О встречах и какие они по счету

Эй эй, слушай меня, слушай меня внимательно, держись за меня и звук моего голоса, давай я буду говорить, ты будешь слышать и держаться, давай? Помнишь когда мы первый раз встретились? Нет, я и сам не помню, как это было, это было давно и неправдой, мы как будто и не встречались никогда, как будто мы всегда, всю вечность, без начала и конца, были так – на расстоянии двух или трех вытянутых рук, а сейчас я держу тебя на руках, и между нами даже одной вытянутой руки нет, вот так смешно получается, не замечаешь? Всегда так было: две или три руки, а ноль – никогда, а ведь странно говорить всегда было – всегда ведь оно вечно, а было всегда в прошлом, в общем, я думаю, что это все бессмысленное, я думаю, что теперь у нас есть конец, потому что быть не может быть в прошедшем времени, быть вечно, а если есть изменение, значит, оно уже не вечно, и у нас будет конец, и я не помню начала, и ты не помнишь начала, но у теперь у нас есть конец, и быть перестало существовать, теперь быть это есть, и я даже немножко счастлив, понимаешь, пожалуйста, пойми меня, счастлив, что теперь между нами нет рук, но мне грустно, что это не навсегда, я бы хотел, чтобы между нами всегда – ноль рук, но ноль рук не окрашены вечностью, а две или три руки окрашены, и мне грустно, что именно так, но я счастлив, что оно хотя бы так, а не совсем никак. Я держу тебя на руках, прижимаю к сердцу, и я слышу свое сердце, оно так колотится в груди, что мне страшно, что меня стукнет сердечный приступ, и я не успею помочь тебе, не успею увидеть, как ты откроешь глаза, не успею услышать твой судорожный вздох, как обычно вздохи судорожны после такого, через что проходишь ты, и ты издашь этот вздох как будто ты на большой сцене в большом театре, амфитеатре, и вокруг столько зрителей, и они услышат твой вздох, и их сердца забьются так же, как мое, только чуть-чуть слабее, потому что я все же ближе к тебе, чем они, и мне страшнее, чем им, и между нами ноль рук, и я держу тебя у сердца, надеясь, что, может, стук моего громкого сердца доберется и до твоих ушей? Какая же это все романтика, я считаю, такая глупая романтика, но я так люблю тебя, и я не знаю, чем тебе помочь, я учился помогать людям, но перед тобой я совершенно растерян, я так люблю тебя и совершенно не знаю, как мне тебя спасти, я ведь хочу тебя спасти, именно тебя, именно ты, я люблю тебя сильно сильно, я хочу тебя в жизни, ты слышишь меня, живи? Живи, живи, живи долго и живи счастливо и живи со мной, я люблю тебя, так люблю тебя, любовь переполняет меня и я даю ее тебе, ты слышишь звук моего сердца? Ты ведь слышишь его, я вижу, ты его слышишь, ты не можешь не слышать, между нами ноль рук, ты обязательно его слышишь, я верю тебе, я доверяю тебе. Я вижу тебя, я люблю тебя, люблю, тебя Тебя Люблю Слышишь? Слышу, я тебя слышу, не могу тебя видеть, не силах поднять веки, но как же отчетливо я тебя слышу, и твой голос, твои руки, твои руки, Ирука, твои руки держат меня, и я счастлив находиться в твоих руках в такой момент, в момент моей смерти. Да, конечно, я умер, и смерть означает счастье, потому что умер старый я, а теперь я новый, и я обязательно открою глаза и увижу тебя, и смогу взять тебя за руку, как жаль, что ты не слышишь меня, но я стремлюсь послать тебе свою любовь, я посылаю тебе свою любовь, ты чувствуешь ее? Ты чувствуешь ее, мою любовь к тебе? Твоя любовь ко мне проникла в меня, пронизала всего, я чувствую покалывание в кончиках пальцев и тепло в груди, то ли это кровь, то ли это твои руки, то ли это твоя любовь. Я уверен, что все и сразу, я чувствую свое сердце, я почти могу взять его руками из своей груди, жаль, что мои руки не двигаются, но и хорошо, потому что без сердца я бы точно не смог открыть глаза и ответить тебе. Я чувствую затылком, как ветер бьет в голову, кожа на моей шее слышит твой шепот, ей жарко и щекотно, и от этой щекотки дрожат колени. Меня бьет озноб, но мне так жарко и хорошо от тебя, я люблю тебя, ты прав, я не помню первую нашу встречу, я не могу сказать, когда мы впервые увиделись, это было так давно, как будто никогда, я согласен с тобой, я чувствую то же самое. Ты веришь мне, Ирука, я знаю, ты мне веришь, потому что я верю тебе. Ирука плачет, прижимая к себе тяжелое тело Какаши, расслабленное оно кажется еще тяжелее, как будто поднять было совсем невозможно, но Ирука держит и не отпускает. Он молится и шепчет слова любви, целует в шею и в уши, прислушивается к дыханию и не может понять, дышит ли Какаши: собственное сердце бьется так гулко, звон в ушах разрушает всю концентрацию, и от этой беспомощности трясутся руки, и Ирука захлебывается в рыданиях, давится слизью из горла, хрипит и снова молится. Какаши слышит все. Он слышит, как щебечут в меньше чем трех милях птицы о том, как свеж воздух и как роса опускается на траву, и эта роса – самая сладкая во всей вселенной вода, которую можно довестись выпить. Муравьи несут листья и палки к себе в большой дом, не прерываясь, они идут долгой шеренгой, и Какаши вспоминает, как в самом далеком детстве он облизывал палец, брал муравья и жевал его, и кислинка заполняла его рот. Иногда он ел муравьев вместе с малиной, но тогда кислинка обижала его, потому что он хотел малины, а не муравья, он не любил ненужные смерти и ненужные вкусы. Во рту Какаши нет кислоты – Какаши радуется – он не умирает. Никакой кислой смерти. Какаши слышит, как его баюкает Ирука, и еле улыбается. Топот, топот, топот ног, и безвольное тело, только разум, который может только поглощать, который не осознает сам себя, но ловит теплое, нежное, сладкое чувство любви, и от него хочется стянуть ботинки и босиком бежать по траве, подпрыгивая от холодной росы, далеко, оббежать всю землю, прибежать обратно и крепко крепко крепко крепко крепко обнять, поцеловать и слиться. Да, держаться за руки вечность, а лучше больше, больше и дальше, нет, лучше, чтобы рук вообще не было, чтобы руки не существовали прям с нерождения вселенной, чтобы никогда не было проблемы двух или трех рук, о, это было бы так хорошо. Как такое прошло мимо, это же невозможно не заметить такое тепло, как когда трогаешь чайник и он теплый-теплый, и хочется греть руки дальше, или когда включаешь воду чуть горячее, и она обжигает, но хочется держать руки как можно дольше, а потом умыться этой горячей водой, и посмотреть в зеркало, и увидеть такое забавное лицо, смотрящее в ответ, и капли воды стекают вниз, и брови так растрепались и прилипли к коже. Как теплый живот собаки, на котором мало шерсти и который собака так доверительно тебе подставляет, да, именно такое тепло! Доброе, доверчивое, оно проникает прямо в сердце тонкой иглой и остается там навсегда, и хочется смеяться и целоваться. Собака радостно гавкает и трется спиной о сырую землю, в которой живут жуки и червяки, они ползают среди корней, и эта жизнь дает энергию прямо в босые ноги, колет пятки и остается между пальцами. Вот что такое чакра, это вселенское тепло, и именно его Какаши чувствует, и он бесконечно, безмерно, неизмеримо и славно счастлив. Свидетель ему вечность, он счастлив, и он жив, он живет и любит, и это то, о чем он не мог догадаться раньше, и до этого нельзя догадаться, ибо можно только почувствовать, и это так немыслимо, ибо это нельзя помыслить, только ощутить всем, что есть, а потом ощутить всем, что есть вокруг, а потом тем, что дальше, и там, за меньше чем три мили, все еще оно есть и оно окрыляет. Да, да, да, да да да да да да да Я слышу я вижу я чувствую я люблю Я безмерно счастлив и ты тоже безмерно счастлив и это прекрасное слово тоже тоже окрыляет и я не один и мы вместе мы так вместе мы рядом мы мы мы хорошее слово такое хорошее наше слово мы оно нас соединяет слово нас тоже соединяет слово соединяет соединяет я люблю тебя я люблю любить тебя я люблю любовь да именно так я думаю нет я чувствую я люблю любовь и я люблю любить тебя я счастлив любить тебя я безмерно благодарен тебе я люблю тебя как же это прекрасно так странно я этого не замечал так прекрасно любить и любить тебя я счастлив я люблю тебя! Флюгер больницы вертится и ударяется о самого себя. Трещит гром, по карнизу стучат мощные капли дождя. Какаши просыпается ночью и чувствует себя безгранично. Проходят дни, и его выписывают. На груди красуется почти полностью заживший шрам, и Какаши чувствует – под ним – сердце. Какаши ждет под деревом, шуршат листья, и теплый воздух облегает его, и Какаши дремлет, пока ждет. Кора дерева сухая и совсем не мягкая, она скребется и оставляет на одежде мелкие крошки себя. Какаши открывает глаза и видит перед собой Ируку. Ирука стоит на месте, и лучи закатного солнца мягко касаются его, и Ирука смущен, и Какаши счастлив наконец-то видеть его. – Сейчас мы третий раз первый раз встретились, – сказал Какаши. Он выпрямил спину, но от дерева не отошел – оно ему помогало своим присутствием. Оно давало крону и тень, и Какаши хотел просто так постоять еще. Крошек становилось больше, за них цеплялась ткань. – А когда второй? – удивленно спросил Ирука. – Тогда. И второй задал третий. А когда был первый, было неясно, что он первый, потому что неясно, когда он был, и он очень неразборчиво задал второй. – А если бы не было второго, можно было бы считать первый за первый? Ирука краем пальца коснулся тени. – Я думаю, зависит от того, как смотреть. Понимаешь, если знать, что есть второй раз – тогда первый сразу первый, но знать получается только после второго раза, поэтому тут либо да, либо нет. Какаши оттолкнулся от дерева. – Понимаю. Мне кажется, первый раз всегда первый, потому что второй задает первый, но первый не первичен, а если встречи не было вообще – ее нельзя считать за первый. Ее вообще не считают, потому что это, ну, знаешь… – Ирука замялся. – Не встреча. – Не та самая. – С большой буквы, да? – Типа того. Да. Да да да да да да да – Я люблю тебя. – Надеюсь, ты это говоришь не потому, что я тебе столько наговорил тогда, ты ведь знаешь, можешь не говорить этого, ты вовсе не обязан… – Ирука. – Да? – Да. – Я тоже тебя люблю. Ирука не говорил тогда, он посылал, а если и говорил, то, типа, с большой буквы. Попытка обличить это во что-то скудное пресечена. Нет ничего скудного, чем отсутствие любви. Но любви много, и Какаши чувствует ее сладость на языке и в груди, и в паху, и в плечах, и он крепко крепко крепко обнимает Ируку, и Ирука крепко крепко крепко обнимает Какаши тоже, и они целуются, и они любят любят любят любят любят любят и тепло разливается по телу, как разливается. Как разливается. Я ведь уже говорил об этом? Да. Они смеются.