Legacy

      — Ты — ходячая медаль за второе место, — речь ядом впитывалась в кожу, разливаясь по венам к каждой клетке, наполняя её и вытесняя уверенность. Квакити закипал от ярости: его каменные стены, что он строил в сердце годами, по кирпичику выкладывая их в стройный ряд уверенности, самообладания и холода, с грохотом рушились. Безусловно это никогда не решало проблемы, однако помогало защитить хрустальное сердце от новой боли и помогало залечивать старые раны. Один за другим Кью вытаскивал из сердца ножи и собирал его по осколкам, тихо шипя и постанывая от боли, порой позволяя одиноким слезинкам навернуться на покрасневших глазах в моменты ледяного одиночества.       — Пошел вон из моей страны, — почти шёпот. И именно он пугает больше всего. Не крик, не скандал, не язвительное парирование, вовсе нет. Именно такой шёпот смешанный с шипением, твердый и уверенный.       — Х-хей, Биг Кью, спокойно, — Уил тщетно пытался выбраться из этой ситуации, что походила на приближающееся извержение вулкана. Ох, он точно знал, что может сделать Квакити в приступе злости, ярости и обиды. Кто как не он — его любимый враг — может знать это?       — Ты меня слышал, Сут. Проваливай. И не возвращайся никогда, — стальное спокойствие приводило Уилбура в искреннее недоумение. Он ждал, что в него полетит стакан или хотя бы ручка, ждал крика и очередную порцию оскорблений в свой адрес и уже готовил ответ. Но непоколебимость Квакити буквально сбивала его с толку, он искренне не понимал ничего. — Мне тебя отсюда лично выкинуть? — всё те же ровность и лёд.       Словно хищник, Квакити впился взглядом в Сута, спешно собирающегося уходить. В руках глава государства уже держал все документы, готовый уйти из зала сразу после Уилбура, что уже шел к выходу, на удивление не проронив и слова на последок.       Массивная дубовая дверь закрылась за ним, с грохотом обрезая нить напряжения, что натянулась между двумя мужчинами. Только вот, возможно, звук был не только двери — что-то тяжелое рухнуло внутри Квакити, ломая вновь. Он мог играть роли, мастерски меняя их и примеряя на себя различные маски, однако он никогда не мог и не сможет скрыть свою истинную натуру от Уилбура. Через слишком уж многое они прошли вместе: они сражались, учились, жили, строили нацию и боролись за неё и всегда против друг друга, даже в моменты союза. И было что-то особенное в том, что они досконально знали друг друга, все страхи и шрамы, причем не только на теле, однако вместо поддержки и тепла, они лишь глубже вонзали ножи друг в друга, даже не в спины, а прямо в сердца. Только вот им не привыкать: кому нужны избитые судьбой и оттого сумасшедшие в чужих глазах маленький утенок с бесконечным стремление быть лучшим и доказать всем, и себе в том числе, что он чего-то да стоит, и воскресший подрывник, разочаровавшийся в своем же творении и уничтоживший целое государство, которое он с друзьями так трепетно возводил с нуля и защищал? Никому. И если Сут смирился с этим, заменил все чувства на жажду к жизни и мести, то Кью так и не справился с этим. Он до сих пор так отчаянно хватался за любую возможность быть нужным и любимым, но никогда не был. Из раза в раз Квакити делал всё, из кожи вон лез, только бы показать, что он достоин любви, тепла и уюта. Но вместо этого каждый раз получал лишь сломанные крылья.       Шлатт, обещавший сотрудничество, использовал его, словно мальчика на побегушках, заставляя выполнять все свои прихоти и полностью разрушая Кью. Стоило ему только залечить нанесенные Шлаттом раны, прочувствовать вкус свободы и сладкой мести, отвечая на разбитое сердце съеденным, в его жизни появились Сапнап и Карл. Казалось бы, Кью окружали забота и ласка, о которых он так мечтал, его даже, возможно, любили. И он готов был отдавать всего себя, забыв о сломанных ранее крыльях и разбитых надеждах, был готов сам вырывать свои перья и разрушать себя ради других, но разве это хоть когда-то ценилось?       Дождь, гроза и Карл, называющий Квакити убийцей и Сапнап, поддержавший его, а не Квакити. Ночные неоновые огни Лас-Невадаса, бьющая по ушам и сердцу музыка, едкий запах табака и алкоголя, в компании которых он провел тот вечер в стране, которую построил специально для своих близких, желая сделать всё, чтобы они не нуждались ни в чем, чтобы ни одна слеза не касалась их ресниц.       Уилбур Сут с его меткими колкостями и постоянными навязчивыми визитами вернулся неожиданно для всех, не только для Квакити. Однако именно его Сут сделал своей целью. Быть может, причиной этому послужили вечера, проведенные в пещерах Погтопии с костром и танцами, долгими беседами и обнажением душ. Жаль, что это было лишь нездоровое избавление от одиночества и уход от реальности, простой эскапизм. Но те времена прошли, утекли целые реки, а Сут всё старается привлечь внимание к себе, ловко используя все слабые места Квакити, идеально зная его характер и реакции на действия и слова.       Квакити даже стало смешно от этого: столько раз он пытался быть хорошим, чтоб его любили, выбирал разных людей, пробовал выстраивать гигантские стены вокруг сердца, пробовал изменить себя, прыгнуть выше головы — всё, что угодно, только бы быть счастливым. И поначалу счастье его заключалось в признании его ценности, в заботе и тепле. «Не доверяй никому и никогда. Рано или поздно всё они бросят тебя, уйдут. Ничто не длится вечно. Не привязывайся, не люби, не заботься о чьих-либо чувствах кроме своих». Эти фразы стали его постулатами, его кредо. Только искусно рушил их Сут, каждый раз возвращаясь, снова обходя и проникая внутрь. И он был, пожалуй, единственным живым человеком, которого он бы предпочел никогда не видеть и не пускать в свою жизнь, с одной стороны. Но с другой, он легко мог прекратить непрошенные визиты, мог навсегда выгнать его из Лас-Невадаса, только вот он не делал этого. Оставшись в кромешном одиночестве, ему хотелось иногда чувствовать просто что-то. Квакити уже не просил ласки и уюта, любви и счастья тем более. А эта конкуренция, постоянная борьба, вражда двух родственных душ разжигала в нем костер эмоций, и вот он уже чувствует что-то. Безусловно, это не любовь. Азарт, месть, страх одиночества, гордость — что угодно, но не любовь. Кью прекрасно понимал, что он не создан для счастья и здоровой любви. Его удел — сумасшедший подрывник, которого ему хотелось одновременно и убить, и поцеловать, надеясь на отвлечение от мыслей и постоянных страхов, уповая на понимание. Уилбур всегда понимал его, знал каждый страх и каждую мысль Кью, даже когда тот молчал. И на деле ведь они так похожи, почти не отличить, и в глубине сознания Кью понимал, что это так, но сам все всеми силами отторгал даже мысль об этом. Однажды он видел в этом человеке лидера, брал с него пример, но он не смог справиться с той властью, что оказалась у него в руках, он ошибся и навлек ужасающие последствия на весь сервер. И Квакити боялся оказаться таким же человеком и правителем. Cлишком долго и тщательно он создавал своё наследие и не мог лишиться его в мгновенье.       Но это ли то, что он хотел оставить после себя? На самом ли деле это его истинное наследие? Или же его забудут сразу же после смерти, выдохнут с облегчением и предпочтут никогда не вспоминать. «О мертвых либо хорошо, либо ничего», так ведь говорят? Это неправда. «О мертвых либо хорошо, либо ничего кроме правды». Зачастую люди забывают про полную вторую часть, теряя весь смысл. В таком случае, память Квакити была бы забыта навек, люди бы умалчивали всё.       Тогда есть ли смысл притворяться и сопротивляться? Никто не смог дать Квакити ту самую любовь тогда, когда он о ней просил. Теперь же он, подобно Суту, озабочен лишь своими делами и успехом, его абсолютно не волнуют чувства.       Квакити не смог создать достойное наследие, такое, какое изначально и хотел. И потому он оставит совершенно иной след в истории сервера.