Звёздный Предел

      По цепи, один за другим, в холмах от Химринга к востоку зажглись сигнальные огни. Карнистир отдал приказ выступать.       Их войско перешло Большой Гелион еще два дня тому назад, и они послужили хорошей передышкой перед более длительным переходом и последующей битвы. Позади форт, вырубленный в скалах Рерира. На западном конце Врат эльфийское зрение уже могло различить ярко-алые знамена Канафинвэ.       Карнистир гнал свое войско вперед и сам мчался впереди с несколькими приближенными — солнце било в глаза, но тьма, нависавшая над твердыней Моргота, опережала его.       Еще до рассвета он встретился с Макалаурэ.       Старший брат в откованных еще их отцом латах и собранными для шлема волосами менее всего напоминал первого менестреля Валинора, и более всего — командира, как того хотел отец. Морьо не удержался от короткого хмыка. Впрочем, это было далеко не впервые, когда он видел Канафинвэ таким.       Кано повернулся к своему знаменосцу и отдал пару коротких приказов.       — Сколько еще у нас есть времени?       — Около трех часов. Их достаточно, чтобы продумать план наступления.       — Разве у тебя его нет?       — Есть. Но мне нужно и тебя посвятить в него, — на привычный выпад Кано и бровью не повел. — Окончательный план я составил в пути. Взгляни.       — Мы выступаем после Дортониона?       Кано кивнул.       — За нами Врата, и как только две армии схлестнутся, некоторые отряды морготовых тварей могут проскочить — ведь нам неизвестно точное количество…       — Тогда мы рискуем.       — Майтимо будет выступать вместе с войском Химлада и Турко во главе. Вместе с ними — Ангарато и Айканаро. Нельо знает, и счел мой вариант верным, — Макалаурэ сощурился и потер лоб. — Мы должны быть осторожными и не допустить их проникновения дальше в наши земли. Пусть я и оставил там Ромайона… Там воинов меньше, чем здесь. Наугрим…?       — Наугрим пройдут со стороны Рерира. Их поведет Гунуд-дур. Таким образом, мы возьмем Моргота в тиски.       — Да. Значит… Йамель, созови командиров.       Знаменосец коротко кивнул и скрылся в ставке. Макалаурэ развернул тяжелый пергамент, пестревший множеством пометок и расчеркнутых линий.       Моринготто опережал их на несколько шагов. Ард-Гален была затоплена пламенем, что свободно лилось из самих Черных Врат, распахнутых настежь. Когда-то густая поросль трав и кустарников превратилась в кипящее пепельное месиво — алое зарево пожаров виднелось от Эйтель-Сириона до Белегоста — к закату прискакал гонец.       Макалаурэ туже натянул поводья и пристально вглядывался сквозь пелену сереющей завесы из дыма, поднимавшегося от тлеющей земли. Его рука была поднята, словно он вот-вот отдаст приказ. Где-то там уже сражался Нельо.       — Воины не смогут дышать этой дрянью. Те маски, которые изготовляли раньяр… они не помогут надолго, — Карнистир остановил коня рядом. — Нам остается только… ждать? — он отчетливо скрипнул зубами. Макалаурэ ничего не ответил, вглядываясь вдаль.       — Я думаю, у нас нет выбора, — рядом остановился еще один всадник, без шлема, но зато в причудливой маске, больше напоминавшей забрало, скрывавшей всё лицо. Из-за темного стекла сверкнули знакомые глаза.       Макалаурэ нахмурился.       — Ты что здесь делаешь? Я тебя отправил в Таргелион не за тем, чтобы ты сейчас скакала в первых рядах. Морьо, ты…       — Ты её попробуй привяжи, — буркнул тот. — Эта женщина крепость изнутри разнесет и Морготу ни камня не останется. Пусть лучше свой энтузиазм на Ангамандо направляет.       — Давай обсудим наши претензии после, — предложила Миднайт с прохладцей. Пусть взгляд Кано, предвещающий ей персональную бурю на десерт, после битвы, оттенялся толстым стеклом самодельных очков, ей все равно было не по себе. Хорошо, что можно не трудиться сдерживать лицевые мышцы — под этим самодельным «забралом» авторства таргелионской парочки она могла хоть рассмеяться и выдать наружу хриплое сипение. — Если у меня не будет опыта в здешних битвах, то и грош цена моим советам и опыту моего мира.       — У меня есть и мои советники, — напомнил Макалаурэ, не отрывая взгляда от затененной линии горизонта.       — Говорила ли я про тебя? — откликнулась Миднайт, но тот уже её не слышал. Только Йамель на миг задержал на ней взгляд и поинтересовался у лордов:       — Мы не можем отправить разведку?       — Нет. Орки будут реагировать на любой шорох — им что враги, что друзья — все одно.       — Сомневаюсь, что эти твари заводят себе друзей, — хмыкнул Карнистир.       Миднайт пожала плечами. Дортонионская цепь полыхала по всему периметру, ярко и ослепительно. Орки боятся огня, но прямо под скалами, где сходятся земли Химринга и Дортониона, тянутся тонкие щели — их так же легко пропустить, как и упасть и погибнуть.       К сожалению, всё, что им оставалось — томительное ожидание. Миднайт повернула коня назад и вернулась к своему отряду, под командование Тальятара, куда пристроил её Карнистир.       Едва ядовитый смрад спал, объединенные армии Макалаурэ и Карнистира схлестнулись с орками. Они ударили мощной лавиной, словно бы и не было где-то впереди Нельяфинвэ. Отряд Макалаурэ бросился в самое пекло, туда, где схлестнулись первые ряды.       Тальятар отпихнул её назад, под панцирь из щитов, но напор орков был сильным, слишком сильным. За доли мгновений их разметало по полю боя: Миднайт прикрывалась чьим-то оброненным щитом, и рубила, рубила, рубила… Оркам не было конца. Из-за заливавшего лицо смога и крови она не видела никого: ни Тальятара, ни Йамеля, ни знамен Первого Дома. Вокруг было зловоние, трупы с белеющими зеницами, кровь и темнота. Солнца не было.       Дортонион горел. От открытых равнин Ладроса до холмов Аэлуина — везде, куда ни падал эльфийский взгляд. С холмов срывались ливни стрел, и подступающие темные легионы становились курганами, по которым, словно полчища муравьев, взбирались новые порождения зла. Вокруг стелился дым — воины братьев-феанарионов остановились на холме, ожидая протяжного звука рога. Лордов конь нетерпеливо рыл землю копытом, но его всадник всё всматривался в сизую пелену искрящегося пепла и далекие отсветы стали. Наконец, Нельяфинвэ Майтимо отдал приказ.       Неудержимой лавиной, глотком свежего воздуха эльфийские воины с востока ворвались в единый кишащий смрадом и гноем организм, подтачивающий когда-то зеленые холмы Дортониона. Затрещали копья и сминаемые конницей эльдар кости орков, хлынула черная кровь. Рыжий лорд ворвался в нестройные ряды орков и гоблинов одним из первых, ослепляя тварей одним видом своим. Новый меч, откованный его младшим братом, рубил коротко и жестко: одни, с рассеченными лишь до кости шеями падали, судорожно роя землю узловатыми пальцами, другие безжалостно сминались под копытами Рава-сурэ, третьих, если те и сумели броситься на лорда, безжалостно пронзал крылоподобным лезвием, закрепленным на культе.       Говорят, орки не могут смотреть в лица калаквенди — они боятся света, плещущего из их глаз, изнутри освещающего их лица. Может, так оно и было, но тогда им, возможно, казалось, что они сгорают в пламени — столь же неистовом и губительном для них, как гнездившееся в глубинах Ангамандо пламя для эльдар.       Майтимо с силой отбросил окровавленное тело и оглянулся — позади него двигалось войско, но кое-где отделившиеся группы светлыми островками маячили в непроглядной гуще врага. Сам он прорвался далеко — к изножью холмов Дортониона, где впереди расстилались груды мертвых тел. Но там, где только-только начал рассеиваться густой дым, были видны скользящие отблески пламени.       — Валараукар, — он помнил их еще с Даур-ну-Гилиат, когда огромные, источающие губительное пламя темные духи окружили Феанаро. А где-то там сейчас бьются Ангарато и Айканаро. Нельяфинвэ оглянулся, сдерживая Равасурэ: солдаты, пробившиеся с ним, остановились, едва переводя дыхание и ожидая приказа. — Подайте мне копье. За мной!       Они зашли сзади, натянув пропитанные каким-то зельем маски, почти не задыхаясь от повисшего в воздухе пепла и запаха крови и гари. Глаза щипал едкий смрад, но рычание и визг орков был лучшим ориентиром. А после впереди замаячили окутанные темным облаком серы с летящими во все стороны снопами искр огненные майар Моргота, теснившие горстку эльфов к стенам холмов, в сторону скалистых расселин.       Майтимо поудобней перехватил толстое копье, скользящее в вспотевшей ладони, и с силой вонзил толстый наконечник под ребра валарауко, едва успевшему обернуться. Копье застряло в дымящейся плоти, зацепившись зазубринами наконечника о крошку костей. Дух издал высокий визг, и звук эхом раздался под нависавшими над ними холмами.       — Тесните их назад, в Ард-Гален! Не дать им пробиться к холмам!       На него обрушились десятки ятаганов и легких мечей, но они скользили по доспехам, даже не царапая их. Первый майа рассеивался дымящимся пеплом и Нельяфинвэ старался не думать, до чего же это походило на золу, что оставил после себя отец.       Он смотрел точно в глаза — огненные провалы — уже другому майа, чью голову венчали бычьи рога.       Орки разом куда-то исчезли; Майтимо подхватил копье, высившееся из груды пепла. Глаза и лоб заливало от горячего пота; дышать становилось все труднее, и он сдернул маску, вобрав носом воздух. Уши заложило от шума и брани, но он еще различал эльфийские голоса, возгласы и сиплые крики. Майтимо бросился вниз, уходя из-под огненного кнута и с силой ударил клинком по тонким ногам, оканчивающихся несуразными чешуйчатыми лапами с четырьмя толстыми пальцами. Валарауко пошатнулся, но устоял на своих упругих лапах и с диким ревом замахнулся снова. Нолдо успел увернуться снова, но кнут все же ощутимо лизнул по латам, пылающим кончиком скользнув под крепления на плече. Майтимо сжал зубы и повернул меч, направляя коня точно под ноги демону. Клинок скользнул куда-то в брюшину, в тонкую щель, где искрилось пламя.       Майа взвыл, но все равно он оказался крепче, чем тот, предыдущий. Хлыст скользнул по ногам, и Рава-сурэ заржал, вздымая копытами землю. Отрубленная кисть балрога и его хлыст с шипением опустились на землю. Майтимо ударил еще раз, поворачивая коня назад: с отрубленной головы лилась шипящая кровь, раскалявшая лезвие клинка до предела.       С Запада донесся звонкий звук рогов, оповещавших о прибытии нолфингов. Майтимо оглянулся: его эльдар еще бились, еще стояли, а дым едва-едва начинал рассеиваться. Но солнца не было.       — Отступаем, отступаем! Назад, к укреплениям!       Им нужно было найти разрозненные остатки воинства и ударить снова. Но искаженный народ, как и смрад, издаваемый им, казалось, проник везде. Эльдар вокруг него закопошились и подняли щиты: окружив его кольцом и отбиваясь от кривых ножей и ятаганов, они продвигались назад — туда, где виднелись высокие синие знамёна.       Это всё больше напоминало Битву-под-Звёздами: но в этот раз свет источали не звёзды. Майтимо со свистом отсек руку орка, протянувшуюся сквозь щит. Но тут воздух разрезал оглушительный свист, где-то вдали полыхнул ослепительный свет, за ним последовал грохот. Майтимо отвернулся на миг и что есть мочи сомкнул веки — этот свет, что тянулся с его спины, на краткое мгновение обелил весь мир — исчезла не только тьма, но и лица, и краски, и даже шум.       Он пришел в себя резко, будто бы залпом вдохнул раскаленного воздуха, вырвавшись из толстых объятий воды: в ушах шумело, а зрение вылавливало лишь смутные, размазанные тени, метушение, блеск. Удар по спине повторился. Кто-то склонился над ним. Майтимо мотнул головой, направив все силы в слух:       — Мой лорд! Мой лорд! Вы слышите меня?       — Слышу, — прохрипел он. — Что за чертовщина это была?       — Это было со стороны Дортониона. Точно не знаю — откуда. Но орки бежали.       — Давно?       — Около часа назад. Уже показалось солнце, и они начали отступать в тень.       — Тот свет… навредил им?       — Многие говорят, что там, где это случилось, многие твари истаяли, как тени.       — Эру Великий… Кваро, собирай воинов. Пошли весть другим лордам, мы должны их перебить до того, как они вновь зароются в свои норы.       — Слушаюсь, мой лорд.       Майтимо с трудом поднялся на ноги — как оказалось, он завалился на бок, и его придавило остывшее тело балрога — он даже не смог рассыпаться в пепел. Голова не пострадала, но он при падении умудрился рассечь себе лоб, и запекшаяся кровь застыла на лице вперемешку с сукровицей. Он наскоро обтерся и распрямился во весь рост, сняв шлем. Мир вокруг него вращался, как если бы он находился в центре гончарного круга.       Вместо зеленой Ард-Гален перед ним расстилалась черная пологая равнина. Ровный слой черно-белого пепла толстым покрывалом укрыл некогда плодородные земли, и белые комья золы кружились в воздухе, как снег. Этот саван загасил последние очаги битвы. Тишина. Отовсюду тянулась оглушающая тишина.       Кварондо подвел к нему коня. Зрачки Рава-сурэ были какими-то шальными: они тряслись, как потревоженные лягушачьи икринки. Майтимо успокаивающе провел ладонью по морде жеребца и потрепал холку. Конь неспокойно перебирал копытами и душил встревоженное ржание в горле, совсем, как храбрый нолдо.       — Тихо, тихо… Всё кончилось… Ты узнал, что это было?       — Это было в Топях. Еще никто не знает, что точно там произошло. Оттуда нет вестей, и неизвестно, есть ли выжившие.       — А что Артаресто?       — Отступил в Минас-Тирит. Синдар молчат. Нолофинвэ прислал весть собираться в стане Ладроса.       — Где Кано? Где мои братья?       — Лорд Финдекано уже в Ладросе. От ваших братьев не было вестей, но с востока видны знамена лорда Карнистира.       — Хорошо… — Майтимо тряхнул головой, и пепел полетел на землю с удвоенной силой. — Собирай воинов и раненых. Последних нужно доставить в Химринг.       — Уже доставили, мой лорд. Те, кто еще могут сражаться, пожелали остаться. Павшие…?       — Много?       — Потери больше, чем нам того хотелось, но меньше, чем ожидали. Наши ряды не прорежены столь сильно, как у лордов Дортониона.       — Не хочешь говорить число?       — Я пока не смог подсчитать. Если отдадите приказ собрать тела…       — У нас нет на это времени сейчас, — Майтимо вскочил на коня. — Собирай выживших, мы должны уже выдвигаться.       Кварондо поклонился. Его лицо в свете неестественно-белого солнца казалось восковым.       — Ты знаешь что там произошло? — крикнул Макалаурэ. Мощь его голоса перекрывала свист ветра и лязг оружия. У Миднайт болели глаза, и лорд отпихнул её к себе за спину. Они увидели эту вспышку издалека — она была как обух в пылу битвы. Тогда, казалось, замедлилось всё: и сила орочьего удара, направленного в челюсть Тальятара, и её собственный меч, который она силилась выдернуть из доспех поверженного противника, и языки пламени, казалось, въевшиевся в обнаженную голень. Знамя Йамеля, падающее со скоростью в миллиметр в секунду…       Ослепительные лучи прорвали полог из мрачных туч и дотянулись до самой Ариэн — впрочем, не об Ариэн стоило волноваться. Даже Черные Врата, казалось, отразили тот ослепительный свет. А в голове стучало набатом только одно:       Болота.       Рига.       Джеймс.       Эта штука могла быть только у последнего.       Миднайт сильнее сжимала рукоятку меча, и смотрела слезящимися глазами вперед. Бой нещадно трепал и терзал её волосы, распущенные из-за сбитого шлема, то скрывая её от пронзительного взгляда лорда, но являя её перед ним.       Их армия еще никогда не совершала настолько мощный марш-бросок.       Армия Моргота еще никогда не встречалась с подобной техникой.       А они еще не раз столкнутся с последствиями чьей-то глупости.       Господи. Господи!       — Рига. Рига…. Ты здесь? Здесь?       Джеймс слепо протягивал руку. Лёгкие раздирало огнем: дышать было одновременно и непривычно легко, и тяжело, как никогда более.       — Гром и молнии на твою голову, псина плешивая, — голос, скрипучий, как старое дерево, раздался откуда-то сбоку. — Если мы выживем и доберемся до своих, я вывезу из Таргелиона всё, что только с тобой связано. Включая Марию тоже.       — Рига… я совсем ничего не вижу.       — Я вижу разные оттенки темноты. Это пройдет…. Должно пройти. Ты где, друг?       — Слева… нет, справа. Протяни руку…. Это ты?       — А кто еще? Мертвецов раскидало на мили вокруг. Они уже много лет не реагируют на призывы живых.       — Где эльфы?       — Не знаю. Белег отшвырнул меня в овраг за мгновение до… Может, он скатился вместе с нами. Мальгалад же сзади был со своими ребятами, я и не знаю, где он.       — Вот черт…       Вода, жидкость — липкая и рвущаяся, как слизь, облипала потяжелевшие брюки и застряла в сапогах. Джеймс почти не ощущал зловония — голова сама была как чугунный колокол, облитый бетоном и зарытый под землю, с забитым пространством.       Он с шумом и чувством высморкался и отер руку о штаны. Дышать стало как будто легче. Рядом раздался похожий звук.       — Легче? — усмехнулся Джеймс.       — Легче. Попить бы. Бочонка два гномьего пива и спать. Хоть здесь.       — Здесь не нужно. Иначе и нас припишут к мертвецам и сожгут во славу победы. Мы хоть… победили?       — Ты своей шипучкой раскурочил не только половину армии, но и ландшафт изрядно подправил. Я думаю, Моргот надолго «завис».       — Надеюсь, по эльфам не попало.       — Я старался направить за самые задние фланги темных, ведь передние подавно смешались…       — Готов к гордому прозвищу убийцы и обладателя первого в этом мире звания родителя геноцида? — голос Риги звучал не столько мрачно, сколько устало.       — Если я и впрямь ослеп, это можно сравнять с божьей карой.       — Мы и так наказаны по самое не хочу. Ты где там? Стоять-идти можешь?       — Могу. Вот только куда? Не видим ни я, ни ты. Звать кого-то не вариант.       — Я хочу найти сушу. Я уже нашел какую-то палку, осталось не подхватить пневмонию или еще что похуже.       — Хуже пневмонии будет только её процесс. Здесь нет антибиотиков. Либо сам прирежешься, либо исхаркаешься гноем.       — Нда…       Рига взвалил на себя легкое тело — за последние несколько лет Халпаст порядком истощал, а сейчас и вовсе напоминал бумажный скелет. Даром, что ломило кости и жжение циркулировало по телу вместе с кровью — ноша его почти не ощущалась.       Прочищенным носом он ощущал гнилое дыхание и запах смерти. Крови. Палка впереди то грузла, то щелкала по мелким осколкам камней. Вода в сапогах хлюпала не хуже, чем эти самые сапоги по лужам и грязи.       — Попробуй кого-нибудь позвать. Только тихо.       — Белег? — голос Джеймса задребезжал, словно у столетнего чахлого старикашки. — Эльф? Эльф!       Никто не откликнулся.       — Плохо дело. Мы даже не знаем, сколько… — Рига осекся. Откуда-то сбоку доносился шорох и плеск. Если это прорвало борта оврага, и в их недокотлован льется вода… Нет, звук больно не похож.       — Ранья? Это ты?       — А что, не похож? — Рига вздернул голову. Звук доносился откуда-то сверху. Голос был вроде знаком, но неясен. Но на удивление бодр.       — Знаешь, у нас в Дориате говорят, что когда птица гадит — случится непременно что-то хорошее. Этому, конечно, мало кто верит, но иатрим сочинили это в утешение тем, кого птицы не очень любят.       — Хочешь сказать, что мы по уши в говне?       Голос издал нечленораздельный звук.       — Скорее всего нет, но очень похоже. Что твой товарищ? Он жив?       — Жив, — одними губами вымолвил Джеймс.       — Он совсем плох. Белег, это же ты?       — Я Мальгалад. Белег еще не пришел в себя, но скоро очнется. Нас знатно потрепало.       — А получилось? Получилось?       — Ты что, ничего сам не видишь? — в голосе Мальгалада отчетливо сквозило изумление.       — Очень плохо. Джеймс — совсем ничего. Я не вижу даже, откуда льется свет. Сейчас день или ночь?       — Солнце уже зашло. Я держу факел. Погоди, я его передам… Аватур, возьми.       Сверху доносилась невнятная возня. Затем чваканье, шорох… Кто-то спускался.       — Мальгалад… — его собственный голос казался чужим. — Погоди… Я хочу быть уверенным, что это ты.       Кто-то вздохнул.       — Хорошо.       Его лба коснулась прохладная ладонь, и прикосновение несло облегчение. Его уставшего мозга коснулось какое-то светлое, освежающее видение: Мальгалад показывал ему его самого, собственными глазами. Он сам в этом видении был чист и вымыт, и синда протягивал ему дориатский хлеб.       — Это лембас. Кусочка хватит, чтобы насытить взрослого мужчину. А это мирувор… Слышишь его аромат?       — Пахнет мёдом. И цветами. Не знаю, чем больше. На вкус не такой сладкий… Запах меня обманул.       Эльфы, сидящие вместе с ним у костра, рассмеялись.       — Он восстановит твои силы. Нам выходить с рассветом, ты должен быть свеж и бодр.       — Честно, я бы съел и весь лембас.       Мальгалад вновь рассмеялся.       — Ешь. Видно, ты никогда такого не ел. Отчего же жадничать?       Его рта коснулся прохладный металл. Кто-то осторожно вливал ему в рот сладко-освежающий напиток. Он вдохнул и закашлялся.       — Очнулся?       — Да… Почему глазам так холодно?       — Я нанес мазь. Не тревожь повязку. Это не проклятие, с этим и я могу справиться. Твой друг сейчас спит, если ты хочешь о нем спросить.       Рига закрыл рот. А потом все же спросил:       — Какой день сейчас?       — Идет третий от завершения битвы. Воины собирают павших.       — Много… — голос внезапно вновь осип. К его рту опять поднесли флягу. Напившись, он продолжил: — Много наших полегло?       — Не так много, как было бы, не примени вы тот свет.       — Значит…наш отряд уцелел?       — Погибло десятеро. Линдэвен скончался от горячки вчера на рассвете. У Мисталада не было… половины тела, когда я его нашел — в его голосе звучала горечь, — Он просил прервать его мучения.       — Ты не убил его. Ты помог ему. Моргот — вот кто убийца.       — Красивыми словами правды не изменишь.       — Но ты помог ему. Ты избавил его душу от страданий, что ведет к искажению. Тогда он точно «спасибо» тебе не сказал бы.       — Откуда ты знаешь, что это ведет к искажению?       — Я в отличие от тебя общался с эльфом, который имел неудовольствие провести двадцать лет в Ангбанде и пообщаться со многими искаженными.       — Я тоже с ним общался, — хмыкнул Мальгалад.       — Да? Когда же?       — Совсем недавно. Он приходил сюда.       — Постой… а где мы?       — Мы в Барад-Эйтель. Здесь собрались все лорды. Я думаю, они ждали, пока вы придете в себя.       — Ох, не такая уж я и ключевая персона.       — Ключевая персона должна объяснить, что же все-таки произошло, — со стороны донесся новый голос.       — Маэдрос, — сказал Рига.       — Именно. Как твои глаза?       — Надеюсь, видеть буду. Я кроме холода ничего не чувствую.       — Всяко лучше, чем помирать от боли. Джеймс?       — Еще не приходил в себя, — за него ответил Мальгалад. — С ним дела обстоят немного хуже. Дориатские целители приглядывают за ним.       — Разве я не присылал учениц Эстэ?       — Не так уж они и способны оказались, лорд Маэдрос, — в голосе синда отчетливо сквозила желчь.       Рига вздохнул и помотал головой.       — Тебе пока нельзя вставать, — предупредил его нолдо. — Половина твоего тела — сплошной ожог.       — Вы будете проводить собрания у моей постели? — ехидно уточнил Рига.       — Почему нет? Я ведь пришел, чтобы выслушать тебя.       — И то верно, — Рига отвернул голову. В ушах саднило. — Остальные…?       — Леди Мария и Ирма удержали Аглон. Туда прорвалось совсем немного. Тьелкормо уже вернулся в Химлад, чтобы зачистить земли. Твоя жена в Таргелионе, туда враг не добрался — гномы намертво держали оборону, и линия ни на миг не провисла. Земли Маглора стали основным полем битвы, но Ромайон не сдал крепость. Орки не ушли далеко. Миднайт ранена, но жива и в сознании.       — Серьезно ранена?       — Рана затягивается медленнее, чем мы ожидали.       — Мы же не эльфы, все-таки, — в голосе Риги еще звучало напряжение, но оно пошло на спад. — Где она?       — Здесь, в Барад-Эйтель. А теперь, — голос эльфа стал строже, — когда я ответил на твои вопросы, ответь и ты на мои. Этот свет… ваших рук дело?       — Да.       — Что это было?       — Разновидность взрывчатки. Мы направили её в тыл врага, за несколько миль от их последнего фланга назад. Взрыв должен быть очень мощный, и затронуть их ряды только до половины, чтобы не затронуть наши линии.       — И у вас почти получилось. Могу поклясться, что даже Кирдан видел эти последствия.       — Мы победили?       — Да. Кровью меньшей, за что я должен вас благодарить, — теперь в его голосе не было ничего, кроме усталости.       — Много погибших?       — Около восьмой части. Намного меньше, чем в Дагор-нуин-Гилиат, — ладонь Маэдроса опустилась на его плечо и несильно сжала. — Спасибо.       Рига улыбнулся ему обескровленными губами.       — Это обманный маневр, — медленно проговорила Миднайт. — Моргот все время отвлекал нас на мелкие отряды, чтобы нанести удар по Дортониону. Он в любом случае выиграет — он хочет отрезать наши армии от снабжения и сообщения, а заодно уничтожить большую часть эльфийских земель. Мы должны разделиться.       — Думаешь, Химлад не устоит?       — Мы не можем знать, сколько орков прошло мимо нас, пока мы стояли здесь и ничего не делали, — огрызнулась она. — Они ударили, как только прошел последний отряд. А дальше не было времени думать. Насколько хорошо защищена Аглонская крепость?       — У них достаточно орудий, чтобы смять их армию. А Высокие Ворота еще нужно пройти.       — Разве нет других подступов? Курво должен был придумать тайные ходы, ведущие к крепости.       — Если у Курво и впрямь они есть, только он их и найдет. Не думаешь ли ты, что таким образом Моргот только загоняет нас в ловушку и те силы могут быть намного меньше тех, что подступают?       На виске Миднайт вздулась вена.       — Я не знаю, мой лорд.       — Нам нужно как-то одолеть этот туман. Огонь с этим справится?       — Боюсь, нам можно уповать только на ветер. Какой там из Валар заведует ветрами? Макалаурэ отвернулся от неё и заговорил с Йамелем.       Миднайт фыркнула. Он порой совсем как высокомерный мальчишка, не знающий себе цены.       — Мы будем действовать согласно намеченному плану, — сухо произнес Канафинвэ. — Держись меня.       Они вступили в бой одновременно с высоким пением рогов. Карнистир держался в тылу, на востоке, где линию обороны перенимал король гномов Гунуд-дур. Миднайт была в той битве лишь половиной сознания: другая половина не могла не думать об Аглоне, куда направилась ровным строем часть морготовой армии. Эта часть сознания отчаянно твердила «побыстрее разобраться со всем здесь и двинуть назад».       Поэтому она едва не пропустила удар, вернувший её уплывшее сознание. Картинки рядом и сбоку сменялись, как в кино. Она судорожно вздохнула и распахнула глаза, но увидела перед собой лишь чье-то синеющее лицо. Полузадушено вздохнув, она постаралась отпихнуть незнакомого убитого эльфа. Вокруг на неё навалились груды смрадных трупов. Грудную клетку словно изнутри полоснули кинжалом, пронзив одновременно и сердце, и легкие. Миднайт бессильно прошипела и приподнялась на локтях, высвобождая придавленные кем-то ноги. Принялась копошиться, выискивая выроненный клинок. Ага, вот он! Миднайт потянула знакомую, украшенную рельефным узором рукоятку, и лезвие с нежным чавкающим звуком выскользнуло из остывшей раны. Недавний противник лежал в неестественной позе, с вывернутой шеей и смотрел ей прямо в лицо. Когда она успела его так...?       Спину Миднайт пробрал мерзкий могильный холодок и она с новым рвением принялась выкапываться наружу. Неплохо бы укол адреналина, подумалось ей, — так бы боль отошла на второй план. Зато какой шикарный откат случился бы потом! О том, что будет «потом» думать не хотелось.       …Вступая в битву, ей отчего-то отчетливо казалось, что она её переживет, как и многие следующие. Но то, что будет за ними, скрывалось за плотным морозящим туманом. Будет ли это бесславная смерть, спокойная кончина в постели или от вражеского клинка, воткнутого в спину — думать не хотелось. Тогда, сжимая сыромятные поводья или падая с отчаянно ржущей подбитой лошади, она знала — не умрет, не сегодня, не так.       А теперь всё это казалось тупыми бреднями — особенно когда отчетливо стало ясно, что Маглоровой спины давно не видно, войска здесь нет, и она тут одна — живая среди моря начинающих гнить трупов. Сколько она провалялась без сознания? Когда она упала? То мерзкое создание хорошо приложило её своим оружием — но его топор, по счастью, лишь смял поверхность шлема, прорубив гребень, то ли орк руку не так занес… Одним словом — Фортуна. Слава Фортуне.       Миднайт нашла крохотный пятачок земли и со стоном откинулась на спину, обещая себе немного полежать и встать, чтобы идти — куда-нибудь. Если ей повезло, то эльфы подались в погоню, и они еще вернутся; если ей не повезло — то они вернутся, притопчут её мимоходом (если она всё же умудрится вновь откинуться) или же они уже тут закончили и потопали в сторону Ангамандо или топей, где Рига и Джеймс хотели утопить часть орочьего войска. Кажется, она видела ту вспышку света, что замедлило время… Лицо Тальятара…. А потом пусто.       «По крайней мере, остальные в крепостях», — подумалось некстати. За исключением мальчишек, но куда их только кривая не заводила. Миднайт со стоном перевернулась на спину и уставилась на слабо сияющие звезды. По кайме горизонта небо еще пылало огнем. Не хотелось думать от слова совсем — ни о топях, ни о Риге, ни о Маглоре, ни о чем. То ли дело подумать о смерти, например.       Вот интересно — когда они здесь умрут, они попадут в потусторонний мир Арды, или свой? А может «иной мир» на все миры — общий?       Боль в груди поутихла. Далекий голос сознания ненароком предположил, что это оттого, что ввиду недалекой смерти все чувства тела начали «отключаться». Миднайт мрачно посмотрела в темнеющее небо и попыталась подняться — в груди обожгло огнем. Из горла вырвался хрип, но она поднялась на дрожащих ногах и встала. Вдали, ближе к Ангамандо, слышались звуки битвы — и так явственно, как она их не слышала?       Миднайт двинулась было вперед, но воздух точно вышибло из легких, а от острой боли помутнело в глазах. И она осторожно опустилась на чье-то тело, повторяя себе, словно мантру «не отрубаться», от которой еще больше тянуло в спасительную жаркую темноту.       С тех пор солнце взошло еще три раза. Эльфы отбились сравнительно малыми потерями, к замку добредали эльфы с просторов — без крыши, замерзшие и голодные. Несколько опечаленный молодой и пылкий Анганахто, которому не довелось поучаствовать в битве, тренировал их. Вскоре к Барад-Эйтелю пришло и войско Амбаруссар — они разбили шатры за пределами крепости, Рига, покореженный и бессознательный, вместе с таким же Джеймсом, почивал в лазарете. Но вопреки даже тем вестям, привезенным Амбаруссар из Химлада — всё в порядке, Аглон отстоян, пусть даже Тьелпе чуть не погиб, высунувшись однажды ночью на разведку (Ирму, приставленную Курво приглядывать за ним, мало удар не хватил, но всё обошлось), и всё там более-менее в порядке — все пребывали в замершем состоянии: мучительно ждали вестей с Севера.       Обе армии были измотаны, но эльфийские короли знали: им нужно сделать последний рывок, чтобы наголову разгромить остатки огромной армии Моринготто. Войска Второго Дома оттеснили оставшихся орков и спустившихся во время первой битвы со своих скал гоблинов ко внутренней стороне Дортониона сразу с двух сторон — со стороны Топей Сереха и Ард Гален, Нельяфинвэ Майтимо перекрыл все пути отступления со стороны Ладроса. Многие орки бежали в Нан Дунгортреб — скалистую долину, которую когда-то избрала своим жилищем Унголиант, а ныне обитали там её ужасные потомки, которые, издалека почуяв запах крови и тьмы Моринготто, уже сплетали сети и, пощелкивая жвалами, предвкушали роскошную трапезу.       Остальные же были разбиты о скалы Дортониона. Анар сменился Исилем, последние отзвуки битвы стихали. Майтимо, встретившись с королем и кузенами-лордами, отдавал последние приказы: вырыть братские могилы павшим, раненых отправить в лазарет, сжечь всё то, что осталось от орков. Погребальные костры всю ночь освещали остывающий Дортонион.       Ранним утром Майтимо, собрав остатки армии, отбыл на северо-восток, в Лотланн, где ранее условился встретиться с братьями и где была расположена первая линия тыла вместе с ранеными. Полевой лазарет встретил его горькими запахами целительных снадобий и припарок, смешанный с гнилым запахом крови и потом взмыленных коней. Лорд отдал Рава-сурэ на попечение подскочившему юному эльда-оруженосцу и широким шагом направился к раскинутым палаткам.       На сухой земле расположились воины — без лат и кольчуг, с перевязями разной степени пропитанности кровью — одни смеялись, расположившись вокруг небольших костров в вырытых ямах, мешая что-то в походных котелках, другие, привалившись к товарищам, спали беспокойным сном. Некоторые, заметив приметную стать, спохватывались, вскакивали и вразнобой приветствовали лорда, снова и снова делясь с ним радостью долгожданной победы.       Майтимо кивал, улыбался краем рассеченных губ, и продолжал свой путь. У одного из шатров ошивался Гелир — он, не заглядывая вовнутрь, говорил с кем-то, изредка повышая голос, чтобы тот, кто находился внутри, его услышал. Майтимо осторожно приблизился, вслушиваясь в разговор — который, однако, оказался монологом — Гелир рассказывал кому-то подробности боя, благодаря за оказанную помощь.       Голову осенила догадка. Лорд положил руку на плечо Гелира, и тот, повернувшись, отскочил, протараторив извинения и, засмеявшись, добавил:       — Прошу прощения, мой лорд, я всего лишь навсего рассказываю леди Эльзе, как всё прошло. Она очень просила.       — Почему она здесь?       — Она прибыла вместе с остальными целителями. Говорит, здесь их помощь нужнее, а многих раненых попросту не доставить в крепости в их состоянии.       Майтимо отрывисто кивнул и, откинув полог, шагнул внутрь. Гелир, поклонившись, тут же скрылся.       Эльза разогнула спину. Она колдовала над спиной какого-то эльфа — наискось шла глубокая рана. Майтимо от входа видел, что рана уже была воспалена, и края начинали гноиться. На лице Эльзы виднелись крупные капли пота, а повязка на лбу уже была мокрой.       — Как он?       — Эта ночь будет для него решающей. Я сделала всё, что могла. Ему остается только бороться. Мариллэ пела над ним целительные песни. Она пела, а из раны сочилась черная кровь — она-то и была причиной воспаления, но Мариллэ сумела отделить одну от другой, представляешь?       — Представляю, — Майтимо бегло осмотрел бледную девушку. Её скрещенные руки покоились поверх покрывала. А на одном из пальцев внезапно обнаружилось кольцо. Майтимо обхватил ладонью потертое запястье и спросил: — Откуда оно?       Колечко было самым простым — из старого золота, отчасти напоминало перстень, а на месте печатки был выгравирован полустертый рисунок — Майтимо не смог разглядеть поближе, потому что девушка мягко высвободила руку, поднеся его к лицу. Эльза приоткрыла веки и мутным, полуосознанным взглядом разглядывала перстень. Она вздохнула. Рука рухнула на покрывало, и Эльза прошептала:       — Это кольцо мне отдала Миднайт, оно её… старое, когда мы в последний раз виделись еще… — спохватившись, Эльза попыталась сесть, но слабость сковала тело, и она бессильно упала Майтимо в руки.       — Что такое? — он отвел её к низкому табурету и усадил. Эльза потерла лоб и наконец сняла насквозь мокрую повязку. У неё были красные глаза — глазное яблоко было покрыто целой паутиной алых сосудов. И прежде ярко-золотые глаза потемнели.       — Я слышала, Маглор с войском стали неподалеку. Вы стягиваете силы для последнего выступления? А Миднайт? Она же с ним? Она не знает, что я здесь?       Он покачал головой. Недавно примчался гонец из войска Макалаурэ и сообщил, что младшие братья преследовали врагов до самых Железных Врат, и теперь возвращаются обратно, но сначала похоронят павших. Про сестру Эльзы не было ни слова.       — Я уверен, они скоро будут здесь. А пока тебе следует отдохнуть — мы пробудем здесь ровно столько, пока раненые не оправятся и не смогут идти.       Он собрался было уходить, но Эльза внезапно цепко ухватилась за край его оборванного плаща.       — Постой… Что ты сейчас собираешься делать? — эльф нахмурился, прикидывая.       — Мне нужно проследить за организацией лагеря, а что?       — Ты не знаешь, куда Орменель дел мой меч? Он мне нужен… Он забрал его зачем-то, как только я приехала.       — Зачем?       — Я его… — увидев настороженный взгляд, она запнулась. — Я лезвие… еще до битвы вытравила в яде, на всякий случай…и боюсь, как бы кто…       — Я понял. Что-то еще?       Эльза судорожно сглотнула, вдруг обретя совершенную ясность разума. Нельо стоял у полога и выжидающе смотрел на неё. Серые глаза поблескивали в полумраке, но выражение их она не смогла разгадать.       — А …. Ничего. — и тут же торопливо добавила. — Будь осторожен. И… удачи.       Но Майтимо — став на миг обычным Майтимо — сощурился, на губах проскользнула усмешка.       — Спасибо. — Он вышел наружу.       Эльза, судорожно вздохнув, откинулась к стенке, уставившись вверх и почти мучительно ожидая прихода Орменеля вместе с её клинком, с чем переносить все свои душевные метания было не в пример легче.       Она выдохнула, неуловимо падая в кратковременный, изматывающий сон, где на грани подсознания и воспоминаний причудливо вырисовывались узоры и силуэты далекого, неизвестного мира, скрытого под пологом долгой ночи.       Уже ощутимо смеркалось, когда войска троицы Феанарионов развернулись обратно на юг. Младшие братья ехали рядом, Турко весело поддразнивал брата, который все еще беспокоился за сына, оставшегося в еще небезопасном Химладе. Турко в ответ лишь посмеивался, заявляя, что Тьелпе не девчонка, и вполне может отстоять родной замок, к тому же он сам лично учил племянника. Макалаурэ ехал в глубокой задумчивости. Легкий ветер, принесшийся откуда-то с востока, с Карнистировых гор, трепал слипшиеся и растрепанные косы, шлем мерно позвякивал, прикрепленный к роскошной сбруе крупного — еще валинорского — вороного скакуна. Слух внезапно зацепился за Турково «девчонка», «Ирма», и Кано встрепенулся.       Покрутил головой, и Йамель, ехавший поодаль от лорда, споро подъехал. Макалаурэ спросил его абсолютно бесстрастно:       — А где леди Миднайт?       Йамель смешался и закрутил головой, но, не найдя в первых рядах, нужного лица, торопливо обронил «Я сейчас найду её» и скрылся в темноте.       Он появился снова через некоторое время, когда впереди показались удручающие неровности — груды тел, припорошенные белым, как снег, пеплом, обломки копий, резко выделяющиеся на фоне еще светло-серого неба, и тяжелый, мертвый запах. Почему-то белый цвет напомнил о Тирионе. О матери, о белом мраморе её статуй. Кано дернул головой.       Йамель нагнал его и остановил коня. Он склонился к лорду и тихо, отрывисто прошептал:       — Её нигде нет, мой лорд, — сердце пропустило удар. Канафинвэ ничем не выдал замешательства. Он слегка нахмурил брови:       — Когда мы отъезжали к Ангамандо — там, — он кивнул вперед, — еще оставались живые?       — Возможно, мой лорд. Но я не уверен — лорд Карнистир тогда распорядился всех раненых доставить в лазарет, а если бы она была среди них, нам бы сказали. Ластамо отчитывался — неспособных идти дальше было около тридцати, но все мужчины.       — Значит, она среди тех…       — Это моя вина, мой лорд. Я видел её еще до взрыва, но после… Ластамо, впрочем, мог ошибиться — тогда была такая суматоха, — поспешил заверить его Йамель. — Я могу поскакать вперед… Я надеюсь, что леди могла уйти и сама. Она крепкая и сильная.       — Я на это очень надеюсь, — отрывисто произнес Макалаурэ и, кивнув братьям, пришпорил коня, передав знаменосцу приказ:       — Всех павших осмотреть, некоторые могут быть живы, и их еще можно будет спасти. Найдешь Миднайт — найди меня. Орков сжечь — но подальше от эльдар, понятно?       — Да, мой лорд.       Вторично Миднайт очнулась, когда её тело кто-то куда-то волок за ноги. Она скользила спиной по песку, пеплу, отчаянно смердящим телам, а кто-то, кто её тащил, все время пыхтел и перехватывал её отдавленные ноги так, что они вспыхивали старой болью. Вдали замаячили отблески пламени.       «Меня хотят сжечь?»       Миднайт отчаянно захрипела, уцепившись руками за какого-то раненого орка, сопротивляясь дальнейшему движению. Эльф обомлел, стоило неизвестному мертвому в шлеме воспротивиться стаскиванию в погребальную яму. Он отпустил ноги неизвестного и осторожно приблизился к голове, протянув руку к забралу. Оттуда раздалось яростное шипение:       — Ты кого хоронить вздумал, наглый…. — раненый захрипел, попытавшись встать.       Юный Сорондил опешил, но всё же снял с него шлем. В темноте блеснули темные глаза и белая кожа, покрытая запекшейся кровью и пеплом. Волосы были опалены, но воин был вполне узнаваемый. Сорондил почти задохнулся от неожиданности.       — Леди!       Леди повторно зашипела, хватаясь за его предплечье, и эльда помог ей сесть.       — Леди, вы помните меня? Я Сорондил, мы как-то тренировались вместе! Леди, пожалуйста, только не теряйте сознание… — нолдо подхватил её за плечи и опер на чье-то тело. Миднайт смотрела на него полубессознательным взглядом.       Сорондил вскочил на ноги и закричал, призывно замахав кому-то рукой. Она различила встревоженное лицо… Он подъехал ближе. Карие глаза, полные губы, нос слегка крупноват, круглые скулы… Йамель? Живой!..       В третий раз она очнулась, сидя впереди кого-то в широком плече, привалившись к груди всадника всем телом. У всадника был темные растрепанные косы, которые метались за его спиной на периферии зрения и периодически лезли ей в лицо, и еще подозрительно знакомая позолота на доспехах. Миднайт задумчиво поскребла её ногтем, пришла к выводу, что позолота «приклеена» достаточно прочно и наскрести на новое кольцо взамен отданного ей не светит.       Кольцо рук, удерживающих её на коне, сжалось сильнее, и знакомый голос констатировал:       — Очнулась.       Вместе с завидным умением различать голоса, вернулась и способность чувствовать и видеть — было уже довольно прохладно, позолоту на доспехе она увидела благодаря отблеску факелов, голова напоминала массивный колокол с гулкой пустотой под ним в состоянии относительного покоя, грудь больше не сдавливали латы, впрочем, как и всё тело — и куда они делись? — взамен она обрела незавидную перевязь в виде покромсанного багряного плаща. Миднайт попыталась глубоко вдохнуть, но вдох застрял в груди, заставив её скорчиться от новой боли.       — Потерпи, — добавил голос, — скоро мы прибудем в лагерь и я сдам тебя на попечение твоей сестре.       — Кому? — тупо переспросила она.       — Сестре твоей. У вас цвет глаз еще одинаковый, — в голосе послышался смешок.       — Эльзе? А ты… тоже этот…. Золотой… — В голове было настолько смешано, что квенья мешался с родным нилу. Золотой…. — Мака… мальта? Нет. Ты Лаурэ.       — Верно. — В голосе проскользнули нотки изумления. Миднайт на какое-то время снова замолчала. Лучше молчать, хуже пропойцы с пропитыми и прокуренными мозгами. Она не удержалась.       — Мы победили?       — Да.       «Действительно. Проиграли бы, меня бы так никто не вез»       — Лучше молчи, побереги силы. Позже я всё тебе расскажу, — Макалаурэ угадал её мысли. Макушки слегка коснулась рука в плотной перчатке, тут же вернувшись обратно.       Миднайт расслабилась, убаюканная едва уловимым теплом и слабостью в теле, и, растекшись по чужой груди, заснула.       …Победу праздновали с широким размахом лишь спустя год, стянувшись в Барад-Эйтель. Майтимо приветствовал всех гостей, включая кузена Финдекано, оставшегося представлять остальные дома на праздничном пиру. Нолофинвэ с младшим сыном спешно вернулись с основными силами в Хитлум, причем Турукано очень торопился в Виньямар, и выглядел до того задумчивым и серьезным, словно в Неврасте его поджидала новая, более серьезная битва. Айканаро и Ангарато остались отстраивать родной Дортонион, остальные так и не появились, вычистив Западный Белерианд от вражеских набегов.       — …и в памяти всех свободных народов Белерианда эта битва навек запомнится как Дагор Аглареб — пусть Моргот видит, что эльдар еще полны силы, и меж эльфийских лордов нет розни!       Чертог взорвался бурей одобрительных восклицаний и звоном кубков, и лорд Нельяфинвэ занял свое законное место во главе стола.       — И всё-таки тогда Майтимо мне солгал, — Рига отставил свою пинту гномьего пива и уставился хмельным взглядом на боевую подругу.       — Чего это?       — Ты же никогда не была в Барад-Эйтель, верно?       Миднайт насторожилась.       — Верно. А что случилось?       — Да так…       — Ты про то, как меня потеряли? — она иронично усмехнулась. — Но нашли же. Он скорее всего не хотел, чтобы ты разволновался и начал дурить. Он же был в такой же ситуации.       — Скорее, как ты.       — Потому и знал, как лучше. Я с ним согласна. А твои глаза…?       — Уже восстановились. Не сотка, конечно, но лучше, чем у Джеймса.       — Он что-то совсем сдал, — Миднайт пригубила вино из бокала, найдя взглядом Джеймса и Марию. Последняя, в новом нежно-розовом платье со струящейся тканью, подхватив товарища под руку, что-то весело щебетала и всеми силами старалась отвлечь Халпаста от мрачных мыслей. У неё это даже получалось. — А где Мира? Я же видела её.       — Последний раз, когда я её видел, она сдавала Амбаруссар по полной программе Майтимо. Видимо, я видел её все-таки в последний раз, — Рига театрально смахнул слезу. — Они её застебут.       — Они даже слова такого не знают, — проворчала Миднайт. — Скорее всего, она… А, танцует.       — С кем? — всполошился её муж.       — Я его не знаю, — меланхолично ответила Скайрайс и, подхватив бокал, встала со скамьи. Она случайно поймала взгляд Канафинвэ, направленный в их сторону, приветственно кивнула и отсалютовала полным вина кубком. Он, усмехнувшись, ответил ей тем же.       Её новое голубое платье было сшито из настолько тонких тканей, что она временами ощущала себя голой. Но Лириллэн, что пошила ей платье, твердила без конца, что она не может явиться на праздник в черном. Пусть даже в темно-синем. Или темно-зеленом. Единственный, кто обладал привилегией ношения черного — Карнистир, и он не собирался ею делиться.       Она зябко повела руками по плечам, остановившись на террасе.       Здесь было хорошо. Сладкое вино, присланное Кирданом с его южных полей, слегка кружило голову, заставляло любить весь мир — от непроглядно-черного неба с далеким домом на звездах до недружелюбных холмов Рубежа, покрытых хвойными лесами — широкие лапы далеких сосен и елей слегка трепетали на ветру, и Миднайт вполне могла себе вообразить, что холмы танцуют и волнуются в такт звонким эльфийским песням. Некоторые эльдар высыпали во двор, другие разбрелись за пределы крепости, впрочем — недалеко — стражи на стене и дозорных башнях бдили, со смехом переговариваясь между собой и возясь, точно дети.       Рига уже куда-то успел смыться в компании Джеймса, Мария взахлеб болтала с Ирмой, делясь недавними впечатлениями — Тьелкормо поддался её уговорам и таки поймал ей орка живьем и она все время, ожидая вестей в Аглоне, провела тет-а-тет с пленником, раскладывая его в буквальном смысле на части. Эльза не смогла приехать.       Сюда, на террасу, музыка почти не долетала — она и в главном чертоге не всегда была слышна из-за гомона. Высокие лорды разбрелись кто куда — Финдекано сразу же узурпировал лучшего друга и увел пить поближе к камину. В замке царила атмосфера всеобщая атмосфера расслабленности и вечного лета.       Миднайт задумалась, не сразу заметив, что она не одна. Она медленно отставила кубок рядом с унесенным из зала кувшином на перила и обернулась. Макалаурэ подошел ближе и оперся о перила рядом, некоторое время молча созерцая блестящие звезды.       — Как думаешь, это надолго? — спросил он. Миднайт еще раз окинула взглядом волнующиеся холмы и покачала головой.       — Нет, не стоит себя обманывать.       — А что тогда стоит делать?       — Вы и вправду не знаете, или так хотите узнать мое мнение? — Кано дернул уголком губ, прикрывая веки.       — Думаю, и то, и другое. И всё же?       — Если честно, я бы предпочла прожить полную жизнь, — Миднайт с сомнением повертела кубок в пальцах. — Полную и радостей, и тягот… Без этого это будет не жизнь, а так… всего лишь сухая глава из учебника по истории. Скучно, серо и безрадостно. Я всё смотрю на звезды и… — она осеклась. Макалаурэ внимательно слушал каждое её слово.       — И?       — В Элизиуме я жила. У меня было всё, о чем я тогда могла только помыслить, даже толика свободы, в самом-то деле. Борьба с людьми и с собой. А потом я сбежала. И куда? Зачем? Я снова как в клетке. Но здесь у меня не хватает смелости на то, что в Элизиуме я привыкла брать, не спрашивая, как свое.       — Брать, не спрашивая? — Макалаурэ наклонил голову. — Я многого о тебе не знаю. Ты кажешься куда тише и спокойней.       — Ты тоже, мой лорд. Временами.       — Ты чего-то боишься?       Миднайт пожала плечами.       — Может, я просто стала медлительней, под стать эльфам. А может я стала слишком замысливаться над причинами и следствиями. Над судьбой. Вдруг всё предопределено? Или это что-то, что я должна выполнить, и меня будет за гранью ждать что-то, словно награда своего победителя?       — Не стоит делать что-либо ради награды, — возразил Макалаурэ. — Так ты никогда не станешь счастливой.       — Я знаю. И поэтому я просто предпочту жить и поступать так, как хочу я, а не кто-то другой. Я устала гоняться за тем, чего нет. Раньше я думала, пусть всё будет так, как должно быть… А после… Откуда мне знать, что должно случиться?       — Никак. В том-то и отличие Последышей от Перворожденных, — словив недоуменный взгляд, Макалаурэ рассмеялся тихим, бархатным смехом: — Нам многое рассказывали о людях. Потому отец и хотел вернуться в Эндорэ — не дать вам занять все земли. Я же хотел увидеть тех, кто волен от предвидения и сам определяет свою судьбу. Как видишь, — он грустно усмехнулся, — теперь и я познаю это.       — Из-за Клятвы?       — И из-за неё тоже. В каком-то смысле наш слепой зов к Эру выдернул нас из привычного мира квенди, и теперь мы словно подвешены между бессмертием и человеческим уделом.       — А ты хочешь? Хочешь стать свободным, как мы?       — Я бы хотел сам решать судьбу, изменить предначертанное. Я нолдо, я сын Феанаро, и я не могу спокойно принять тот удел, что нам предречен был Валар.       — Скажи, Кано… А, ладно, — Миднайт отмахнулась от навязчивых мыслей, тряхнув головой, скрывшись под отросшими прядями непослушных волос.       — В чем дело? Говори, — он обернулся и посмотрел прямо в глаза. В этот момент Миднайт почувствовала себя почти равной ему — нет, что почти понимает его, такого далекого и отчаянно гордого нолдо, почти свободного, скованного лишь именем Эру.       — Это и впрямь неважно, наверное…. Я сама не знаю, что хочу у тебя спросить. Хотя… — Миднайт задумчиво посмотрела на багряную гладь, заключенную в золотых стенках. Вино было холодным, но неистово обжигало изнутри. Прямо как… — Но неужели ты хочешь бороться с судьбой только посредством Клятвы?       — А чем же еще? — иронично улыбнулся он. — В ином я останусь обычным квенди: искусство, любовь, супруга, дети… Ими не сломаешь Рок.       — Откуда тебе знать? — с жаром возразила Миднайт, изумляясь самой себе. Словно разом вернулась на многие лета назад, когда она еще была смертной. — Во многом, именно дети продолжают и улучшают дела своих родителей. Они видят новые пути. Как вы со своим отцом. Он погиб, но привез вас сюда и своей Клятвой толкнул вас — вперед ли, вниз, в пропасть… Вы увидели и узнали нечто новое, а вашим детям предстоит это «новое» изменять и пользоваться им. Без них у Эндорэ нет будущего. Как его не было в Валиноре.       — Ты так думаешь? — резко спросил он. — Ты там никогда не была.       — Не была, но чтобы судить, я использую рассказы тех, кто жил там, — она развернулась к нему всем телом и смотрела прямо в темнеющие, как предгрозовое небо, серые глаза. В них отражалась она сама. — Я сужу, сравнивая свой мир, Эндорэ и известный лишь по рассказам Валинор. А там…словно время застыло в своем зените.       — До тех пор, пока Моргот не омрачил его, — он отвернулся.       — Ты говорил, другие остались, чтобы излечить его от зла.       — Но это невозможно.       — Вот видишь. Ты и сам признаешь это. А вы пошли вперед. Да, Валар обещали вам расплату. Но еще не время платить по счетам — не сейчас, пока вы не узнали вкуса настоящей жизни.       — Чтобы в момент наивысшего счастья её отобрать? — Макалаурэ горько усмехнулся. — Я и не знаю, хотел ли я бы этого…       — Может быть. Но боги безжалостны, когда мы сами решаем выбирать свою судьбу. В этом, если хочешь знать, человеческий удел, наше счастье и горечь — жить, словно каждый день — последний, и уходить без сожаления, зная, что ты делал всё, чтобы ни о чем не сожалеть, когда настанет этот час.       — Ты бы стала прекрасным сказителем, Миднайт, — прошептал эльф, внезапно низко-низко склоняясь над ней. — Каждое твое слово дышит провидением, незнакомым мне. Как знать, что будет, если я прикоснусь к нему?       — Не знаю. Быть может, тебе предстоит это еще узнать, — смело прошептала она в ответ. — Как и всем нам.       Она почувствовала его руку на спине. Макалаурэ резким и плавным движением привлек её к себе, заставив уткнуться себе в грудь. Он обхватил её двумя руками, защищая своим жаром от пронизывающих ветров с востока. Миднайт медленно дышала на свои ледяные пальцы, некстати вспомнив, что так же он держал её, когда увозил с поля битвы в Лотланн.       — Наверное, всё еще можно изменить.       — Наверное, — согласился он, устремив взгляд на Север, откуда каждый день на них глядела угроза и пока она снова не вырвалась на свободу, следует жить… Эта слишком юная по сравнению с ним девочка-эльтер действительно права. Жить, пока позволяет спящая Клятва, жить, пока еще можно найти, ради чего.       — Миднайт, ты помнишь, что сказала мне вчера, накануне пира?       — Я сказала, что ты мне дорог, и что я не хочу потерять тебя, как родного мне человека, — медленно проговорила она, со стыдом вспоминая тот невозможно отчаянный момент. — Ты можешь не придавать этому значения, так даже хорошо.       Миднайт попыталась отстраниться, упрямо посмотрев в его глаза, странно молчащие, как и он сам. Макалаурэ обхватил горячими пальцами её подбородок, поднимая её лицо.       — Это слишком большой дар, чтобы так его отвергать.       — Твоё право, — проговорила она одними губами, отчаянно упираясь в его грудь.       — Всё верно. Моё.       Маглор наклонился ближе и легко коснулся чужих губ. Одна его рука легла на затылок, зарываясь пальцами в густые волосы. Миднайт, прерывисто вздохнув сквозь прикосновение, обвила руками плечи приникшего к ней нолдо.       И сердце заколотилось часто-часто, до снедающей боли, едва не падая вниз, под ноги Кано, чтобы разбиться на миллион осколков.