Musica della vita

Сердце захватывает. Кульминация. Слова будто написанные кровью на бумаге, разлетались по залу, окружая, волнуя. Это было настолько невообразимо красиво и больно одновременно. Он кричал, кричал о прошлом или то было лишь страшное будущее... Давид тяжело дышит, глаза поднимаются наверх, а рука тяжелеет, опуская микрофон. Он весь дрожит. Зрачки бегают. Ему так страшно... Что это было? Неужели он смог рассказать что то, понять, что они знают... Знают о чем этот текст, понимают и осознают смысл. В уголках глаз скопились слезы. Он уставился куда-то в пол, почти не моргая. Это пугало. Вдруг оковы падают. Он слышит всё. Слышит возгласы и крики фанатов. Нет. Они не знают. Не понимают. Так даже лучше. Он не готов. Обхватив ладонями свои плечи, что накрыты мягкой тканью пиджака, он вдруг развернулся. Направился вон со сцены. Всё это давило. Ему нужно было побыть в тишине, наедине с мыслями... Томас опомнившись понёсся за вокалистом, но рука в чёрной перчатке его остановила, требовательно возвращая назад. - Нет. Дай ему время прийти в себя. - с осторожностью проговорил Торкио. Белый коридор. Стены, потолок, пол... Всё. Он сейчас сойдёт с ума. Нужен дорогой виски, сигареты... Да что нибудь! Лишь бы... Лишь бы снова чувствовать эту беззаботность. Долой навязчивые мысли, иначе долго он так не протянет. На ходу он кидает дорогой пиджак в руки какой-то девушке, скидывает наушники. Злится, когда не получается открепить. Блондинка лишь стоит, провожая взглядом парня, что на редкость груб и резок. Он старательно скидывает галстук, что так противно сдавливает горло. Вещь оказывается где-то в углу. Он рвёт молнию на сапогах, кидая их в сторону. Если сейчас же не покурит, сдохнет в муках. Противно, Боже, противно от самого себя! Как он слаб... Это всего лишь песня. Обыкновенные слова и музыка. Он видит в этом большее. Наверно, свою жизнь. Он - это остатки музыки, сложившейся в красивую мелодию ноты, что издаёт его собственная натура. Он весь сплошь окружён музыкой. Каждое слово, каждая нота... Всё это оттенки его песни. Кажется, будто она сейчас прервётся на вопль отчаянья, а после будет весёлый припев. Боль - это тоже часть жизни, а он просто не готов к этому. Он никогда ещё не получал боль от собственной музыки. Зажигалка предательски не горит. Он только злится, психует, и, наконец, получает долгожданный огонёк. Вдыхает одурманивающий дым. Чувствует себя живым. Вдох... Словно очаровывающие звуки скрипки, так приятно разносятся в груди. Остаются следами где то дальше. Сопровождают, окутывают и наконец успокаивают. Смычок медленно, плавно и трепетно проходится по струнам, лишь поглаживая. Звук, мелодия, целая музыка... И вновь тихим, невнятным отголоском внутри сердца раздаётся звук... Легче. В комнате становится шумно. Он чувствует. Кто то совсем рядом, кто-то хочет помочь. Тёплые пальцы ложатся на плечи. На лице Дамиано появляется робкая улыбка. - Как ты? - тихо шепчет Торкио, встретившись с покрасневшими глазами. - Я... Я просто немного... Даже слишком... Эмоционален. - голос срывается, падает, затихает. Итан обеспокоен его состоянием. - Извините... Это было глупо. Так... Сбегать. - кажется боль возвращается, растекается по телу. Он невольно всхлипывает. Ладони обвивают его трясущееся тело. Неестественно крепко прижимают вокалиста к груди Торкио. Он так аккуратен, что боль затихает. Так трепетен, что вновь слышится мелодия прекрасной скрипки... Даже виолончели. Или это райская музыка арфы? Давид упирается носом в шею, когда руки барабанщика с осторожностью поглаживают спину. Он оказывается бывает так нежен, так заботлив... Глаза снова встречаются. У Дамиано лишь тёмная пустота. Но глубина охватывает и Итан готов раствориться. Глаза драммера сейчас наполнены тонкой нитью надежды, что скомкана в огромный клубок. Он жаждет, ожидает громче слышать эту симфонию счастья жизни вокалиста. А Дамиано... Он позволяет. Рука поднимается ввысь, сталкиваясь с ладонью Торкио, когда он бережно соединяет их в замок, не отводя взгляд от той глубины. Дамиано прикрывает глаза, часто дыша. Губы опаляет горячий воздух. Он соглашается, на то предложение Торкио. Без слов понимает всё, что так хотел сказать парень, когда робко касается его губ. Практически сразу со страхом отстраняется. Этот звук, опять. Тихое колебание натянух струн. Не скрипка, не арфа... Вновь поцелуй, наполненный медленными и тянущимися движениями. Темнота, а среди неё лишь огромный рояль. Итан с осторожностью давит на клавиши накрыв своей рукой горячие пальцы Давида. Та мелодия - лучшее дополнение, своеобразная вариация жизни Дамиано. Это новое, таинственное для него. Непременно прекрасное и ужасающее своей огромной неизвестностью. Или заново открытое барабанщиком? Каждая новая клавиша, новый звук, новый оттенок такой обожаемой Дамиано любви. Его неосторожность и неопытность исправляет Торкио. И вот... Последний аккорд, минорный, отсылающий к началу, но предвещающий конец. Барабанщик неловко отходит тут же убирая руки. Тканью рукава вытирает губы, стараясь забыть всё это. - Прости... Я понимаю, это слишком. Дамиано завороженно смотрит на своего Итана. Кукольная улыбка украшало его лицо, а глаза лишь иногда посматривали на тонкую алую полоску губ. Он наконец оживает. Делает осторожный шаг вперёд, дабы не спугнуть парня и медленно кладёт ладонь на бархатную кожу щёк. Поглаживает, когда те заливаются румянцем. Привстает на носочки и робко целует, лишь осторожно дотрагиваясь губами, но остовляя влажный след. Уголки губ Торкио дергаются в улыбке. Он опускает взгляд. Дамиано секунду выжидает, а после решается обвить это тело, крепко прижав к себе. Так сильно, чтобы наконец-то снова услышать эту пьесу. Снова почувствовать незабываемую лёгкость и радость мгновения, когда внутри лишь симфония громких воспоминаний. Эти ноты оказались спасением собственной мелодии Дамиано. Ему так не хватало этих иногда грубых, раскатистых, но в тоже время чарующих отрывков. Они влились, звуча в унисон с прекрасной скрипкой мастера. Он теперь не нуждается ни в чем. Лишь эта музыка... Вечно бушующая внутри и волнующая всё вокруг.