим, первое, на что обращают внимание твои фанаты. — Ну нет, Джинни, сначала все смотрят на его щёки. Как же их называют? Джикис? Чонин, новый ассистент Хёнджина, вклинился между Минхо и стулом, на котором сидел Джисон. Он тут же принялся за работу, ловко выплетая блестящие нити из волос Хана. Минхо лишь отступил на шаг, чтобы не мешать ему, но так и продолжил откровенно разглядывать отражение в зеркале. — Что? Мне казалось, они любят мой голос. Джисон преувеличенно трагично прижал раскрытую ладонь к груди и разочарованно надул щёки. Сердце Минхо пропустило удар. Джисон в этот момент был таким очаровательным, что Минхо ощущал, как внутри него всё начинает плавиться. — Ханни, сиди спокойно, если не хочешь, чтобы мицеллярка снова попала тебе в рот, — с напускной строгостью произнёс Хёнджин, пригрозив ему в зеркале. Минхо негромко рассмеялся, что Хан оставил без внимания. Оба стилиста, зато, заслужили недовольный — насколько это вообще возможно, учитывая его милое доброе лицо — взгляд. Закатив глаза пару раз и надувшись, Джисон снова опустил веки и откинулся на спинку стула, позволяя Хёнджину и Чонину закончить их работу. Лишь целый час спустя Минхо и Джисон, наконец, сели в машину — Хан на заднее сиденье, а Минхо рядом с водителем. Как и всегда, они развлекали себя в поездке болтовнёй о всяких пустяках, в то время как водитель Хана, Ким Сынмин, по своему обыкновению молчал. Сынмин лишь периодически вставлял колкие замечания — этот парень хоть и выглядел, как безобидный щеночек, на деле имел характер опасного боевого пса и пребольно кусался словами. — И потом Чан-хён вообще удалил мою песню! И почему? Только потому, что я в неё вставил пару строчек о том, как сильно люблю чизкейки?? Несмотря на то, что Джисон пытался казаться расстроенным, он держался за живот от смеха. Минхо же полным нежности взглядом смотрел на то, как приподнимаются уголки его рта, когда он пытается сдержать смех, как забавно морщится его нос, и не мог перестать думать о том, как сильно он влюблён. — Да как он мог? Наверняка это была отличная песня. Минхо был довольно хорош в том, чтобы проявлять искреннее сочувствие, что часто добавляло ему лишние пункты в глазах Джисона. Хан часто закивал, широко улыбнулся и многозначительно потряс указательным пальцем. — Вот поэтому именно ты мой любимый хён! — Я паркуюсь, — донеслось с водительского сиденья. Машина остановилась перед домом, в котором жил Джисон. — Большое спасибо, Сынмин-и, спокойной ночи вам обоим! Увидимся завтра, Минхо-хён. Джисон с улыбкой махнул рукой на прощание и вышел на улицу. Минхо и Сынмин подождали, пока он не зайдёт в дом, и только тогда Сынмин завёл мотор, а Минхо облегчённо выдохнул. Это не осталось незамеченным. — Ну так что, хён, когда ты уже наберёшься смелости пригласить его на свидание? Этот вопрос был настолько неожиданным и прозвучал без, казалось бы, малейшей предпосылки, поэтому Минхо взглянул на Сынмина круглыми от удивления глазами. — Что, прости? Сынмин пожал плечами, ни на мгновение не переставая следить за дорогой. — А что такое? Даже Чанбин уже заметил, что ты на него безнадёжно запал, а он, между прочим, ни на что, кроме Феликса, не смотрит. На самом деле меня удивляет только одно: как Хан тебе сам ещё ничего не сказал. Абсолютно растерянный, Минхо потёр лоб, взглянул на экран телефона, а потом вновь перевёл взгляд на Сынмина. —… Я обязательно приглашу на свидание коллегу, Сынмин. — Ну конечно, — хмыкнул тот, — это и есть главная проблема. Ага, точно. Причина в том, что вы — коллеги? Хм, прости за прямоту, но ты вроде как его надзиратель. Лично я не считаю, что вас можно считать коллегами, но даже если бы это было и так… А почему нельзя встречаться с коллегой? Чанбин и Феликс ведь вместе. Ну, ладно… в каком-то смысле. Но они ведь в самом деле работают вместе. А Чонин и Наён? Эти двое буквально прямые коллеги. Всё это было так странно. Начиная с того, что Сынмин в принципе так много говорил, заканчивая тем, что Минхо и Сынмин сейчас в самом деле обсуждали настолько интимные вещи. Чаще темами их бесед служили баскетбол или танцы, иногда — животные, потому что Сынмин был заядлым собачником, а у Минхо дома жили три кота. И все же обсуждать что-то подобное оказалось не так уж и сложно. Каким-то образом Сынмину удалось стать кем-то, с кем Минхо не чувствовал себя неловко или некомфортно, разговаривая о своих чувствах. — Ладно, возможно, в чём-то ты прав. Но я всё же не могу так запросто подкатить к нему. Как ты себе это представляешь? Он ведь айдол. Что напишет пресса? «Звезда номер один и его красавчик-телохранитель начали встречаться!»? Ладно, не скажу, что подобная перспектива меня никак не привлекает, но тогда Джисону придётся заплатить за это популярностью. Сынмин на некоторое время замолчал, а потом пожал плечами и отстранённо отметил: — Ну, ты хотя бы не отрицаешь того, что он тебе нравится. Это уже первый шаг.***
— Доброе утро, Минхо-хён. Младший телохранитель стоял перед входом в компанию и приветливо улыбался Минхо, подошедшему с двумя стаканами кофе в руках. — Доброе, Чанбин. Как проходит смена? — А, просто не спрашивай. Быстрее бы оказаться дома… Ночные смены — полный отстой. Я прихожу, когда все идут спать, и ухожу, когда все оживают. Ха… Я бы хотел быть чьим-то личным телохранителем, знаешь. Тогда мне бы не пришлось жить вот так вот. Минхо, привыкший к таким жалобам, лишь хмыкнул и закатил глаза. — Зато твой рабочий день заканчивается через десять минут. Не теряя больше ни минуты, Минхо вошёл в здание компании и сразу направился в студию Джисона. Чан недавно написал ему, что тот уже работает, так что Минхо не пришлось ехать к нему домой, чтобы разбудить. Вообще-то раньше Джисон буквально безвылазно сидел в студии, но с обретением известности всё же согласился с тем, чтобы Минхо отвозил его по вечерам спать домой. Утром же Минхо снова забирал его, чтобы доставить в студию, и Хана, вроде как, абсолютно устраивало такое положение вещей. По крайней мере, он никогда с ним не спорил. Минхо открыл дверь в студию, толкнув её локтем. Джисон сидел, склонившись над микшером и, казалось, не замечал ничего, что происходит вокруг. Ожидаемо, он не обратил внимания на негромкий хлопок закрывшейся двери, и поднял голову только тогда, когда Минхо демонстративно кашлянул несколько раз. Глаза Джисона были абсолютно круглыми и испуганными, а голос звучал почти обвиняюще: — Боже мой, хён! Ты меня до смерти напугал. — И тебе доброго утра, Джисон-и. Я взял тебе кофе. Минхо протянул ему всё ещё теплый стакан, который Хан тотчас принял с благодарной улыбкой. — Как мило с твоей стороны, спасибо, хён, — он сделал большой глоток и заулыбался ещё сильнее. — Ого, вкусный, спасибо ещё раз. — Не за что. Но почему ты пришёл так рано? Ещё даже нет восьми, а ты вчера и так поздно вернулся. — Я знаю, хён, я знаю… Но у меня появилась эта идея, так что я просто обязан был сегодня прийти пораньше и начать работать. Это Чан-хён тебе сказал, что я здесь? Вот же стукач. Я хотел, чтобы ты хоть немного отдохнул. Джисон как-то разочарованно вздохнул и упал обратно на кресло, кивнув Минхо на точно такое же, стоящее рядом. Минхо с готовностью занял своё место, разумеется, не способный отказаться от малейшей возможности приблизиться к Джисону. Уж точно не тогда, когда тот так мило заботится о нём. И вот снова этот странный грохот у него в груди. Если бы Джисон услышал его, то точно бы настоял на том, чтобы Минхо отправился к врачу, но он лишь растянул губы в мягкой улыбке и спросил: — Хочешь послушать, хён? Я ещё не закончил, но выходит довольно неплохо.***
Недели сменяли друг друга, а Минхо и Джисон продолжали проводить каждый свой день в студии. Незаметно на горизонте замаячили дни рождения Хана и Феликса. Минхо удалось узнать от Чана, что они не планировали на эти дни ничего особенного, просто собирались отметить в узком кругу. Минхо и сам Чан, которых причислили к списку близких друзей, также были приглашены. Сперва Минхо чувствовал себя правда неуверенным в том, стоит ли ему туда идти. Но, в целом, почему бы и нет? Они все проводили так много времени вместе, что Минхо правда можно было смело назвать другом обоих, — ну и что с того, что он и Джисон никогда ещё не встречались в такой неофициальной обстановке, они ведь часто были единственной компанией друг для друга днями напролёт — так что в приглашении на праздник не было ничего удивительного. Единственной проблемой стало то, что Минхо, как оказалось, не имел никакого понятия о том, что он мог бы подарить Джисону. С Феликсом дела обстояли куда легче: будучи хореографом в их компании, он обожал всё, что связано с танцами, так что Минхо купил для него билеты на балет, который тот так хотел посетить. Но Джисон? Чёрт, как же тяжело быть влюблённым. Чан купил ему новые наушники в студию. Хёнджин и Сынмин, конечно, подарят какую-нибудь новую цепь, от которых Джисон без ума. Чонин, когда Минхо интересовался его намерениями по поводу подарка, сказал, что пока не уверен, но вроде как собирается подарить ему новую пару обуви. Феликса и Чанбина же Минхо пока спросить не успел. Вздыхая на каждом шагу, Минхо методично изучал ассортимент огромного торгового центра в свой выходной, пытаясь найти что-то, достойное стать подарком Джисону. Он знал его так хорошо, буквально каждую мелочь, знал, что ему нравилось и что — нет. Но несмотря на это он мог лишь обводить бесконечные бутики несчастным взглядом, абсолютно не зная, что ему делать. В какой-то момент он настолько отчаялся, что, оказавшись перед полкой с забавными носками с яркими принтами подумал, что, возможно, было бы неплохо подарить Джисону пару пар. По крайней мере все, включая Джисона, посмеются. Но Минхо быстро отмел эту идею: ему вовсе не хотелось, чтобы на свой день рождения Джисон получил от него какой-то идиотский шуточный подарок. И вдруг — словно по волшебству — ему в руки попал этот флаер, которые раздавали в холле торгового центра, и Минхо просиял. Идеальный подарок для идеального парня был найден.***
— С днём рождения, Джисон! Было около восьми вечера, когда виновник торжества вошёл в комнату, и все собравшиеся несинхронно закричали поздравления. Они решили отпраздновать в квартире Чана, менеджера Джисона. Этот парень зарабатывал почти столько же, сколько сам Джисон, так что мог позволить себе иметь квартиру, достаточно большую для того, чтобы вместить всех гостей и позволить им спрятаться перед появлением Джисона и Феликса и сделать сюрприз. Джисон тут же принялся искренне благодарить всех присутствующих, в том числе и Минхо. Когда он подошёл ближе и остановился прямо перед ним, Минхо, если честно, на какое-то время вовсе не мог подхватить нить разговора, потому что откровенно пялился на Джисона. Тот сегодня был без макияжа, но всё равно выглядел таким прекрасным, будто излучал какое-то совершенно особенное внутреннее сияние. Его глаза казались Минхо полными ярких искр, словно бы собрали в себе весь свет мира. Боже, как же тяжело было делать вид, что он не влюблён до смерти в этого человека. — Я так рад, что ты тоже пришёл, Минхо-хён. Джисон солнечно улыбнулся, и Минхо ничего не оставалось, кроме как растянуть губы в ответ. — Я тоже рад, что я здесь. Двойной день рождения — это очень круто. Джисон согласно кивнул, и они оба направились в сторону кухни, чтобы взять напитки. На самом деле Минхо предпочёл бы, чтобы Джисон не пил. Проводя с ним буквально каждый день, Минхо, конечно, был в курсе того, что Джисон не особенно часто ходил куда-либо развлечься не только из-за работы, а из-за крайне низкой устойчивости к алкоголю. И всё же это Минхо был тем, кто открыл для него пиво, протянул бутылку и чокнулся своей, пожелав всего самого хорошего. Ещё целых четыре часа Джисон будет именинником, а потом это звание перейдёт к Феликсу, так что эти четыре часа должны стать самыми весёлыми и лучшими, какие он только может себе представить. Итак, всё началось. До самой полуночи они развлекались тем, что играли в клишированные игры для попоек, которые кажутся чем-то интересным только когда все вокруг под градусом. Всё началось с самой избитой из них: бирпонга. Потом перешли к жмуркам… На этом этапе Минхо вымотался настолько, что играть дальше просто не мог, так что занял место на диване. Но усталость, впрочем, не мешала ему с умилением смотреть на довольного Джисона с ложкой в руке, который ползал по полу с завязанными глазами. На самом деле он, конечно же, выглядел, как самый настоящий придурок, но Минхо был искренне счастлив видеть его в настолько хорошем настроении. Минхо поздравил Джисона с победой, протянув ему ещё одно пиво, которое открыл какой-то незнакомый парень, который вроде как был школьным другом Чанбина. В целом, вечер проходил вполне неплохо. Около десяти часов вечера они принялись играть в «угадай кто я». Минхо должен был загадывать, кем был Феликс, так что в конечном итоге тот сидел с прикрепленным ко лбу ярко-розовым стикером, на котором было написано «Краш Чанбина». Минхо не был до конца уверен в том, имел ли он право на такое (и в особенности в том, как отреагирует на это сам Феликс), но, эй, Чан сказал, что на сегодня никаких правил не существует. Когда Феликс вновь повернулся к остальным со стикером на лбу, большая часть присутствующих рассмеялась, и только один Чанбин неестественно выпрямился на диване, в то время как его лицо и шею залила краска. Прошло около получаса, прежде чем все отгадали, кто им достался. На лбу у самого Минхо был стикер с надписью «Ли Минхо»… актёром Ли Минхо. Что ж, как оказалось, не все присутствующие хорошо переносят алкоголь: Чонина так сильно насмешила его гениальная задумка, что, когда Минхо, наконец, назвал правильный ответ, он упал на пол, хрюкая и задыхаясь, будто смешнее ничего он в жизни не делал. Феликс ожидаемо стал последним, кто разгадал, что написали на его стикере. Ему было так ужасно неловко говорить это вслух, что он просто-напросто сорвал стикер со своего лба и сжал в кулаке. Секундой позже Минхо получил ощутимый удар в грудь. Продолжать эту игру, разумеется, было невозможно, потому что Феликс и Чанбин были для этого совсем не в том настроении. Вместо неё было решено сыграть в бутылочку на желания, впрочем, все сразу договорились о том, что желания нужно загадывать такие, чтобы их можно было выполнить через какаоток. Именно по этой причине Минхо в принципе согласился играть. Впрочем, конец вышел вовсе не таким, как он надеялся: в итоге он вынужден был вынужден отправить своей маме гигантское сообщение на тему того, как сильно он восхищается самым гениальным и прекрасным исполнителем за всю историю Кореи… Пак Чинёном . Как же он ненавидел себя за то, что в принципе согласился играть. Однако в этот же самый момент он услышал мягкий смех Джисона, и всё снова стало лучше некуда.***
— Минхо-хён, почему ты всё ещё не за решёткой, а? — Джисон смотрел на него огромными удивлёнными глазами, залитыми до самых краёв. Он всё ещё лежал рядом с ним на животе, очутившись в таком положении в какой-то момент игры и решив больше не вставать. Не зная, что и ответить на такое, Минхо лишь удивлённо приподнял бровь, и тогда Джисон пояснил: — Ты такой красивый, это точно противозаконно. Его собственные же слова заставили Хана пьяно захихикать, как и сидящего рядом Чонина. Минхо же… Минхо не имел понятия, стоит ли ему рассмеяться из-за того, какой ужасно нелепой была эта фраза, или покраснеть до самых корней волос, потому что, блять, алло, Хан Джисон сейчас лежал рядом с ним и, по всей видимости, пытался использовать на нём пикап-фразочки для обольщения (ужасно нелепые, что стоило ещё раз подчеркнуть). — Если это противозаконно, а я всё ещё на свободе, то ты, вероятно, должен меня арестовать. Минхо и сам удивился тому, как спокойно звучал его голос. Его же сердце при этом буквально сходило с ума в груди. — Точно! Джисон быстро, слишком быстро для количества выпитого алкоголя вскочил и сел перед Минхо на колени. Схватив его запястья обеими руками, он крепко сжал их и заявил: — Ну всё, теперь ты арестован, хён! Ты обвиняешься в том, что… хм… в том… что у тебя слишком красивое лицо! Минхо был вовсе не единственным в комнате, кто рассмеялся — это сделали все, кто слышал, что сказал Хан. Однако он сидел перед ним с широко распахнутыми глазами и таким искренним, совершенно невинным видом, что Минхо сразу же стало стыдно за свой смех и за то, что он продолжает носить в себе эти глупые чувства к нему. Но что ему было делать? Быть влюблённым в Джисона оказалось так просто и так естественно.***
В какой-то момент игра подошла к концу, хотя никто и не мог точно сказать, в какой именно. Алкоголь разморил Минхо, в то время как Хан лишь распалялся, с каждой секундой болтая всё активнее и бессвязнее. Так не могло продолжаться долго: спустя ещё пару стопок Минхо настолько потерял нить разговора, что просто-напросто опустил голову Джисону на плечо буквально на мгновение, а потом так и уснул. Для него стало гигантским удивлением проснуться с головой, лежащей на коленях у Хана. Он пару раз моргнул, сосредотачиваясь на спящем лице перед собой и, когда первый шок прошёл, едва сумел сдержать смешок: Джисон, как всегда, спал с открытым ртом, а уголок был испачкан слюной. Пытаясь действовать тихо, Минхо протянул руку вверх, и осторожно подтолкнул нижнюю челюсть, побуждая Хана закрыть рот. Тот так и не проснулся, а лишь вздохнул и причмокнул губами. — И это меня нужно арестовать за то, что у меня слишком красивое лицо? Как вообще можно выглядеть хорошо после того, как пил всю ночь? — прошептал Минхо с улыбкой, не надеясь получить ответ, и мягко провёл по его волосам. Джисон всё так же продолжал спать, так что он так же негромко продолжил: — Когда-нибудь я обязательно найду в себе смелость, положенную телохранителю. И тогда я, наконец, уволюсь, чтобы всё тебе рассказать. Он поднял голову с колен Хана, потянулся к его лицу и оставил на щеке едва ощутимый поцелуй. Однако, отклонившись и вновь взглянув ему в лицо, Минхо обнаружил пару широко распахнутых ореховых глаз, что смотрели на него, наполняясь слезами. — Ты… Ты хочешь уволиться? Это было сравнимо с ударом по лицу. Или даже двумя. Да словно по его телу пробежало целое стадо быков — настолько больно было осознавать, что он стал причиной слёз Джисона. — Почему? Я… Я сделал что-то не так? Т-тебе нужно больше денег? — он пытался стереть стекающие по щекам слезы, но их было так много, что ничего не выходило. Что до Минхо, то он замер в одном положении, не способный выдавить из себя ни звука. — Я буду больше платить! Не переживай, я скажу м-менеджеру, и он… Или тебе нужно что-нибудь другое? Больше выходных? Я об этом позабочусь! Его путанная испуганная речь оказалась такой громкой и эмоциональной, что остальные тоже стали просыпаться. — Нет, ты всё не так понял, Джисон! Минхо собирался было попытаться объясниться, но Хан его тут же перебил: — А что тогда? Ты хочешь уволиться из-за того, что я тебе больше не нравлюсь? Чёрт, я же не нравлюсь тебе, так? Это казалось невозможным, но слёзы потекли по щекам Джисона ещё сильнее, и Минхо, наконец, отмер: — Конечно же ты мне нравишься, о чём ты говоришь? — Он подался вперёд, обхватил лицо перед собой обеими руками. Большими пальцами Минхо принялся стирать дорожки слёз (ну, по крайней мере пытался стереть). — Ты так сильно мне нравишься, ты просто представить себе не можешь и… Я думаю, в этом и состоит проблема. — Минхо глубоко вздохнул, как будто собирался броситься в ледяную полынью с головой, и произнёс: — Хан Джисон, я так в тебя влюблён. Именно по этой причине будет лучше, если я уволюсь.***
Яркие прожекторы были направлены на молодого человека, стоящего посреди сцены. Он сжимал микрофон в руке и обводил взглядом толпу, собравшуюся перед ней, пока, наконец, не нашёл его, улучив момент, когда стоящий спиной к сцене телохранитель обернулся. На губах у второго мелькнула едва уловимая улыбка, и он снова отвел глаза. Если бы все взгляды не были бы в этот момент сконцентрированы на нём, он бы, конечно, ответил. Но Джисон лишь прокрутил на пальце новое кольцо и опять поднёс микрофон ко рту. Минхо стоял перед толпой людей и внимательно следил за тем, чтобы никто не пересекал пределы ограждения. В это же самое время его собственный палец украшало точно такое же кольцо. Они не были обычной парой, им также вовсе не было легко быть вместе. И даже несмотря на то, что они, вероятно, никогда не смогут открыто объявить о своих отношениях в Корее, они были счастливы. Потому что Хан Джисон был тем, кто освещал своим существованием буквально каждое мгновение жизни Ли Минхо и наоборот. И пока это так… Что ж, не так уж и сложно ради спокойствия и счастья оставаться в глазах общественности просто рэпером и его телохранителем.