***
Тихо. За окном темно. Она странная. Спит. Она не мертва. Это хорошо. Всё странное. Кровать жёсткая, ноги неудобно упираются в изножье. Почему он здесь? Он ворочается, затем потягивается. Мышцы ощущаются варёными. Он встаёт и открывает окно. Холодно. Воздух свежий, слишком. Оборачивается. Она сжимается, плотнее кутаясь в сон и своё одеяло. Он закрывает окно. Почему он здесь? Где он? Почему ему не страшно? Он так спокоен. Почему она здесь? Кто она? Кто он? Он — устал. Пора спать.***
Она в больнице, значит, она больна. Это так. Она ничего не помнит. Да, но ей помогут. Доктор Крипетт сказал, что всё будет в порядке. Ей стоит верить ему. Врачам нужно доверять. Он тоже проснулся. Говорят, что он спал так же долго, как и она. Но сейчас он снова спит. У него белые волосы, а за его плечом ветер играет солнечными лучами в листьях на дереве, чья крона почти полностью скрывает небо за окном. Тени опадают на подоконник, образуя тёмные островки. Она знает, как это должно звучать. Ветер в листьях. Но не может назвать ни одного конкретного момента в своей жизни, когда слышала подобное. У неё ветер в голове. Она не помнит. Вчера ей дали увидеть своё отражение в зеркале. Она плохо знала девушку за стеклом. Доктор Крипетт сказал, что её зовут Гермиона. Гермиона Грейнджер. Это имя ощущалось громким. Звонкие твёрдые звуки, много слогов, много согласных. Они сказали, что его зовут Драко Малфой. Она не слышала ничего подобного. Его имя звучало как сказка. Сказка. Она не могла вспомнить ни одного сюжета. Она не спит уже какое-то время, и её мысли — тягучие, тяжёлые, но такие маленькие. Она помнит его силуэт, когда сквозь ширму между ними светила луна или солнце. Это был единственный чёткий образ, линия его профиля. Сейчас ширма недозадёрнута. Ей видно его настоящего. Он не выглядит как сказка, и ей становится интересно — она тоже не соответствует своему имени? Потом он поворачивается набок, к ней лицом, и открывает глаза. Они серые. Он смотрит. Он видит её. Что он видит? Она смотрит в ответ, и вскоре понимает: они полностью отзеркаливают положения друг друга. Тогда она убирает ладони из-под щеки, чтобы проверить. Вдруг он — её отражение? Нет, он остаётся в прежнем положении. Продолжает смотреть. Она кладёт руки обратно. У него серые глаза. Она запоминает его образ. День подходит к концу. Свечение за окном угасает, и остаётся лишь синевато-зябкое больничное.***
Он открывает окно. По ночам ему легче дышать. — Драко, — зовёт она. Странное имя. Вначале она спрашивала, как он хочет, чтобы она его называла, потому что видела его недоумение, когда сказала, что его так зовут. Он сказал, что Драко пойдёт. Не знал, из чего выбирать. — Ты куда? Он смотрит на неё. Они так часто это делают — смотрят друг на друга. У неё карие глаза. Она часто хмурит брови. Иногда она плачет ночью. Он садится на подоконник и перекидывает ногу на другую сторону. — Идёшь? — предлагает он. Она садится на постели и обнимает себя за плечи. Снова смотрит. Потом кивает и поднимается. Ей приходится опереться о спинку кровати. Она редко встает и неуверенно стоит на ногах. В больничной сорочке она выглядит как призрак. Её волосы заплетены в косу. Её ноги очень тонкие. Она подходит к нему, босая. Её рука знакомо ложится в его. По ночам, если она плакала слишком долго, они свешивали руки в пропасть между кроватями и переплетали пальцы. Он опирается ногами о широкий карниз и тянет её на себя. Они идут под окнами палат до торца здания, за которым находится лестница на крышу. Ей сложно подниматься. Он подстраховывает её. Она восстанавливает дыхание и смотрит на город. — Так тихо, — говорит она. А потом добавляет: — так не должно быть. Город не спит, но он немой. Вдалеке есть свет в окнах, на улице под ногами иногда проезжают машины. Они выглядят странно. Наверное, он никогда не катался на такой. Каталась ли она? Он хочет спросить, но она дрожит от холода. Он обнимает её. Мгновение до кажется странным, но потом, когда её талое тело касается груди, всё правильно. — Мне кажется, Крипетт врёт, — говорит он ей на ухо. — Мне кажется, все врут. — Я — нет. Я не знаю о чём соврать, — шепчет она. Он ей верит. Иногда по ночам они спят в одной кровати.***
В один из дней приходят двое. Высокий мулат и девушка ему по плечо с чёрными волосами. Они замирают, когда слышат её смех. Он заставил её рассмеяться, подавившись водой. Ему понравился её смех. А им — нет. Значит, ему не следовало веселить её. Но кто они? Мулат улыбается, но его взгляд слишком внимательный. Девушка грустит. Он продолжает смотреть на них. Девушка пытается взять его за руку. — Пэнс, — успокаивающе говорит мулат, когда он не позволяет, и девушка начинает плакать. Ему это не нравится. Брюнетка плачет странно. — Блейз, он… — девушка захлёбывается в слезах. — Тише, тише, — мулат обнимает её, гладит по спине. Девушка садится на стул в углу комнаты и сутулит плечи. Мулат продолжает растягивать губы. — Как у вас дела? Она закуталась в простынь и смотрит на мулата опасливо. — Я думаю, ей холодно, — говорит он. Мулат перестаёт улыбаться. Девушка плачет громче, а потом вдруг вскакивает. — Это ты! Это всё из-за тебя, Грейнджер! — девушка почти подходит к её кровати. Мулат останавливает её. Она натягивает одеяло поверх головы, прячась. — Пэнси, Пэнс, идём. Давай, — мулат уводит её. Напоследок оборачивается в дверях и кивает ему. Он кивает в ответ. И не знает почему дёрнул головой. Она напугана.***
Он лежит рядом. Его глаза всё ещё серые. У него очень симметричное лицо. Она смотрит на его губы. Он смотрит на её. Они соприкасаются ими. Ей теплее. — Я больше не хочу принимать таблетки, которые даёт Крипетт, — говорит он тихо спустя какое-то время. Он не доверяет никому кроме неё. Она согласно кивает и кладёт руку ему на щеку. Щека прохладная. — Д-р-а-к-о, — говорит она по буквам. Она думает, что похожа на робота. Она не помнит, что такое робот. — Можно я?.. Она не заканчивает предложение и кладёт обе руки к нему на ключицы. Изучает. У него широкие, но немного костлявые плечи. И сердце стучит. Тук-тук. Тук-тук. Она прижимается щекой к его груди. Слушает. Он обнимает её. Притягивает ближе. — Думаешь, мы были знакомы? Раньше? — спрашивает она. — Вряд ли, — отвечает он и закрывает глаза. Она думает скольких людей знала в своей прошлой жизни, со сколькими была близка. Пытается вспомнить своих родителей. Не может. Ей снова холодно. Она поднимает голову и целует его губы. Он ещё не спит. Отвечает. Она старается не думать, действовать по наитию. Может, она уже делала так. Вчера? Или в прошлой жизни? Его губы тёплые и немного сухие снаружи. Он берёт её за подбородок, открывая рот шире, и теперь она чувствует его язык. Она отвечает тем же. Она вспоминает вкус. Сладость. Она не помнит, когда пробовала бы что-то подобное. Ей хочется шоколада. Она вдруг знает, что это. — Ты когда-нибудь ел шоколад? — спрашивает, отрываясь. — Твои глаза такого цвета, — отвечает он. И целует её настойчивей.***
Они больше не принимают таблетки. Прячут их под языками, а затем стирают в пыль меж пальцев словно яд. К ней быстро возвращается тревога. Она прячется под простынями и редко двигается, лежит, притаившись. Ей страшно. Почему ей страшно? Ему снятся странные сны. Он не может различить их суть. Только тени, тени, тени. Кто-то из них кричит, кто-то шипит, кто-то молчит. Он ложится рядом и обнимает её. А она только дрожит, дрожит, дрожит. — Гер-ми-он-а, — произносит он, и звук странного имени вибрирует от её тремора. В другой день к ним заходит Крипетт. Она кричит на него и царапает сквозь рукава целительского халата. Он сжимает кулаки, когда ей насильно вводят успокоительное. Ему не нравится. Непонятное ощущение внутри усиливается. Его внутренности норовят выпрыгнуть из кожи, в которой замурованы. Чувства путают его своей паутиной. Он ходит по комнате туда-обратно, чертя ровную линию. Она безмятежно спит в кровати, совсем не двигается. Он подходит ближе, чтобы проверить. Она дышит. Это хорошо.***
Он другой. Сидит, не двигаясь, и смотрит в одну точку. Кажется, у него начинает болеть голова. Монотонный зуд захватывает постепенно и местами оглушающе, вынуждая фиолетовые круги плыть под веками. Он молчит целый день. Она боится заговорить с ним.***
— Что с тобой было? — спрашивает она. Он не понимает в чём дело. — О чём ты? — Ты был другим. — Каким? — его голос звучит слишком заинтересованно. Она опускает взгляд. — Холодным, — дёргает плечами, будто вспоминает озноб. — Это был не я, — успокаивает он, обрисовывая пальцами её скулы. — Обещаешь? — она поднимает глаза, и для них существует лишь один ответ. — Да, — говорит он. Она наклоняет голову ближе к его руке и улыбается, расслабляясь. Ему так нравится целовать её.***
Утром она просыпается, а он держит скальпель у её горла. Она издаёт нервный смешок, и тут же пугается своей реакции. Он бросает скальпель, злится. Потом уходит через окно на крышу до тех пор, пока не наступает ночь. Ночью она подходит к его кровати, чтобы лечь рядом. — Руки убрала, блять, — рявкает он чужим голосом, и что-то непривычно железное и острое в его глазах, когда она отскакивает назад. Слёзы. Ей холодно, холодно, холодно одной в своей постели. Воздух забивается в его трахее, когда он выдыхает, а потом берёт с тумбочки стакан и разбивает его о стену, в которую смотрел так долго. Она проматывает в голове этот звук, пока не теряет связь с реальностью, и проваливается в беспокойный сон, всё ещё чувствуя стеклянную пыль мурашек на коже. Утром он выпивает таблетки, которые приносят целители. Всё становится как прежде.***
Снова приходит рыжая девушка и брюнет в очках. Девушка сидит рядом с ней на кровати, что-то спрашивает. Брюнет задвигает ширму, и серые глаза больше не смотрят на неё. — Он… не мешает тебе? — спрашивает та участливо, кивая в сторону ширмы. — Нет, — она мотает головой и хихикает, будто только что рассказала страшный секрет. Лицо девушки вытягивается, и спустя долгое мгновение она вспыхивает. Она помнит, как волосы такого цвета выглядят на солнце. — Гермиона, вы ненавидите друг друга! — недоумевает рыжая. — Вы враги! Брюнет поджимает губы.***
— Добро пожаловать в ад, Грейнджер, — хмыкает он и зачёсывает светлые пряди назад, пропуская сквозь пальцы. И этот жест. У неё нет слов. У неё ком в горле размером с планету. И эта походка, когда он идёт к окну, чтобы сбежать на крышу. Этот взгляд, когда он оборачивается, перед тем, как оставить её в одиночестве. Это всё сводит её с ума.***
Они стоят на крыше. Он обнимает её, будто это их единственное воспоминание. — Мы враги? — спрашивает она. Он молчит. Закат красный-красный.***
— Ты просто не можешь признаться, что целовал грязнокровку! И тебе нравилось, Малфой! — кричит она. Злость и обида непривычно отравляют лёгкие, заставляя захлёбываться. Он злится. — И какого это, Грейнджер? Ненавидеть себя за то, что тебе самой нравилось? — шипит он. Она моргает, но нет, эта пена у рта только в его голосе. Его губы всё те же. Она чувствует предательскую влагу под глазами. — Я ненавижу тебя! — кричит она отчаянно, толкая его в грудь. Он непоколебим. — Правда? — хмыкает он, сжимая её запястья. Его лицо оказывается близко-близко. Ей хочется заскулить. Воздух разжижается. Она кусает его нижнюю губу. Он снова шипит, оставляя синяки у неё на руках. Он вжимает её тело в стену. Они замирают. — Мне так хотелось бы убить тебя, — шепчет он почти трепетно. Она чувствует жар его тела. Ей так горячо. Он отпускает её запястья, и касается лица, обжигая. Поцелуй глубокий. Язык хозяйничает у неё во рту. Она отвечает. Кусается и кусает. Он наклоняет её голову, зарывается руками в растрёпанные волосы. Она так скучала по его поцелуям, даже если они вот такие, грубые. Его руки забираются ей под сорочку и сжимают бёдра. Она торопливо выдыхает последний воздух. Его губы спускаются ниже к шее. Она не сдерживает тихий стон. Он толкает её к кровати, заставляя сесть, и стягивает бесцветную ткань. Она глубоко дышит, когда он смотрит вот так. Жадно и ненавидяще. — Ты такая голая, Грейнджер, — беззлобно усмехается он. Она хватает его за край одежды и тянет на себя. Он склоняется к ней, опирается на руки по бокам от её бёдер. И его лицо снова очень близко. Она жмётся к нему, раздевает. Он нависает над ней, заставляя отползти чуть назад к спинке кровати. Потом впечатывает лопатками в жёсткий матрас. Она мотает головой и тянет его ближе, шепчет свои «нет». Что-то в ней сопротивляется, натягивается тросом. И каждое его касание, каждый поцелуй отрывает ровно по ниточке. И, наконец, она падает. Он входит в неё и она ненавидит его за это. Дрожь проносится по телу, и она глухо стонет. Немного больно. Немного хочется умереть от того, насколько ей приятно. Его член растягивает стеночки, он двигается резко. Она оставляет царапины, он — синяки. Она почти задыхается под весом его тела, стонет, дергает светлые пряди, заставляя его хрипеть. Она подаётся бёдрами навстречу, обнимает его торс. Толчки ускоряются. — Прекрати, — умоляет она, но пальцы оставляют красные вмятины на мужских плечах. Она всхлипывает. Откидывается на подушки, и, сфокусировав взгляд, трещина на стыке стены и потолка не даёт ей покоя. — Нам нельзя спать. Если мы уснём, то снова всё забудем, — говорит она сонно. Он хмыкает. — Что ты хочешь помнить, Грейнджер? Тогда она утыкается носом ему в грудь и закрывает глаза, выдыхая последние ошмётки сознания.***
Они сидят плечо к плечу, когда в палату врывается брюнетка, которая обычно странно плачет. Девушка дёргает её за волосы, заставляя пискнуть и вскочить на ноги. Журнал с картинами, который они рассматривали, падает на пол. Страницы дрожат, скрывая «Крик» Мунка. Она тянет брюнетку за руку, пытаясь ослабить хватку. Он плохо понимает, что происходит. Только твердит незнакомке: «перестань, перестань». Пытается оттащить в сторону. Девушка брыкается. — Когда-нибудь я отомщу тебе, Грейнджер! Ты заплатишь за всё, что сделала! За всё! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Лишь Салазар знает, насколько! — кричит брюнетка, продолжая дёргать кудрявые пряди. Её ноготь царапает её щеку. На лице выступает кровь, она чувствует слёзы под ресницами. Вскоре прибегают целители. Брюнетку насильно уводят из палаты, пока та обещает расплату. Брюнетка желает ей смерти, она чувствует. Он держит её в своих объятиях. Крепко. Она скулит и шепчет. Когда успокаивается, то говорит: — Так ведут себя враги? Вряд ли мы враги.***
Уже несколько дней они не глотают таблетки. Чтобы накопить на бóльшую дозу, которую принимают за раз. Они лежат на полу, смотрят в потолок. Все стены здесь — свернувшийся белок, в воздухе примеси хлоросодержащих средств, но слизистую больше не колит этот запах. В голове вата. Белый цвет очищает.***
Брюнет в очках неловко похлопывает её по спине, приветствуя. Он рассказывает про рыжего мальчика по имени Рон. Ей всё равно. Парень раздражается. Он ему не нравится. Враги. Почему? Наверное, она смелая, потому что спрашивает. — Мы… мы хотели убить друг друга? — неуверенно произносит она. — Вы сражались, на битве, яростно так. Явно хотели навредить, сделать побольнее, убить — не знаю, может и до такой степени. А потом одно из заклинаний отрикошетило, и всё. Ты была без сознания. Местные целители сказали, что ты в коме. С Малфоем было то же самое. — Но почему? Почему мы пытались… навредить друг другу? — она хлопает ресницами, чувствуя фантомные лезвия под кожей. — Потому что вы враги, — говорит Гарри, нахмурившись, словно никогда не слышал вопроса глупее. Она неуверенно кивает. Этот парень, Гарри, её друг. Ему нужно верить. Когда брюнет в очках уходит, она смотрит в серые глаза. Значит, всё верно. Они абсолютно не здоровы, это неизлечимо, и место им лишь здесь. В этой самой палате с перевёрнутым знаком бесконечности над дверью.