Голосовая почта

«Привет, доктор. Я знаю, я опаздываю уже на пятнадцать минут, и ты все равно меня убьёшь, когда я вернусь, но эти идиоты в аэропорту перепутали посылки, поэтому мне пришлось ждать дольше, чем планировалось. Но теперь уже все хорошо, я все забрал и уже еду, так что… Эмм… Скоро буду. Пока.» Голосовое сообщение заканчивается, и Роботник включает запись заново. А потом еще раз. И еще… Костёр давно погас, и сил разжигать его заново просто нет. Ученый лежит на земле, в позе эмбриона, трясясь от холода, сжимаясь в комок и обнимая себя руками, пытаясь сохранить остатки тепла. «Но теперь уже все хорошо… все хорошо… все хорошо…» Доктор зацикливает одну фразу, закрывая глаза и вслушиваясь в знакомый голос в тщетной попытке заснуть. У него предсказуемо не выходит, и он снова открывает глаза, встречаясь взглядом с камнем, на котором просматриваются врезаные в поверхность человеческие черты. «…уже все хорошо, я все забрал и уже еду, так что… Эмм… Скоро буду.» Если бы. Если бы только он правда был здесь… Задавал идиотские вопросы, путался под ногами и смотрел своим преданным, щенячьим взглядом. Изо всех сил пытался бы быть полезным, может, даже смог бы воссоздать что-то более похожее на знакомый вкус настоящего кофе, чем та бурда, что получалась у доктора… Последняя версия этого самодельного грибного напитка, которую он попытался выпить полчаса назад, показалась ему еще более мерзкой, чем предыдущие. Будь Стоун здесь, было бы, на кого кричать, срываться и оскорблять, пинать и подтрунивать. И тогда, возможно, это странное, мерзкое ощущение, поселившееся у него в груди за последние месяцы в этом грибном чистилище, названия которому он так и не смог подобрать, стало бы меньше. «Привет, доктор. Я знаю, я опазд…» — запись вдруг резко обрывается, потому что наручный компьютер на запястье доктора отрубается полностью. Заряд закончился. А до рассвета еще далеко, значит, зарядить его от аккумулятора джета он сможет не раньше, чем взойдёт солнце, и зарядится солнечная батарея в прототипе. — Черт, нет… — Роботник продолжает тыкать пальцем в мёртвое устройство, прекрасно понимая, что это бесполезно. — Нет, нет, нет, нет, только не сейчас, нет… Каким-то образом чужой, враждебный мир вокруг, как будто становится еще больше, а ночь еще темнее, не смотря на две луны, освещающие грибную поляну. И это чувство в груди все растёт, будто огромная черная дыра… Нужно успокоиться, надо взять себя в руки… — 1…3…8…21…55… — ученый начинает быстрым шепотом произносить последовательность чисел, чувствуя, что дрожь все усиливается. — 233…610…1597… — Тебе нужно успокоиться и отдохнуть, доктор. — всплывает в голове разговор трёхлетней давности после очередного идиотского совещания с начальством. — Тебе правда не мешало бы поспать, завтра предстоит еще одна встреча. Чтобы расслабиться, можно попробовать выполнять какие-то несложные повторяющиеся действия… — Не надо говорить мне, что мне нужно, агент! Я сам знаю, что и когда мне нужно делать. — немедленно возражает доктор агенту, хотя понимает, что его уже буквально шатает от усталости, и Стоун прекрасно это видит и прекрасно знает о его проблемах со сном. — Что ты мне предлагаешь, овец считать? — Ну практически. — со смешком отвечает Стоун. — Только для тебя я предложил бы что-то посложнее. К примеру… Можно перечислять числа Фибоначчи. — Это по-твоему посложнее? — Ну, каждое третье, например. Дело не в сложности, а в монотонности повторения чего-то привычного… — 4181…10946… — Да что же с ним происходит?! Здесь не так уж холодно, чтобы его так трясло. И что это за ощущение, такое странное и незнакомое, почему ему так плохо, что хочется выть от боли, хотя на его теле явно нет никаких физических повреждений? — 28657…75025…196418… — Нужно подумать, проанализировать это ощущение. Что он чувствует? Холодно, руки и ноги холодеют и будто немеют, пустота, безысходность, бесполезность… За все это время, за все пять месяцев и шестнадцать дней, он так и не смог придумать способ вернуться на Землю. Черт, он даже кофе нормальный изобрести не смог! Чем он вообще отличается тогда от обычных, тупоголовых людишек, если даже с таким банальным заданием справиться не может?! А что, если он не справится вовсе, что, если он так и не сможет придумать, как вернуться, что, если он застрял здесь навсегда и так и умрёт здесь, трясясь под огромным грибом, в полном одиночестве… Одиночество… Вот оно. Это чувство, что разъедает его изнутри, — это страх одиночества. Но почему он так реагирует на него сейчас? У Роботника никогда не было проблем с одиночеством. А страх? Это чувство вообще ему незнакомо и недостойно такого гения, как он. Он всю свою жизнь провёл один. Самым близким, что его окружало, всегда были его изобретения, его машины. И Стоун. Вот, что изменилось за последние несколько лет. Неужели он так привык за это время к присутствию живого человека рядом, что теперь полное одиночество кажется настолько неправильным?.. Интересно, что бы он сказал сейчас? Что бы сделал, увидев своего босса в таком состоянии? Сломанного, жалкого, просто бесполезное ничтожество… — Это не так, доктор. — вдруг слышит он знакомый голос и резко открывает глаза. Камень напротив его лица как будто смотрит на него в ответ и улыбается. — Ты — самый умный человек из всех живущих, ты — непревзойдённый гений с самым высоким интеллектом на Земле. Ты обязательно справишься, я уверен. — Откуда ты знаешь… — Роботник слышит собственный надломленный шепот и морщится, чувствуя себя еще более жалким. — Тебя здесь нет. Ты не знаешь, какого это… — Быть одному? — улыбается камень в ответ этой своей открытой, знакомой до боли улыбкой. — Конечно, знаю. Но ты вовсе не один. Я с тобой. — Ты… Т-ты не р-реален… — стуча зубами то ли от холода, то ли от нервного напряжения, и еще сильнее сжимаясь в комок и обнимая себя руками в тщетной попытке согреться, произносит доктор. — Тебя здесь… н-нет… — Ну что ты, конечно, я здесь. — тихим успокаивающим голосом говорит мираж его агента. — Я всегда буду рядом. Всегда буду помогать тебе и верить в тебя. Ты не один… — НЕТ! — вдруг громко вскрикивает Роботник и ложится на другой бок, поворачиваясь к камню спиной. — Нет, нет, нет, все это нереально, тебя здесь нет. А будь ты здесь, разве ты говорил бы со мной так? Нет, это не по-настоящему, это неправда. Тебя здесь нет, я один. — Он больше не слышит голоса в ответ и закрывает глаза. — 514229…1346269… — до рассвета всего пара часов, судя по внутреннему ощущению времени ученого, осталось совсем немного, и тогда он сможет снова услышать его настоящий голос. И сможет снова продолжить выживать здесь, чтобы вернуться однажды к его обладателю. Вернуться домой. *** Роботник смотрит на то, как агент выходит из-за барной стойки и приближается к нему с чашкой латте в руках. Доктор принимает напиток у него из рук, делает глоток и вдруг чувствует, что все идет как-то совсем не так. Как-то неправильно. Он делает совсем не то, что хочет сделать, говорит вовсе не то, что хотел сказать… Еще этот вынужденный, примитивный новый союзник путается под ногами… Ученый никак не может понять, в чем дело. Он здесь, он вернулся, и Стоун здесь, он ждал его, он выполнил все инструкции, они оба полностью готовы к мести синему недоразумению и захвату мира. Но почему же это мерзкое чувство, что преследовало его все эти восемь месяцев, эта отвратительная дыра в груди, до сих не исчезла? Роботник чувствует себя сломанным, будто в нем, как в механизме есть неисправность, и ее необходимо устранить. Но для этого нужно сначала выяснить, что именно сломано. — Можно тебя на минутку? Стоун поднимает глаза от экрана и переводит слегка удивленный взгляд на доктора. Обычно эта демонстративно вежливая фраза не сулит ничего хорошего. Чаще всего за ней следует прижимание себя к стене и резкий, неприятный выговор с беспардонным вторжением в личное пространство. Стоун вздыхает и кивает, следуя за доктором в подсобную комнату, прилегающую к кофейне, бросая быстрый, презрительный взгляд на ехидну, который продолжает пристально следить за мигающей синей точкой на карте, обозначающей местоположение Соника, и не обращает на них внимания. Когда дверь подсобки резко и громко захлопывается за его спиной, агент снова негромко вздыхает, мысленно готовясь к непростому разговору, а точнее, разносу. Должно быть, доктор выпустил еще не весь пар, когда сначала повозил его лицом по барной стойке, укоряя за несуществующую пыль, а потом ударил несколько раз, сообщая, что скучал по нему. Да, должно быть, на планете грибов избивать и унижать было некого, наверно, доктору было очень скучно. Интересно, за что его отчитают в этот раз? — Агент Стоун… — Доктор. Агент продолжает стоять возле стены, выжидающе смотря ученому в спину, соединив руки перед собой. Молчание затягивается, и он не понимает, почему ему до сих пор не приказали прижать себя к стене. Вдруг Роботник резко оборачивается и одним коротким движением приближается к Стоуну и сгребает его в объятия. Это настолько неожиданно, что агент замирает, не понимая, что происходит, и как реагировать. Может ли он обнять ученого в ответ? Здесь есть какой-то подвох? Его снова ударят, если он пошевелится? Может ли он что-то спросить? Или это все испортит? Его сердце бешено колотится в районе горла, мысли хаотичным роем мечутся в его голове, перед глазами начинают мелькать разноцветные точки от нехватки кислорода, потому что, кажется, он забыл, как дышать. Стоун все-таки делает очень медленный, судорожный выдох, осторожно поднимает руки и кладёт их доктору на плечи. В этот момент ученый тоже коротко выдыхает, будто с облегчением, и прижимает агента сильнее к себе. Будто не был уверен, что Стоун ответит. Будто боялся, что агент его оттолкнёт? Серьёзно? — Доктор, я… — шепотом начинает Стоун, но ученый тут же шикает на него в ответ. — Заткнись. Молчи, не говори ничего сейчас, просто заткнись. — Ладно. — также тихо отвечает агент и тоже прижимается к нему сильнее, обхватывая руками за шею, закрывая глаза, вдыхая его запах, пытаясь зафиксировать каждую секунду в своей памяти навечно. Через пару секунд Стоун вдруг ощущает, что тело ученого дрожит, что его пальцы сильнее сжимаются на его пиджаке, а дыхание становится прерывистым. Агент начинает медленно, успокаивающе гладить его по спине. Но от этого ободряющего жеста, мужчину начинает колотить еще сильнее. — Ты здесь… — сбивчивый шепот едва различим из-за сильных всхлипов. — Ты правда здесь, ты настоящий… У агента сердце сжимается и обливается кровью, он продолжает гладить его по спине, держит крепко и уверенно, пока фасад злого гения, безжалостного и бесчувственного почти робота, рассыпается в его руках. — Я здесь. Все хорошо. — Стоун все-таки решается снова заговорить. — Все хорошо, ты в безопасности. Все закончилось, ты вернулся. Ты дома. Я рядом. Постепенно всхлипы и дрожь сходят на нет, и хватка на пиджаке Стоуна ослабевает. — Если… Если ты расскажешь кому-нибудь… — Я никогда в жизни не поступил бы так, доктор. — почти резко перебивает его Стоун.  — Давай присядем, ладно? Поговорим. Они перемещаются на маленький диван в углу тесной комнатки. Роботник старательно отводит красные, опухшие  глаза от агента, когда они садятся рядом, и явно нервничает, не зная, куда девать руки. Он не понимает, как вести себя дальше, как Стоун отреагирует на этот срыв, что он теперь о нем думает… Презирает? После того, как увидел, как человек, которого он буквально боготворил, оказался слабым, жалким ничтожеством. Разве захочет он теперь оставаться рядом, прислуживать ему, как сможет восхищаться и петь свои льстивые дифирамбы, после того, как увидел его таким?.. Его поток мыслей прерывается, когда доктор чувствует, как Стоун мягко сжимает его руку в своей. Поднимает взгляд и снова видит этот восторг, симпатию и преданность в глазах напротив. Этот взгляд не изменился ни на миг. Роботник закрывает глаза и отворачивается, чтобы его не видеть. — Чем я могу помочь, доктор? — негромким шепотом спрашивает агент. — Тебе что-нибудь нужно? Что угодно… — Почему? Почему ты это делаешь, Стоун? — также негромко и бесцветно спрашивает Роботник. — Все это здесь… Все, что ты сделал… Ты правда следовал моим инструкциям, ты ждал меня. Почему? — А ты как думаешь?.. — после паузы отзывается агент, больше не смотря ему в глаза. У него на лице выражение сочувствия и обожания сменяется на отчаяние и немного испуг и смущение. — Я всегда думал, что ты один из тех подхалимов, которым нравится купаться в чужой славе и могуществе, что позволяет им почувствовать собственную значимость и забыть о своей ничтожности и бездарности. — доктор выдыхает, наблюдая за агентом, замечая, как его лицо становится все мрачнее. — Но чем, дальше, тем сильнее я убеждаюсь, что это не про тебя. Ты… Ты не получаешь за свои усилия почти ничего взамен. То есть, раньше, разумеется, у тебя была оплачиваемая должность, но теперь, если я правильно понимаю, твои карты и счета заблокированы, как и мои, а документы стёрты. Что значит, ты не стал плясать под дудку болванов из начальства и сбежал. И выполнил все, что было в моем манифесте практически в точности. Почему? Обычный подхалим не стал бы делать это без собственной выгоды. Или попытался бы воспользоваться ситуацией и захватить власть для себя, если ему хватило бы мозгов. А тебе хватило бы. Но нет, ты сделал все это и не для себя, а… для меня. Почему? — Потому что, я правда восхищаюсь тобой. — тихо отвечает Стоун, все также не глядя на него, смотря прямо в стену, но будто сквозь нее, сцепив руки на коленях в замок до побелевших костяшек. — Я верил, что ты вернёшься, я надеялся. Только этой надеждой я и жил. Разумеется, я делал это для тебя, потому что ты потрясающий, действительно невероятно гениальный человек, для которого я готов на все. — Вот опять ты начинаешь с этой своей лестью! — возмущённо восклицает Роботник, театрально взмахивая руками. — К чему она сейчас, я не понимаю, чего ты хочешь этим добиться? Хватит, Стоун, я хочу услышать правду! Агент смеется в ответ, но как-то не неискренне и горько. — Ты правда не понимаешь, да? — спрашивает он, наконец, поворачиваясь лицом к ученому и смотря на него своими блестящими, тёмно-карими, почти чёрными глазами. Они всегда были такого цвета? Вдруг думает Роботник. Почти черный цвет, но темно-коричневый оттенок все же различим, как цвет чёрного кофе… Ученый сглатывает и с трудом отводит взгляд, отрицательно качая головой. — Ты правда думаешь, что это всего лишь лесть? — с грустью спрашивает его Стоун. — Серьёзно? Спустя столько лет, после всего, что я делал для тебя, после того, через что мы прошли, ты даже не можешь предположить, что это может быть чем-то другим? — Чем еще это может быть, Стоун? — с раздражением пожимает плечами ученый. — Конечно, это лесть, только я не пониманию, что за игру ты ведёшь, и чего добиваешься. И мне это не нравится. — Это не лесть, доктор. — негромко, но чётко и уверенно произносит агент. — И уж тем более, не игра… Я говорю так, потому, что я действительно так думаю. Я правда так считаю. Я искренне восхищаюсь тобой, и пойду за тобой куда угодно, сделаю все, что попросишь, никогда не предам тебя, потому, что это того стоит. Потому, что ты того стоишь. Потому, что я хочу быть рядом с тобой. Потому, что я тебя… — Нет! Нет, нет, нет, нет, нет… Не надо, не говори, нет, это не правда… — Роботник вдруг резко отстраняется от агента и зажимает уши руками, чтобы только не слышать его слов. Он быстро отрицательно мотает головой и специально говорит быстро и громко, чтобы у Стоуна не было шанса вставить слово. — Нет, я тебя не слушаю, нет… Это чушь, это неправда, этого не может быть. Ты врёшь, зачем, я не понимаю, но ты врёшь, это не может быть правдой, так не бывает. Никто никогда не сказал бы такого мне, нет, я не хочу этого слышать, потому что мне не нужна твоя ложь. — Доктор… — Нет, нет, нет, нет… Это обман, ты просто хочешь поиздеваться надо мной. Или использовать в каких-то своих целях, я знаю. Нет, этого не может быть, нет… — Доктор… — Стоун предпринимает очередную попытку перехватить руки мужчины и заставить его посмотреть на себя. — Да, так и есть, ты видел мою слабость, и теперь хочешь использовать это против меня. Ты врёшь мне, ты предашь меня, ты уйдёшь, как все уходят. Людям нельзя верить, я не могу тебе верить, нет…  — Доктор, да послушай же ты! — В какой-то момент, агенту все же удаётся схватить его. Он крепко сжимает запястья ученого в своих руках и с силой опускает его руки вниз. Доктор пытается вырваться, но Стоун сильнее. Он правда физически сильнее, и как раньше Роботник этого не замечал? У агента просто никогда не было возможности продемонстрировать эту силу, но подготовка секретного агента явно была не пустым звуком. Доктор замирает, с удивлением смотря на свои руки в перчатках у себя на коленях в железном захвате тонких, смуглых пальцев. Роботник внезапно думает о том, а что было бы, вздумай Стоун ответить хоть на один тычок, пинок или удар со стороны доктора. Разумеется, учёный никогда не боялся, что он ответит, потому что, если бы посмел, вокруг всегда были бэдники, готовые тут же отразить атаку. Доктор всегда думал, что агент не пытается дать отпор, потому что понимает, что его тут же убьют, но теперь… — Послушай меня. Пожалуйста… — тихо и надломленно просит Стоун, заглядывая ему в глаза. И доктор выдыхает и кивает, сдаваясь и прекращая вырываться. Агент слегка ослабляет захват, но не выпускает его руки, продолжая сжимать их в своих, но как-то иначе, более нежно. Проводит большим пальцем по полоске обнажённой кожи между перчаткой и рубашкой, и у доктора перехватывает дыхание. — Я говорю правду. И я не играю в игру и не хочу использовать тебя. Знаю, ты мне не веришь, но ты должен знать, что эти восемь месяцев без тебя были самым страшным временем в моей жизни. — он опускает взгляд, сглатывает и тяжело выдыхает прежде, чем продолжить. — Ты даже не представляешь, что я почувствовал, когда они сказали, что тебя больше нет. Сначала я не знал, что ты исчез, я, как и все остальные в агентстве и начальстве, поверил, что ты мёртв… Мой мир рухнул тогда. Рассыпался на части, как карточный домик, я потерял все. Я больше не видел смысла. Но, когда я увольнялся и забирал вещи из лаборатории, я услышал разговоры о событиях в Грин Хиллз. И решил приехать сюда, разобраться. От местных я узнал почти все, что произошло, и у меня появилась надежда, что ты все еще жив. А потом мне удалось достать твою перчатку с технологией, и там был манифест… Как думаешь, почему я знаю наизусть каждое слово? Как думаешь, сколько раз я его переслушал? Разумеется, я сделал все, по крайней мере постарался, сделать все, как было сказано. Все эти восемь месяцев эта запись была тем единственным, что не давало мне сойти с ума. Что давало смысл и надежду, что это когда-нибудь кончится. Что ты вернёшься, и я снова начну жить, а не существовать. Доктор, не знаю, поверишь ты мне, или нет, но я говорю правду. Даже, если ты мне не веришь, я все равно буду верить в тебя. Даже, если весь мир будет против тебя, я все равно буду рядом и буду помогать тебе, чем только смогу. Можешь кричать на меня сколько угодно, можешь срываться и оскорблять, можешь плакать у меня на плече, если нужно, я никогда не буду осуждать тебя, потому что для меня ты… Ты значишь все для меня. Ты — моя жизнь, мой смысл. Все, что у меня есть, все, кто я есть, я отдаю тебе, я всегда буду на твоей стороне, всегда буду рядом, что бы ни случилось. Стоун заканчивает свой сбивчивый, эмоциональный монолог и с опаской смотрит на доктора, ожидая его реакции, как приговора. Но тот все молчит, по-прежнему не отрывая взгляда от их рук у себя на коленях. Потом он вздыхает, осторожно освобождается из захвата агента, который больше не пытается его удержать, и отворачивается. Упирается локтями в колени, опускает голову и обхватывает ее руками, проводя ладонями по выбритой коже, закрывает глаза и замирает в этой позе. — Мы… Мы можем оставить все, как было. — начинает быстро бормотать Стоун, пытаясь оправдать свою эмоциональную речь, пытаясь сохранить хотя бы то, что он так отчаянно хотел вернуть все это время, а сейчас снова мог потерять навсегда. Он боится, что доктор выгонит его, ведь он столько раз говорил, что ему никто не нужен, что человеческие чувства ему не нужны и отвратительны… — Доктор, это ничего не значит и никак не повлияет на мою работу, правда. За столько лет я хорошо научился скрывать свои чувства. Если ты этого хочешь, я больше никогда об этом не заговорю, это не причинит тебе никаких неудобств, или обязательств, я ничего не прошу у тебя взамен. Все, чего я прошу, все, чего я хочу, это продолжать работать с тобой. Я больше никогда не побеспокою тебя своими эмоциями, обещаю, я… — Агент Стоун. — Доктор? Агент обрывает себя, внимательно слушая, что ему скажут, снова забывая о том, что нужно дышать. Роботник убирает руки от лица, тяжело вздыхает, выпрямляется и нажимает что-то на наручном компьютере. «Привет, доктор.» — внезапно из устройства раздаётся аудиозапись голоса агента, и Стоун смотрит то на компьютер, то на ученого в полном шоке. — «Я знаю, я опаздываю уже на пятнадцать минут, и ты все равно меня убьёшь, когда я вернусь, но эти идиоты в аэропорту перепутали посылки, поэтому мне пришлось ждать дольше, чем планировалось. Но теперь уже все хорошо, я все забрал и уже еду, так что… Эмм… Скоро буду. Пока.» — Это… Это мое голосовое сообщение. — произносит Стоун, почему-то внезапно ощущая сухость во рту. — Я не понимаю… Что?.. — Это — то, что не давало МНЕ сойти с ума все эти восемь месяцев. — очень тихо отвечает Роботник, не смотря агенту в глаза. — То, что заставляло меня двигаться дальше в те моменты, когда отчаяние накрывало, и казалось, что все мои усилия бесполезны. Что я останусь там навсегда и умру в одиночестве в окружении мерзких, вонючих грибов… Это было частью моего мира, моей жизни, которая осталась здесь. Моего дома, куда мне хотелось вернуться. Напоминанием о том, кто я есть, что у меня есть смысл и цель. Твой голос, Стоун, ты… Это всегда был ты. Роботник поднимает взгляд, и в эту же секунду агент бросается ему на шею, издавая судорожный, сдавленный всхлип. Доктор обнимает его в ответ, прижимает к себе, гладит по спине, закрывает глаза и выдыхает, пряча лицо в сгибе его шеи. — Можешь… Можешь сказать это. — приглушенным шепотом, из-за того, что он говорит в пиджак агента, так и не поднимая лица, произносит ученый. — Если хочешь, Стоун. Агент издает немного истеричный полу-выдох, полу-смешок и слегка отстраняется, прикасаясь своим лбом ко лбу доктора. — Я люблю тебя, Айво. Роботник слегка морщится, не открывая глаз, но не отстраняется, слегка наклоняет голову вбок, будто прислушиваясь к ощущениям. — Скажи еще раз. — также тихо просит он, и Стоун улыбается и выдыхает почти ему в губы. — Я люблю тебя. Люблю тебя больше жизни и буду повторять это столько раз, сколько нужно, пока ты не поверишь. Он сокращает это ничтожное оставшееся расстояние между ними и осторожно, почти невесомо касается губ доктора своими. Тот замирает, сначала не отвечая, но все же расслабляется через пару секунд, подаётся навстречу, притягивая агента ближе к себе за шею. Позволяет себе забыться. Раствориться в этом потрясающем ощущении тепла человеческого тела, живого и реального, в таком непривычном чувстве защищённости. Ему всегда казалось, что, если он позволит себе довериться другому человеку, это сделает его слабым и уязвимым. Но, как ни странно, он абсолютно не чувствует этого сейчас, наоборот, он чувствует невероятный прилив сил и энергии, ему кажется, что он способен на все. То есть, конечно, он всегда это знал, но теперь, он по-настоящему верит в это. Внезапный грохот, звон бьющегося стекла, крик и ругательства из соседнего помещения заставляют их резко оторваться друг от друга. Пару секунд они удивлённо смотрят друг на друга, не понимая, что происходит. — Чертов дикобраз, если он разбил что-то важное, клянусь, я его уничтожу… — произносит Стоун сквозь зубы, вставая, поправляя на ходу пиджак и быстро направляясь к выходу. Роботник издает согласный смешок и следует за ним, положив руку агенту на спину между лопаток. У них впереди много работы.