Никогда-нибудь

Дурной вкус- звук и темнота Шары- малахит Петля пристрастия- вечеринка Поезд от Саппоро до маленького посёлка на побережье занимал чуть меньше двух с половиной часов. У Шинсо внутри назревало все больше сомнений насчёт его распределения. Дети не могут учить детей как и четверокурсник не может учить других четверокурсников. Ебал Шинсо эту практику педа. Он боялся ехать так далеко от дома, боялся говорить на огромную аудиторию таких же как он- Шинсо знал своих ровесников, знал какие они и от этого знания боялся ещё больше, боялся нового коллектива. Но поезд шёл дальше вдоль моря и останавливаться раньше положенного, оставляя Хитоши на пустующем пляже, не собирался. Поезд ехал прямиком к Масике и Шинсо больше не имел никаких шансов вернуться назад. Станция была непривычно мелкая для него-столичного жителя. Шинсо искал глазами местного практиканта которого отправили его встретить, проводить, заселить в общежитие, познакомить с коллективом, показать здание университета, учеников, аудитории и так далее, и так далее всё, чего Шинсо делать совершенно не хотел. Он хотел домой. Но наконец сделал шаг дальше по платформе и местный практикант сам его увидел. Он был такой весь наигранно добродушный и тошнотворный и Шинсо знал таких людей, знал их слишком много и поэтому практикант не внушал никакого доверия. Но тем не менее Хитоши протянул ему руку и представился. Практикант протянул ему руку в ответ- хватка у него была крепкая- долго, очень долго и натянуто улыбался, и только потом представился Изуку Мидорией. Не убирая улыбки с лица. Шинсо начинало тошнить от этого города ещё до того как он в него вошёл. Когда вошел- ощущение было такое, что его сейчас вырвет прямо на тротуар. Эти столичные жители такие слабые и разбалованные… Мидория что то дружелюбно болтал о универе пока они туда шли. Вокруг люди почему то смотрели только на них или Шинсо так казалось. Они наконец остановились на нужном месте. Местный вуз казался старым обшарпанным бедным и тесным. То ли дело вуз Шинсо в Саппоро… Он вернётся туда нескоро либо с незачетом. Ох, видимо он остаётся здесь. Внутри здание было точно таким же как и снаружи- старым обшарпанным бедным и тесным. Комната персонала была похоже на больничную палату, где вместо кроватей стояли столы со старыми мониторами и кипами бумаг на каждом. Преподаватели там выглядели под стать комнате и Шинсо смотрел на них, а они смотрели на него. Их было четверо- Шинсо и трое уставших, пахнущих дымом квалифицированных и довольных своей работой и жизнью профессионалов. Почти четверо Хитоши Шинсо в одной комнате(палате). Мидория представил его самому молодому- куратору практикантов, который сам был таковым год назад. Глаза у него были разные, но одинаково холодные, на одной стороне лица блестел шрам. Шото Тодороки смотрел Шинсо в душу, казалось, очень долго- неприлично долго- перед тем как пожать руку и поздороваться. Это видимо было общей странностью. Весь день для Шинсо был покрыт густой пеленой тумана и он не очнулся ни когда сидел в своей комнате общежития, ни когда ложился спать с рассветом, ни когда проснулся на следующее утро. Город и люди в нем всё ещё вызывали тошноту. Сегодня была первая лекция, которую он должен был провести. Он вошёл в аудиторию, оглядел студентов, молча сел за стол. Хитоши смотрел на двадцать человек. Двадцать человек смотрели на него. Ни искры, ни бури- только безумие, нараставшее внутри Шинсо. Но он наконец заговорил. И он говорил, говорил, говорил без пауз и остановки, пытаясь избавиться о чувства, что кто то беспрерывно сверлит взглядом его спину. К концу лекции он чувствовал себя так, как будто пробежал марафон. Шинсо сидел на краю стола и смотрел как двадцать человек перешептываясь покидают аудиторию. Девятнадцать выходят за дверь. Шинсо застывает в ожидании и тоске. Двадцатая подходит к нему. Она улыбается, но не так как Мидория. У неё улыбка не натянутая и не радостная- она просто есть и она в какой то мере жуткая. Что странно, она протягивает руку и представляется сразу. Хатсуме Мэй. Громкая, темпераментная и ужасно радостная. Она с прищуром смотрела Шинсо в глаза ни на секунду не отведя взгляда. Вот откуда было то чувство. Мэй кричала про город, про универ, про его лекцию- Шинсо пропускал мимо ушей. Мэй спросила, можно ли попросить его о помощи с занятиями- Шинсо оцепенел, но отказывать не стал. Вот блять. Мидория позвал его на корпоратив(квартирник). Празднование начала практики, новые знакомства и так далее, и так далее. Шинсо всё это было не надо, но алкоголь.. Просто снять пелену с глаз, просто отдохнуть после дополнительных, которые он обещал Мэй, потому что после неё в его комнате останется звон ее голоса и шум. Шинсо не хотел бы там быть. И поэтому он сказал что придёт. По пути в общежитие он встретил Тодороки. Тот поздоровался гораздо менее холодно, чем впервые- даже пригласил поужинать. Просто так, для знакомства. Шинсо упомянул корпоратив как причину для отказа, надеясь что глаза Шото не станут ледяными опять. Не стали- он только улыбнулся и пожелал хорошо провести время. Видимо Тодороки туда не шёл. Что то в этом факте огорчило Шинсо. Хатсуме стояла у двери, что то напевая. Ей не шла ее форма- с ее то рвением ей бы отсюда прямиком в цех, а не чертить что то сидя в библиотеке вуза в блузке и бирюзовой юбке. Она подбежала к нему только увидев у лестничной клетки. Шинсо честно попытался хотя бы улыбнуться, но похоже ли это было на улыбку он не знал. Мэй осталась довольна. Она уселась на его кровать, а он поставил стул по другую сторону стола. Конспекты лежали перед ним и Шинсо прожигал их глазами. Начать говорить сейчас было едва ли легче, чем на лекции. Хатсуме сверлила его взглядом. Он почему то был совсем не таким, как раньше. Это не пугало, но настораживало. Что то было не так. Шинсо считал, что она достаточно умна чтобы не ошибиться в расчетах и планировках легчайших для неё заданий на дом. Он не знал, зачем он ей нужен. Но что то внутри него давно догадалось- вот бы только понять ещё ему самому. Шинсо закончил свои объяснения, с тревогой поднял взгляд на Мэй и спросил, всё ли ей ясно. Она не рассыпалась в благодарностях и улыбка у неё была другая- не кричащая, не искрящаяся- другая. Теплая, с оттенком печали. Мэй протянула руку к его лицу и заправила за ухо прядь волос, провела по щеке, беспрерывно смотря в глаза. Так мягко и так на неё не похоже. Шинсо пытался вырвать себя из паралича, а когда смог- понял что перестарался потому что стул на котором он сидел почти упал от того, как резко Хитоши вскочил. Улыбка Мэй на этом никуда не пропала- только оттенок печали стал более явным. Шинсо демонстративно посмотрел на часы и сказал что ему пора. Улыбка Мэй никуда не пропала. — Когда нибудь в другой раз? Шинсо кивнул головой. Никогда-нибудь Корпоратив был похож на смесь семейного праздника и студенческой вечеринки. Когда он только пришёл, было ещё светло и играла приемлемая музыка. Сейчас вокруг было темно, пестрил свет и из колонок играло непонятно что как будто в дешёвом баре. Шинсо ещё не был пьян до беспамятства хотя ему хотелось. Он больше не обдумывал ситуацию с Мэй- это делало только хуже. Шинсо понимал, что вряд ли он в чем то виноват. Вряд ли тут есть виновные. Просто ему хотелось уехать из этого города как никогда раньше. Свет и музыка. Свет и музыка. Все о чем можно думать. Диван под Шинсо заскрипел и рядом с ним материализовался Мидория. Вот кто кто был пьян, так это он. От изуку пахло спиртом и он больше не натягивал на себя добродушную улыбку. Он крутил в руках бумажный стаканчик переливая содержимое из стороны в сторону пока оно не начало литься через край на ковёр. Тогда изуку отпил. Потом выпил всё до дна. Шинсо свой стакан держал неподвижно, но тоже опустошил за один глоток. Поморщился. А изуку усмехнулся. Шинсо даже не хотел знать сколько и чего выпил Мидория. А тот подвинулся ближе. И у него изо рта снова полился неконтролируемый и бесконечный поток слов. О вузе, о себе самом, о маме, о друзьях: бывших и нынешних, о однокурсниках, о практике, о неблагодарных слушателях, о дружбе, о чувствах, о любви, о том как Шинсо Хитоши красив. К последнему пункту своей речи Изуку уже лежал головой на плече у того самого, безмерно красивого Хитоши Шинсо. Хитоши Шинсо в этот момент сидел в том же самом параличе, что и несколько часов назад с Мэй. На этот раз он не вскочил с дивана, опрокидывая всё вокруг себя- он убрал голову Мидории со своего плеча и встал с дивана быстро удаляясь в прихожую, но Изуку схватил его за руку и пьяно причитая потянулся за ним. Шинсо не нашёл ничего лучше, чем вырваться из его хватки и запереться в туалете. Хватка всё таки крепкая. Изуку никуда не ушёл и сел спиной к двери с другой стороны. И продолжил говорить. О своей квартире, о красоте Шинсо, о том какой он худой, о том какой он бледный, о том что такие люди как раз в его вкусе. О, как же он был пьян. На середине этой речи Шинсо осмелился открыть дверь. Мидория тут же встал прямо перед ним с вопросительным взглядом. О, насколько же он был пьян. Шинсо только бросил Мэйевское «Когда нибудь в другой раз», упорно повторяя в голове- никогда-нибудь И вышел из квартиры. Шинсо сидел на столе во дворе общежития, поставив ноги на скамью. Он хотел закурить. Время было к утру, рассвета видно не было. Воздух был холодным. Будто бы и не утро вовсе. Шинсо достал пачку дешёвых крепких сигарет из кармана и понял что забыл зажигалку в комнате. Или потерял ее в том доме. Или оставил где либо ещё, просто в воспоминаниях остались только комната, дом и пелена перед глазами. Даже не закуришь чтобы убрать из головы всё, кроме пелены. Тихо начало подниматься солнце. До конца практики ещё три месяца. Шинсо думал что сойдёт с ума ещё в первый день и да, он был прав. Он медленно сходит с ума. Шинсо читал много ужасов про маленькие города и ни один из них его не впечатлял. Простите Стивен Кинг, простите господин Лавкрафт. Вы все были правы. Жаль только что чтоб понять это, надо было испытать это на себе. Гори огнём его скептицизм. Трава за спиной зашуршала. Шинсо обернулся и увидел Шото Тодороки размеренно и медленно шагающего к столу. С сигаретой между пальцев. Зажженной. Боже, какое счастье. Шинсо думал, что Тодороки курил только сладкие новомодные электронки. Шото сел рядом точно также поставив ноги на скамью. Неприлично, невежливо, неэтично. Жаль что их обоих не волновало. Шото затянулся. Шинсо завистливо спросил, есть ли у того зажигалка. Шото не ответил. Только докурил сигарету, выкинул окурок, достал из пачки новую, а из кармана спичечный коробок, как будто на дворе были 90-е. Он зажег новую сигарету, но вместо того, чтобы протянуть коробок Шинсо, Тодороки повернулся к нему, положил ладонь на затылок и наклонил к себе. Концы сигарет сошлись и тогда Шото наконец отпустил его и затянулся снова. Вышло прямо как в глупом ромкоме которые Шинсо терпеть не мог. Прошло сколько то минут. Он докурил до самого фильтра, Тодороки скурил уже третью и наконец сунул спички назад в карман. Значит, собирался уходить. Он наклонился к Шинсо очень близко. От него пахло дорогущим одеколоном, табаком и уличным воздухом. Его шёпот обжег кожу. — Заходи когда нибудь. После этого Шото Тодороки размеренно и медленно ушёл. Шинсо зайдёт. Никогда-нибудь.