Зависимость.

- В клуб? - Да, давай. Раз в месяц они приезжают сюда, в клуб «911», или «притон», как его прозвал Флоран. С виду ничем не приметное двухэтажное здание в нескольких километрах за городом. Но бывает, как у людей, внешнее – обманчиво. Микеланджело первый выходит из такси и потягивается. Сейчас он наконец-то сможет расслабиться и дать волю эмоциям – в последнее время он слишком умаялся, постоянные репетиции, представления… Кажется, последний выходной был недели три назад, не меньше. Флоран расплачивается с водителем такси – свою машину он оставил на охраняемой парковке Дворца Спорта – еще неизвестно, куда занесет их эта ночь, – и становится за спиной друга, мысленно давая себе установку: в этот раз он будет внимательнее и осторожней. Локонте щурится и, довольно улыбаясь, тянет за собой коллегу. Нутро клуба встречает их громкой, бьющей по ушам музыкой. Столик почти в центре зала, «Кофейный ковбой» - развлечения только начинаются. Итальянец на несколько минут задерживается у барной стойки и возвращается, что-то радостно мурлыча себе под нос. Мот хмурится. Ему не нравится эта затея с клубом. Он не понимает, почему среди всех способов расслабиться блондин выбрал именно этот. Ведь каждый раз, каждый чертов раз одно и то же! Неужели ему нравится последующие полмесяца бегать за французом, вымаливая прощение? - Я сейчас вернусь, - очередная улыбка и его голос заглушает музыка. - Стой, - Фло хватает его за запястье. – Не надо. - Я в уборную, все в порядке, - его откровенно забавит такой растрепанный и наивный вид Флорана, его полные надежды и мольбы глаза. Но он ведь знал, на что шел, садясь в машину. - Не надо… - Если ты мне не позволишь отлучиться, мне до конца вечера придется танцевать в мокрых брюках, - насмешливо произносит Локонте и треплет волосы Мота. После чего высвобождает свою руку и теряется в толпе орущих, невменяемых молодых людей. Француз злится на себя и залпом выпивает почти весь коктейль, поздно спохватившись, что обещал держать себя в руках. Вот всегда с ним так, он никогда не может устоять перед обаянием итальянца, все время идет у того на поводу. Противно от бессилия и нерешительности. Микеле плывет по коридору, пританцовывая, предвкушая. Одно крепкое рукопожатие с высоким парнем в кепке, надвинутой на глаза, и он вновь усмехается, чувствуя в ладони маленький пакетик. Сегодня это – его цель. Уборная встречает его слепящим светом люминесцентных ламп и такой требуемой пустотой. Наспех скрученная двадцати долларовая мятая купюра и тонкая дорожка белого порошка на тыльной стороне ладони. Вдох… второй… Вот так, да, вот так хорошо. Он на несколько мгновений закрывает глаза, прислушиваясь к себе. Ему нравится, что единственное, что его ждет – забытье. Флоран нервно поглядывает на дверь в надежде, что друг не смылся, бросив его тут одного, как было в самый первый раз. Но когда видит, как тот идет из коридора, слегка пошатываясь, изо всех сил старается взять себя в руки и утихомирить подкатывающую истерику. Он снова все слишком поздно понял. Локонте выскакивает на середину танцпола и начинает двигаться в такт льющейся музыки. То, что пьяная аудитория тянет к нему руки, желая облапать всего с ног до головы, вызывает только усмешку. Ему кажется, что он счастлив. Мот терпит. Он понимает, что друг не специально над ним издевается, но его пугает собственная реакция на происходящее. Он просто боится такого незнакомого и слишком дерзкого Микеланджело. Неужели и эта ночь окончится так же, как и все предыдущие?.. - Пойдем танцевать, - шепчет итальянец, кладя руки на плечи Фло. - Ты же мне обещал, говорил, что завязал. - И я не соврал, сегодня – в последний раз. - Зачем? – голос брюнета дрожит. Но Локонте резко выдергивает Флорана из-за столика и тащит к барной стойке. Обменивается взглядами с барменом, и вот уже в их руках новая порция алкоголя. - Пей, - снова шепчет мужчина и касается пальцами щеки спутника. Француз смотрит в его глаза, в эти расширенные зрачки, и словно зачарованный повинуется просьбе. Почти приказу. Выпивка неприятно жжет горло, и он пытается отдышаться, но Микеле не позволяет, впиваясь в его губы поцелуем. Инстинкт самосохранения Мота бьет тревогу, уязвленное честолюбие рождает волну негодования, но опьяненное тело больше не сопротивляется. - Пойдем, здесь слишком шумно. Вот и все, вот он и сдался. Снова. Сколько прежде было таких вечеров? Флоран, кажется, помнит все: каждое прикосновение, каждое слово, каждый стон. И сейчас ему уже глубоко плевать на моральность происходящего, он хочет, чтобы Микеланджело прикоснулся к нему так, как никто не касался, как он больше никому никогда не позволит. А еще он никогда не расскажет об этом виновнику этих мыслей – то же самое, что признать его превосходство над собой. Никогда такому не бывать. Душное такси, пара недвусмысленных взглядов, и комната – их пристанище на эту ночь. Брюнет удивляется, как друг умудряется находить эти квартирки? Кажется, они уже побывали в каждом доме этого чертового города любви, оправдывая его статус. - Я не хочу, стой. Подожди, давай поговорим… Итальянец не реагирует на лепет и все стремительнее надвигается на парня. - Ты же мне обещал, - повторяет, - остановиться. Что будет, если Аттья или Коэн узнают? Ты лишишься роли, тебя уволят. Ты меня слышишь? - Слышу, - выдыхает он почти в губы француза и заставляет того сделать шаг назад. – Даже если весь мир отвернется от меня, ты – останешься?.. Ответа не следует. - Скажи мне. - Ты зависим, - нервно сглатывает Фло, отступая назад, пока не упирается в стену. Руки Локонте опускаются по обе стороны его головы. - Да… И сейчас я зависим тобой, - язык скользит от ключицы к уху. Мот готов провалиться сквозь землю прямо на этом месте. Семь кругов ада, он уверен, не будут столь ужасным испытанием, как происходящее. «Сейчас» - в этом и вся загвоздка. Ему до колик обидно, что все, что здесь случится, останется навсегда секретом этой комнаты, и тайной для других. Обидно, что в любой другой день итальянец не ведет себя так, как «сейчас». Что он не может попросить Флорана о том же, но без дозы. Все, что он сейчас делает – влияние наркотика. Но сопротивляться, даже будучи трезвым, брюнет не смог бы. Какая-то невидимая сила заставляет его стонать, как только чувствует касание к коже, как только ловкие пальцы пробираются под тонкую ткань рубашки, царапая нежные соски. Он всегда терял голову с первых минут. - Да, ты знаешь, что мне нужно, - довольно улыбается Микеле и прикусывает пульсирующую венку. Он просто без ума от этого голоса. Ему кажется, что нет прекрасней музыки, чем полный желания и обреченного отчаяния стон человека, который так часто приходит во снах. А сейчас он наяву, рядом и ждет, пока мужчина решится на что-то, на что никогда не решался. При желании он мог бы его подчинить, сделать покорным, верным, покладистым. Но не хочет. Пока. Стыдливый румянец на щеках партнера бесценен. - Ну же, не молчи, дай мне то, чего я так ждал… - Нет-нет, - Фло машет головой, накрепко сомкнув уста. Это не справедливо, он не собирается снова идти у него на поводу, он – не игрушка. Он должен сопротивляться, должен! - Скажи мне, - руки крепко сжимают бока, вырывая из груди парня судорожный вздох, - скажи мне, что ненавидишь меня. Француз старается сильнее вжаться в стену. Но не получается. Тело само поддается влечению, и он не понимает, зачем снова загнал себя в эту ловушку. Локонте усмехается. Он знает, что у друга нет выбора, что он его не оставит, не сейчас, по крайней мере, ведь все, ради чего он это делает, - желание помочь. Микеланджело удивляется, что Флоран столь наивен, что верит всякой лжи, что ведется на «это в последний раз». Кажется, и их первое появление здесь было «последним». Но ему до стука в висках нравится, что тот все еще остается неприступным, и что не сдается, даже когда тело всецело охвачено возбуждением. - Ударь меня, если хочешь, - хрипит его голос. Да, именно сейчас, именно в этом состоянии он может просить о чем угодно – парень все выполнит. - Ударь. Меня. Мот заносит руку, но когда итальянец ближе льнет к нему, только крепко сжимает ладонь на его плече. - Стони, стони, стони, - просит Микеле, оставляя укусы на шее и опуская руку на бедро французу. Тот подается вперед, едва сдерживаясь, чтобы не исполнить просьбу. Он боится быть использованным, боится, что все это Микеланджело делает только ради своего удовольствия, что ему все равно на чужие чувства. Но, черт… почему он не может все это прекратить? - Я тебя ненавижу, - стон. - Да… - Я тебя ненавижу… - Да, еще… - Ненавижу… Флоран понимает, что все, вот он забыл, что обещал себе быть сильным, что обещал помочь в борьбе с этой зависимостью. Но он сам зависим – это конец. Рука Локонте скользит вниз, к внутренней стороне бедра, – стон, – к паху, – еще один стон, – и ладонь нежно оглаживает выпирающий бугорок на джинсах. Фло прогибается навстречу ласке, несдержанно, открыто, неумело. Он все еще не привык за столько времени, что единственный спутник на такой вечер – мужчина. Безудержный, наглый мужчина под кайфом, который заставляет его едва ли не терять сознание от дрожи, что сковывает тело. Под его ловкими пальцами он сгорает со стыда, но не может остановиться и заставить себя отстраниться. Он признается себе, что хочет именно этого. Микеланджело тянет парня за шею, прижимаясь к его лбу, увлекая к постели. Простыни вздымаются, принимая в свои объятия двух человек. Они оба принимают правила этой игры. Это ведь всего лишь игра, правда? Пока она не приносит боли, пока она не переросла в нечто большее, ее можно вести. Только Микеле кажется, что у нее нет конца, Флоран боится быть побежденным. - Остановись… Голос Мота звучит до неприличия сексуально и завораживающе. Прерываемые вздохами и хрипами стоны выносят последний здравый смысл из головы итальянца, и тот льнет к парню за очередным поцелуем. Сегодня ему хочется новых впечатлений. Но есть ли что-то, чего он еще не испробовал? Есть. Оба прекрасно знают ответ на этот вопрос. Но произнести вслух эти пару-тройку слов никто не решается. Друзья. Не принято хотеть друга. Хотеть именно в том самом, пошлом смысле. Но когда француз прогибается навстречу горячим рукам и что-то бессвязно лепечет, Локонте решает, что этой ночью все будет иначе. Все будет еще хуже. Он сделает непростительное. Только плевать он сейчас хотел на аморальность своих мыслей и действий. Все еще друзья? Если это так, француз когда-нибудь поймет его. Не сейчас, со временем. И может быть даже простит, тоже когда-то потом. Но случайно сорвавшие с искусанных губ Мота слова, затыкают последние попытки самоконтроля противостоять желанию. - Я хочу… тебя… Пожалуйста… Микеле смеется. Давится смехом, но продолжает разрезать воздух клокочущим звуком. А когда он стихает, так же внезапно, как и начался, он грубо тянет на себя Флорана, освобождая от рубашки. Отталкивает обратно и расправляется с брюками. Да, сегодня. То, чего он так хотел, но боялся сделать, свершится сегодня. Где-то на грани сознания Фло думает, что зря он сейчас сам напрашивается, с неадекватным Микеле ему не потягаться, он сильнее, настойчивее, в его венах – яд. И это пугает его даже больше, чем боль, наличие которой он предполагает. Но с другой стороны, может и к лучшему, если итальянец все сделает… против его воли? Возможно. По желанию, но без согласия – этот вариант ему кажется самым лучшим. Возможно, тогда он перестанет так наивно поглядывать на своего коллегу и витать в облаках, мечтая о невозможном. Все невозможное сейчас – взаимность. Француз понимает, что все, чем движется сейчас Локонте – животное желание и… и что? Он не знает. - Какое тело, - ошалело выдыхает Микеланджело и царапает ничем не прикрытую кожу на груди, прослеживая путь рукой все ниже. Флоран выгибается и отворачивает голову. Блеск в глазах Микеле вызывает отвращение и страх. И мысль о том, что будет легче, если итальянец останется не пристрастным к мольбам и сделает все, что намеревался, вылетает из головы. Что будет легче? Боль? Унижение? - Подожди, Микеле, подожди… ты говорил… Блондин накрывает рукой промежность друга и чуть надавливает. Мот теряет все свое красноречие. В висках стучит и ему кажется, что вот, это снова сон. Эта сладкая вседозволенность, безнаказанность. Бархатная кожа, по которой он с нескрываемым удовольствие скользит пальцами, испытывая на прочность ее обладателя. Медленно, почти осторожно он стягивает с Флорана белье и смотрит, впитывает, наслаждается. Быстро наклоняется, поддаваясь какому-то спонтанному порыву, и проводит языком по головке. О том, почему у друга на него уже "стоит", он не думает. Фло готов проклясть и итальянца, и его проклятых дилеров, и эту чертову зависимость. Стонет от новых ощущений. Это лучше всех их обжиманий в стенах того притона ранее, но только, что последует за этим. За мыслями он почти не улавливает тот момент, когда друг нависает над ним полуобнаженным. Поцелуй, показывающий, кто здесь главный, за кем остаются правила этой игры. Итальянец трется о его живот, изворачиваясь, словно уж на сковороде. И не знай парень, что эта активность скоро пройдет, забил бы тревогу. Но его ждет сюрприз. - Подчинись мне, - шипит Микеле и с силой разводит колени. Француза бьет дрожь. Нет-нет, он не должен просить об этом, он ведь должен понимать, что так нельзя! Должен ведь! Мот прогибается, не в силах сдержать эмоций. Хищный взгляд итальянца и его горячие ладони, лихорадочно скользящие от лица француза по груди, животу к паху, лишают последнего рассудка. Обхватывая мягкими пальцами член, растирая выступившие капли смазки, Локонте наблюдает, как Флоран меняется в лице. Он стоит на тонкой грани страха и желания. И никому не кажется странным, что чаша весов имеет тенденцию стремительно опускаться в пользу второго. Даже когда, вдоволь наигравшись с возбужденной плотью, Микеле резко вставляет в нерастянутого Мота сразу два пальца. Брюнет стонет, перемешивая крики и мольбы, и изо всех сил старается сдержать слезы. Нет, такого он точно не хотел. Сейчас бы в самый раз собрать свои гребаные вещички и свалить из этой квартиры, этого города, этой страны. Чтобы не знать, не чувствовать, не жалеть. Он, наверное, так и сделает поутру. Наврет всем с три короба и исчезнет. Так больше не может продолжаться. Но мысли наглым образом прерываются новой волной боли, когда итальянец сгибает пальцы и резко выходит. - Пожалуйста, - шепчет Фло, закусив губу, - пожалуйста, остановись. Не надо… Ему всерьез страшно. Он никогда не думал, что его «Моцарт» способен причинить ему боль, полную унижения. - Тш-ш-ш, - Локонте нежно сцеловывает все-таки выступившие слезы и шепчет в висок: - Потерпи, ради меня… Ты же хотел этого… Скоро будет приятно. Мот не верит уже совершенно ничему. Ведь в прошлый раз его друг клялся, что завязал с порошком; в прошлый раз он еще не осознавал, что зависим от этой дикой и жестокой ласки; в прошлый раз он видел, что Микеле изо всех сил сдерживает себя, и это только раззадоривало его клятое любопытство: дойдет ли блондин до грани, позволит ли недопустимое? Дождался, идиот. - Отпусти меня, пожалуйста, о… - он задыхается, не в силах справится с собой, когда пальцы вновь оказываются внутри. - Ты такой узкий, - обезумев от собственной силы, шипит Микеланджело. – Такой горячий… - Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… - парень чувствует, как его волосы сжимают в пучок, а острые зубы кусают раскрасневшиеся губы. Локонте врывается в его рот грубым поцелуем, ни на мгновение не прекращая его растягивать. Все резче, сильнее, глубже. Заставляя Флорана жалеть о всех его чертовых желаниях. Мот старается защититься, пытается оттолкнуть этого недоделанного маньяка, упирается ладонями в обнаженную грудь и, во время очередного толчка, неосторожно скользит по торсу ниже. Микеле усмехается, чувствуя, как подрагивающие пальцы сжимают его талию. - Хочешь… большего? – издевательски шепчет французу в самое ухо, на что тот лишь отрицательно мотает головой. С него и этой боли вполне достаточно. – Не ври мне! Не в силах произнести хоть слово, Фло мычит, отворачивает голову. Он уже почти не стесняется своих слез, но понимает, что в этот раз так легко отделаться ему не удастся. Банально страшно. - Фло, - успокаивающе мурлычет итальянец, - ты такой теплый… Я так хочу тебя, Фло. И все другое перестает иметь значение. Не просьба, не подчинение. И... не эти ли слова он хотел услышать? - Повтори, - самими губами просит Мот. - Хочу тебя, слышишь, хочу. Хочу сжимать бедра так, чтобы остались синяки. Хочу, чтобы ты принадлежал мне. Хочу, чтобы ты произносил мое имя, как спасительную молитву. Хочу, чтобы ты любил меня, слышишь? Любил, - щекоча дыханием кожу, медленно произносит Микеле и утыкается носом в щеку с едва заметной щетиной. Флоран не замечает, как, за потоком признаний, его перестают терзать жестокие пальцы. И только когда Локонте с несвойственной ему силой поднимает потерянного француза за плечо с постели, он осознанно становится на колени перед своим мучителем. Блондин ухмыляется, наконец-то его речи возымели нужное действие, расстегивает и достает из петелек пояс, опускает вниз молнию ширинки. И ждет. Он понимает, что, если сейчас немного не помедлить, то желаемое он вряд ли получит. А ему хочется ворваться в это тело, сильно и грубо. И плевать, верят ему или нет. У него сегодня есть цель. Пальцы осторожно обхватывают член. Итальянец глухо стонет, когда головки касаются мягкие губы, и гладит Фло по голове. «Да, вот так, видишь, это не так противно, как ты мог подумать». Но этого мало, с каждым мгновением рука сильнее сжимает волосы, заставляя двигаться в определенном ритме, все быстрее и быстрее. Мот задыхается, давится, когда плоть входит по самое горло. То, что слюна, перемешанная со смазкой, стекает с его губ, бесповоротно ускользает от сознания, как и то, что Микеланджело уже, не сдерживаясь, толкается в горячий рот. Он терпит. На вопрос: не этого ли он сам хотел? - ответ очевиден. Когда рот наполняется спермой, только что кончивший Локонте до боли стискивает подбородок парня. - Глотай. Флоран не сопротивляется. Послушно глотает и облизывает губы. Микеле тянет его на себя, поднимая. Целует в уголок рта, щеку, ухо, пока друг старается привести в норму дыхание. Развернуть к себе спиной, бросить обратно в простыни, прижать своим телом сверху. Все происходит настолько стремительно, что Мот едва улавливает момент, когда в его заднице снова оказываются два пальца. «Чувства – взаимны» - мысленно уговаривает он себя, тихо постанывая в такт движениям. - Сейчас, - облегченно выдыхает итальянец куда-то в потолок и лукаво щурится. – Сейчас он будет моим, - смех врезается в темноту комнаты, и брюнета сковывает дрожь. То, что пальцы, которыми он ведет по пояснице Фло, перепачканы кровью, остается не замеченным. Микеланджело прижимается к упругим ягодицам, в паху сладко ноет в предвкушении. Еще немного. Он не должен вот так сразу, он знает, что так нельзя. Но от учащенного дыхания француза, его прикушенной губы и этого взгляда, искоса, из-под длинной челки, из мыслей выметается все, кроме разбушевавшегося желания. Локонте проводит рукой по члену и приставляет его к сжатому кольцу мышц. Чуть нажимает и… - Нет-нет-нет… - Флоран мотает головой, сильнее сжимая холодные простыни. Теперь он понимает, что все, что было до – не боль, можно было вытерпеть, сейчас же… Словно его всего кромсает на кусочки изнутри огромное нечто, словно тысячи иголок одновременно вгоняют под кожу, и кажется, что сейчас он – бам-с! – и расколется на сотни мириад. - О боже, какой же ты… - стонет Микеле, погрузившись в тесноту столь желанного тела лишь самую малость. - Не надо, пожалуйста… остановись… - шепчет Фло, бессильно сжимая пальцами запястья итальянца, стараясь удержать хоть какую-то дистанцию. Но Локонте толкается снова, глубже, не обращая внимания на почти неразборчивый лепет. И замирает, отмечая, насколько восхитительно владеть человеком, которым полны сны. Чувствует, как в нем просыпается зверь. Одурманенный жаждой и голодом хищник, желающий только одного… - Пожалуйста, - срывается с губ француза, когда с очередным толчком он ощущает, как все внутри болезненно пульсирует. И старается отползти, уйти от этого совсем не нежного напора. Но руки итальянца держат крепко, и он с каждой секундой проникает все глубже и глубже. Наконец, его мучитель останавливается, прижимаясь грудью к спине. Ничего не происходит, и Моту кажется, что теперь он может облегченно вздохнуть. Но в этот же миг Микеланджело резко отстраняется и выходит из измученного этой пыткой тела. И, не давая своему пленнику собраться с мыслями, вновь вторгается в податливое, горячее нутро. Чувствительные стеночки плотно обхватывают член блондина, и он просто дуреет от этих ощущений, рычит, царапается, кусает. Наращивает темп, больше, чаще, глубже. Стонет в такт собственных движений и сбито шепчет: - Мой. Теперь ты только мой. Как долго я ждал. Мой… - Пожалуйста, Микеле, - губы сами складывают слова в мольбы. Фло даже не понимает, почему он не смог противостоять своему другу. «Давно любимому, так-то» - издевается подсознание. – «Признай, ты сам этого хотел». Брюнет не успевает додумать, как с очередным толчком член проходится по простате. Он забывает выдохнуть. Ему и вовсе это теперь не кажется необходимостью. С разомкнутых губ срывается первый стон наслаждения. Пусть боль не исчезла, словно по мановению волшебной палочки, но новые ощущения делают ее менее значимой. От итальянца не может ускользнуть, что Флоран стал сам подаваться назад. - Так, да? Чувствуешь? - Да… еще… Локонте держится, но развратные стоны Мота этому никак не способствуют, и он позволяет себе со всем остервенением вцепиться в дрожащие плечи, и загнано дышать над самым ухом. - Пожалуйста, - теперь от этой просьбы не сквозит обреченностью и страхом, и этот факт заставляет Микеле двигаться быстрее, сильнее истязать. Когда этого становится мало, блондин резко переворачивает послушное тело на спину и, рывком раскинув ноги в стороны, снова входит. Фло задыхается. Его собственный член трется о подтянутый живот итальянца, и он не в силах сдерживать стоны. Открыто подставляясь под теплые пальцы, он выгибается, морщится от все еще ощутимой боли, но больше не просит остановиться. Микеланджело склоняется совсем низко и зацеловывает судорожно сомкнутые губы, скользит рукой по груди, останавливается на напряженных сосках, теребит их между пальцами, а потом впивается ногтями в такую казалось бы тонкую кожу, заставляя француза еще и еще выгибаться от его странных ласк. Когда Локонте сам опускается дорожкой мажущих поцелуев от скулы, по шее к груди, губ Флорана незамедлительно касаются два пальца. Мот по инерции облизывает их, слегка посасывая. - Молодец, - усмехается Микеле и, прикусив напоследок кожу у основания шеи, приподнимается, чтобы видеть. Видеть, как пальцы скользят от подбородка до живота, касаясь возбужденной плоти, и ниже. Слышать, как подавится вздохом Фло, когда кончики пальцев дразняще порхнут вокруг головки и пройдутся вниз до основания, и как он завоет, не стараясь себя сдерживать, когда пальцы скользнут с очередным толчком в глубину его тела вместе с членом. - Чудесно, - мурлычет Локонте. Брюнет дергается и старается ссадиться. Поутихшая немного боль снова возвращается, перекрывая все мало-мальски приятные ощущения. Но итальянец, кажется, даже не обращает на это внимания и не думает останавливаться. Ему тесно, горячо и до неприличия приятно. В такой позе чертовски неудобно целоваться, но ему очень хочется. Микеланджело давит свободной рукой на грудь Флорана и опускается как можно ближе. Целует, куда удается дотянуться: плечи, ключицы, подбородок. Француз хрипит, когда движения становятся еще резче, но потом пальцы исчезают, и он рвано дышит, подстраиваясь под толчки. Микеле хватает его за бедра, сильнее разводя ноги в стороны, а потом пальцы сжимаются на пульсирующем члене Фло и комнату заполняют стоны. Мот хочет молчать, хочет, чтобы этот паршивец понял, что нет у него столь желанной вседозволенности. Но она есть, и звуки непроизвольно срываются с губ. Он не чувствует уже как саднит кожа от грубых прикосновений, но вот совесть, сука, саднит, будь здоров. Он бы даже сказал, что почти физически, если бы не знал, что эту пытку ему дарят умелые руки Локонте. - Еще немного, - шепчет блондин и уверенно надрачивает ему. Ладонь быстро становится влажной, потому что Флоран, не мысля себя, забываясь, толкается в его руку. Напряжение становится болезненным, и он слышит, как стучит кровь в висках. Жмурится до слез, чтобы не видеть на себе восхищенного взгляда Микеланджело, и закрывает рот рукой, когда мир разлетается на тысячи мелко-сияющих звезд. - Ты прекрасен, - выносит вердикт Локонте и слизывает с ладони сперму, продолжая двигаться. Мышцы плотно и пульсирующе обхватывают его член, и Микеле тоже больше не может сдерживаться. Вжимается в сладко дрожащее тело и стонет сквозь сцепленные зубы. Мот неосознанно наслаждается тем, как они соприкасаются разгоряченной кожей, и музыкой, которую сейчас заменяет голос итальянца. Совсем немного, лишь несколько мгновений, а потом прогибается, запрокинув голову, в беззвучном вскрике открыв рот. - Господи, Фло… «Молчи-молчи-молчи!» - молит про себя француз, - «Я не должен был поддаваться соблазну, я не должен был позволять тебе зайти так далеко…». Он задыхается, чувствуя, как сердце колотится у самого горла. - Да-а… - снова тянет Локонте и опускается на парня, утыкаясь носом в грудь. Целует коротко, благодарно, нежно. - Кажется, я научился летать, - елейным шепотом произносит блондин, не прекращая своего занятия. – Меня научил ты… Но Флоран не отвечает. Его немного потряхивает от пережитого, и он понимает, что теперь ошибку, которую они совершили, ничем не исправить. Ему больше не больно, разве что внутри где-то что-то тоненько воет, не позволяя окунуться в негу, но по-прежнему страшно. Все изменилось и он сам в этом виноват. Микеле перекатывается и ложится рядом, перекидывая через француза руку, и обнимает в собственническом жесте. - Отпусти меня… - Ты мой, - мурлычет Микеланджело. – Теперь ты мой, - прикасаясь губами к влажной коже плеча. – Этого никто не изменит. А потом смеется и голос безбожно дрожит, звук словно раздирает сознание. Расслабляется, чувствуя как тепло и, наконец-то, спокойствие волнами разливается по телу. Кажется, что, когда отчаянные слезы из глаз Мота начинают скатываться к вискам, он уже крепко спит. Флоран пытается вздохнуть, отдышаться, унять вернувшуюся истерику. Но… нет, ничего не получается. Он лежит и на грудь ему давит что-то тяжелее руки друга. Парень осторожно поднимается, когда гаснут за окном фонари. В распахнутое окно он отлично видит, как небо приобретает все более причудливые предрассветные тона – понемногу ночь уступает свои права новому дню. Сброшенная на пол в порыве страсти одежда в настолько неприглядном состоянии, что брюнет готов выйти из дома в простыни. Но, чтобы ее взять, нужно обернуться на итальянца, на губах которого даже во сне играет самодовольная улыбка. Это почти невыносимо. Скрепя сердце он натягивает то, во что превратились его брюки. Немного рассеянно шарит по карманам в поисках – сигарет – было бы очень кстати – налички, и оставляет чуть помятые купюры на прикроватной тумбе, - Локонте ведь наверняка не заботился об этом вечером, - прихватив лишь пару десятков евро на такси. Несколько минут вертит в руках свой мобильный. И его тоже оставляет. Назад дороги нет, правда? О том, что произошло ночью, он вспоминать не будет. Во всяком случае, именно в этом парень пытается себя убедить, пока спускается по лестнице. В покинутой им комнате скоро начнется утро: через час, возможно, два, Локонте проснется на залитом солнцем ложе, словно порочный ангел, в обрамлении воздушных белых простыней и ни о чем не вспомнит. Фло верит, что так все и будет. Потому что, если Микеланджело и зависим от наркотиков, это поправимо, а если Мот зависим… от чего? Вины? Страха? Боли? Вопросы остаются без ответа. Что с ним стало? Вглядываясь в свои глаза в отражении зеркала заднего вида, уже в такси, Флоран думает, что глупо было потакать итальянцу в его желаниях. Хотя… его ли? Он не знает, что, как только за его спиной захлопнется дверь их ночного пристанища, Микеле перевернется на спину, выдохнув свистящим шепотом «Вот и все…», и не сможет сдержать слез. - Прости меня… пожалуйста, прости… - глухо произнесенные слова будут последними, что услышат стены этой комнаты от него. Как сделать правильный выбор, когда кажется, что попал в собственную ловушку? Как выбраться из нее, не причинив никому боли? Эти оба не знают. Но Флоран готов бороться с собой, потому что его зависимость – всего лишь человек.