Зависимость

Хуа Чэн зависел от прикосновений к своему божеству. Случайных, прикрытых нелепыми причинами, таких нужных и полнующих застывшее сердце. Стряхнуть пылинку с плеча, поймать насекомое в волосах — Хуа Чэн находил десятки оправданий легким, словно крыло бабочки, касаниям. Целомудренных и пронизанных чувством вины за то, что пачкал гэгэ своими желаниями. Если бы Се Лянь знал, что скрывается под невинным «Гэгэ, у тебя листик в волосах запутался, дай уберу», он бы выставил Хуа Чэна за порог. Не позволил спать на одной с ним циновке. Хуа Чэн выдохнул, ненужно и рвано, прижимая ладонь к хранящему остатки тепла плащу, которым укрывался Се Лянь. Если бы сердце князя демонов могло биться, оно бы раскрошило ребра изнутри. — Ты замерз, Сань Лан? Хочешь, я поделюсь с тобой? Погруженный в сомнения Хуа Чэн не заметил, как принц вернулся. — Только тебе придется лечь ближе, ладно? Се Лянь помедлил, давая ему время отказаться, и опустился на циновку рядом с Хуа Чэном. Натянул плащ до подбородка, смущенный тем, как близко они находились. — Так уютнее, правда? Ключицы демона согревало дыханием Се Ляня. Хуа Чэн давно не чувствовал себя настолько беспомощным. Как градоначальник, как князь демонов, как один из Четырех Бедствий, сразивший тридцати трех небожителей за одну ночь, он привык держать ситуацию под контролем. — Да, гэгэ. Се Лянь задел ладонью грудь Хуа Чэна. Слишком медленно и выверенно для случайности. — Если Сань Лан хочет, достаточно попросить, — щеки принца сравнились цветом с плодами персика. Смущение сгущало воздух между ними. Делало его почти осязаемым, терпким и полным невысказанных желаний. Хуа Чэн опустил веки: достоин ли он того, чтобы просить о большем? — Гэгэ. — Сань Лан? — Гэгэ, ты серьезен сейчас? Се Лянь кивнул, сминая в пальцах ткань рубашки. Серьезен. Уже несколько месяцев как, с тех пор, как ему стало недостаточно держать пристойную для божества и верующего дистанцию. Хуа Чэн сжал лицо Се Ляня в ладонях, осыпая откровенно пылающие щеки поцелуями. Долгими, чувствительными, оставляющими на коже прохладное послевкусие. Ресницы Се Ляня задрожали. Может быть, он тоже дрожал, не замечая этого. — Гэгэ, — дыхание Хуа Чэна смешалось с его собственным, уравновешивая температуры их тел. Живое, пылающее тепло и застывший холод. Губы Хуа Чэна были мягкими и податливыми. От нежности, с которой он касался, почти не стыдно было признать, что Се Лянь никогда не… прежде не… что он не имел ни малейшего представления о поцелуях. Как будто его способ совершествования не предполагал этого, как будто это уже не было известно всем небесам. С Хуа Чэном все ощущалось иначе. Се Лянь толкнулся языком между его губ, исследуя, лаская, и по тихому стону понял, что делал все правильно. Не разрывая поцелуй, принц притянул Хуа Чэна ближе и… Услышал треск. — Сань Лан? — Се Лянь озадаченно отпрянул. Он же не мог сломать князя демонов, увлекшись первым поцелуем? В конце концов, даже для преследуемого неудачами бога это чересчур. — Ты… в порядке? — Гэгэ беспокоится, что порвал рубашку? — Хуа Чэну нестерпимо хотелось прижаться к губам, задержать на них вкус Се Ляня. — О. То есть, это была рубашка? — Гэгэ подумал, что это был я? — Хуа Чэн подавил улыбку, но та все равно виднелась в подрагивающих уголках рта. — Нет, — солгал Се Лянь, устремив взгляд в потолок. — Может быть. Сань Лан, это не смешно! Принц невольно захихикал сам. — Ладно, немного смешно. Мы… повторим? Хуа Чэн кивнул. Он зависел от прикосновений к своему божеству. И теперь ему предстояло узнать, что эта зависимость взаимна.