I gotta say,
Honestly, when you look at me,
It's like a gun goes off
Deep inside of me.
(Saint Motel - Puzzle Pieces)
* * *
«Я не люблю загадки». «Ты стоишь слишком близко». Нигма улыбается так, будто ворвавшийся в полицейский участок Кобблпот смешно пошутил. Это раздражает Освальда даже больше, чем то, как пренебрежительно Нигма ведёт себя с ним. Странно, но чутьё подсказывает Пингвину, что они встретятся снова. Конечно, собственная интуиция не обманывает его никогда, но в этот раз всё происходит не так, как он ожидал. Мягко говоря. «Зачем ты привёл меня в свою квартиру?» «Что тебе от меня нужно?» От вопросов, оставшихся без ответа, головная боль только усиливается. Воспоминания кружатся калейдоскопом в руках душевнобольного. Кобблпот в доме этого чудака, на его кровати, в его одежде. Нигма спас ничтожного Пингвина, которого оставили собственные приспешники — не за просто так, разумеется, но единственная награда, которую он требует за жизнь Кобблпота, — совет от него как от профессионала для своих глупых криминальных начинаний. Постоянный вопрос «какого вообще чёрта» отпадает на второй план, а затем исчезает вовсе, когда он видит, как Эдвард стоит у плиты, готовит какую-то бурду со вкусным запахом и напевает знакомый до боли мотив, пока у него в квартире залечивает раны опаснейший преступник. Да он просто сумасшедший, тут даже думать нечего. Но компания Нигмы хотя бы оказывается приятнее бросивших его подхалимов. Готэму, как обычно, наплевать; время в городе продолжает течь своим сумасшедшим темпом. Их отношения плавно перетекают из «мне просто нравится твоё общество» в «ты — мой единственный друг в этой огромной дыре», и теперь приходит очередь Кобблпота спасать Нигму. Таким, как этот умник, нет места среди безумцев Аркхема, они оба знают это; убийца он или нет, было лишь вопросом времени, когда Пингвин вернётся, чтобы забрать его с собой — на этот раз навсегда. «Пингвину нравится держать его рядом», так думают все остальные. Эдвард для них — ручная собачка; пудель, которого мэр завёл, чтобы развлекать себя, когда станет скучно. Они не знают, что для Освальда он значит гораздо больше, чем весь мир вместе взятый. Скоро Эд проявит свою истинную натуру и покажет, что может стоять с мэром наравне; Освальд и сам страстно желает этого. Пребывание в Аркхэме не прошло зря и сделало сильнее их обоих: из скромного судмедэксперта Нигма расцвёл в убийцу, помощника мэра Готэма и угрозу, посильную самому Кобблпоту. Может, Эд был таким всегда, просто не хотел признавать этого?.. Освальд не знает, и не думает, что хочет. Главное — теперь никто не отнимет у него Нигму. Теперь он рядом. Насовсем.* * *
Входная дверь открывается с едва слышимым скрипом. — Я дома, — негромко произносит Освальд. В темноте коридора двигается почти наощупь: мокрый после дождя зонт — в зонтницу, ко всем остальным, цилиндр на вешалку рядом, рука ориентиром скользит вдоль одной из стен, чтобы случайно не упасть. Так, словно в мираже, он идёт, пока не видит блеклый свет впереди. Внезапно он улавливает вкусный аромат с кухни. Ноздри приятно щекочет; запах еды по небольшой квартире распространяется удивительно быстро. На кухне — точнее, той тусклой части студии, где стоит плита, его встречает Эд, ритмично двигающий кухонной лопаткой в такт мелодии, звучащей из радиоприёмника. Нигма с радостной улыбкой оглядывает Освальда с ног до головы, будто видит впервые. Но спустя мгновение его глаза сужаются до карих щёлочек; Эд откладывает лопатку в сторону, фигура медленно выходит на свет лампы, чтобы Кобблпот мог разглядеть его полностью. — Дорогой, — Освальду нравится, когда Эдвард называет его так, нежно и ласково, будто они замужем уже лет пять. Но сейчас в чужом тоне он слышит нотки тревоги. — Ты задержался. Что-то произошло? Ты в порядке? — Эд указывает на пальто: разодранная ткань возле плеча, под которой краснеет едва заметная самому Освальду ссадина — трофей от очередной сцепки с недоброжелателями мэра. — Ох… Ты об этом, — Освальд неловко вертится, пытаясь потрогать рваное место. От этого швы только распускаются сильнее. — Ничего серьёзного, просто работа… Ты понимаешь. — Слишком хорошо, — он слышит, как Нигма вздыхает. — Я зашью его позже. И тебя тоже подлатаем. А пока температура нашей еды приближается к комнатной… Я хочу сказать, ужин стынет. — Эд, ты не обязан… — Мы уже обсуждали это, — Нигма непреклонен и как-то по-обаятельному серьёзен. — Ты прекрасно знаешь, что мне это не в тягость. Будь хорошим мальчиком, Оззи, и садись за стол. Пальто плавно приземляется на спинку дивана. Вскоре он видит Эдварда с аптечкой и бинтами наперевес; несмотря на все уговоры и ругательства, он заботливо обрабатывает рану. Убедившись, что Освальд «точно в порядке? Ничего не болит? Уверен?», он вновь отходит к плите. Какое-то время Освальд смотрит, как Эд суетится на кухне. Кухонные приборы то и дело ловко мелькают в его руках, и вот на столе перед ним оказывается порция жаркого. « — Слушай, я ничего не имею против ваших отношений. И никто не имеет, потому что вам двоим теперь пересекать дорогу попросту опасно. — Да ну? Я видел, как ты посмотрел на меня, Джим. Гордон, которого они встретили во время празднования в честь нового мэра, вновь рассеянно оглядывает держащихся рука об руку Кобблпота и Нигму. Последнего это, кажется, даже немного смешит. — Просто… Как тебе объяснить, Пингвин… Вы с Эдвардом — слегка необычная пара. Я немного удивился, вот и всё.» На самом деле, Освальд может понять его. Несколько месяцев назад он не мог представить, что будет делить одну квартиру с Нигмой и делать вместе такие вещи, о которых мог только мечтать. И да, стоило признать: с точки зрения нормальных людей они и правда смотрелись странно. У нормальных людей на стенах в квартире есть картины, семейные фото… У Нигмы с Кобблпотом же рядом друг с другом висят справки о выписке из Аркхема. «Полностью психически уравновешенны и здоровы» (как же). У нормальных людей не лежит пистолет в прикроватной тумбочке — на случай, если кто-то узнает об их квартире и проберётся внутрь. У нормальных людей… Да много чего у них нет, что есть у этих двоих. Но ещё у них нет кое-чего важного: того нездорового чувства, которое возникает, когда сумасшествие, творящееся в душе, медленно переходит в полное одержимости безумие при виде одного человека, с которым ты готов убивать других людей, просыпаться утром, и которому без раздумий готов отдать свою жизнь. Честно признаться, всё это до сих пор казалось Пингвину чудесной галлюцинацией, которую он не заслуживал. От собственных мыслей его отвлекает сам Нигма. Завершающим штрихом он ставит на стол вино и пару свечей, зажигает их, а затем выключает свет. — Как романтично, — усмехается Освальд, оглядываясь вокруг. Обстановка в квартире сразу становится намного уютнее. — Стараюсь, мой дорогой. — Нигма улыбается и, довольный собой, садится рядом. Подпирает ладонью подбородок и наблюдает за Освальдом, едва прикасаясь к своей порции. «Он любуется», тут же щёлкает в голове Кобблпота. Как садовод гордится тяжело взращенными плодами, наслаждаясь результатами своих трудов. Сказать, что эта забота не сводит его с ума, равносильно молчанию. А ещё Нигма очень вкусно готовит. — Как прошёл твой день? — спрашивает Освальд. — Знаю, ты ушёл раньше меня… — И жалею об этом. Может, если бы я остался, ты был бы чуточку целее. Без тебя здесь было безумно скучно, ты знаешь? — Могу представить, — смеётся он. — Как дела на работе? — Эд механически водит пальцем по краям бокала с вином — знак заинтересованности. — Будто ты не знаешь. Коррупция, мошенники, куча интервью с мутными журналистами, бесконечный контроль за преступниками и открытия зданий, которые взорвёт какой-нибудь маньяк через неделю… — Кобблпот угрюмо складывает руки на столе и опускает голову. — Я понимаю. Быть мэром — тяжёлая работа, Освальд. — У меня хотя бы есть заместитель. — Он грустно улыбается. — Не представляю, что делал бы без тебя. Пару секунд они оба молчат. Последние слова грузом повисают в воздухе. Видеть Кобблпота унывающим — непривычно и тяжело. — Постой, у меня есть идея. — Нигма резко встаёт со стула и протягивает удивлённому Освальду руку. — Я знаю, что может тебя развеселить. Радиоприёмник на кухне как раз начинает играть какой-то мелодичный мотив. Освальд — конечно, он поддаётся, поднимается вслед, позволяя Нигме увлечь его за собой. Эдвард торжественно встаёт посреди комнаты. — Позвольте пригласить вас на танец, мэр Кобблпот, — и делает галантный поклон. — О, с удовольствием. — Освальд протягивает ему руку. Наверное, сейчас он улыбается очень глупо, но Нигму это нисколько не смущает. Не теряя ни секунды, он берёт его за талию и затягивает в пьянящий своими движениями вальс. «Освальд колеблется. Непроизнесённые слова кипятком жгут горло, не давая продохнуть ни секунду. «Я люблю тебя». Он множество раз подставлял криминальных авторитетов, убивал бесчисленное количество людей, угрожал тем, кто, в свою очередь, мог убить его, и теперь испугался перед такой мелочью, как сказать пару слов. «Какой же ты идиот, Пингвин». Может, дело было в том, что он говорил их именно Нигме — лучшему другу и человеку настолько близкому, что потерять его было равносильно потере частички себя. Может, Освальд просто был эгоистом. Эд всего лишь пару раз обнял его, дружески подбодрил, а Кобблпот уже мчался к нему, как маленький влюблённый пингвинёнок. Освальд так и не решается ничего сказать.» Эдвард подстраивается под ритм шагов партнёра, танец становится быстрее, и они элегантно кружатся вместе. От вина щёки розовеют. Кажется, что вместе с ними кружится весь мир. « — Я снова позвал Изабеллу на свидание, — радостно сообщает ему Нигма. Освальд, как обычно, изображает счастливую улыбку и поздравляет друга. Ревнует ли он? Да, и ещё как; врать самому себе глупо. Но ради счастливой физиономии Эдварда всей доступной ему силой он задвигает это чувство на второй план. И когда свидание повторяется, он делает так снова. И снова. «Терпи ради Эда» становится его личной мантрой. Привыкнуть к разъедающим сердце чувствам невозможно, но смириться с ними — ещё как. Течёт время, и Эдвард вновь приходит к нему в особняк, чтобы поделиться вестями. Но на этот раз его мрачный вид обескураживает Кобблпота. — Я не понимаю, — он лежит на диване, безжизненно смотря на догорающие дрова в камине напротив. — Что я сделал не так? Освальд рассеянно водит пальцами по волосам Нигмы, переместившего голову ему на колени. — Некоторым людям не нужна конкретная причина, чтобы уйти, Эд, — подбирает слова как можно осторожнее, чтобы случайно не задеть по больному. — Но я делал для неё всё! Буквально всё, Освальд… — он тихо всхлипывает и тут же закрывает лицо рукой. Не любит, когда кто-то видит его слабость, даже близкий друг. — И она всё равно ушла от меня. Просто взяла и… может, это со мной что-то не так? На самом деле, Освальд может предположить, почему так вышло. После того, как он узнал Эда достаточно хорошо, он понял: Нигма любит не людей. Эдвард Нигма любит загадки, которые они из себя представляют. Изабелла искала от него чего-то более человеческого и приземлённого, а наткнулась на непреодолимую стену, которую он же возвёл в попытке оградиться от остальных бесконечными загадками и увиливаниями от реальности. В отличие от Освальда, ей так и не удалось принять это в Эде. Как наверняка не удалось бы принять его бывшей возлюбленной и всем остальным девушкам, так что в какой-то степени Кобблпот упивался своим умением находить общий язык с этим человеком. Ему хотелось внутренне позлорадствовать по поводу их расставания, но вид сломленного горем Эда отбивал всякое желание даже думать об этом. — Это неправда, — утешает его Освальд. — Эд, ты хороший человек, и неважно, если кто-то думает по-другому. Потому что для меня это так. Смотреть, как Эдвард грустит, невыносимо, почти физически больно. Больше всего в мире Освальд хочет перерезать Изабелле глотку и оставить гнить её где-нибудь в подворотне. А лучше — мучить её, медленно, чтобы она страдала так же, как сейчас страдает Нигма. Но вместо этого он говорит: — Просто знай: что бы ни случилось, я всегда буду рядом. И это — чистая правда, приправленная щепоткой эгоизма.» Танец завершается, когда Эд, сбивчиво дыша, случайно наступает самому себе на ногу. От былой элегантности не остаётся и следа, и Освальд хихикает, глядя, как тот закатывает глаза и сам при этом невольно улыбается. Наконец оба переводят дух. — Знаешь, я так старался… Думаю, я заслужил небольшую благодарность, — шепчет Нигма ему на ухо. — Например? — подыгрывает Освальд, бесстыдно увиливая от инициативы. — Ну хорошо, Оззи, вот тебе загадка: бесполезно для одного, но абсолютное блаженство для двоих. Маленький мальчик получает это бесплатно, молодой человек должен получить на это разрешение, старик должен это купить. Это право ребёнка и привилегия любовника. Что это? Освальд хмыкает. Он опускает руки чуть ниже талии Эда и прижимается к нему в глубоком, медленном поцелуе. — Верный ответ, — с улыбкой шепчет Нигма прямо в его губы. Потом они вместе смотрят телевизор; ночные выпуски новостей вперемешку с дешёвыми фильмами убаюкивают сильнее любого снотворного. Освальда клонит в сон; он опускает голову на удобное плечо рядом, чувствуя полную расслабленность. Эта квартира в сочетании с Нигмой давали ему те редкие моменты спокойствия, которые он не променял бы ни на что другое. Здесь, в маленьком, но настолько знакомом пространстве Освальд чувствовал себя лучше, чем в стенах огромного особняка, почти законно доставшегося ему по наследству. Была какая-то особая прелесть в том, чтобы изредка менять полную роскоши светскую жизнь на приземлённое и тихое существование. В каком-то смысле это место стало их личным убежищем, позволяющим каждому собраться с мыслями, отдохнуть от остальных и просто побыть вместе. Почувствовать себя обычными людьми, не связанными с преступностью и психами, которые и без руководства Фишмуни разгуливают по городу каждый день. Сквозь полузакрытые глаза он видит, как Эдвард щёлкает пультом и выключает звук. Последнее, что чувствует Освальд перед тем, как заснуть, — тепло обнимающих его рук. «Хриплый голос Эда через телефонную трубку выбивает его из колеи. — Оззи, друг, как дела? — слова прерывает то ли невнятный кашель, то ли помехи. — Ты не мог бы приехать за мной? Что?.. Да, да, я в порядке, относительно… Я где-то в районе Робинсон Парк. Просто приезжай скорее, пожа… Его голос окончательно тонет в нарастающем шуме дождя. С обратной стороны слышатся короткие гудки. Освальд не помнил, чтобы за всю жизнь ездил так быстро. Ливень за окном хлещет по стёклам машины. Ночные улицы и полосы света от фонарей, затопленные в лужах, стремительно проносятся мимо. Он обнаруживает Эдварда насквозь мокрым, забытым в каком-то мрачном переулке. Его мобильник — тоже промокший — лежит на асфальте рядом. Освальд поспешно подбегает, помогая ему встать. — Боже, Эдвард… Что с тобой произошло?! — Освальд. — Он улыбается сквозь стиснутые зубы. — Как я рад тебя видеть. Он замечает, что Эдвард с нажимом придерживает рукой место где-то возле бока. Сощурив глаза, Освальду удаётся разглядеть расползшееся бордовое пятно на одежде. — Ты ранен! — Я знаю, — он закатывает глаза, пытаясь притвориться, что не чувствует боли. — Отвечая на твои следующие вопросы: сквозная. Видимо, меня заказали, но промахнулись, и, думаю, это был кто-то из людей Бутча… На середине предложения он заходится приступом кашля и выплёвывает на асфальт кровь. — Я ничего ещё не сказал, — шипит Кобблпот. — С Бутчем разберёмся потом. Лучше береги силы. Машина недалеко. — Я много думал о том, что ты сказал мне, — Эдвард, кажется, игнорирует его слова. — В тот раз, ты помнишь? — Конечно, но какое отношение это имеет к ситуации? Нигма резко отталкивает придерживающего его за плечо Освальда. — Дослушай меня! Мокрые пряди волос падают на его лицо. Нигма упрямо пытается устоять на ногах, игнорируя тряску во всём теле. — Освальд… Я говорю серьёзно. Если я не скажу это сейчас, то, наверное, не смогу никогда. — О чём ты, Эд… Нигма сипло выдыхает воздух сквозь сжатые зубы и подходит вплотную. Освальд слышит, как оглушительно его сердце бьётся о стенки грудной клетки. — Я могу сделать людей счастливыми, я могу заставить их плакать. Я могу заставить людей хотеть меня, я же могу свести их с ума, кто я? — спешно проговаривает, железной хваткой вцепившись в Кобблпотовы плечи. — Т-ты серьёзно думаешь, что сейчас время для загадок?! — Отвечай, Освальд! — в его крике Кобблпот слышит отчаяние. — Эд, я не… — Я так и знал, — со вздохом перебивает Нигма. — Может, когда-нибудь ты поймёшь. А сейчас иди уже, чёрт возьми, сюда. И устремляется прямо к Освальду. Он ожидает объятий, чего угодно, но вместо этого Эдвард быстро перехватывает его подбородок, пару секунд серьёзно смотрит в глаза, а затем требовательно прикасается к губам. Не заходит дальше, лишь пробует их на вкус, но этого достаточно, чтобы уже через пару секунд Кобблпота начало бить мелкой дрожью. На одежде остаются капли крови и уличной грязи. — Почему... — вместо шёпота выходит жалкий хрип. Кобблпот, опьянённый шоком, смотрит, как Эдвард прикасается к своим губам с удивлённым лицом, будто не верит в то, что сделал. — Потому что ты пришёл за мной. — Я не понимаю, Эд… Кажется, что Нигма хочет сказать что-то ещё, но резко падает, и Освальд тут же подхватывает его обратно. — Давай сначала просто выберемся отсюда, хорошо? Нигма слабо кивает. Еле как они ковыляют до машины. Он придерживает Эда одной рукой, второй открывая ему дверь. Нигма обессиленно падает на сиденье. Освальд дрожащими руками поворачивает ключ зажигания и ещё долго ощущает металлический привкус во рту.* * *
В особняке он первым делом обеспечивает Эду покой; слуги уже давно ушли домой, так что ему приходится делать всё самому. Нигма тем временем располагается на диване и расстёгивает пуговицы окровавленной рубашки. К тому моменту Освальд уже прибегает к нему с нитками и спиртом. Вид обнажённого торса Нигмы, пускай и с запёкшейся кровью на нём, будоражит его сознание ещё сильнее. Приходится мысленно дать себе пощёчину и стараться не думать об этом. Прежде Кобблпот редко работал с серьёзными ранениями, зашивать приходилось только себя; об этом он и поспешил сообщить Эду. — Это неважно. Главное — успокойся. Я знаю, что ты справишься. Смотри, — Нигма направляет его руки, — берёшь одиночным швом вот здесь, где крови было больше всего. Да, именно так… Не бойся, натягивай сильнее. — Напомни, почему я не могу просто отвезти тебя в больницу? — Слишком рискованно, — Нигма качает головой. — Люди Бутча или кого бы то ни было, кто хотел убить меня, ещё могут быть где-то неподалёку. Фактически, только в особняке мы остаёмся в безопасности. К тому же, я — бывший судмедэксперт и могу о себе позаботиться. И, к твоему сведению, пока ещё живой. — Я и не предлагаю ехать в морг, — ворчит Кобблпот, продолжая аккуратно зашивать рану. Эдвард смеётся, но тут же давится собственным кашлем. Больше так не делает. Время для Освальда превращается в бесконечность, тянущуюся вместе с ниткой в игле. Один стежок сквозь плоть, второй, смочить алкоголем, слушать как неровно вздыхает Нигма каждый раз, когда спирт попадает на кожу, следующий стежок, повторить ещё раз… — Видишь, ты справился, — голос Эда словно возвращает его обратно в реальность. Освальд поднимает голову и обнаруживает, что тот улыбается. Кобблпот смахивает капельки пота с лица и выдыхает. Всё самое худшее позади. На пару минут он оставляет Эда в покое и уходит, чтобы принести ему плед и новую одежду. К тому времени тот успевает чуть привстать, и когда Освальд приходит, чтобы укрыть его, уже сидит и смотрит на пламя в камине. Немного помедлив, Кобблпот садится рядом. — Прямо как в тот вечер, — шепчет он, глядя, как Нигма кутается в плед, грея руки перед огнём. — Это когда ты принёс мне чай с ромашкой и имбирём после того, как Бутч чуть не придушил меня? — Эдвард тихо смеётся. — Хорошее воспоминание ты выбрал, Оззи. — Ты знаешь, что я имею в виду. — Конечно. Комнату заполняет гнетущая тишина. Начинать говорить не хочется никому. Первым нарушает молчание Освальд. Держать всё в себе и дальше просто нет сил. — Эдвард, насчёт того, что произошло… Нигма тут же отворачивается, стремясь избежать его взгляда. Кобблпот делает глубокий вдох, пытаясь унять дрожь в голосе, и продолжает: — Если ты не хочешь говорить, мы можем просто забыть об этом. Я ценю нашу… Дружбу превыше всего. — Ты ведь был влюблён в меня всё это время, верно? — неожиданно говорит он. — И поэтому знаешь, что мы не сможем делать вид, будто ничего не было. Ты знаешь, о чём я говорю. — Эд… Но как ты... — Кобблпоту вдруг отчаянно хочется попятиться, убежать прочь, лишь бы не смотреть в полные холодной расчётливости глаза напротив. — То, как ты вёл себя рядом со мной, — Нигма настойчиво продолжает. — Как волновался, обнимал меня всё это время… Странно, что я не догадался до этого раньше. Поначалу я не понимал тебя, но когда узнал ближе… Ох, Освальд, ты стал самой интересной загадкой в моей жизни. — Да. А теперь ты, видимо, разгадал меня, — тихое, полное безнадёжности. — И что будешь делать дальше? «Всё кончено», думает он. Нигма снимает очки и откладывает их в сторону. Освальд вдруг замечает, как дрожат его руки. — Знаешь, до этого я долго размышлял над тем, что можно считать правильным. Живя в Готэме, окружённый моральной разрухой и преступностью, рано или поздно ты невольно начинаешь задавать себе такие вопросы. Но знаешь, какой вывод я сделал? Готэм — это не здания. Это прежде всего люди. И только ты выбираешь, какие люди будут окружать тебя. Но… В конце концов это не имеет значения. Несмотря на всех, кто стоит подле, как бы много людей не было вокруг, в этом городе ты всегда будешь одинок. Лишь когда я встретил тебя, мне удалось убедиться в обратном. Эдвард смеётся, и в его смехе слышится печаль. — Я не понимаю, почему ты поступаешь так, как поступаешь. Почему продолжаешь вытаскивать меня отовсюду. Находишь меня, где бы я ни оказался. Приходишь тогда, когда кажется, что никто уже не придёт. — Эд, я часто вёл себя как последний эгоист. — Пусть так. — Я хотел всю жизнь держать тебя рядом, даже если знал, что это невозможно… — А кто не хочет держать близких людей рядом? Эд придвигается ближе и берёт его ладони в свои. — Я не обвиняю тебя, а всего лишь хочу попросить прощения, — Взгляд Эдварда затуманен, хочет прикоснуться к лицу, волосам, касаться везде, где только можно, но силой сдерживает себя. — Мы оба — взрослые люди, а я повёл себя как ребёнок, думая, что тебе может понравиться моя взаимность. Но в конечном итоге просто воспользовался твоими чувствами ко мне. Если найдёшь в себе силы — прости меня, и мы забудем об этом разговоре. Если нет… Я могу уйти так далеко, как пожелаешь. И внезапно Кобблпот всё осознаёт. — Для гениального человека временами ты бываешь очень глупым, Эд. Нигма изумлённо открывает рот; не дав договорить, Освальд мягко затыкает его поцелуем. Он успевает лишь удивлённо воскликнуть в его губы и запоздало прикрыть глаза. — Полагаю, теперь моя очередь спрашивать, почему, — Эдвард выглядит смущённым. — Но не думаю, есть ли в этом смысл. — Никакого, — Освальд заключает его лицо в ладони и касается губ. Нигма запускает руку в его волосы, с жадностью отвечает, и нехотя отстраняется, когда чувствует необходимость что-то сказать. — Ты не перестаёшь удивлять меня с каждой минутой, — Нигма внимательно смотрит на него, и в груди Освальда взрываются тысячи сверхновых. — Я просто надеюсь, что однажды смогу искупить вину и отплатить тебе. Как ты этого заслуживаешь. — Эдвард… — Нет. Ни слова. — Он проводит рукой по спине Освальда, словно отрезая его слова. — Не сейчас. И вновь целует его. Кобблпот чувствует влажный вкус Эда вперемешку со вкусом собственных пересохших губ. Сердце — выпущенная из клетки канарейка, прыгает куда-то вниз и тут же возносится к небу. — Освальд… — Что? — сосредоточиться на собственной речи невероятно сложно. Реальность до сих пор плывёт перед глазами. — У тебя в глазах бушует целое море. — Это тоже загадка? — Нет, — мягко улыбается он. — Это комплимент. Время теряет ценность ровно в тот момент, когда Кобблпот теряет счёт поцелуям. Вряд ли он когда-то сможет понять Эдварда полностью. Освальд лишь хочет думать, что для него он сам — нечто большее, чем просто загадка; даже если это не так, он благодарен жизни уже за то, что встретил его и полюбил. Даже спустя долгое время многие чувства Нигмы для него так и остаются головоломкой, пазлом, который он до сих пор не в силах собрать в единую картину. И только через, кажется, тысячу таких поцелуев, многие пробуждения рядом в одной постели и несколько свиданий Освальд понимает: ему не нужно делать невозможное, не нужно разгадывать Эдварда Нигму. Достаточно просто быть рядом с ним.»* * *
Зелёный свет от неоновой вывески снаружи проникает через окно, теряясь в складках одеяла. Освальд чувствует, как где-то внизу его ноги сплетаются с ногами уже слегка сонного Эда. Тот льнёт к нему ближе, склоняясь над самым ухом, и шепчет, медленно и вдумчиво: — Я могу сделать людей счастливыми. Я могу заставить их плакать. Я могу заставить людей хотеть меня, я же могу свести их с ума… Кто я? Освальд обнимает его, затем нежно целует в макушку. В тишине квартиры, будто ограждённой от суеты шумного ночного города единственный звук, который он слышит, — мерное биение чужого сердца. Освальд улыбается. Освальд знает ответ.