Шторм

      Толща воды беспощадно давила. Воздух в лёгких заканчивался. Барахтаться уже не имело смысла. Жизнь рассыпалась, как песок сквозь пальцы. Закрыть глаза и не видеть, не чувствовать. Но что то схватило за рёбра и с силой вытащило на воздух. Внутри всё жжётся, а вода вытекает из рта. Неужели жива? Глубокий вдох, и тут же приступ ужасного кашля что дерёт горло. Глаза всё ещё закрыты. Кто то кричит. — Дура, ты ж плавать не умеешь! Куда на глубину полезла? — это кажется мама. Стоп, что? Мама мертва, как пол года уж развеяна прахом над морем.       Девушка открыла глаза. Потолок, весь в трещинах, ремонт бы сделать. А крик? Ах, точно, она забыла окошко на ночь закрыть.       Тяжёлый вздох и тут же новый приступ кашля, что вытолкнул весь воздух из лёгких. Тяжело дыша, ей пришлось встать с кровати. Дойдя до ванны и найдя полупустой, серебристый блистер с таблетками, выпила сразу пару штук, для надёжности. Взгляд она на зеркало упорно не поднимала. Знала что увидит там то, что не понравится.       Дойдя обратно до постели, медленно присела на измятую простынь. Мир вокруг плыл и плавился, как масло на сковороде. На виски давила сила тяжести, и под этой самой тяжестью она сгорбилась и сжалась, как старушка лет семидесяти.       Милая песенка что раздалась со стороны прикроватной тумбы немного привела в чувства. Она взяла телефон и посмотрела на экран. Сдвинула зелёный значок в право и тут же услышала: — Здравствуйте, Гринаева Ева Романовна? — Здравствуйте, да… А это? — Следователь питерского МВД Северов Вячеслав Евгеньевич, хочу сообщить вам что ваш… знакомый, Сергей Разумовский сбежал из психиатрической больницы в которой находился последний год, и мы просим вас… посодействовать полиции в его «возвращении», можете заехать в отдел сегодня? Желательно побыстрее… Если нужно мы пришлём за вами нашу машину… ради безопасности… — Простите, он… он сбежал? Как? Там же охрана, столько людей… Вы шутите? Это совершенно глупая шутка… Я не верю вам… — Ева поймите мы печёмся о вас, ведь вы имели с ним более близкий контакт и есть шанс того, что он попытается связаться с вами, в свою очередь мы перехватим его и упечём обратно. — Да даже если я поверю вам сейчас, и приеду в участок, что… то что дальше? Установите слежку за мной? Начнёте звонки прослушивать? Он… он не дурак, так просто не попадётся… Простите, я ничем не могу вам помочь. — Ева вы не пон…       Ева отключилась даже не дослушав того, что ей начал говорить следователь, если это конечно был он. Резко поднялась с кровати и ринулась в ванную, взяла всё ту же упаковку с таблетками и выпила ещё две. Выкрутила кран с холодной водой, зачерпнув, плеснула ей в лицо.       Ком застрявший в горле не позволял вздохнуть. Руки тряслись, а голова начала кружиться, как будто ты только что вышел с карусели. Она начала задыхаться. Медленно спустилась на холодный кафель ванной комнаты. Ева хотела умереть, прямо сейчас, в эту секунду.       Она не знала сколько прошло времени пока она, вся трясясь, немея от холода кафельной плитки, лежала на полу, тихо всхлипывая и теряя солёные до жути слёзы. Час, два, а может пару минут. Но нахлынувшая волна отпустила. Таблетки подействовали.       С глухой апатией девушка поднялась. Всё же посмотрела в зеркало. Смешно, нет правда смешно! Ничего не поменялось с тех пор, почти ничего. Взгляд поменялся. Теперь, когда то голубые, ясные, словно летнее небо, глаза потускнели. Стали блекло-серыми, как небо над Петербургом почти всегда в году, скулы стали чуть острее, и как будто пытались прорезать тонкую, бледную кожу на лице, сине-фиолетовые разводы под глазами явно давали понять что она не высыпалась уже, кажется, целую вечность.       Выйдя из ванной комнаты Ева глянула на телефон. Два пропущенных от того следователя. Всё также трясущимися руками разблокировала экран и зашла в поисковую систему. Не видя от пелены застилающую глаза, набрала «Сергей Разумовскиой». И казалось бы волна, что недавно отступила была готова подняться с новой силой, но горсть таблеток выпитых до этого, не дали этого сделать.       Первой в ленте поиска оказалась статья с кричащим названием «Убийца-психопат снова на свободе», опубликованная час назад. Информации особо не было, только громкие слова о том, что таких как ОН нужно казнить без суда и следствия. В общем то, следующие просмотренные статьи были похожего содержания.       Девушка выключила телефон, полностью, теперь до неё нельзя было не дозвониться, ни дописаться. Отбросив гаджет на дальний край кровати Ева выдохнула.       Резкий звук, прозвучавший с улицы заставил девушку вздрогнуть, а после выглянуть из окна, которое всё ещё было открыто. Немного отодвинув шторку Гринаева заметила знакомый силуэт, пытающийся войти в парадную. Она вздрогнула от паники охвативший её тело. Мысли безудержным торнадо крутились в голове: — Зачем он тут? Уходи, проваливай, тебе не рады! — Боже, пусть он уйдёт! — Ну да, было бы странно если бы они его не прислали, он напрямую связан с его делом.       А тем временем дверь парадной со скрипом открылась, время до неминуемой гибели через десять. Он поднимается по лестнице на первом этаже. Девять. Он понимает что лифт не работает и придётся подниматься по лестнице. Восемь. Поднимается на второй этаж. Семь. Минует лестницы третьего. Шесть. Поднимается на четвёртый. Пять. Находит нужную квартиру. Четыре. Проверяет, правильный ли адрес, по скомканной бумажке. Три. Заносит руку для стука в дверь. Два. Быстро выдыхает. Один. Стучит громко и долго. Он знает что она в квартире. Поэтому даже не даёт затеряться в голове мысли о том, что её нет.       Дверь не открывают около минуты. И он уже готов был снова постучать, как среди тишины слышит щелчок замочной скважины. — Здравствуй, давно не виделись, выглядишь скверно, если честно. — У меня то в жизни всё не так радужно, как у тебя Гром, видела, ты Пчёлкиной предложение сделал, рада за вас, а теперь проваливай, тебе здесь не рады, если честно, — выделила последние слова Ева. Не видела майора около нескольких месяцев, и ещё бы столько не видела.       Он тот, кто разрушил её сказочную страну, и он тот, кто не захотел брать ответственность за это. Так пусть катится теперь на все четыре стороны. Ей нужна помощь, но не его так уж точно. Девушка собралась было закрыть дверь, но майор подставил ногу не позволяя этого сделать. — Я… — он не договорил, конец фразы поглотил безлюдный коридор дома. — Ты не меняешься Гром, — гнев — он как морская волна, накатывает с бешеной силой, смывая всё на пути, но когда вода отступает, можно разглядеть все ужасы последствий, — зачем ты пришёл? Я кажется, уже всё сказала следователю, не могу ничем помочь, — устало сказала Ева. — Ты можешь, просто не хочешь, и боишься, — Игорь невесело ухмыльнулся, — даю слово, тебя он не тронет, только помоги выйти на него и всё, дальше делом займусь я.       Гринаева опустила голову и покачала ей в разные стороны. Она проживёт свою жизнь не ввязываясь в криминальные склоки. Ей хватило одного раза. Эти грабли больно били, больше на них она наступать не хочет. Хватит с неё. — Я не могу тебе помочь, уходи Гром. — Я то уйду, но подумай на досуге, что будет, если этот психопат всё же доберётся до тебя, да и не только до тебя, много жизней на кон ставишь Гринаева, — и дверь с хлопком закрылась. Оставляя после себя эхо на лестничной клетке и не озвученное: «никто не думал обо мне, когда я тонула, так почему я должна сейчас беспокоиться о других?»       Ева с силой припечаталась спиной к металической двери, сползла на пол. — Нельзя так, — проблеяло чувство совести. — А как по другому?       В ответ тишина. Так и знала.       Она устала. Так сильно устала за свои двадцать шесть. И казалась бы жизнь вот-вот начала налаживаться… Если бы она налаживалась. Похороны, сначала отца, а потом и матери, антидепрессанты, снотворное, походы к психиатру. Но всё это напрасно. Она знала что лжёт себе. Жизнь до таблеток, и после ничем особо и не отличалась. И самые маленькие радости, становились самыми значимыми событиями в её никудышной жизни. Так много упущено, не сделано, не сказано.       А она убивается. Кажется ей, что жизнь сломана, как карточный домик. И сколько бы раз она этот домик заново не строила, он всё время рушится. А зачем Ева строила дом из карт, никто не знает, даже она сама.       Девушка всё-таки поднялась с паркета. Из-за резкого движения в глазах потемнело, облокачиваясь о стену, пошатываясь, она прошла на кухню. На столе стояла кружка с недопитым, со вчерашнего дня, чаем, ноутбук с включённым сериалом. Ева даже не до конца помнила сюжет, он работал в основном для фона. Заглушая тишину квартиры. Если же раньше девушка искала в тишине спасение, то сейчас она угнетала. Если тихо — значит ничего не происходит, да? Теперь это казалось очень глупо. Если тихо — значит что вот-вот начнётся буря, что унесёт тебя с собой.       Эта мысль не вызывала страха, только грустную задумчивость, что и побудило Еву уставиться в потолок. Именно сейчас он казался ей особенно старым и мрачным. Он нависал над девушкой, как будто грозя рухнуть на неё. Она на секунду закрыла глаза, но потом открыла их снова. Нужно решать как быть дальше. Жить спокойно, зная что ОН может поджидать за углом, не получится.       В голове всплыла картинка того дня. Он, день, начинался как обычно, как сотни дней до этого. В Питере всё так же пасмурно, прохожие всё такие же хмурые, старики в метро всё так же куда то едут с утра пораньше. Проснуться по будильнику, сходить в душ, позавтракать, собрать вещи и поехать в редакцию. Поболтать ни о чём с коллегами, показать новую статью начальству, спуститься в кафе на первом этаже, в обнимку с кружкой имбирного чая и ноутбуком сидеть там, пока из новой темы для статьи не выйдет что то путное. Снова подняться в офис, собрать вещи и поехать в башню «Вместе». На входе тебя приветствует, как всегда, голос жизнерадостной Марго. Поднимаешься на верхний этаж на лифте. А дальше… Тебя встречают с раскрытыми объятиями, спрашивают не голодна ли, и стоит ли заказывать доставку с едой.       В тот день курьер так и не приехал. Тот день Ева окрестила одним из самых худших в жизни. Столько огня, криков и слёз она никогда не сможет вытравить из своей головы. Она не говорила в слух, и не признавала этого, но ей жаль что так вышло. Ей хотелось бы вернуть то время. Ту холодную осень.       Она знала что неизлечимо больна. Хотя в современном мире сложно отыскать «здорового» человека. Все мы чем то больны, от чего то зависимы. Сидя в своей маленькой, уютной кухоньке, щурясь от солнечных лучей что попадали в окна, Ева расплакалась. Так глупо и по-детски, навзрыд. Ей хотелось чтобы её кто утешил, прижал к себе и гладил по голове, шепча успокаивающие слова. Хотелось тепла и ласки. Хотелось прекратить этот замкнутый круг одиночества. Хотелось не зависеть от обстоятельств.       Ева зарылась пальцами в свои волосы, с силой сжимая кулаки. Такая боль отрезвляла, приводила в чувства. Этот огонь, сжигавший ее изнутри… Казалось, он не угаснет никогда. Когда она стала такой слабой? Почему она не могла просто уйти? Бежать. Хотя, куда бы она ушла? Ей банально некуда идти. В ее жизни нет ни одного места, где бы она чувствовала себя в безопасности…       Ни одной тихой улочки, где можно было бы спрятаться, где можно было бы успокоиться и вернуться к той простой обыденности, которая существовала раньше. Нет места где бы она могла спрятаться от своих мыслей, от своего сердца, от своих чувств… Она думала об этом каждый божий день, убивая себе этими мыслями, рязрушая. Ее жизнь — это повторяющийся кошмар, который всё никак не заканчивался. Покой, пожалуй, приносили только мысли о том, что Разумовский где то там, далеко, что он больше никогда её не тронет, не появиться в её жизни. Но даже это у неё он отобрал, решив сбежать. И теперь чёрт его знает, когда он снова замаячит на горизонте. А он замаячит, в этом Ева была уверенна на сто процентов.       Просто потому, что он знал, ей никуда не деться, она никуда от него не сбежит. Как минимум потому, что у неё банально нет на это нужных средств, связей. А у Разумовского есть и это делает ситуацию ещё более губительной. Он — источник всех её проблем. Если бы его не стало было бы легче.       Или её.       Если бы Евы не стало. Ей бы не пришлось так мучаться. Прошедшее помогало ей продержаться ровно столько, сколько было нужно, что бы не сойти с ума. Но кажется девушка дошла до точки невозврата. Жить стало просто опасно. Она резко поняла, что больше не видит иного выхода. Измученный мозг выдавал только одну единственную мысль:       «Если меня не станет, всё кончится, всё кончиться, всё кончиться, вообще всё…»       От прежнего человека, что так чертовски сильно любил эту жизнь ни осталось ничего. Только скорлупка, которая наконец пошла трещинами, выставляя на показ всё самое мерзкое и чёрное на этот свет. Человек перестал быть человеком, только по той причине, что в душе его ни осталось ничего. Только огромный булыжник в место сердца, и звенящая пустота в голове.       Пустышка. Что проживает каждый день без какой то особой цели. Нет больше Евы Гринаевой. Есть пустое место.       Резкий стук в дверь привёл в чувство. Утерев слёзы, девушка пошла открывать, бурча по дороге что-то матерное, очень злое и кому-то обидное. — Гром я уже всё тебе сказала, котись в пиз… — открыв дверь на распашку Гринаева застыла, оборвав себя на полуслове.       В проёме стоял мужчина. Высокий, весь в чёрном и с холодным взглядом карих глаз. Он ничего не говорил, он просто стоял и смотрел, прожигая, отрезвляя, пугая своей немотой. — Ты? — Ева затряслась, перед ней стоял покойник, человек, что точно никогда не должен был появиться в её жизни. Она ждала пожар, а не мертвеца, что воскрес. — Знаешь кто я? — мужчина зашёл в квартиру, оттесняя девушку от прохода, ища что-то в карманах на жилетке. — Он рассказывал, — страх куда-то пропал, полный эмоциональный штиль, звенящая пустота в голове.       Мужчина, наконец, нащупал что искал всё это время и протянул девушке. Ева покачала головой в разные стороны, отрицая происходящие. Он держал в руках сенсорный телефон. — Нет… — тихо, дрожащим голосом, лепеча. Гринаева отошла на пару шагов, пряча ладони за спиной. Как ребёнок, что сотворил какую-то глупость, а когда его застукали резко убирает руки, как бы говоря: «это не я, это кто то другой!». — Возьми, — безразлично, отчуждённо. Так говорят те, кому всё равно что будет, они просто выполняют свои приказы. Ева не ведётся на холод в голосе, она продолжает отступать, пока не упирается в холодную поверхность зеркала. Ёжится. — Скажи ему, что я не вернусь, скажи ему, пусть он отстанет от меня! — снова появляются эмоции. Ева начинает что-то чувствовать, — Олег, да? Олег Волков? Его лучший друг? — кусает губы, сдирая кожу, — Олег я молю, скажи что меня нет, скажи что я… что я умерла! Прошу тебя… — Ты же знаешь, что он не поверит, — тяжёлый вздох, в этот раз голос усталый, — он вообще всем не верит… — Сука, — вырывается своевольно, девушка оседает на пол, закрывает лицо, без исходно протягивая руку.       Телефон, поданный Олегом, тяжестью отдаётся в ладони. Ева смотрит на черноту экрана, включает его. Блокировки нет, в контактах только один единственный номер. Девушка жмёт на вызов. Три тяжёлых гудка отдаются в голове неприятным звоном. Трубку снимают и весёлый голос на том конце произносит: — Привет, дорогая! Скучала? Я пытался звонить тебе, но твой телефон выключен, кстати почему ты сменила номер? Хотя не важно, для меня это не проблема, — по лицу Евы катятся слёзы, — я надеюсь Олег тебя не напугал? Он немного груб, ты уж прости ему это, — Волков в это время осматривает убранство прихожей, не обращая внимание на нарастающую истерику девушки, — милая, ты что, плачешь? Не уж то от счастья? Как лестно! Олег заберёт тебя, мы скоро встретимся, не печалься дорогая! — Серёжа… — еле слышный шёпот. — Да? — всё так же, весело, через чур радостно, мерзко. — Отпусти меня… — когда-то давно, в прошлой жизни кажется, она уже просила его об этом, он сказал, что никогда этого не сделает, мол, он нужен ей. Тогда возможно так и было, поэтому девушка повелась на его слова, сейчас всё иначе. Сейчас она готова исчезнуть, лишь бы не видеть его голубые (жёлтые, подсказывало сознание) глаза. — Дорогая, я слишком люблю тебя, чтобы отпустить, — звонок окончен. — Дай мне немного времени… — отчаянно, устало, не веря. — Сбежать не выйдет, он везде найдёт, знаешь же. — И пусть, мне всего то надо… Надо в город, отсрочка, — Ева поднимается с пола, — в полицию не пойду, обещаю, — так наивно, как будто такие обещания хоть когда-то были выполнены в полной мере. — У тебя примерно полчаса, потом я выйду за тобой, больше он терпеть не станет, — Олег телефон не забирает. — Хорошо, — ничего хорошего, всё так, как Гринаевой и думалось, даже хуже. Она как загнанное зверьё будет метаться по городу, пытаясь скрыться от охотника.       Волков уходит. Время пошло.       Надев на себя джинсы и какую-то старую, растянутую футболку, девушка хватает телефон, свой и тот, что дал Олег, идёт в спальню, там бардак, такой же как в голове. Встаёт на против окна, замахнувшись со всей дури что в ней осталась, швыряет их.       Погода ни улице всё такая же, солнечная, глаза слепит так, что больно, пускай день близился к закату. Ева шла, почти бежала, по длинным улицам Санкт-Петербурга. Пространство вокруг неё сужалось, дыхание стало более учащённым. Люди, что проходили мимо, оглядывались, кто то кажется узнал её, крикнул что то в след. Гринаева не разобрала из-за шума в ушах, продолжила свой путь неизвестно куда и с какой целью. На одном из поворотов перед ней возникла толпа людей в масках. Они толкали её, выкрикивали кричащие лозунги, тыкали плакатами в лицо. С каждой секундой это становилось всё невыносимей, и Ева поняла, что вот — вот случится что то ужасное. И тут, когда девушка уже готова была, закрыв глаза, кричать от паники и страха, открылось второе дыхание. Она локтями распихивала скопившихся вокруг неё людей, выбираясь из массовой давки. Послышались сирены полицейских машин. Ева пробралась через толпу и скрылась в какой то подворотне, проходя через дворы к набережной. Прохожие оборачивались на неё, но не трогали. Только один молодой человек с удивлением спросил у неё: — Девушка, с вами всё нормально? — в глазах туман, отдышка бешенная, но Ева, кажется, узнала кто это. Дмитрий Дубин, напарник Грома. — Всё в порядке, правда, там давка чуть дальше по улице, сделайте с этим что-нибудь, — быстро протараторила Гринаева и продолжила свой полу марафон. Он же не узнал её? Они виделись всего пару раз, не мог узнать.       Ошибка. Он узнал.       В конце концов она выбралась на набережную. Стоя на каком то мосту, облокотившись на железные перилла, девушка смотрела в чёрную воду. Она, вода, на самом то деле чёрной не являлась, просто свет так падал, да и дно тоже было усыпано далеко не мелкой галькой. Поток завораживал, манил. Нева изменчива, она может принести покой, а может закрутить в водовороте. И тогда, спустя время, по весне примерно, где то у далёких берегов, всплывёт чьё-то мёртное тело. И будет долго трепыхаться на волнах, пока течение времени не вынесет его на мелководье… Но всё это далеко, в будущем где-то, а здесь и сейчас лишь Ева и Нева. Один на один в своём безмолвии и горечи. Что-то шептало из прошлого, скорее всего тот самый день, несущий тоску и слёзы, в которых тонет настоящее. Девушка оглянулась. — Было не сложно догадаться, что ты придёшь именно сюда, — улыбку на его лицо, кажется, приклеили, такой дурацкой и неискренней она казалась, — ведь тут мы впервые встретились. — Да, действительно, я такая предсказуемая, — девушка ухмыльнулась, — а где твой друг? — У Олега появились… другие дела. — Вот как. — Мы с тобой ещё успеем поболтать дорогая, — Сергей сделал несколько шагов в перёд, разводя руки, как бы приглашая в объятия, — а сейчас нужно уходить от сюда, — как бы подтверждая его слова, вдали послышались сирены. — Я никуда не пойду с тобой, — Ева вжалась спиной в перилла, голос был спокойный, без эмоциональный, не живой. — Не глупи Ева, у тебя нет выбора, — Разумовский чувствовал своё превосходство в ситуации, она подчинилась ему тогда, значит и сейчас подчинится. У девушки на этот счёт было другое мнение. Теперь Гринаева растянула губы в улыбке, совершенно ненормальной улыбке, полубезумной улыбке. Снова повернулась спиной к мужчине, перегибаясь через ограду, вставая на выступы под ногами. — Думаешь? Я могла бы прыгнуть туда, — одно неловкое движения и она сорвётся в поток, что вынесет её на дальние берега. — Слезь сейчас же, сумасшедшая! — Сергей, было, рванул вперёд, но девушка тут же выпрямилась, не оглядываясь заговорила. — Прямо как ты, — тихий шёпот, еле уловимый для человеческого слуха, но он услышал, — что то не так Серёж? — она опять обернулась. В глазах застыли слёзы.       Сергей, пришедший в чувство на долю секунды, понял что сотворил. Что он сделал с девушкой, которую так сильно любил. Он растоптал её. Превратил в себе подобную. Сломленную, отчаявшуюся, обезумевшую от горя. Сделать шаг назад и снова упасть в бессознание, заполнить грудную клетку жаждой мести, крови, обиды. Снова послышался гулкий вой сирен. Их окружали. Но он не волновался, у него всё схвачено. Из далека донёсся крик: — Разумовский! Держи руки так, что бы я их видел! Лёг на землю! Иначе открою огонь на поражение! — Гром! Какая приятная встреча! Как поживаешь? — Сергей и не думал выполнять приказы майора. Он улыбнулся и сделал пару шагов на встречу, меняя траекторию так, что бы его тело закрывало собой Еву.       Девушка сильнее вцепилась в перилла, до побелевших костяшек, до боли в пальцах. Зажмурилась. «Нет, нет, нет! Этот ад повторяется…». Она бы закричала, но её тело поглотил страх. Ева уже не понимала, что происходит вокруг. Гром кричал. Сергей нёс какую то заумную чушь. Резкий, громкий звук прервал перепалку. Площадь восстания. Их второе место встречи. — Представление началось! — громко оповестил присутствующих Разумовский. — Ты больной ублюдок! — выстрел. Промах. Специально ли? Но Сергей отступил немного назад.       Упёрся спиной в девушку, та в свою очередь вцепилась в его ужасный фиолетовый пиджак. Перед собой она видела лишь его, на периферии, людей, больше, чем было в начале и не все из них были в форме служителей закона. Девушка поняла — это конец. Ужасно скомканный, не правильный, излишне печальный. Единственный верный. — Я тебя ненавижу, — прозвучало так отчаянно, безисходно. Но слёзы текли непрекращающимся потоком. Врать Ева не умела ни капли.       Сергей обернулся на эти слова. Последним, что он запомнит с того дня — это поцелуй. Проникновенный, страстный, прощальный.       Дальше тьма.       Мгновение и Ева отталкивает Разумовского, швыряя как что то ненужное. разворачивается спиной к миру, что рушиться, перегибается через резную ограду. Будто в замедленной съёмке Разумовский отходит на пару шагов, сперва не понимает, тянет руки, пытаясь ухватиться, но цепляясь лишь за воздух. Душераздирающий крик, чей, уже и не вспомнить. На дворе лето, жаркое и солнечное, но поток до ужаса холодный, конечности свело судорогой. Даже если попытаться вырваться из омута, не получиться, да и нужно ли вырываться? Точно нет, не сейчас, не сегодня. Тут так спокойно, тихо, а в голове пусто-пусто. Жизнь как песок, сыпалась сквозь пальцы, ускользая и теряясь в миллионе крохотных песчинок. Закрыть глаза и не видеть, не чувствовать, не думать, не помнить.       А ведь плавать она так и не научилась…