Обезьянка номер ноль

Руфус совершенно не удивился, когда в его комнату буквально влетел бешеный серебряный вихрь и одним махом снес все стоящие на столе мелкие статуэтки. - Сядь, остынь и говори, чего стряслось-то, - меланхолично протянул будущий президент Корпорации, глядя на то, как Сефирот в бессильном бешенстве мечется по его комнате, беспрестанно круша и роняя дорогие безделушки и швыряя на пол стоящие на полках книги. - Слушай, да погоди мельтешить! Голова начинает болеть от твоего забега по моей комнате! И, между прочим, вещи и книги очень дорогие, так что... Сефирот резко остановился, сник и одним движением рухнул в кресло. Мебель жалобно заскрипела, возмущенная такой бесцеремонностью. Руфус удивленно приподнял брови: за пару лет знакомства он еще ни разу не видел своего странного товарища в таком расположении духа. Обычно Сефирота было ничем не пронять: он практически ничего не боялся, видимо, не чувствовал физической боли, и всегда был спокоен и невозмутим. Но то, что Руфус видел сейчас, не влезало ни в одни рамки... Между тем Сефирот повернулся к нему и посмотрел своими невозможными нечеловеческими глазищами. Руфус отпрянул, прочитав в их глубине дикое, нереальное отчаяние и мольбу. Дело было совсем плохо. И тогда Сефирот робко произнес всего одно слово: - Помоги! Руфус испугано пробормотал: - Ифритова печень, да что случилось-то? Профессор Ходжо на очередном осмотре внезапно очень внимательно оглядел Сефирота с ног до головы, на минуту задумался, а потом хмыкнул: - А ведь тебе уже четырнадцать лет. М-да. Ну-ка, раздевайся! Сефирот покорно стянул с себя лабораторную робу и украдкой поморщился - в кабинете у Ходжо как всегда было стыло, как в холодильнике. Не то, чтобы он замерз, привыкнуть к этому было нетрудно, но приятным такое назвать было тоже очень сложно. Ходжо обошел его, тщательно разглядывая со всех сторон, словно видел впервые, а потом разочаровано вздохнул: - Н-да, наверное, рановато пока. Тощий, нескладный, да и размеры не впечатляют, дааа.... Ну, да ничего. Начнем тогда с твоего просвещения. Скажи мне, Сефирот, ты в курсе, откуда берутся дети? Мальчик растеряно кивнул. Он явно не ожидал подобного разговора, и уже мысленно настроил себя на ожидание новой порции обследований или бесчеловечных экспериментов, но это... Неловко переступая босыми ногами по ледяному полу кабинета, он, пожав плечами, спокойно ответил: - Я читал книги. Биологию. И еще художественную литературу. Могу назвать авторов. - Биология! - профессор зашелся истеричным злорадным смехом. - Да-да, пестики-тычинки, мышки-жабки-птички! Замечательно! Художественная литература, говоришь? Этот бред я вообще запретил тебе читать! Нет, дорогой мой мальчик, я спрашиваю, в курсе ли ты, как это происходит у людей? Не с точки зрения всяких там больных на голову поэтов и прозаиков, а сам процесс спаривания? Только это и должно тебя интересовать, и только с научной точки зрения. Тебе уже четырнадцать, и формально ты готов к тому, чтобы пройти данную процедуру. Правда, твоя будущая партнерша еще, скорее всего, слишком мала, чтобы выносить полноценное потомство, зато она гораздо более чистокровна, чем ты, и я наконец получу именно тот образец, который и был нужен мне для исследований. Жаль, что твоя генетика тебя и меня подвела, и ты годен лишь для оплодотворения подходящей самки. Если бы военный отдел не решил, что твои таланты им вполне подойдут.. Но, впрочем, это пустое. Твоя пара еще пока не совсем готова, и ей понадобится некоторое время... Но это ведь не мешает нам тебя подготовить к твоей главной миссии? Не так ли? - Я думал, что моя миссия - стать героем для Корпорации, - потрясенно прошептал мальчик, растеряно глядя на воодушевленного профессора. - Ну да, теперь твое существование оправдывает только это, - согласился Ходжо. - В проект вложено слишком много средств, и такой подставы с твоими бракованными генами никто не ожидал. Впрочем, если вы сможете зачать здоровое и жизнеспособное потомство, все будет хорошо, и геройствуй себе дальше, сколько тебе влезет, пока не сдохнешь во славу Корпорации. Мальчик отшатнулся, словно профессор его ударил. Столько лет боли и унижений, участия в странных исследованиях и экспериментах и изматывающих тренировках, и все зря? Он - никчемный бракованный образец? Но он привык прятать свои эмоции и потому только тихо сказал: - Если это на сегодня все, позвольте мне одеться, у меня еще тренировки, - и он наклонился, чтобы поднять валяющуюся на полу робу. - Стоять! - рявкнул профессор, бешено сверкнув очками.- Кто тебе разрешил одеваться? Или сюда, - он схватил мальчика за руку и поволок в смежную с лабораторией комнатушку. В комнатушке обнаружилась огромная стеклянная стена, открывающая вид на смежную с лабораторией комнату, в которой Ходжо обычно проводил над ним различные эксперименты. Возле стены стояла пара стульев, и профессор буквально швырнул Сефирота на один из них. Затем мерзко ухмыльнулся: - Мы еще не окончили наш разговор. Сядь и смотри! ...Руфус задумчиво посмотрел на Сефирота, а затем внезапно включил погромче стоящее на столе радио. Поймав непонимающий взгляд друга, просто объяснил: - Чтобы никто не услышал, о чем будет наш разговор. Пусть думают, что мы музыку слушаем. Сефирот покорно кивнул: музыка, так музыка. Он и на это согласен, если Руфус сумеет помочь. Больше-то ему просить об этом не у кого. По радио пела какая-то девичья группа. Сефирот невольно прислушался к тексту. С недавних пор, когда Руфус открыл для него музыку, у него появилось небольшое увлечение: он пытался вникнуть в тексты песен и понять, о чем вообще в них идет речь. Текст у этой песни был, прямо скажем, странноватый... Никому никто не виноват, Каждой луже - по своей луне. Только больше нет координат, На которых ты найдешься мне... Я уже не там, а ты не здесь, Разминулись глупо облака. Обезьянка, ты пока что есть, Обезьянка, я жива пока... Руфус, увидев, как он внимательно прислушивается, только отмахнулся: - А, модная сейчас группа. Фигню всякую поют. Так в чем дело-то? Сефирот облизал вмиг пересохшие от волнения губы и выпалил: - Надо выкрасть Аэрис! И... ее мать. ...Сефирот еле сдерживал подступающую к горлу тошноту, но профессор железными пальцами сжимал его подбородок, не давая отвернуться, и заставляя смотреть на то, что происходило в комнате. На лабораторном стенде совокуплялась совершенно обнаженная пара. Женщина была пристегнута к стенду усиленными металлом ремнями, и ее беззащитная, открытая поза напомнила ошарашенному подростку самого себя во время сессий обследований и экспериментов сумасшедшего профессора. Вот точно так же Ходжо привязывал его к этой научной дыбе, без единой возможности уползти, защититься, закрыться... Мужчина же был свободен, но перед самим процессом к нему подошла лаборантка и ввела что-то в его вену, после чего его поведение стало напоминать сначала одичалого зверя, и он с рычанием набросился на привязанную женщину, подминая ее под себя. Но скоро его словно подменили и дальше он двигался механически, словно робот. Ритмичные, бессмысленные и беспощадные движения заведенного механизма, не более. Женщине было явно больно и страшно, и мальчик видел, как из ее глаз текут тоненькие дорожки слез, но она тоже молчала, словно была такой же машиной, и терпеливо ожидала конца своих мучений. - Это мерзко, - тихо произнес мальчик, закрывая глаза, чтобы не видеть того, что продолжало происходить в лаборатории. - Вот еще глупости! - рявкнул профессор, хватая его за плечи и встряхивая так, что челюсти Сефирота невольно клацнули. - Чушь! Это не мерзость, а всего лишь обычный процесс размножения. То, что ждет тебя совсем скоро, когда твоя партнерша будет готова. Сиди и смотри, и привыкай к мысли, что в данной миссии тебе будет просто необходимо все сделать так, как надо. Еще не хватало, чтобы ты тут своими истериками сорвал мне проект всей моей жизни! - Я не истерю, - ледяным тоном прошипел мальчик, и глаза его загорелись очень нехорошими огоньками. - Я просто выражаю свое мнение. Это мерзко. Вот так... И я не хочу делать что-то подобное. - Мерзко не мерзко, - досадливо отмахнулся профессор. - Кто тебя, мать твою, спрашивать будет? Вот подтвердится, на днях, что у девчонки начались месячные, и на этом все. Скорее всего, парочку месяцев подождем, хотя, а чего ждать-то? Запомни, щенок, ты всего лишь мебель Корпорации, собственность Шин-Ры и моя, и твоего мнения тут никто спрашивать не собирается. А всякие там романтические бредни пора выкинуть из твоей тупой башки! Я говорил твоим наставникам, чтобы не давали тебе в руки всякую беллетристику! Физиологический процесс это всего лишь физиологический процесс. А свои любовь-романтику-цветочки засуньте-ка себе в задницу! Впрочем, чего я с тобой тут нянчусь? Сделают тебе инъекцию - так сам на нее радостно запрыгнешь! - Ни на кого я прыгать не буду, - упрямо вскинул подбородок мальчишка, но профессор вдруг переменил свою тактику: - Хммм, не будешь, значит? Чистоплюй ты наш... Ладно, хрен с тобой! Ну, тогда придется твою подружку осеменять другим способом, и он совсем не такой гуманный, как естественный путь. Тебе же будет ее жалко? Я так думаю, что да... Вот и будь умницей, если тебе дорого здоровье твоей мелкой подружки. Нехорошее предчувствие закралось в душу Сефирота, когда он прямо спросил у профессора: - А причем тут Аэрис? - Да притом, что твоя подружка - очень даже чистокровная Цетра, как и ее бешеная мамаша, которая до сих пор наотрез отказывается со мной сотрудничать, и, скорее сдохнет, чем пальцем пошевелит ради неприкосновенности своей ненаглядной дочери. Да, и именно эта сопливая девчонка и есть твоя пара... ...Моя веселая, Моя смешная боль... Я - обезьянка ноль, Ты - обезьянка ноль... - Так мать Аэрис жива? - удивился Руфус. - Жива, - покачал головой Сефирот. - Я не знал этого. И Аэрис тоже не знает пока. Никто из нас не знал. Он держит ее в отдельной камере, и никого к ней не подпускает. Говорят, он проводит над ней всякие мерзкие эксперименты, но что-то у него идет не так, и он на нее очень зол, и даже допускает, что придется ее убить. Когда я прямо спросил его про мать Аэрис, он начал на меня орать и говорить всякие гадости... Суть была в том, что для Корпорации зачем-то очень важно заполучить чистокровную Цетру. Ифална как раз подходила для этого, но наотрез отказывается от сотрудничества, и не хочет помогать ему в его исследованиях. Я, как он мне объяснил, должен был стать для Корпорации ключевым проектом, но оказался не настолько чистокровен, и вообще, видимо, бракованный экземпляр. Хотя по его словам, возможно, мое потомство будет более подходящим для продолжения работы над проектом. Только есть одна загвоздка - для этого я должен буду спариться с чистокровной Цетра... - Ну-у, - хмыкнул Руфус, задумчиво разглядывая расстроенного Сефирота. - Я от своего папаши слышу постоянно, что с бабами очень классно все. Он у меня их очень любит и частенько всяких девок к себе таскает. Может, все не так страшно? Переспишь один разок... Взрослым это очень нравится. Может, тебе тоже нормально будет. Хотя, Ифална, наверное, старовата для тебя будет, зато опыт есть... - Какая, к багрискам, Ифална?- мгновенно вскочил с кресла Сефирот. - Ты что, меня совсем не слушаешь? Моя пара - Аэрис! И я не хочу этого! Не с ней! Не так! Она такая... А это все... Это так мерзко, Ру, совсем не как в книгах твоих. То, как это будет у нас происходить, врагу не пожелаю, а тем более ЕЙ. - Аэрис? - потрясенно пробормотал Руфус. - Н-да, дела... Она же совсем мелкая еще... И дурочка такая, прямо обезьянка,как в этой дурной песне... Ладно, я понял тебя. Постараюсь что-то придумать. У меня знакомый ТУРК есть, мировой парень, ученик самого Вельда. Ценг. Отец его ко мне типа телохранителя приставил. На него можно положиться, я с ним поговорю, и, возможно... Только пока никому ничего не говори. - Спасибо, - тихо прошептал Сефирот, сжав на секунду в благодарном пожатии руку своего внезапного друга. А по радио все продолжали заливаться модные девицы со своей странной песней: Честных психов можно не лечить: Не отпустит ни тебе, ни мне. С этой грусти нам не соскочить, Обезьянки будут жить в тюрьме. Обезьянки будут жить в тюрьме: Всем любовь, а обезьянкам грусть. Обезьянка, ты приснишься мне, Обезьянка, я тебе приснюсь... Ровно через неделю у них все получилось. Сефирот пришел в комнату Аэрис посреди ночи в сопровождении молодого черноволосого ТУРКа и Руфуса и привел с собой бледную и худую, еще молодую, измученную женщину. Аэрис недоверчиво смотрела на изможденную, еле живую фигуру в мешковатой лабораторной робе. Женщина была почти седой, с заострившимися чертами лица и глубоко запавшими глазами, но тем не менее, потрясенная девочка узнала ее и, давясь не сдерживаемыми тихими рыданиями, повисла на ее шее: - Мама? Мамочка... Сефирот и Руфус украдкой переглянулись и Руфус молча сжал руку своего старшего товарища - такая тихая и безмолвная поддержка одного сироты другому. Оба росли без матери и прекрасно понимали, что все отдали бы за подобную встречу. Но теперь следовало торопиться. Руфус наклонился к бледной, еле стоящей на ногах Ифалне и заботливо поинтересовался: - Мадам, вы можете идти? Вам нельзя медлить. Вас могут хватиться в любой момент. Мой человек поможет Вам с дочкой выбраться из здания и затеряться в городе. - Да-да, Богиня благословит вас, мальчики, - горячо зашептала несчастная женщина, прижимая к себе свою снова обретенную дочь. - Я все понимаю, мы уже уходим, Аэрис! Храни вас обоих Богиня! Планета не забудет вашу доброту! Но Аэрис внезапно упрямо насупилась: - Без Сефа я никуда не пойду. Стоящий в стороне Ценг торопливо напомнил: - Семпай, скоро смена охраны на пульте, тогда я уже не смогу их вывести! Девочка мертвой хваткой вцепилась в Сефирота, упрямо отказываясь идти и мотая растрепанной головой. Тогда мальчик наклонился к ней, внимательно заглянул в заплаканные зеленые глаза и тихо проговорил: - Послушай меня, Аэрис, вам с мамой надо сейчас сбежать и спрятаться. Но потом я тоже отсюда сбегу, обязательно, и найду вас! А пока, ну, я же твой герой. И должен прикрыть ваш побег и запутать следы, и спасти от злодея-профессора. Все будет хорошо, ты мне веришь? - А ты точно отсюда убежишь и нас найдешь? - со странной тоской в голосе спросила девочка, сжимая материну ладонь. - Да, найду, обещаю тебе! - твердо сказал Сефирот. - Давай уже! Беги, обезьянка! - Сам обезьянка, - фыркнула Аэрис, но тут же послушно пошла за Ценгом и Ифалной. Когда они скрылись в боковом коридоре, Сефирот тихо засмеялся: - А ведь верно, я тоже всего лишь обезьянка. В клетке. Обезьянка номер ноль! Как в той дурной прилипчивой песне. Лабораторная тварь в клетке... Но, возможно, клетка однажды откроется, а, Аэрис? Руфус неодобрительно покачал головой: - Зачем ты ей соврал? Тебя же теперь точно отсюда живым уже никто и никогда не отпустит. Теперь ты - единственный подопытный в этом эксперименте, и профессор на тебе точно отыграется. И даже я буду не в силах больше тебе помочь... - Вот и замечательно, - согласился с ним Сефирот. - Это не страшно. Я уже привык. Главное, что их он теперь никогда и ни за что больше не достанет, а я... Обезьянки будут жить в тюрьме... Всем любовь, а обезьянкам грусть. Обезьянка, ты приснишься мне, Обезьянка, я тебе приснюсь. Моя веселая, Моя смешная боль... Я - обезьянка ноль, Ты - обезьянка ноль...