Дни нашей юности: Доверие

      Когда около восьми вечера в дверь постучали, Рикарда была уверена, что это им с отцом привезли пиццу. Но вместо доставщика за дверью оказалась знакомая, но весьма неожиданная в такое время долговязая фигура.       — Эдди?.. — Рика удивлённо глядела на совершенно мокрого, переминавшегося с ноги на ногу парня за порогом.  — Что-то случилось?  Но ты проходи, — она спохватилась и суетливо замахала руками, — проходи скорее!       Не проронив ни слова, пугая Барнс этим ещё больше, Энджелл кивнул и, припадая на правую ногу, вошёл в прихожую. Скинул джинсовку и вымокшие кеды. Отряхнул воду с волос. Прошёл в ванную… И всё в гробовом молчании.       — Эдди! — Рика следовала за ним по пятам. — Эд! Ну что случилось, говори уже! Что с тобой?       Парень только тряхнул головой. На лице застыло пустое выражение, глаза остекленели.       — Донован! — он вздрогнул от окрика и покосился на перепуганную и раздражённую Барнс. — Что происходит?       — Можно я прилягу? — жалобным шёпотом попросил Энди. И Рика поняла, что всё очень-очень плохо.

***

      Энди лежал на животе, обняв подушку, и чутко дремал, когда в полутёмную, обклеенную постерами комнату вернулась Рика со стопкой сухой одежды.       — Я папе сказала, что ты у нас, не уточняя, в каком состоянии и по какому поводу. Как минимум потому, что сама ничерта не знаю ответов, как максимум — Кэт с мамой на пару дней уехали, на кастинг какой-то, вроде, и проблему лучше решить до их приезда. Если не хочешь слушать крики и причитания Кэтти, конечно.       — Ай, осторожнее! — Эд зашипел, когда Барнс похлопала его по плечу и закатал рукав, показывая яркий синяк. — Пожалуйста…       — Опять отец, да? — сочувственно поинтересовалась девушка. Энджелл кивнул. — Да ладно тебе, Эд, не унывай, я помню, бывало и хуже…       Энди молча стянул кофту, морщась при резких движениях. Рика застыла, тупо уставившись на красные полосы разной яркости на его спине. Она, будто в трансе, провела рукой вдоль позвоночника, сосчитав пальцами остро выпирающие позвонки, и остановилась на первой ссадине. Энджелл шумно втянул воздух и напрягся, уставившись в одну точку на стене. Барнс поспешно убрала ладонь и нервно сцепила пальцы, не зная, куда девать руки от волнения. Нет, в тот раз, когда Эд пришёл в школу с заклеенной скулой, по которой его резанул стеклом пьяный отец, хуже не было.       — Энди… Это что надо было сделать, чтобы человек так… чтобы этот зверь… Я… — Рика поджала губы,       — Мама с работы когда пришла, этот, — Рике отчётливо послышалось, что парень скрипнул зубами от злости, — уже пьяный был, но не в стельку. Увы, а то валялся бы бесформенной кучей на кафеле и не приносил проблем… В общем, он набросился на маму, мол, что она еды не приготовила?! А она спокойно так, вкрадчиво, по-доброму — как с идиотами разговаривают — ему объяснила, что только вернулась и при всём желании не могла этого сделать. И тут он вспомнил про меня.       Энджелл стиснул подушку чуть сильнее и замолчал, собираясь с мыслями. Рика сидела на полу рядом и ждала, напряжённо бегая глазами по бледному лицу с прикрытыми глазами. Пыталась считать, что тот сейчас скажет.       — Отец набросился на меня с тем же вопросом. Отчасти он, конечно, был прав — я давно вернулся из школы и час точно сидел без важных дел, мог бы в это время хотя бы макароны сварить…             — Почему на плите пусто?! — мужчина схватил сына за шкирку и тряхнул, злобно глядя в глаза.             — Сказал бы — я бы приготовил. А вообще, мог бы и сам себе пельмени сварить. — отозвался Энджелл, не особенно пугаясь. Всё же, отец при всём желании не смог бы поднять сына под два метра ростом над полом, а к побоям Энди привык. «Бояться нечего». — беспечно думал он.       — Эд, это твоё свободное время, ты не обязан обслуживать эту пьяную рожу. И потом… — Рикарда взяла его за руку. — Потом, он всё равно был бы недоволен. Еда — это же просто повод, причина совсем…       — Да-да, знаю, ему просто надо снять напряжение, разрядиться. — невесело перебил её Энди. — Только вот я устал мириться с тем, что меня используют в качестве боксёрской груши. Поэтому я стал сопротивляться. Сначала дрался, — Эд продемонстрировал синяк на плече, — но он ведь сильнее меня, даже когда трезвый. А пьяный так вообще зверь… Потом я вывернулся и пытался бежать. Ну и ты сама видела, что я прихрамываю.       — Я думала, ты ногу подвернул… — Рика вытаращила глаза на него. — Ты ведь неслабо хромаешь! Он что…       — Он меня пнул под колено… Знаешь, там такое чувствительное место есть, — Барнс поморщилась, поняв, о чём речь, и невольно потёрла свою коленку, — вот туда и зарядил, прямо носком ботинка. Он же, когда домой пьяный ввалился, ботинок даже не снял, так и топтал грязь по полу… А мама моет, гнёт спину… — Энджелл нахмурился ещё пуще, и его рот искривился от злости.                   — Убери руки, ты, пьяная рожа! — Энди с силой оттолкнул отца, загораживая собой мать на всякий случай.                   — Ах ты, гадёныш! — бутылка просвистела в нескольких сантиметрах от виска парня и со звоном разбилась о стену, оставив на ней мокрый след. — Тварь! Я тебя научу, как с отцом разговаривать!                   Энджелл бросился к двери, таща охающую мать следом, но носок ботинка с силой врезался ему в колено, заставив повалиться на пол со злым рыком.                   — Не-е-ет, сукин сын, — зловеще прошипел ему на ухо папаша, обдав перегаром, пока тащил к кухне, — не сбежи-и-ишь. Я тебе урок на всю жизнь преподам, блядь неблагодарная.       — Пока я не пришёл в себя, отец меня на стол повалил… И… И стегать начал ремнём. Я знаю, такое наказание в некоторых семьях в порядке вещей! Но детям ведь обычно полагается ударов пять, и то несильных… чтобы просто поняли… А я потерял счёт после пятнадцати. Всего, наверное, около тридцати было… — Энди начал подрагивать, вспоминая, как лежал лицом вниз на столе и кричал, ругался, потом просил перестать, извивался, а удары всё сыпались и сыпались… — Сначала не очень сильные, а потом всё сильнее и сильнее… Он ремень ещё п-перевернул, чт-тобы пряжка п-попадала, и  замахивался так… — Эд махнул трясущейся рукой, будто бы изображая размашистое движение с оттяжкой, и снова впился пальцами в наволочку.                   Энди брыкался ровно до тех пор, пока тяжёлая рука не опустилась на его затылок так, что горло оказалось прижато к дальнему краю кухонного стола. Парень захрипел, вцепился в мясистые пальцы, тисками сжавшие его шею сзади.                   — Это только начало урока! — криво усмехнулся отец, рывком сдёрнул с сына штаны и задрал футболку.                   Энджелл задёргался сильнее прежнего. Он теперь уже не знал, чего можно ожидать от пьяного зверя за своей спиной. Обычно дело не заходило дальше пары ударов кулаком. Ну, за редким исключением… Костяшки врезались парню в позвоночник, вышибив дыхание и против воли заставив лечь смирно. А потом на поясницу обрушился удар. Энди позорно взвизгнул от неожиданности и рванулся вперёд, впиваясь пальцами в столешницу. Не заставили себя ждать и второй, и третий удары…                   — Как. Надо. Отвечать. Отцу? — на каждое слово приходился хлёсткий удар ремнём. — Неблагодарное отродье!                   Мужчина брал широкий замах и с оттяжкой опускал ремень на тело сына. Сначала Энди извивался, стиснув зубы терпел, не позволяя себе больше вскрикнуть. Но чем больше времени проходило, тем сильнее, яростнее становились удары. Отец с остервенением работал рукой, а у Энджелла с каждой минутой всё сильнее темнело в глазах, пальцы до побелевших костяшек впились в стол.       Рика вгляделась в красные пятна, шедшие сплошным рисунком от поясницы и продолжавшиеся, должно быть, под брюками, на ягодицах. Некоторые были блёклыми, просто покраснениями кожи, которые пройдут к завтрашнему утру. Другие грозили оставить синяки. Иные же представляли собой красные полосы с запёкшейся кровью. На концах многих расцветали синяки — должно быть, от пряжки… Она опустила взгляд на свои руки — они дрожали.       — А потом… Потом мама прибежала. — Энди сказал это совсем обречённо, так что стало ясно сразу — больнее всего ему не за себя, а за мать. — Она заступилась за меня. И… И эта пьяная туша, он решил отыграться ещё и на ней! — Энджелл стиснул кулаки и вжался в подушку сильнее, слёзы побежали из глаз. — Пока он махал ремнём, то продолжал пить, и теперь пустую бутылку… на спину… прямо между лопаток… Мама, она же такая хрупкая, худая…                          Сначала она смирилась. «Пару ударов Энджелл вынесет, ему не привыкать, а Роберт успокоится и уйдёт…» — думала женщина, покорно стоя в стороне, пока старший Донован затаскивал сына на стол. Она лишь отвела взгляд, чтобы не видеть широко распахнутых, наполненных слезами глаз, и стала мысленно считать удары. На десятом она заволновалась. А на семнадцатом страх сковал её сердце, потому что сын перестал делать попытки встать на локтях. Его напряжённое до того тело бессильно распласталось на столе, а пальцы бессмысленно царапали деревянную лакированную поверхность.             — Роберт! Перестань, пожалуйста, Роберт! — мать повисла у пьяного мужа на руке, силясь прервать град ударов, которыми тот раскрашивал спину мальчика.             — Пшла! — гаркнул отец, нанося очередной удар и стряхивая худую женскую фигурку на пол.             — Роберт, остановись! — с угрозой и страхом в голосе закричала Селена, подкрадываясь к нему сзади. — Ты же убьёшь его!             — Пускай! Зато будет знать, как наг…             Он не договорил — Селена напрыгнула сзади и впилась пальцами в шею, пытаясь перекрыть доступ воздуху. Но что может худая, болезненная женщина против злого и пьяного мужика, на две головы выше её? Она закричала, когда бутылка ударилась о её спину. К счастью, толстое стекло не разбилось и оставило лишь сильный ушиб, но руки Селена разжала. Мужчина с рыком схватил её за волосы и встряхнул, а потом лицо его озарилось хищной улыбкой, и он потащил верещащую женщину за собой.       — А я убежал. Воспользовался тем, что этот выродок утащил маму в спальню, и убежал. К тебе. Я трус, Рик. Трус и предатель… — он поднял умоляющий взгляд на Барнс, и в этих глазах было так много раскаяния, так много стыда, ненависти к себе… — Мамочка, прости, прости меня, прости! Я должен был остаться! Должен был продолжить терпеть! — Так, Энди, тише. Тише. — Рика обняла глухо всхлипывавшего парня сзади за плечи, подавив дрожь при виде закушенного, чтобы не рыдать в голос, запястья. — У-у тебя… У тебя шок, истерика… — девушка едва подбирала слова. — Ну не надо, Эд, не плачь, ну пожалуйста… — Я не должен был сбегать… А теперь я должен вернуться. Должен… Но я не могу, Рик, не могу, понимаешь? — медовые глаза в отчаянии поднялись на Рику.  — Мне страшно. Я боюсь, что теперь он меня убьёт. — зашептал Энди и начал судорожно вздрагивать, уставившись в одну точку обезумевшим взглядом. — Свяжет и бросит в подвал, а потом будет морить голодом и избивать каждый день… Но там мама… я слышал, как она кричала в комнате… Нет! Нет, я не могу! — Эд… Энди, послушай меня. — мягко начала Барнс после долгого, мучительного молчания. — Ты правильно сделал, что убежал. Там ты бы не помог ни ей, ни себе — никому. А теперь, когда ты немного отойдёшь и успокоишься, мы с папой напишем заявление в участок. — она погладила парня по волосам и невольно перевела взгляд на изуродованную поясницу. — Эта тварь без наказания не уйдёт. — Ты чудо, Рикки. — улыбнулся Эд сквозь слёзы. — Просто чудо. — Знаю, дорогуша. — отозвалась Рикарда, скрывая дрожащие губы за знакомой Энди кривой усмешкой и самоуверенностью. — А теперь я за аптечкой. Но сначала… — она склонилась над бледным лицом и поцеловала Энди в щёку, шепнув на ухо; — Не переживай, Энди. Мне ты можешь доверять. И папе моему. Он всё устроит.