Муза любит экспромт

Грохот со стороны прихожей, вопль оттоптанного кота и, пока еще приглушенное, «У-уыы!» заставили засыпающую под мерный рокот телевизора девушку встрепенуться. Она вскочила, обежала комнату, пряча все бьющиеся предметы в шкаф (шкаф – на ключ, ключ – в карман), и на втором круге успела поймать в свои объятия причину переполоха. - Он меня не лю-у-у-убит! – мелкое рыжее нечто с рыданиями зарылось носом в пышную грудь своей кузины. Девушка с тяжким вздохом глянула на расстеленную кровать, закатила к потолку глаза и аккуратно погладила рыжие вихры: - Что случилось? - А-а-ы-ы-ы-ы!!! - Ясно. Сейчас я приготовлю чай, и ты все расскажешь. Чай с мятой и мармеладками вприкуску, между прочим! - Тол’ко ды бедя и подибаеш’, - рыжая щедро размазала тушь по своей щеке и с размаху упала на расстеленную кровать, лицом в подушку. Из вороха постельного белья донесся заунывный вой. «Наверняка не отстирается» - подумала хозяйка квартиры, глянула на расплывающееся по ситцевому халатику пятно от помады и про себя добавила: «и халат тоже придется выкинуть». Вот уже лет пять, как Лиза, добрая и милая провинциальная девушка, отправилась покорять столицу. В большом городе у нее нашлась дальняя родственница – двоюродная кузина то ли по отцовской линии, то ли по дедовой, со стороны матери. «Седьмая вода на киселе» - говорят про таких родичей, но провинциалку кузина Мария приняла с распростертыми объятиями. Девушки с небольшой разницей в возрасте – Лизе тогда было 18, а Машка только-только перешагнула за двадцатник – быстро подружились. Мария, со своей дуракоубойной упертостью, выбила для кузины выгодную ссуду на квартиру, первое время помогала с деньгами. Лиза самостоятельно поступила в университет, прилежно училась, подрабатывала и потихоньку осваивалась в большом, пугающем городе. Марию она просто обожала: целеустремленная, уверенная в себе, веселая, умная. Да, немного эксцентричная! Ну да, слегка истеричка… Но это позволительно, при ее-то профессии. Про профессию любимой кузины Лиза узнала случайно. В их группе обитало одно тихое, забитое и забытое существо неопределенного пола, которое все лекции проводило за чтением художественной литературы. Как и следовало ожидать, у одного из лекторов не выдержали нервы и у «существа» забрали книжонку. Забрали, громко вслух зачитали аннотацию, название и, само собой разумеется, автора. Рассказ оказался эротического характера, а имя автора – поразительно знакомое Лизе. После пары группа дружно и весьма жестко подкалывала «существо». Провинциальная девчушка с гипертрофированным чувством справедливости заступилась за изгоя, громко, во всеуслышание объявив: «Моя сестра не может писать плохую литературу!» После чего благополучно разделила участь защищаемого. Но все это осталось в прошлом. О позорном инциденте благополучно забыли, а Лиза получила представление не только о роде деятельности обожаемой кузины, но и о возможных масштабах ее истерик. В тот день она, разозленная и возмущенная, нагрянула к Маше за объяснениями. Только разобравшись в причине негодования, писательница сразу же бросилась в ноги Лизе, стенаниями и рыданиями умоляя ее простить «грязную-писаку-кузину-извращенку», своей деятельностью пятнающую ее, Лизину, репутацию. Девушка испугалась. Извинилась за свои слова, начала поднимать Машу, успокаивать. Заметив положительную реакцию на свою истерику, писательница заголосила еще больше. Лиза крупно пожалела, что вообще начала этот разговор. Когда Маша, в порыве чувств, шмякнула о стену новенькую вазу и тут же упала на колени перед осколками, сгребая их руками, студентка пришла в себя. Быстренько окинула взглядом кухню, рассудила, что старое блюдо с облезлой эмалью все равно пора было выкидывать. Ухватила покрепче щербатый бок, зажмурилась, и… расколотила несчастную посуду о стену. После этого закрыла лицо руками и, самую малость переигрывая, заголосила на тему жестокости и несправедливости мироздания по отношению к людям творческой профессии. Маша притихла, послушала. К тому моменту, когда актерский запал Лизы подходил к концу, поднялась с колен, обняла студентку и заголосила с ней в унисон. Минут пять девушки поревели, после чего «Елизавета Прехитрая» услышала дифирамбы своей прекрасной чуткой душе и заверения в вечной дружбе. На том кузины и расстались, но теперь Мария со всеми своими творческими, любовными, духовными и еще-хрен-знает-какими кризисами бежала к Лизе и выплакивала ей в жилетку двухнедельный запас жидкостей. Елизавета ворчала, закатывала глаза, но все так же оставалась благодарным зрителем в театре одного актера. Любила она свою кузину, не смотря на все её чудачества. - Так что на это раз? – спросила Лиза умытую, но все еще с припухшим лицом, кузину. Машка горько всхлипнула в чашку ароматного чая, засунула в рот мармеладку и поведала: - Он не хочет завести девочку. - Ты хочешь родить ребенка? Ты?! – у Лизы чуть чашка из рук не выпала. - Да какой мне ребенок, прости-боже. И то правда. Маша, в свои 26 с хвостиком, выглядела лет на 17. Маленькая, пухленькая, с непокорными рыжими вихрами, россыпью веснушек на молочно-белой коже и круглыми голубыми глазищами. Она была похожа на фарфоровую куклу, на наивного ребенка. Эдакая Лолитка с совершенно не вяжущимися с внешностью грязными фантазиями. И талантом эти самые фантазии описывать на бумаге так, что читатель захлебывался собственной слюной. - А какую тогда девочку? Собачку? Кошечку? - У меня хомячок был, и тот сдох, - мрачно доложила Машка. - А кого тогда? Не томи! - Обыкновенную девочку, любовницу. Нашу с ним общую. Моло-о-оденькую. Мария плотоядно облизнулась, а Лиза отодвинулась от кузины подальше. - Гос-спади… - Вот и он так же сказал, - Маша всхлипнула. – А еще сказал, что отказывается участвовать в моих грязных фантазиях. А у меня муза до-о-охне-е-ет. Мне рукопись через месяц сдава-ать! Мария снова захлебнулась в плаче, пытаясь одновременно запихнуть в рот мармеладку и кусок батона. Подавилась, убежала в туалет откашливаться. Лиза тяжко вздохнула, искренне сочувствуя Машкиному мужу. Бедный мужик такого натерпелся – словами не передать. Вспомнить хотя бы тот раз, когда на общем празднике – чьем-то дне рождения – бедный Жорик не мог присесть за праздничный стол. Так и остался бы топтаться вокруг да около, если бы сердобольная Лиза не вызвала его на кухню и не допыталась о причине такого вот состояния-всегда-стояния. Смущающийся мужик поведал, что его благоверная пишет БДСМ-роман, и он теперь не просто муж, а верный раб своей Госпожи. И показал уголок красной, от порки, ягодицы. Елизавета схватилась за сердце и порывалась устроить кузине нагоняй, но Георгий, еще более смущаясь, сообщил, что его все устраивает. Он, дескать, подозревает в себе мазохиста, потому как вчера получал «о-го-го-какое-удовольствие». И вообще, его Госпожа очень ласковая, это он сам попросил усилить наказания. И, да: он, даром что мазохист, не отказался бы от мягкой подушечки под седалище и стопочки успокоительного под огурчик. Лиза и онемела, и охренела от такой постановки вопроса. Бросив в бедного мужика подушкой, заявила: - За успокоительным – сам. И вообще: я в вашу личную и сексуальную жизнь больше не лезу! Извращенцы. - Та ладно, - Жора ехидно усмехнулся, - тебе просто завидно. Лиза фыркнула и, задрав нос, удалилась из кухни, зависнув на своих мыслях. Георгий – импозантный молодой мужчина без комплексов и вредных привычек, был, по-видимому, одной крови с её кузиной. Одним миром мазаны, чтоб их. Это же надо – потакать всем безумным идеям любимой жены и, что ни менее важно, получать от этого удовольствие. Странная пара. Хотя бы взять тот случай, когда Маша писала про трансвестита, шпыняемого своей сестрой… Басистый вопль: «Сестренка, пожалуйста, не надо!» до сих пор звучит в бедных Лизиных ушах. С тех пор кузина прекратила наведываться к писательнице без предварительного звонка. И вот, опять. На этот раз фантазия Машки ушла в нежно-розовые дебри дружной шведской семьи. Бедный, бедный Жорик. Мария вернулась из ванной сосредоточенная, при макияже, но с припухшим носом и красными глазами. Одним глотком выдула чай, закусила мармеладкой и сообщила: - Я все равно своего добьюсь, надо прости найти женщину, которая ему бы понравилась. И я это сделаю. О, да – прославленная Машкина упёртость. Кто бы сомневался. Лиза пожала плечами. - Я проведу? Куда ты теперь? - Домой, - Мария поправила прическу, - вечером мне с Георгием надо быть на корпоративе, что устраивает его фирма. Домой Мария не поехала. Вместо этого, проверив состояние своей кредитной карточки, завеялась на добрых четыре часа в салон красоты и стиля. - Деточка, чем тебе помочь? – приторно улыбнулась стилист. Мария решила, что такие девушки ей не нравятся. «Фу, лживая» - мелькнуло в рыжей голове – «она, наверняка, и оргазм симулирует. Готова поспорить, симулирует!» Всего этого писательница, конечно, не сказала. Плюхнулась в кресло и на-гора выдала: - Деточке двадцать седьмой год и она хочет выглядеть молодой привлекательной женщиной, а не деточкой. Справитесь без кардинальных изменений? Стилист удивленно выпучила глаза, да так и стояла, пока Мария не помахала у нее перед носом паспортом. - Ой, вы та самая писательница? – девица мило покраснела и захлопала глазками. «Видать, знакома с моим творчеством. Лестно». - Да, а что? - Ой, вы так молодо выглядите! Простите, можно автограф? Мария послушно расписалась на палитурке книги. - А когда новая будет? - Это зависит от того, как я сегодня буду выглядеть. Стилист ахнула, снова покраснела и повела клиента к компьютеру – создавать образ. Ближе к вечеру из салона, вместо зареванного подростка, выходила молодая ухоженная женщина. Простенькое коктейльное платье глубокого синего цвета выгодно демонстрировало положенные выпуклости, стройнило и гармонировало с яркими глазами писательницы. Сами глаза с помощью визажистов утратили восторженную округлость, но ничуть не сдали в размере; обрели томное выражение. Волосы Марии подобрали в новомодный художественно-беспорядочный пучок, утыкали невидимками и залили лаком. На ноги чудом присобачили невероятную шпильку. Мария стояла, чуть покачиваясь на ветру, и на-чем-свет-стоит костерила: извергов-стилистов, собственную профессию, мужа-упрямца, собственную упёртость, Лизку-подстрекательницу (хотя кузина и слова не сказала), собственную фантазию, которой приспичило писать именно о шведской семье. Когда мимо проехала иномарка мужа, прибавила к списку раздражающих фактов невнимательность некоторых. Иномарка притормозила, потом медленно начала сдавать назад. Водительская дверь приоткрылась, из нее выскочил Жора в строгом костюме, снизу-доверху осмотрел супругу, присвистнул. - Ого! Манюнь, ты выглядишь сногсшибательно, - логика подсказала причину такого метаморфоза, и мужчина грустно добавил, - все же надеешься очаровать какую-нибудь даму для своего нового романа? - И очарую! – Маша надула губки, потом чарующе улыбнулась и чмокнула мужа в щеку, оставляя след помады. – Привет, родной мой. - Манюнь, может ну его? - Нет не «ну». Жор, ты же знаешь, я не могу писать о том, о чем не имею ни малейшего представления! - Это не повод вводить в наши, далекие от одобрения общественности, отношения постороннего человека. - Жор, ты ревнуешь? - Да, ревную, - мужчина дернул уголком рта, и Маша поспешила прикурить ему сигарету, зная этот жест, - и что с того? - Ты же знаешь, я тебя люблю… - И я тебя люблю. И эксцентричность твою, и фантазии, от которых первое время хочется закрыться в кладовке. А потом оказывается, что не такие уж они и сумасшедшие. Я все в тебе люблю и потому боюсь тебя потерять. Меня же потом ни одна баба не удовлетворит! – Георгий, будто бы в отчаянии, ударил ладонями по рулю – он решил свести разговор к шутке. - А ты с мужиками попробуй… - Маша хихикнула со своего места. - Ни-ни! Я убежденный противник попоимения! Маша снова захихикала в кулачек. - Естес-сно, относительно только мужских поп. А женские весьма так… Кхм, да. Весьма и весьма. Мария расхохоталась. Мир в семье был восстановлен. Корпоратив шел своим чередом. В арендованном на ночь зале звучала негромкая музыка, между столов с легкой закуской сновали официанты с подносами; то там, то здесь собирались группки богато одетых, серьезных людей. Едва супруги вошли в зал, Маша вцепилась в локоть мужа и начала глазеть по сторонам. Нельзя сказать, что писательницу поразил размах вечеринки, или подобное собрание было для нее в диковинку – тут сыграло пресловутое писательское любопытство. Мария, увлеченная новой идеей, сразу взялась сканировать публику на предмет подходящей жертвы. К Георгию подходили засвидетельствовать свое почтение разные люди, которые, конечно же, отпускали комплименты «очаровательной супруге». «Супруга» по мелочам не отвлекалась. Единственный раз она вышла из транса, когда к Жоре подскочил молодой коллега, хлопнул его по плечу и что-то зашептал на ухо. Маша оценивающе прищурилась. Жора, увидев это, подавился шампанским, округлил глаза и категорично заявил: - Только через мой труп! Улыбка сползла с лица писательницы, она пожала усыпанным веснушками плечиком, сделала гримаску «а-мне-такое-даже-в-голову-не-приходило» и закрепила фирменной улыбкой «сам-ты-извращенец». Георгий харизматично улыбался деловым партнерам, шутил и пояснял рассеянность своей жены творческим складом характера. Маша продолжала сканировать публику. Спустя полчаса сбор визуальной информации был окончен, и писательница приступила к расспросам своего благоверного. - Кто эта симпатичная брюнетка? - Любовница гендиректора. - Пфф. Жаль. А вон та дама в платье в горошек? Которая с пышным бюстом. - Любовница бухгалтера. - Гос-спади, тут все, что ли, с любовницами?! О, времена, о нравы! - Вот кто бы говорил! – Жора ухмыльнулся. - Ну да ладно, она мне все равно не нравится. Платье – полная безвкусица. Жуть. Хотя бюст – да. «Я-б-пощупала» называется. Георгий с ужасом глянул на жену – очень быстро она входила в роль героини собственного романа. Впрочем, как всегда. Маша в задумчивости прикусила наманикюренный ноготок большого пальца. Выбор претендентки на почетное звание семейной любовницы напоминал ей игру в морской бой. - А рыженькая? В черном брючном костюме? Нет, две рыжие в семье – не к добру. - С рыженькой уже теплее. Я бы даже сказал горячо. Это наш сисадмин, лесбиянка, между прочим. Вон там ее девушка. - Блин, девушка у нее хороша. Там все серьезно? - Более чем. Тем более, она убежденная лесба, а тебе, как я понял, нужна би. - Угу, - Маша погрустнела, ее выстрел опять ушел «в молоко». - Манюнь, - Жора коварно повел свою благоверную к столам с деликатесами, - может, оставим это? Мария в задумчивости сжевала канапе с кусочком лосося и отбарабанила коготками «Застольную» Верди. На втором такте оборвалась и выпалила: - Вон та! Черненькая, смугленькая! На испаночку похожа. В алом платье. - О, Господи! Дай мне терпения, силы не прошу, ибо убью эту женщину нафиг, - Жора закатил глаза к потолку, потом все же ответил: - это моя бывшая, - добавил ехидно, - убежденная гетеро. - Пофиг. Она мне нравится, - Маша была похожа на дикую помесь ставшей на след гончей и танка. Нет, маленького БТР-а с большой проходимостью. – А как вы как расстались? - Друзьями. Манюнь? Манюня уже лавировала среди людского колышущегося моря к «испанке». - Здра-авствуйте, - Маша состроила глазки и протянула девушке руку, - будем знакомы, я – Мари. - Натали, - в тон ответила «бывшая», - чем обязана? «Нет, не испанка. Натуральная цыганка. Эсмеральда, существо неземное!» - Маша тонула в черных глазах высокой черноволосой девушки. Натали вопросительно приподняла брови, и писательница стерла с лица неподобающую случаю улыбку клинического идиота. - Кхем, простите. Я хотела пригласить вас… а-а… эмм… на танец? «Господи, что за бред я несу? Какая Эсмеральда, какой, к черту, танец?!» - Мария готова была расплакаться – такого словесного запора у нее не случалось уже давно. Давно, благодаря жанру, в котором работала, она разучилась краснеть. Тут еще как назло звуки вальса сбили с пути истинного и заставили сказать откровенную глупость. - А почему бы и нет? – «Эсмеральда» мило улыбнулась, залихватски допила шампанское и поставила пустой бокал на край стола. – Дама позволит пригласить ее на танец? Натали взяла руку обалдевшей писательницы и коснулась губами кончиков её пальцев. Маша «поплыла»; Жора, со своего места наблюдавший за происходящим, нахмурился. Далее был вихрящийся в потоках музыки венский вальс и удивленный гомон толпы. Спустя несколько па в середине зала, к девушкам присоединилась другая пара – сисадмин пригласила свою возлюбленную. Народ одобрил. Георгий вышел курить. Натали уверенно вела мужскую партию, а Мария счастливо улыбалась и откровенно таяла в руках партнера. Когда музыка закончилась, Наташа мягко увлекла не сопротивляющуюся писательницу за собой на балкон. Жора, увидев их, нервно прикурил вторую сигарету. - Итак, - с лица «бывшей» слетела мягкая улыбка, - что уважаемой писательнице и ее не менее уважаемому мужу нужно от грешной меня? «Ух ты, какой речевой оборот! А сколько сарказма!» - невольно оценила Маша. Потом глянула на «Эсмеральду» и огонь восхищения слегка погас. Наташа была зла и, самую малость, заинтересована. Но, все равно, в первую очередь – зла. - Здравствуй, Наташа, - Жора тяжко вздохнул, - с моей женой ты успела познакомиться, о роде ее деятельности ты знаешь. - Тебя я тоже знаю, давай ближе к делу. - Манюнь, если бы ты взяла на себя труд выслушать меня, узнала бы, что эта женщина имеет весьма жесткий и властный характер, - Георгий не то пожаловался, не то упрекнул благоверную. - Гера, я в курсе твоей оценке моего характера. Лучше объясни, почему твоя жена со мной флиртует. - Я не… - Она пишет новый роман. Про шведскую семью. Хочет с тобой переспать. - Жора!!! - Ого! – черные брови Наташи приподнялись, взгляд перескочил с одного супруга на другого. - Но, так как ты – слава яйцам – гетеро, то к тебе никаких вопросов. - Жора, не выражайся. И вообще, кто тебя просил выдавать все в такой грубой форме?! - Манюнь, она – аналитик, из лучших. Она догадывалась с самого начала. Так что не имело смысла разводить тут политес. - Кхм, - привлекла к себе внимание Наташа; многозначительно покачала не зажженной сигаретой. Георгий полез в карман за зажигалкой, но Маша успела первой. Выхватила из тонких пальцев аналитика сигарету, сноровисто прикурила и отдала обратно. - Ой, прости, забылась, - писательница виновато улыбнулась, - я Жоре всегда так прикуриваю. Рефлекс выработался. Так что скажешь на наше предложение? - Манюнь, и так все ясно. Я же тебе… - Я согласна. - … с самого начала сказал. Что?! - Я согласна участвовать вашем семейном эксперименте. - Но… Но… ты же не по девушкам выступаешь! - Гера, люди меняются. Кстати, малыш, - Наташа приобняла за плечи обалдевшую писательницу и указала пальчиком на ее благоверного, - этот тоже будет с нами спать? Маша кивнула и отсемафорила глазами «я-же-говорила-все-получится». Придя домой, Маша сразу же завалилась спать. Поутру растолкала мрачного, как туча, Жору и отправила искать трехспальную (!) кровать. Сама же села за лэптоп. Пальцы писательницы порхали над клавиатурой с немыслимой скоростью, листы напечатанного текста сменяли один другого. Не хотелось ни есть, ни пить, ни в туалет. Марию захватил писательский азарт. Прикусив губу и сияя глазами, она спешила запечатлеть в электронном варианте все события минувшей ночи. С художественными дополнениями и красочными описаниями. Только чуть-чуть подправив действительность. Во второй половине дня вернулся Георгий с оформленной квитанцией на покупку новой мебели и… Наташей. - Вот, смотри. С этим рыжим чудовищем тебе предстоит делить кровать. Трех-спаль-ну-ю, между прочим! Последнюю фразу он сказал специально для Маши, но писательница его все равно не слышала. Она была в своей, изолированной похлеще отсека на космическом корабле, реальности. На позывные не отвечала. - А что, она милая, - Наташа усмехнулась и, пройдя сквозь комнату, остановилась около работающей, - малыш, я пришла! Маша, не отвлекаясь от работы, подставила левую щеку. Получила звонкий поцелуй и снова углубилась в дебри повествования. - Манюнь, я дома, - Жора подошел с другой стороны. Маша подставила другую щеку. - Вау! – Наташа развеселилась. – Она всегда такая? - Только когда работает. В остальное время она находится или в депрессии по поводу отсутствия идей, или в неадекватном возбуждении по поводу их реализации. - Охренеть! Манюнь, можно взять твою зубную щетку? Кивок. - Любимые джинсы? Кивок. - Пустить на мыло кота? Кивок. - У нас нет кота, - тихо сообщил наблюдающий за экспериментом Жора. - Один хрен, – Наташа азартно ухмыльнулась, - Манюнь, можно я жестко оттрахаю твоего любимого мужа? Кивок. - Я приступа-аю, - Наташа, с трудом сдерживая смех, нависла над старающимся не заржать Георгием. Кивок. Как всегда - никакой реакции. Натали с Жорой дружно расхохотались. - О! Эсмеральда? – Маша подняла припухшие глаза от лэптопа. На полу около ее кровати дружно помирали со смеху муж и его бывшая пассия. Писательница пожала плечами и вновь углубилась в свою повесть. - Вот она у тебя кадр! Ей, богу! – Натали аккуратно вытерла потекшую тушь. Слушай, скоро кровать принесут. Куда ставить будем? - Мы эту планировали выкинуть… - Вместе с ней? - аналитик кивнула на шуршащую клавишами Машу. - Не, ее оставим, - Жора ухмыльнулся, - пригодится в хозяйстве. - А как согнать с дивана? - Смотри и учись! Маню-унь. Ма-а-аня… - У-у-у? - Иди на кухню… - Угу. Писательница встала и, не выпуская из рук рабочий инструмент, сомнамбулой двинулась на кухню. - Вау. Да ты факир, - Натали ухмыльнулась и засучила рукава. - Ну что, начнем демонтаж? - Вообще для этого есть рабочие. - Та брось ты. Раньше сядем – раньше ляжем, - перефразировала известную поговорку. В четыре руки разобрали и вынесли на мусор старый диван, проследили за монтажом нового чудовища, по ошибке названного кроватью. - Ого! – Натали присвистнула, - Мы тут и втроем потеряемся. Слушай, твоя женушка не собирается, случаем, описывать оргию? - Боже упаси! Кстати, если ты подкинешь ей эту мысль, я предложу альтернативную концовку нынешней книги: жутчайшая расчлененка с элементами некрофилии. Читатели будут в восторге. - Фу на тебя. - И тебе того же. Молодые люди дружно рассмеялись. - И все же, - Жора резко посерьезнел, - что тебя толкнуло на такую авантюру? - Жена твоя и толкнула, - Натали как-то грустно улыбнулась. - Нет, я серьезно. - Знаешь… Наташа встала и прошлась вокруг кровати, оглаживая высокую резную спинку. Вздохнула, увалилась на голый матрас и заявила: - Чудная жена у тебя, совсем чокнутая. Наивная, как ребенок, задорная, пробивная. Неимоверно сексуальная. Да, даже в этой растянутой пижаме и с вороньим гнездом на голове. Странная и яркая. Ей невозможно отказать, она заряжает оптимизмом, своей бешеной энергетикой. И ты… - Натали перевернулась на живот, - серьезный такой, весь из себя деловой. Бизнесмен. А я же знаю, как ты можешь дурачиться – как ребенок. И помню, как пошло ты можешь стонать в постели, метаться и рвать простыни неаккуратным движением руки, - девушка усмехнулась своим мыслям. - Вы друг друга любите. У вас – семья. Самая что ни на есть странная, иррациональная и… Блять, да кого я обманываю?! – Наташа рывком подтянула колени и села. Все так же, не поднимая взгляд на собеседника, закончила: - Я вам завидую. У вас напрочь ебанутая семейка, но я вам завидую. И когда Маша предложила… Я подумала… Может ненадолго, но… Ее прервал громкий вой, переходящий в рыдания. Натали подняла взгляд, и ее тут же сбило рыжее нечто, вдавило в новый, покрытый целлофаном матрац и громко, трагично на ней заревело. - Мань? - У-ы-ы-у-у! - Мань, ты все это слышала? - У-ы-ы! – Маша закивала, чуть не выбив челюсть ошалевшей Натали. - А вот такие у нас истерики приключаются, получи-распишись. Добро пожаловать в нашу, как ты выразилась, ебанутую семью. Ничего не обещаю, но… Поживем – увидим. Все равно этот гребаный рассказ писать. - Ыы-ы?! - Да-да, Манюня, я помню: в нашем доме не выражаются. Расскажи тоже самое своей… жене, блин! Георгий ушел на кухню, загремел тарелками, зная, что на запах пищи Маша обязательно прекратит истерику и выползет из укромного уголка. Натали тем временем улыбалась и растерянно прижимала к себе ревущую в три ручья писательницу эротических рассказов. Чудное существо человек и путями идет неисповедимыми. Особенно эта странная семья, с которой ей чудом удалось скрестить тропинки.