***
— Хён! — непривычно громким тоном — то ли от радости, то ли от нервов, то ли ещё пойми от чего — всполошено гомонит Чонгук на всю кофейню; кажется, работа в ней на самую малость прекращается: бариста перестаёт работать с кофемашиной, клиент — доставать кошелёк из кармана широких штанин, а парочка посетителей — весело бубнить о каких-то только-только дебютировавших айдолах. И все глаза — на Чонгука. Вопрос лишь один: зачем так громко, если тот, к кому он обращается, сидит практически рядом? На его «хён», от которого, кажется, зависит вопрос жизни и смерти, поднимается в недоумении не одна — аж целые две головы, одаривая рваным вниманием с небольшой лихорадочностью. — Хён! Откликнулись! Тэхён как-то сразу задерживает дыхание, подбирается весь, неловко зачесав пальцами тёмные, слегка вьющиеся пряди волос. Чимин лишь деловито поправляет на переносице очки, сохраняя примечательную нечитаемость своего образа, из-за которого не понять, рад ли он этой новости вообще. Они, если честно, дошли до крайней степени отчаяния тут все (ну, может, не дошёл только Чимин, Чонгук точно не скажет, потому что, кроме приступов невиданной вредности, тот в основном ни мускулом не поведёт, чтобы выказать эмоции). Думали, что все труды пошли коту под хвост. В публикации их недо-вебтуна им отказали, сказали, что не принимают чистое ранобэ, только манхву. Идея главному редактору приглянулась, и он не стал отпускать их прям вот так сразу, пообещав взяться за публикацию, как только к истории будут прилагаться иллюстрации. Чтобы придержать идею за онлайн-издательством, им выдали аванс… С лукавой улыбкой и сопутствующими словами о том, что на него они смогут нанять себе иллюстратора. Без особой известности и опыта, как и они сами. Тэхён, живущий сюжетом уже более двух лет, принял этот факт с куда большим огорчением, чем Чонгук, которому принадлежит половина авторских прав на их детище по тому лишь факту, что они писали её вместе. Чимин нашёлся по ходу, но на эту авантюру согласился лишь через кучу уламываний. Из-за Тэхёна. Тэхён умеет переманить на свою сторону. Они так долго к этому шли, десятки раз меняли текст, нервировали собой Чимина, которому поздними ночами приходилось колдовать над стилистикой, орфографией и пунктуацией, буквально заново переписывая главу за главой (разумеется, Чонгук был с ним не согласен и яростно боролся за каждую строчку, насмешливо отстаивая свою позицию в описании того же секса). А теперь опять всё менять. И непросто менять — убирать весь текст, чтобы вместо него сплошные картинки да парочка диаложков в облачках. Сдуреть можно. Чонгук, кажется немножечко умер от невыразимой досады. Что уж тогда говорить о Тэхёне? Возможно, и Чимин тайно негодует, кто его знает? Возможно, поэтому он с каменным лицом остервенело срывает на всех пальцах до крови уродливые заусеницы, при этом гордо пьёт холодный земляничный чай, словно ничего и не происходит? Чтобы не отказываться от мечты, им необходим мангака. Иллюстратор, что нарисует их историю. Их бюджет совсем неважнецкий, учитывая, что до публикации работы мангаке придётся платить практически из своего кармана, ведь их громко сказанного «аванса» едва хватит на пару жестяных баночек энергетиков, чтобы не уснуть долгими рабочими ночами, да самый дешёвый рамён, на котором тот же Чонгук уже, в принципе, живёт последние несколько месяцев, не считая редких пирожных с чаем за чиминов счёт — он же хён, должен угощать своего донсена. Они не думали, что боги услышат их молитвы так скоро. В последний раз, Чонгук проверял, у богов из ушей торчали беруши, но, похоже, кто-то из них с уставшим выдохом и закатом глаз всё-таки взмахнул рукой в благословенье — вот так буквально на утро после публикации вакансии у них и появляется потенциальный художник. — Не может быть… Нет… — чуть придвинувшись поближе к краешку стола, в неверии мямлит Тэхён едва членораздельно. — Погоди… — Его зовут Мин Юнги, — всё ещё приподнято и воодушевлённо продолжает Чонгук, после чего передаёт свой сотовый с открытым письмом, увалившимся минут десять назад им на общую рабочую почту (которую нужно будет, наверное, переименовать, если Юнги станет частью их команды). Тэхён торопливо перенимает из его рук телефон, перечитывает текст раз двадцать, не в силах поверить, что кто-то р е а л ь н о откликнулся. Чимин читает текст следующим, кажется, его глаза на самый миг зажигаются ярчайшим из всех существующих огоньков, но затем он поднимает на Чонгука по-привычному надменный взгляд сноба-заучки, который, вроде как, и не горит особым желанием здесь быть. Может, это напускное. А может, его действительно от всего этого так не тащит и не прёт, как их с Тэ. Но момент был, и Чонгук его поймал: Чимину стало… Ну, по крайней мере, и н т е р е с н о. — Так, Господи… — Тэхён, слишком разволновавшийся и уже себе там кучу всего внезапно распланировавший, пытается хоть как-то загасить воспламенившиеся нервы кофейно-апельсиновым «шмелём», что уже какое-то время находится у него под рукой. — Нужно успокоиться и сбавить обороты. Иначе он сбежит от нас быстрее, чем мы введём его в курс дела. Если сразу задавим собой, он подумает, что мы чокнутые. — Мы и есть чокнутые, — Чонгук гордо хмыкает, улыбнувшись одной стороной губ; Чимин лишь стреляет в него раздражённым взглядом, но впрочем молчит. — А что, нет? У кого ещё такой сюжет, как у нас? Тут нужно быть под градусом, чтобы такое придумать, написать и здраво исправить там ошибки. — Текст не был бы таким качественным, если бы не я, — горделиво отмечает свою важность Чимин. — Идея — это лишь половина. — Я всё ещё ненавижу тебя за то, что ты так просто взял и вырезал тот мой монолог, — обижено припоминает ему Чонгук, уставившись пеплом взгляда, стирающим нерушимого, стоящего на своём Чимина в порошок. Они крупно поссорились из-за этого дней десять назад, а у Чонгука до их пор подгорает, как вспомнит. — Ничего, ты напишешь новый. Теперь вся наша работа будет состоять из диалогов, — с ледяным сарказмом чеканит Чимин, как-то скучно посмотрев на свои ранки вокруг ногтей. — И, если мне не изменяет память, мы с тобой не настолько близки, чтобы общаться на панмале. Так что я жду вежливости и «Чимин-ши» вместо «Господи, как же этот Пак меня достал». — Вот, перестанешь меня бесить и перечёркивать весь мой труд, тогда и «Чимин-ши» появится, и всё, что ещё захочешь. Почему только мой текст попадает под раздачу? Почему ты Тэ так не критикуешь, как меня? Признайся, это потому, что я тебе так нравлюсь, да? Чимин смотрит на него из-под очков без эмоций. Хотя, кажется, сейчас возьмёт и истерически рассмеётся. — Так, всё. Хватит, — лаконично, но строго вмешивается Тэхён. — Просто каждый раз одно и то же. Я думал, вы оба давно всё выяснили и решили, — он смеряет взглядом сначала одного, а затем второго, вынуждая что Чонгука, что Чимина виновато отвернуться друг от друга в разные стороны. — Если вы вздумаете поссориться, когда мы будем проводить собеседование с Юнги, он не просто откажется работать с нами. Он в первые же минуты с нами наедине тут же встанет из-за стола и уйдёт, а когда мы сможем найти ещё человека, что станет с нами работать, — неизвестно. Так что постарайтесь не напортачить, ладно? — Извини, хён, — шелестит Чонгук на пару с Чимином: — Прости. Тэхён не умеет долго злиться, у него всегда находятся дела поважнее, а сейчас оно важнее всего, что у них есть. — Чонгук-и, напиши ему. Спроси, когда ему будет удобно встретиться, — робко заключает Тэ, опустошив прозрачный пластик своего стаканчика до карамельного сиропа на самом его дне. — Он указал свой номер. — Сначала напиши, а там позвоним. — Ладно, босс, как скажешь. Если что, можно прям завтра. Я свободен, да и ты, вроде как… — А меня спросить ты не хочешь? — подаёт голос Чимин, возмущённый тем, что его мнение не учли. — Не хочу, — огрызается в ответ Чонгук, до сих пор не простив Чимину ту выходку. Даже виноватым себя не считает! Ещё и Тэхён его постоянно защищает, говорит, что Чимин лучше знает, у него есть опыт в подобных делах, он уже работал до них в другой команде мангак бетой-ассистентом по леттерингу и бла-бла-бла. Но от него в итоге избавилась прошлая команда, интересно, почему? Потому, что он душнила, вот, почему. — Эй! Я, вообще-то, тоже часть команды! — чиминовы пушистые ресницы то и дело хлопают из-под стёкол очков. Он скрещивает на груди руки, упрямо уставившись на Чонгука в чистой ненависти. — Чонгук, — неодобрительно, но ровно зовёт его Тэхён, положив широкую ладонь Чимину на плечо — поддерживающий жест, которого Чонгуку никак от хёна в свою пользу не добиться. Вот, видите! Он всегда на стороне Чимина! — Чимин-а, — и сразу весь смягчается с непринуждённой улыбкой, когда заговаривает с Паком, — ты завтра свободен? Я слышал, ты говорил о каких-то делах… Чонгук прикусывает губу от обиды и делает вид, что его вовсе не интересует, будет ли завтра с ними Чимин, отвлекаясь на собственный сотовый так, словно какая-то реклама, постучавшаяся громким звякающим оповещением, несёт в себе исключительно жизненно важный характер. — Я могу пересмотреть своё расписание, — соглашается с ним Чимин, ведясь на то тепло, исходящее от Тэхёна на постоянной основе. Удивляться тут нечему. Каждый, рано или поздно, падёт перед тэхёновым очарованием ниц, просто в своё время. Чимин уже тает. Чимин уже рушит ради него какие-то свои усердно возведённые стены против таких козлов, как Чонгук. Собственно, тэхёново обаяние и сыграло роль в том, что у них на руках аванс, а главного редактора крупнейшего корейского издательского дома онлайн-комиксов HYBE абсолютно очаровал блеск в его глазах, с каким он рассказывал о перспективе продолжения их саги. Такой блеск в основном у новеньких, таких, каких ещё не затянуло в водоворот сроков и высоких ожиданий переплюнуть себя же с каждой новой работой. — Найти иллюстратора сейчас важнее, так что я буду завтра с вами, чтобы встретиться с Юнги. Вообще-то, Чонгук мог бы и нарисовать всё сам. Он, конечно, художественную школу позорно бросил, но азы у него в подкорке. Плюсом, размен третьего десятка жизненных лет, где он сидел на аниме, как на чистейших наркотиках, тоже поможет как-то. В старших классах он создавал непрофессиональные наброски, перерисовывал на скучных уроках истории персонажей из любимых мультфильмов… Однако взвалить на себя такой пласт работы он не смеет — лучше поручить это кому-то вроде Юнги, кому-то, кто на это учился. — Решено. Если Юнги сможет, то договариваемся встретиться с ним завтра. От: v_jk_jm@gmail.com Кому: agustfromD@gmail.com Тема: вакансия иллюстратора Доброго времени суток, Юнги-ши! Тебя приветствует команда мангак Bangtan (V, JK, JM)! Спасибо, что услышал и откликнулся на наш зов помощи). Если ты завтра свободен вечером, скажем, часов в семь, то мы с радостью будем ждать тебя на собеседовании) Если тебе удобно какое-то другое время, дай нам знать. Сейчас я по указанному номеру пришлю тебе адрес милого кафе, в котором мы зачастую зависаем, болтая о своём, анимешно-яойном, так что не волнуйся особо!) Хорошего дня тебе желают V, JK и JM! P.S.: это Чонгук (JK) P.S[2].: приятно познакомиться Неизвестный номер: адрес получил Неизвестный номер: завтра не занят Неизвестный номер: буду в 18: 30 Неизвестный номер: я тоже рад знакомству, Чонгук-ши) — Он в деле.***
Они оказываются в кафе уже к шести. Чимин заказывает себе горячий шоколад и одно пирожное макарон причудливого золотисто-фиолетового цвета — якобы со вкусом солёной карамели, — но Чонгук что-то не особо доверяет этому, поэтому указывает бариста на то, что подписано как «клубника-банан», в придачу к капучино с пышной молочной пенкой и коричным смайликом поверх через трафарет. Тэхён скромничает и ограничивается холодным мятным чаем, занимая свободный столик у окна — подальше от остальных посетителей. Что-то непонятное крутит ему в солнечном сплетении — как, обычно, бывает, чувствуешь, когда вот-вот должно произойти что-то серьёзное и меняющее привычный ход жизни. — А если он какой-то старый извращенец? — его тревожная мысль вырывается наружу и становится доступной всем, кто рядом. — Ну, этот Юнги. — Он буквально изобилует смайликами в переписке, — Чонгук быстро находит, чем его успокоить. — Старшее поколение, обычно, не то что смайлики не употребляет, но и со знаками препинания слабо знакомо. — Ну, не скажи, — тут же спорит с ним Чимин, покачав головой. — Моя бабушка, узнав о существовании эмоджи, шлёт мне их каждый день с будничным текстом, типа «доброе утро». Текст и куча эмоджи. А как праздник какой-то — так вообще вся переписка гиф-анимацией забивается. Чонгук бы снова поспорил с ним, но сегодняшний день — исключение. Он обещал Тэхёну быть паинькой и в кои-то веки вести себя, как услужливый донсен, коим ему подобает перед Чимином быть. — В какой-то мере, мы тоже извращенцы, помешанные на яое, космосе, пришельцах, ксенофилии и всяком в таком роде, — тихо смеётся он. — Но вообще, я не думаю, что он старый. Старый — значит, как минимум, опытный, что нам не помешает. Но Юнги сказал, что в редакциях он не работал, так что это наталкивает на обратную мысль о том, что он нам более чем подходит. Не знаю, как вы, но я слабо себе представляю сорокалетнего бывалого мужика, которого со скучной офисной работы внезапно переклинило на рисование манхвы, и он для этого подался в Японию, а потом такой: «О, тут есть вакансия, звучит как для меня, и похер, что мне уже под полстолетия, я молод, непоколебим и полон сил». — Всякое бывает, знаешь, — пожимает плечами немного успокоившийся Тэхён. — Выдвигаю свою кандидатуру для проведения переговоров, — Чимин демократично поднимает руку, привлекая к себе внимание. — Эй! — недовольно ворчит вдогонку Чонгук, совершенно с этим несогласный. — Это ещё почему? — Потому что среди вас двоих я самый рациональный и спокойный, — зыркает на него живо Чимин из-под очков. — Я старше и хорошо осведомлён в искусстве дипломатии. — Тебя же — всегда слишком много, а ТэТэ сейчас, похоже, от волнения просто стошнит. Так что вы оба выбываете, и остаюсь я. — Меня НЕ много! — Чонгук защищается повышенным тоном, а затем практически резко замолкает, стоит открывшейся в кофейню двери зашелестеть свисающей над входом музыкой ветра. Парень, что тут же принимается непринуждённо оглядываться по сторонам, одет в чёрные ботинки, по которым так тащится Чонгук, узкие голубые джинсы с громадными дырками на побитых острых коленях и мешковатый свитер в широкую сине-жёлтую полоску, зрительно увеличивающий и так широкие плечи с грудной клеткой. Кожа бледная, под ней на запястьях с цепочками и ниточками тонких браслетов красиво вьются сиреневые вены. Пальцы точёные, длинные, с яркими узлами суставов — руки то ли музыканта, то ли художника. Красивые. Тэхён на них засматривается — не оторваться просто. Из-под чернильной чёлки выглядывает взгляд лисьих, с хитринкой, с загадкой глаз, черты лица мягкие и в то же время острые, запоминающиеся. И, немного опешив, парень наконец двигается к ним. Тэхён лишь заторможено моргает, отчасти потому, что Мин Юнги (?) как будто сошёл со страниц их истории, вылитый прототип Капитана Шуги — наследного принца их вымышленной планеты под названием Скит-28, с которой он был вынужден спасаться бегством, потому что её захватил ненасытный император соседней планеты. Такой же аристократической бледности. С таким же огоньком в глазах. Это вообще реально? Он кое-как находит под столом чонгукову ногу и перебрасывается с ним и Чимином краткими взглядами, чтобы понять, не одному ли ему так кажется. И по взгляду оживившегося и чуть сбитого с толку Чимина он распознаёт ответ — не одному ему. — Привет, — с ними здороваются вежливым тоном и непринуждённой улыбкой. — V, JK и JM, верно? Я Мин Юнги, мы сегодня договаривались о собеседовании… — Верно, — первым реагирует Чонгук, поднимаясь на ноги и отвешивая почтительный поклон. — Я — Чон Чонгук, он же JK, соавтор манхвы, — а затем принимается представлять Юнги остальных. — Это V — виновник того, что мы вообще здесь все собрались, наш главный писатель. — Меня зовут Тэхён, — наконец Тэхён возвращает себе концентрацию, немного отойдя от ступора, и вежливо здоровается с мангакой, установив зрительный контакт, от которого по спине тут же забегали мурашки. Даже смотрит так, как их Капитан Шуга. Поразительно. — Рад познакомиться, — Юнги не сводит с него глаз, как-то очень быстро пробежавшись ими по всей тэхёновой сущности. — Я Юнги. — А я Тэхён, — как на автомате ему отвечают. Идиот. Ты уже ему представился, ещё раз-то зачем? — Что ж, — в заключение молвит Чонгук, оставив Чимина напоследок. — А это наш JM, он же Mochi, Пак Чимин — незаменимый бета, отвечающий за наш ликбез и сочность текста. — Что это за придыхание в твоём голосе, всякий раз, как ты меня кому-то представляешь? — недоумённо жалуется Чимин, вероятно, тут же прикусив язык, запомятовав то, что сегодня день без ссор. Чонгук лишь гаденько ему улыбается, победно потирает ручки. Не он это начал. Пусть радуется от одного лишь «незаменимый» в его сторону. Прошлая команда, в какой работал Чимин, явно так о нём не думала, раз выкинула его из проекта. Тэхён, улавливая лёгкое недоумение на красивом лице Юнги, тихо толкает локтем Чонгука и перенимает на себя инициативу: — Юнги-ши, почему бы тебе не заказать себе что-нибудь и не присоединиться к нам за столик? Мы хотели бы, чтобы атмосфера собеседования была максимально для всех комфортной. — Оу, — Юнги отзывается на его голос согласием. — М, окей. Тогда я оставлю здесь свои вещи и вернусь к вам. Стоит Юнги применить свой план и удалиться в сторону стойки с бариста, как Тэхён нервно выдыхает, заговаривая к своим друзьям: — Это было близко к ссоре. Не здесь и не при нём, — сухо просит он, наблюдая за фигурой Юнги, весело разболтавшимся с бариста о разнице робусты и арабики. — Господи, — стонет он тихонечко, откинувшись на спинке стула, — он как будто прямиком из нашей истории вышел. — Хён, — низко гогочет Чонгук, — ты что, только что потёк? — Не неси ерунды, — вступается за Тэ Чимин. — Просто сходство и впрямь поражает. — Да нет, глянь же! У него уже какой месяц краш на персонажа, которого сам и создал! Ты не знал? Да он слюни на Капитана Шугу пускает! А тут Юнги — его эталон. — Заткнись, — шипит беззащитно Тэхён, быстро стушевавшись от услышанного, что где-то н е м н о ж е ч к о правда, и густо зардевшись в щеках. — Не дай бог, он услышит тебя! Тогда мы будем не просто извращенцами в его глазах. Мы станем абсолютно конченными тогда. Юнги возвращается к ним с двойным американо со сливками без сахара и клубничным чизкейком, какой-то максимально радостный, размахивая разноцветной листовкой, которую, вообще-то, дали и Тэ, но внимания он на неё как-то сперва не обратил, слишком занятый своими мыслями. — Тут раздают флаеры на бесплатное ледовое шоу. Круто! Разговорился с бариста, и он мне сказал, что на шоу будет выступать его парень-фигурист. Это так мило. Нет, — думает Тэхён. — Мило, это то, как неспокойно бьётся у него сердце с первых же секунд, стоило Юнги появиться на горизонте. — Мне двадцать три, кстати, если что, — сообщает Юнги. — Что ж, выходит, ты нам всем хён, — отвечает ему Чимин, слегка улыбнувшись; Чонгук аж из реальности выпадает: что это у него с лицом? — Да, наш тотемный хён. — Я не против называться «хёном», — спокойно пожимает плечами Юнги, отправив в рот кусочек десерта, отколотого зубцами вилки. — Юнги-хён, как ты решил стать мангакой? — Чимин начинает с простого и незамысловатого, с того, как их иллюстратор открыл в себе это призвание. Им важно. Им важно выяснить, настолько ли сильно Юнги этим горит, как они. — Что ж, — неспешно начинает Юнги, сохраняя абсолютное спокойствие — Тэхёну бы у него поучиться, — будучи маленьким, я засматривался различными аниме-мультиками, которые тогда крутили по большому квадратному телевизору на рожках. Цвет передавался весьма фигово, но я всегда смотрел лишь на рисовку… Пытался уже тогда самостоятельно перерисовать с экрана персонажа «Маленького динозавра Дули», — он смеётся низким голосом. Чонгук отчего-то стреляет взглядом в Тэ, отслеживая реакцию: нет, ну, он точно потёк. Юнги же продолжает: — Это стал замечать мой старший брат, являвшийся ярым фанатом американских комиксов, которыми я тоже тогда загорелся, но вскоре переболел. В корейской рисовке было что-то ламповое, родное. Время шло, а я знакомился всё с большим количеством манхв: покупал их на деньги со школьных обедов, читал их онлайн, рисовал что-то своё… Набивал руку. Смотрел кучу обучающих роликов, что да как… Прошёлся по японской классике, у которой всегда было чему поучиться… А потом, мама, увидев, тот аниме-культ, что я воздвиг в своей комнате, уговорила папу отослать меня в Японию на обучение. Юнги отставляет свой американо в сторону и касается собачки рюкзака, после чего извлекает папку со своими набросками и дипломом об окончании вышеупомянутых курсов на мангаку. — Вот, — он передаёт сертификат Тэхёну — как главному писателю и, возможно, главе этой команды. — Я вернулся из Токио четыре месяца назад… — Почему не остался и не стал там работать? — осторожно продолжает Чимин, бегло осмотрев достижения иллюстратора. — Возможно, мои оценки ответят лучше меня, — мягко улыбается ему Юнги. — Я нередко балансировал между А и F, потому что слишком любил экспериментировать и не следовал правилам. Мои учителя считали, что рано мне было сразу «искать себя», пока я не освоил стандартную программу. Рисовки японской манги, китайской маньхуа и корейской манхвы отличаются, несмотря на какие-то общие черты, а я просто отстаивал своё, — отвечает он тоном истинного знатока своего дела. — Так что, прошу, не оценивайте мою работу лишь по одним финальным оценкам. Сначала ознакомьтесь с моими набросками… Тэхёну кажется, он влюбляется с первого же рисунка. Простеньким карандашом. С небольшой ретушью. Как вырванная из контекста страница из какой-то манхвы… Где сумеречный город, депрессивная атмосфера и нарисованный мальчик стоит на крыше, раздумывая о метраже отсюда до земли, о скоротечности жизни, о секундах, через которые она потенциально оборвётся. На втором рисунке — гелевыми ручками — лишь руки, плавные линии которых пересекаются одна с другой, сплетаясь в пальцах до боли живо и чувственно. Третий жизнерадостный, на нём двое персонажей нежатся в постели каким-то тёплым, солнечным, выходным днём после явно бурной ночи. — Хён! — Чонгук не сдерживает восторга, перебирая в руках остальные рисунки. — Я никогда не видел подобной рисовки! Это офигезно! Отныне я твой фанат! Чимин косится на него из-под очков. Не знай он Чонгука лучше, можно было бы подумать, что он только что встретил любовь всей своей жизни. — С-спасибо, — глухо и несколько смущённо кивает Юнги, слегка засуетившись с планшетом. — У меня есть не только рисунки от руки. Я рисую манхву также в цифровом виде. Юнги даже показывать не нужно; Чимину не составит труда понять, что в юнгиевом стиле что Тэхён, что Чонгук уже с концами, и выбор однозначно уже сделан, даже несмотря на то, что кандидат на должность у них и так один. Однако сам Чимин не так быстро впечатляется, ему мало взглянуть на одни лишь рисунки и согласиться принять его лишь на одном восхищении к весьма уникальному стилю, сейчас ему важно понять, подойдёт ли он им по духу, вольётся ли он в их команду, сможет ли занять, вероятно, самое важное место в ней. — Какой твой любимый аниме фильм? — он спрашивает чётким, ещё довольно строгим голосом. — Э… — Юнги немного сбивается от неожиданности вопроса, но в прочем берёт себя в руки, скромно улыбаясь. — «Твоё имя», 2016, режиссёр Макото Синкай. — Любимый мангака? — вдогонку жмёт Чимин, лишь поправив очки на переносице. — По моему отнюдь нескромному мнению, Хаяо Миядзаки — всё ещё остаётся богом аниме, спустившимся с небес и подаривший нам столько гениальных шедевров, — Юнги спокойно пожимает плечами, выдерживая давление. — Любимый аниме сериал? — Обожаю сюжеты «Тетради смерти» и «Атаки титанов», но рисовку из «Магистра дьявольского культа». — Любимая манга? — «Банановая рыба» и «Баскетбол Куроко». — Маньхуа? — Чимин всячески пытается подловить, но кажется, что Юнги чертовски хорош буквально во всём. — «19 дней» и новелла «Благословение небожителей» — я поклонник творчества Мосян Тунсю. — Любимая манхва, — тон голоса Чимина уже больше и на вопрос не похож — почти само утверждение. — «Поднятие уровня в одиночку» и «Лукизм». — Любимый персонаж. — Пожалуй, их два: Цзян Чэн и Леви Аккерман. Но остановлюсь всё-таки на Леви. Хотя, Цзян Чэн — краш. — Что?! — удручённо возникает Чонгук. — Ты не фанат Лань Чжаня? А как же Вансяни? — Я до того странный, что шиперю хед-канон Сичэнов. Лань Сичэнь и Цзян Чэн, — Юнги растягивает губы в ленивой маленькой кошачьей улыбке. — После событий в храме Гуаньинь их болезненный тандем заиграл для меня новыми красками. — Я дам тебе ещё один шанс, — несерьёзно взбалтывает Чонгук: — Сяо Синчэнь и Сун Лань или Сяо Синчэнь и Сюэ Ян? Юнги несколько тушуется, призадумываясь. — Мы всё ещё говорим о новелльном Сюэ Яне или том, каким он был в китайском сериале? Потому что, извини, но Сюэ Ян из сериала просто бесподобен. — Он буквально довёл Сяо Синчэня до суицида… — Это не мешает ему быть бесподобным. — Ладно, — вмешивается Тэхён, спасая Юнги от мысленного перегруза информации, — достаточно. По-моему, хён уже полностью прошёл все наши проверки, не думаете? — Пока он не забраковал Вансяней, он нравился мне больше, — дует губы Чонгук. — А мне он нравится, — спорит с ним Чимин. — И, да, я тоже шиппер Сичэнов. Юнги выдвигает кулак, и Чимин с некой оттяжкой всё-таки ударяет в него своим на манер лучших корешей. — Встали и вышли, — Чонгук шутливо гонит их прочь, псевдо-обижено затыкая себя остывшим капучино. — Я уже подумал, что у меня появился новый лучший друг! Хён, ты попал почти во всё моё самое любимое! И такой промах с ОТП… Ах, я в печали… Юнги лишь издаёт смешок, почувствовав себя каким-то своим здесь, среди них. Таким же анимешным задротом. — То, что я по Сичэнам, не мешает мне любить Вансяней, — успокаивает он Чонгука, подмигнув младшенькому; тот как-то расслабляется от этих слов и довольно кивает. — То, что мы все согласны взять Юнги-хёна к нам с руками и ногами, ещё не означает, что он сам согласится, ребят, — с досадой напоминает Тэ, переключив на себя всё внимание. — Хён ещё не знает, над чем будет работать. Над чем мы все будем работать, если сегодня всё сложится. У Чимина так не вовремя звонит телефон, и это прерывает тэхёнову надрывно-пламенную речь, слегка дезориентируя. — Прошу прощения, — извиняется он, покрывшись румянцем и отключив звук до вибро сигнала. — Тэ, продолжай… — М-м-м… Мы с Чонгук-и продумывали сюжет примерно два года. Два года делали заметки, писали отрывки, писали главы и перекраивали их по десятки раз, отдавали на проверку Чимин-и… Мы упорно шли к сегодняшнему дню, и нам действительно очень нужен иллюстратор, — он вынуждает посмотреть себя на иллюстратора и тихонько сглотнуть, чуть не подавившись слюной. Тэхён вложил в Капитана Шугу все свои сокровенные фантазии, весь свой нафантазированный идеал. И сейчас этот идеал сидит напротив него и лениво потягивает американо с заинтересованным блеском в глазах. Единственное, но это, разумеется, не столь значительно, его книжный идеал выше… — Думаю, справедливо будет в первую очередь поговорить об оплате твоего труда… У нас… Вибрация телефона Чимина не прекращает действовать на нервы. Кто донимает его в такой важный момент? — Я отойду на несколько минут с вашего позволения, — раздражённо цедит он, хватаясь за сотовый и покидая их столик, чтобы выбраться на улицу и поговорить, не мешая Тэхёну делать своё дело. Это он спец по очаровыванию. Сам не понимает, как, но делает это. Тэхён — весь в раз розовощёкий — возвращается к самому щекотливому вопросу несколько нервно, неуклюже поправляет свои волосы, кратко смачивает губы кончиком языка — всё это не остаётся без внимания Юнги, сопровождаемого улыбкой какого-то умиления. — Я слушаю. Чонгук же, напрягшись с момента покидания Чимином своего места, недоверчивым взглядом чётко прослеживает фигуру бета-ассистента прямиком до двери, за стеклянной вставкой которой стоит высокий силуэт человека, что тут же ловит Чимина за руку и с силой отводит в сторону — недостаточно далеко, чтобы скрыться с глаз, потому что Чонгук всё равно их видит. — Издательство захотело прикрепить нашу манхву за ними, выдав нам аванс… Мы… Мы с ребятами решили, что основную часть денег отдадим тебе как нашему мангаке, потому что ты проделаешь титанический труд, хён… Но остальное… Остальное мы все получим, как только будет готова к публикации первая глава, и её начнут покупать. И дальнейшая судьба нашей работы будет зависеть именно от первой главы: как на неё отреагируют читатели, какой будет процент продаж… — Я понял, — Юнги согласно кивает. — Я знаю принцип. Я согласен. А тот аванс — оставьте себе. Я заметил, вы часто бываете в этой кофейне… — Каждый день, — смущённо соглашается с ним Тэхён. Чонгук сидит молча и слушает их вполуха, всё ещё сосредоточившись на том, что видит на улице: Чимина, которого словно отчитывают и ругают, да ещё и злорадствуют. Он какой-то маленький, тихий, изредка отвечающий чем-то резким, колким, но этого словно совсем недостаточно. Таким его Чонгук ещё не видел. — Оу… Правда? То есть… Ты согласен дождаться оплаты за публикацию первой главы? — Да. Ну, или максимум возьму четвёртую часть аванса. Нас ведь четверо, а я тоже любитель кофе. — Х-хорошо, — Тэхёну кажется, будто он сейчас возьмёт и поплывёт оттого, насколько всё удачно пока что складывается. — Что ж… Тогда нужно обсудить сюжет… — Я оставлю вас на несколько минут тут? — Чонгук подаёт голос, встав с места. — Зов природы… — О, конечно, — Юнги спокойно кивает ему. А вот Тэхён этого спокойствия не разделяет. Сейчас, блин, нужно рядом присутствовать, сейчас самый главный момент, а они все разбежались, оставив Тэ одного. С Юнги. Он ещё несколько секунд смотрит Чонгуку вслед, возможно, надеется на то, что тому резко перехочется и он вернётся, но, нет, Чонгук покидает их. Дерьмо. — С тобой всё хорошо? — Юнги делается каким-то обеспокоенным, наблюдая за тем, как золотистая кожа Тэ приобретает чуть зеленоватый оттенок по мере того, как он побледнел. — Может, тебе воды?.. — Нет, хён, со мной… — он тяжко выдыхает, настраиваясь. — Со мной всё хорошо, просто я волнуюсь… Изначально мы планировали издавать историю как ранобэ, но в редакции сказали, что текст нужно иллюстрировать, переместить акцент со строчек на визуал… Это… Это заново переписывать всё, вычленяя лишь диалоги… Я вложил в это дело всего себя и… Я весь на нервах и чертовски вымотан в последние дни… И немного на грани того, чтобы опустить руки и сдаться… И я просто… Всё так навалилось… И за ребят я тоже отвечаю… И меня на всё просто не хватает… Тэхён только после внушительного душераздирающего признания понимает, что вываливать всё это не должен был. Не на Юнги, который пришёл на собеседование и сразу же его прошёл, ещё даже не показывая рисунки. Не в первый же день, где нужно было блистать и заражать своим светом, а не наоборот — гасить его. Юнги смотрит на него как-то сочувствующе, где-то даже с пониманием. Чужой человек. — Не тревожься, — он пытается найти какие-то слова поддержки, выходит, скорее всего, максимально неловко, но одно лишь постараться — must do. — Понимаю, это очень неприятно, когда все труды насмарку. Мой оригинальный проект не приняли, там, когда я обучался. Мне пришлось за неделю нарисовать что-то без души, на отцепись, но, чтобы оно нравилось моим наставникам. Теперь у вас есть я. У тебя есть я. И я надеюсь, больше тебе не придётся тянуть всё в одиночку. У Тэхёна дыхание сбивается, густые ресницы трепещут. Как смеет Юнги говорить такие слова? Как смеет он подойти так близко всего за час знакомства? — Ты ещё не знаешь, о чём сюжет, но уже согласен приступить к работе? — Расскажи мне, о чём ваша манхва. Ой. Это… Сложно. — Если в нескольких словах, то это яой с двумя любовными линиями… — Двумя?! — переспрашивает Юнги изумлённо. — Необычно. Продолжай… — Ещё о космосе, о войне, об инопланетянах… И о любви. В центре событий — молодой наследный принц, известный космическому миру как Капитан Шуга. Его так прозвали из-за бледности кожи, белоснежных волос и умеренно мягких, даже где-то «смазливых» и «сладких» черт внешности. Его родную планету, богатую на специальное очень дорогое вещество, сохранённое в ледниках, покрывающих две трети всей земли, захватили, а сам Капитан Шуга был вынужден бежать, спасаясь. Он скитается по космосу, ищет, где собрать или купить армию, чтобы вернуться домой с отмщением… И по дороге ему встречается Бродяжка — безродный мальчишка без имени отроду, который немного младше самого принца. Он крадёт у принца перстень на одном межгалактическом рынке, чтобы обменять его на еду, но его ловят, и с тех пор Бродяжка прислуживает принцу. И между ними начинает что-то завязываться… — Принц жестокий? — уточняет Юнги почему-то, словно уже в голове накидывает себе черты образа. — На мир он, конечно, обижен, и Бродяжке достанется… Но злость он выпустит, когда поквитается с захватчиком его дома и взойдёт на законный трон своей планеты и её девяти спутников. — Опиши мне его. Он выглядит, как ты. Только волосы… Они светлые. Как платина. Как снег. Лунное отражение. — Ну-у-у… Он… — Тэхён прикусывает губу, запинаясь. — Высокий… Худощавый, но плечи достаточно широкие. У него взгляд лисий, холодный, глаза маленькие… Есть шрам на правой стороне лица: он рассекает кожу от брови до щеки, цепляя веки, но не глазное яблоко. Достался ему в бою, перед тем, как он сбежал из своего королевства. Шрам сделал его внешность почти неузнаваемой, но Капитан Шуга на этом не остановился и перекрасил свои прекрасные платиновые волосы в смоляной чёрный. Это позволило ему затеряться среди обычных жителей галактики. Характер не самый лучший, в прошлом несколько избалованный, но Бродяжка начнёт его менять к лучшему, да и сам принц возьмётся за голову. При себе он носит клинок — семейная реликвия его семьи, чья сталь была выкована несколько тысячелетий назад на некогда уничтоженной планете. Лезвие способно пронзить любую плоть, любые латы, любую броню какой-либо прочности, поэтому на этот клинок, как и на голову самого принца, ведётся тщательная охота. — Хм… — Юнги лишь выдаёт задумчиво. — А Бродяжка? — Бродяжка… Ай! Давай лучше я дам тебе почитать первую главу, хорошо? Там мы сразу встретим и Бродяжку, и вторую, основную пару этой истории, — предлагает ему Тэхён, залезая в отсек своего портфеля за распечатанными страницами. — Главы небольшие, они у меня с собой. В первой же мы знакомимся с двумя генералами, что находятся по разные стороны: один воюет за наследие принца, а второй вынужден представлять интересы императора, но скоро он дезертирует и перейдёт на сторону принца. Генералы долгое время не находят общий язык, хотя и испытывают друг к другу множество не самых плохих чувств, одно из которых — уважение. А потом окажется, что они когда-то в детстве дружили, были с одной планеты, одного города, пока семья одного из них не предала свои убеждения и не примкнула к уже тогда колониально настроенному императору. В итоге они тоже будут вместе. Их линию отношений развивает Чонгук-и… Ой… Что-то я совсем разболтался, да? Юнги тихонько хихикает, покачав головой: — Вовсе нет. Самое интересное — это середина истории, и то, что я слышу, мне уже нравится. Я просто… Засмотрелся на блеск в твоих глазах, пока ты всё это рассказывал сейчас. Ты действительно этим так горишь — это замечательно. Тэхён расплывается в смущённой улыбке, кожу на шее уже невыносимо колет от стыда. Господи, почему ему сейчас так тяжело при том, что ничего страшного не происходит? — В общем, вот первая глава! — он резко толкает распечатками в Юнги, обещая себе отныне заткнуться. Юнги перенимает текст и принимается за первую страницу. А Тэхёну… А Тэхёну ещё никогда так сильно не хотелось, чтобы Чонгук вернулся поскорее. Где же он, блин? У него внезапное несваренье? Но Чонгук, на самом деле, самую малость солгал. Или, ладно, не самую малость. Отойти от ребят его вынудила отнюдь не биологическая потребность, а вид Чимина, спорящего о чём-то с каким-то подозрительным типом. Чонгук пробрался к выходу тихо и так же тихо покинул кофейню, прибоченившись тут же о кирпичную кладь помещения. Чимин кажется настолько отвлечённым, что вовсе не обращает внимания на то, кто выходит на улицу и принимается незаметно за ними следить под прикрытием увлечённости экраном телефона. Теперь, когда Чонгук к ним стоит поближе, неприятные черты лица человека, явно третирующего Чимина, становятся Чонгуку более различимыми, навевая мысль о том, что где-то он уже встречал его раньше. В издательстве. Точно. Это же Чхве Шиёк! Он мангака, издающийся под псевдонимом Black Cardinal. Он автор вебтунов «За морем дивные берега» и «Влюбийство». Зачем он разговаривает с Чимином да ещё и так? Погодите… Только не говорите, что Чимин ранее работал с ним. Ни за что! Манхвы Чёрного Кардинала становятся такими популярными с каждой главой! Что за чёрт? До Чонгука долетают лишь обрывки их диалога: — …я просил не звонить мне, Шиёк-ши! Как ты вообще нашёл меня? — «Шиёк-ши», — явно передразнивают его в ответ. — А раньше с «хёном» своим носился за мной, как верная собачонка. Что, сейчас, раз ты теперь в компании этих лузеров, меня хёном больше можно не называть? — Не называй их так! — с какой-то болью в голосе просит Чимин и невзначай цепляется за свои пальцы, принимаясь нервно сдирать затянувшиеся корочки у ногтей. Чонгук впервые видит его таким… Уязвимым? — Они мои друзья… — А я уже не твой друг? Думаешь, ты им так дорог? Они используют тебя, Чимин-и, ты им не нужен. — Единственный, кто меня использовал — это ты! Отстань от меня, последний раз прошу. Между нами больше ничего нет! Чонгук следит за ними внимательно, хотя и украдкой. Часть их разговора теряется в гомоне людной улицы и потока гулких машин, из-за чего доступными Чонгуку становятся лишь вырванные из контекста слова, которые в одну картинку, к сожалению, не сложить. Чимин разворачивается, пытаясь уйти прямо на середине предложения Шиёка, за что его одёргивают за руку назад весьма грубым образом. — Я не договорил. — А я с тобой закончил. Отпусти. — Ты прибежишь ко мне на коленях, когда они выкинут тебя из проекта! Ваш дебют никогда не состоится! Я поговорю с главным редактором! Вам не видать успеха! Каков мудак. Если бы Чонгук это услышал, он бы сразу же без колебаний набросился бы с кулаками. — Пусти. Чонгуку начинает не нравиться то, в каком ключе развивается тот их разговор — уже хотя бы тем, в какое рукоприкладство это потенциально выливается. Он не особый фанат Чимина, но сейчас ему явно нужна помощь. Они в одной команде, а в обиду Чонгук своих не даёт. И обращаться он так с кем-либо в принципе не позволит. — По-моему, он попросил отпустить его, — он холодно надвигается на парочку, самоуверенно останавливаясь рядом с Чимином. — Если ты только не глухой, конечно. Чхве Шиёк мрачно скалится ему, но делает, что просят, даже не здороваясь с Чонгуком, чьё имя вместе с тэхёновым довольно примелькалось в издательстве. — Мы ещё поговорим, Чимин-и, — противно тянет мангака, издевальчески хмыкнув. Чимин на это только вздыхает, взгляд остаётся нечитаемым, сильным. — Я не закончил, так и знай. — Если он сказал, что ты закончил — значит, ты закончил, — монотонно и жёстко цедит Чонгук, выдерживая на себе тяжёлый взгляд Шиёка. — Мы это ещё посмотрим, — тем же тоном звучит в ответ, а затем долговязая фигура принимается удаляться прочь. Чонгук наконец поворачивается к Чимину, на глаз оценивает состояние: нетрудно понять, что, несмотря на каменную маску на лице, их бету-редактора заметно потряхивает, он продолжает колупать короткими ногтями ранки, сдирать понемногу кожицу до крови. — Давно ты стоишь там? — первым заговаривает Чимин, но в глаза посмотреть отказывается. — А что? — выпущенный смешок встречают лишь с пущим холодом. — Как много ты слышал? — сухо уточняет Чимин на грани неприятного карканья. — Что, боишься, что я узнаю, как ты сливаешь нашим соперникам информацию о нашем проекте? — Чонгук несколько не знает меры в шутках, потому что Чимин лишь поднимает на него ещё более разозлённый взгляд. — Ты совсем дебил, Чонгук? Или только притворяешься? — Ой, как некрасиво, Чимин-ши, — он выделяет особой интонацией вежливое обращение, отчего оно становится пропитанным ядом сарказма. — Я только что тебя спас, а ты обзываешься. И где моё «спасибо»? — Я бы и без тебя справился, — дерзит в ответ Чимин, гордо вскинув подбородок. — Ну, конечно. В кофейню они возвращаются в молчании. Держатся друг от друга на расстоянии пяти шагов, лишь бы не совсем рядом. Чимин прячет раздряпанные пальцы в карманы тёмных брюк, дабы не акцентировать на себе внимание. К тому времени, когда они вновь занимают свои места, ведя себя так, словно ничего не произошло, Юнги уже дочитывает последние строчки первой главы терпеливо ожидающего вердикта Тэхёна, который, хоть и не замечает ничего такого в действиях его друзей, но остатки былого напряжения всё же ощущает. — Я в деле, — в конечном итоге сообщает Юнги, отдавая страницы назад Тэхёну. — Я в восторге, и я в деле. — Оу, — с каким-то облегчением выдыхает Чонгук. — П-правда? Ты возьмёшься за иллюстрацию? — Да. Вышлите мне первую главу на почту, пожалуйста. — Супер, хён! — Чонгук от радости аж подпрыгивает на своём стуле; Чимин лишь косится на него из-под очков. — Ч-что ж, — мямлит Тэхён, ещё не совсем осознав, что Юнги согласился, что ему понравилась их идея. У них появился иллюстратор. Их мангака. — Нам… Нам придётся много работать вместе как художнику и сценаристу… — Окей, — тут же соглашается Юнги, не находя в этом никаких проблем. — Ты точно согласен со всем, Юнги-хён? — ещё раз уточняет Чимин — для окончательной ясности. — Да. Мне нравится это тем, что тут можно спустить фантазию с поводка. Я уже сказал Тэхёну о том, что не люблю классических рамок, мне всё время хочется выйти за них. Но мне понадобится день на создание набросков космических кораблей генералов. Раньше я не рисовал ничего в таком роде, а использовать готовые шаблоны и фоны — совсем не в моих правилах. Я ответственно подхожу к тому, что делаю… — Тебе не нужен ассистент? — Чонгук несколько подаётся вперёд, обратившись к Юнги. — Я немного знаком с программами и принципом рисования… Я самоучка, но могу заняться прорисовкой заднего фона, наложить скринтон… — Я бы от ассистента не отказался, — признаётся Юнги, немного погодя, словно оценив весь объём той работы, что ожидает его. — Если не возражаешь, мы можем завтра встретиться и посмотреть, что ты умеешь. Уверяю, я не скину на тебя всю работу по колоризации, шэйдингу, леттерингу, контурингу и прочему, наклепав одни лишь страничные эскизы. — Хорошо, хён, — как-то счастливо соглашается с ним Чонгук. — Я хорошо разбираюсь в леттеринге, — негромко, но чётко отзывается Чимин, приподняв руку. — У меня имеется небольшой, но всё же опыт. Да, — думает Чонгук, — в команде Чхве Шиёка. — Супер. Тогда из нас должна будет получиться хорошая команда. — Добро пожаловать в команду Bangtan, Юнги-хён, — настолько тепло и приветливо, насколько только может, соглашается с ним Чимин. — Ты принят. — Я ещё не простил тебе Вансяней, — шелестит Чонгук, но быстро кидается на Юнги едва ли не с объятиями, — но я так рад, что ты теперь с нами, хён! Мы всех там порвём с нашим вебтуном! Тэхён остаётся последним, кто должен сказать своё слово, и Юнги переводит на него такой взгляд, будто это слово — самое важное из всех. — Кхм, — он нервно прочищает горло. Наконец его начинает догонять мысль о том, что мечта от них не ушла. Её догнал и привёл обратно за руки к ним Юнги. — Думаю, ребята уже озвучили наш ответ, а ты дал свой. Я не знаю, что нас всех ждёт дальше… Но сейчас… Но сейчас — давайте попробуем. Таким образом открытая вакансия иллюстратора становится недействительной.***
У Юнги уходит четыре (четыре!) дня на разработку образов. Первыми он рисует генералов — слишком его зацепили эти двое (чему Чонгук не может горделиво нарадоваться). У Генерала по прозвищу «Смерть» чернильные переплетения тату-рисунков на коже, жёсткие чёрные волосы, суровый, стальной взор и штанга в брови. У императора-диктатора он верный цепной пёс, что предаёт его в один день и улетает на поиски Капитана Шуги, чтобы просить его милосердия и чести служить и отдать жизнь за то, что правильно. Он очень любит свой корабль — старой модели, но современные за ним всё равно не угонятся. Однажды его любимая «Эйфория» — так её когда-то назвал старший брат Генерала, погибший на очередной войне правителя, — считалась самой быстрой во всей Вселенной. А некоторые таковой её считают и сейчас. С Генералом, которого прозвали «Солнце» (не из-за того, что он был мягким и тёплым, как показалось бы сначала, а из-за того, что солнечный свет имеет обыкновение выжигать и убивать, проникая буквально сквозь, и таким был сам Генерал), виделись они в далёком детстве, и на память тогда оставили себе по одинаковому шраму на запястье — как обещание ещё раз встретиться, как в память о дружбе, которая не закончится, что бы ни случилось. У Генерала Солнце золотистые волосы, мягко переливающиеся на свету. Несмотря на утончённость стана, внутренний стержень у него будет покрепче других, и его рука ещё никогда не дрожала, он ещё никогда не сомневался в себе. Разумеется, до Генерала Смерти, встречи с которым были сначала вражескими, затем нейтральными. А после — интимными. Юнги кажется, Тэхён вытягивает из него душу, пока они вместе создают образ кронпринца. Никто почему-то не заикнулся вначале о том, что он похож на самого Юнги. Если не вылитый. — То есть… Ты создал его раньше, чем увидел меня? — пытаясь понять, что к чему, уточняет у Тэхёна Юнги. Они находятся одни в небольшой квартире-студии Мина, где сплошь и рядом неряшливо разбросаны то наброски, то эскизы, то полноценные прототипы каких-то героев — Юнги испробовал и исписал чуть ли не каждый пустой клочок бумаги, что под руку ему смел попасться. — Я серьёзно. Его образ возник в моей голове два года назад… — смущённо признаётся Тэхён, неуютно ёрзая на высоком стуле, сидя рядом с художником, всё орудующим и орудующим стилусом на тонком планшете. — Может, не знаю, ты встретил меня где-то мельком года два назад? Хотя, вряд ли, я тогда в Токио на обучении был… — Юнги выдвигает предположения всё тише и тише, глядя на эскиз кронпринца. — Ты же не ездил в Токио два года назад, правда? — Хён. Это всего лишь образ… — нервно смеётся Тэхён, вцепившись пальцами в края своего свитера. Боже мой, как неудобно теперь… Кофе в чашке не обнаруживается… Нужно срочно ещё! — Ладно, у нас будет персонаж… С моим лицом, — пожимает плечами Юнги. — Ты точно уверен, что видишь Капитана Шугу — таким? Может, разрез глаз у него другой? Форма лица? — Хён, мы уже где-то часа два назад пытались изменить его образ — ничего не вышло. — Ну, это я так. А вдруг. Я впервые буду рисовать персонажа… Фактически, с самого себя, — отмечает Юнги устало. Они сидят за работой с самой рани и до позднего вечера, проговаривая, прорабатывая все детали, накидывая визуальные наброски первой главы. Чонгук всецело доверил Тэхёну отвечать за его часть истории, его сюжетную линию, потому что у него появилось достаточно много чистовой работы как у верного ассистента. Это означает, что Тэхёну придётся коротать множество дней практически один на один с Юнги как главному писателю и сценаристу с ведущим художником. — Пойду сделаю нам ещё кофе, — спохватывается Юнги, откладывая планшет на стол и немного разгружая глаза. — Ночь будет длинная… — Я думал, вообще-то, заказывать такси домой… — протягивает Тэхён, взглянув на часы на экране сотового. — Ты можешь остаться здесь, если хочешь, — Юнги опирается о дверной косяк проёма в комнату, держа в руках пустые чашки. — У меня есть запасной спальник. У нас ещё много работы, и если мы перенесём её на завтра, то ещё на день отсрочим дату публикации. Что? Переночевать в квартире Юнги? — Мне неловко злоупотреблять твоим гостеприимством, хён, — Тэхён смущённо сводит коленки вместе, отводит взгляд. Юнги, даже измотанным и уставшим, всё равно его идеал. Невозможно. — Я с самого утра тут… Может, даже немного тебе уже надоел… — Ерунда какая, — мягко отрезает Юнги. — Мне наконец попалась работа по душе, над которой я могу трудиться сутки напролёт. Ты мне вовсе не надоедаешь, Тэхён. Может, ты немного несговорчивый в плане своего виденья, особенно в той части, что касается внешних данных Капитана Шуги, и я до сих пор в шоке от мысли, что у него моё лицо, но… Но ты мне ни в коем случае не надоел. Ты интересный. С тобой интересно. Я бы хотел, чтобы мы ещё немного поработали сегодня, если ты не против. — Я… А у него есть причины отказаться? Ночевать у человека, которого он знает не так давно, но который уже стал… Чем-то. — Знаешь, если я не доставлю тебе неудобств, то я останусь. — Хорошее решение, чувствуй себя, как дома! Mi casa es su casa, — подмигивает ему Юнги, слегка улыбнувшись. — Будешь ещё кофе? Я, пожалуй, поставлю ещё и на рамён воду, а то, когда много работаю, не замечаю, как ничего не ем, а в моменты перерыва понимаю, что готов умять слона. — Рамён? Звучит хорошо, — Тэхён благодарит приглушённый свет в комнате, в основном сосредоточенный у рабочего стола — юнгиевой мастерской божественных шедевров; по крайней мере, того, как раскраснелось его лицо, Юнги не видно, а если и видно, то можно будет списать на обман зрения из-за сильной усталости глаз и беспорядка мыслей. — Тогда я на кухню, — он указывает жестом себе за спину. — Ты тоже пока отдохни немного, наработаться мы ещё успеем за ночь. — Я могу пойти на кухню с тобой? Помогу чем? — предлагает свободную пару рук Тэхён. — Идём. Кофе готовится быстрее, чем закипает вода на рамён. Он растворимый, ароматный, бодрит. — Я, конечно, больше предпочитаю варить кофе, но в последнее время я обленился, так что извини, — неловко оправдывается Юнги, ставя перед Тэ наполненную чашку. — Всё в порядке, — Тэхён тянется пальцами к керамическому сосуду, принюхиваясь к насыщенному запаху. — Мне нравится и такой. — Какой рамён предпочитаешь? — Юнги размахивает перед ним несколькими разными цветастыми пачками, достав их из кухонного шкафчика. — Шин рамён, сырный или чачарони? А, нет, стой. Ещё есть супер-острый с курицей. — Точно не супер-острый, — глухо смеётся Тэхён, немного привыкнув к непринуждённости атмосферы. С Юнги как-то… Легко? — Давай чачарони. — Значит, острое ты не любишь. Я запомню, — ему понятливо кивают, засуетившись с распаковкой лапши и закипающей водой, в которую уже нужно закидывать ингредиенты. Тэхён невзначай касается своих румяных щёк, что пылают под пальцами; и зачем только Юнги такая информация? — Раз уж у нас перерыв, не расскажешь мне, как ты сам упал в манхвы? — интересуется иллюстратор, метнув в его сторону быстрый взгляд. — Ты знаешь, как это случилось со мной, но мне интересно услышать и тебя, Тэхён. Тэхён такого вопроса, нужно быть честным, не ожидал. Поэтому у него уходит несколько долгих секунд, прежде чем он вспоминает, как работает речевой аппарат и как его задействовать, чтобы в итоге получилось нечто большее, чем набор разнокалиберных и несовместимых звуков. — О… Я… Для меня всё началось с «Сейлор Мун»… — стыдливо признаётся он, пока на него так внимательно смотрят, помешивая варящийся рамён палочками. — Я посмотрел все двести серий, все три полнометражных фильма, одно время собирал мерч и был участником фанклуба, занимая пост заместителя президента. — Ого! Даже так? — Не смейся, хён! Мне было двенадцать, и мне казалось, что ничего прекрасней быть не может. Моя комната сплошь и рядом была увешена плакатами Сейлор Сатурн… В фанклубе, кстати, я и встретил Чонгук-и… Он до сих пор ярый фанат Сейлор Марс, между прочим! Она у него стоит на заставке иконок на телефоне и даже на блокировке экрана! Однажды мы с Чонгук-и даже переоделись в их костюмы, когда отмечали день рождения нашего фанклуба, — с какой-то непомерной гордостью в голосе делится с ним Тэхён, раскрывая настолько подробные тайны своей любви к анимешным героям. Юнги чуть приторможенно смотрит на Тэхёна в упор несколько долгих мгновений, пытаясь наспех обработать услышанное. Шестерёнки в голове практически слышимо скрипят в ходе работы. Хотелось бы ему запретить своей фантазии рисовать перед глазами картинки, в которых два тощеватых подростка в лице Чонгука и Тэ, тогда ещё в самом начале пубертата, щеголяли на всяких мероприятиях в одних коротеньких юбочках, косплея Сейлор Марс и Сейлор Сатурн соответственно. Как бы ему хотелось не воображать себе это… — Звучит как начало отличной истории отношений, — пытается он отвлечь свои мысли, чуть сменив ракурс диалога. — Что?! — встрепенувшись от услышанного, обрушивается Тэхён. — Нет… Мы… Мы не встречаемся и не встречались, и… Мы хорошие друзья, обожающие «Токийский гуль», выпусками которых когда-то зачитывались после школы, и соавторы историй. И фанаты «Сейлор Мун» до мозга костей. На этом всё, — и вносит для ясности: — Просто друзья. — Я просто сказал, что это послужило бы классным стартом, а ты уже весь разволновался и тут же всё заотрицал, — почти кокетливо заговаривает Юнги, чем-то довольный, а чем — не понять. — Я бы подумал, что что-то происходит между Чимином и Чонгуком… — Заметил, да? — спрашивает Тэхён как-то виновато, покосившись на Юнги нашкодившим щенком. — Извини за них. Я просил их при тебе не собачиться. Ты — новый человек в нашей крошечной команде, хотелось произвести на тебя хорошее впечатление, заинтересовать… А они снова на собеседовании взялись за своё… — Хэй, я в порядке, — спешит приободрить его Юнги, кривовато усмехнувшись. — Всякое бывает. — Иногда мне кажется, я между ними разрываюсь… — из Тэхёна вырывается чистосердечное признание, он не смотрит на Юнги, только на пар, что исходит от чашки с кофе перед ним. — Чимин-и… До нас, он был в другой команде, но там… С ним кое-что произошло. Я не могу рассказать, это не мой секрет… Чимин только со мной поделился, поэтому Чонгук-и не знает… Чимину… Тяжело. Я уговаривал его присоединиться к нам очень долго и очень тяжко, и после каждого гукового насмешливого слова, я всё боюсь, что Чимин уйдёт, и просто ума не приложу, как они сейчас сработаются, если меня не будет рядом. Я не могу объяснить Чонгуку, почему Чимин-и такой, почему нужно быть помягче… Но я вижу, как Чонгук-и на меня обижается за то, что я всё время на стороне Чимина. Они спорят из-за пустяков иногда, оба упёртые, оба, как два барана… Но я дорожу ими одинаково, мы — команда. И я никогда не позволю Чимину подвергнуться чему-то такому снова. Немного помолчав, позволив Тэхёну выговориться, Юнги наконец дожидается паузы и лаконично заключает: — Ты хороший друг, Тэхён. И хороший лидер. Они работают друг с другом через неприязнь потому, что их ведёшь ты, а они тебя уважают, слушают. Я заметил это с первой нашей встречи. — Я не хочу, чтобы они работали ради меня. Я хочу, чтобы они работали потому, что любят то, что делают. Я знаю, Чонгук может не спать ночами, расписывая сюжетные повороты, обсуждая их со мной до пяти утра, когда до подъёма на пары остаётся всего час. Чимин может работать с нашим текстом в ущерб каким-то важным для себя делам, и будет получать от этого кайф. — Ты взвалил на себя слишком многое, — рассудительно качает головой Юнги, ухаживая за гостем в подаче горячего чачарони с соусом из чёрных бобов. — На тебе основная история, ты отвечаешь головой перед редакцией, пытаешься урегулировать конфликт, — и добавляет, смеясь: — А тут ещё и я свалился на голову. Ладно, давай поедим, пока не остыло. Тэхён поджимает губы в улыбке, хватается за палочки и цепляет ими тягучую длинную лапшу. Юнги, скорее, спасенье, чем напасть, — думает Тэхён. Вернее, ему хочется так думать. Хочется верить в то, что их встреча произошла не просто так. После позднего ужина они вновь садятся за работу, трудятся до тех самых пор, пока мысли не начинают путаться, пока не слипаются веки. Тэхён теряет связь с реальностью, и кажется, будто он и вовсе засыпает на стуле, уложившись головой на стол рядом с листами первой главы и первыми эскизами Бродяжки. Просыпается он уже через несколько часов, обнаруживая себя на диване в гостиной, находящемся рядом с рабочим столом Юнги. — Я что, уснул? — первое, что он задаёт спросонья, так, как будто это вообще неочевидный факт. — Да. Ты уже практически клевал носом, когда мы работали над встречей кронпринца с Бродяжкой. Я решил тебя не будить и осторожно перенёс к дивану, — как вместо «доброе утро», с нотками лёгкого безумия просвещает его Юнги. — Ты что, перенёс меня на руках?! — Тэхёну кажется, что он вот-вот подавится воздухом. — Ну-у… Да… — неловко подтверждает сказанное Юнги, слегка замявшись. — Ты, кстати, так мало весишь, я аж удивился, что поднял тебя так спокойно. Типа… Ты ж высокий… Во всей этой просторной одежде кажешься плотнее, а на деле — тростинка… Тэхён чувствует, как у него пылает лицо от высказанных фактов и утверждения, что Юнги буквально донёс его до текущего места — даже если оно в нескольких шагах — на чёртовых руках. И позаботился о нём, когда этого совсем не ожидалось. С одной стороны, сам Юнги выглядит истощённым: глаза покрасневшие, лицо осунувшееся, сказывается усталость и продолжительное отсутствие здорового сна. С другой же, он выглядит так, словно за ночь сделал какое-то чрезвычайно важное открытие. — Ты работал всю ночь?.. — Да, — Юнги кивает ему так, словно в этом есть повод для гордости. — Я закончил первую главу! Тэхёна тут же покидают прозрачные остатки сна. — Погоди, что ты сказал?! Всю первую главу? — в голове не укладывается, это невозможно, потому что они ещё не обсудили… — А как же образ Бродяжки? Мы его не доработали… — А… — Юнги чешет висок костяшкой пальца, неловко улыбнувшись рядом маленьких ровных зубов. — Об этом… Я его закончил. Я закончил концепт Бродяжки и ввёл его в историю. Последняя глава заканчивается их с принцем встречей, правильно? Тем, что его ловит на воровстве Генерал Солнце и приволакивает предстать перед принцем на колени. — З-закончил? Юнги лишь активно кивает в соглашение, глаза, несмотря на сетки лопнувших капилляров, живо горят. — Вот, взгляни, — и передаёт Тэхёну планшет. Тэхёну кажется он будет влюбляться в стиль Юнги из раза в раз, как в поле зрения попадёт что-то из рисунков его руки. Перед публикацией ещё много работы с чиминовой и чонгуковой стороны, но то, что за ночь успел сделать Юнги… — Меня так понесло, что я не смог остановиться, пока не закончил, — из Юнги аж прёт. — Конечно, здесь ещё работать и работать… Но… Юнги осмелился внести что-то своё, что-то, что ранее не пришло в голову ни Тэ, ни Чонгуку с Чимином. Он — их довершение. Тот, кого они ждали, кто был им жизненно необходим. С Юнги, дело их мечты заиграло иными красками — красками, которых Тэ так сильно, как оказалось, не хватало. Юнги уделил внимание космосу: пыли, булыжникам-астероидам, далёким планетам-звёздам, восхитительно прорисовывая их вне стандартного комиксового шаблона, выходя за его рамки. Он продемонстрировал свою безграничную фантазию в создании различных высших существ гуманоидного типа, расхаживающих по мерцианскому космическому рынку, находящемуся в торговом порту на планете Авенир — месте, где родился и вырос Бродяжка. Он уделил восхитительное внимание детализации отображения в зеркале, перед которым кронпринц, желая спрятаться от посторонних глаз, выкрашивает свои платиновые волосы в угольно-чёрный. А когда дело доходит до первой встречи с Бродяжкой, первый рисунок показывает нового героя сначала со спины — пинаемый и гонимый всеми, как выкинутый на улицу, надоевший всем щенок. И лишь тогда, когда Бродяжка, облачённый в лохмотья, поворачивает голову… Тэхён узнаёт в чертах его лица — свои. — Подожди… Вьющиеся каштановые волосы, смуглая кожа, выдающиеся мягкие и миловидные черты, из-за которых его частенько называли девчонкой. Только глаза — один серый, а другой голубой, глубокие, уставшие. На этой планете такие не любили. Да и не только на этой планете — во всей их вселенной. Считалось, что носители гетерохромии были неудачливыми, слабыми, что долго они не жили из-за слабого здоровья. От таких избавлялись, или они грозились стать клеймом позора, запятнавший весь род. Именно поэтому Бродяжка не жил, а выживал. Именно поэтому у него не было дома, не было семьи и не было имени. Долгое время он рос среди другой бездомной детворы, с которой был вынужден учиться таким вещам, как красть — лишь бы жить. — Подожди… — Тэхён повторяется в недоумении. — Почему он?.. Даже расположение родинок. Юнги, похоже, тщательно рассмотрел их на тэхёновом лице, пока тот спал. Чтобы потом присвоить Бродяжке. — Он похож на меня! Я не… — Тэхён как-то аж подпрыгивает на месте, но Юнги не даёт ему закончить: — Его я увидел таким. К тому же, описание поразительно сходится. — Но он не должен выглядеть, как я! Мимика… Она передана так, словно Юнги разглядывал и изучал Тэхёна перед этим ч а с а м и. Боже. Если вспомнить, чем обернутся в итоге отношения капитана Шуги и Бродяжки… Каким будет их первый раз, каким будет их восприятие друг друга… И иметь персонажей, у которых их лица… — Нет, — тут же отрезает Тэхён. — Нет, мы меняем Бродяжку! — Я предполагал, что ты так и скажешь, — Юнги сообщает ему с улыбкой, ничем не обиженный отрицательно-шокированной реакцией. — Аргументируешь, почему? — Ты, разве не знаешь, чем Бродяжка и принц будут заниматься? — слетев на абсолютный фальцет со стыда, выжимает из себя Тэхён. — Так, а при чём тут это? — А при том, что два чувака с нашими лицами будут заниматься самым бесстыжим сексом из всех сексов, что кто-либо когда-либо рисовал, и это выйдет в свет! Тебя это не смущает? — А что в сексе плохого? Я люблю о нём читать, люблю рисовать его, смотреть, как им занимаются, и заниматься им непосредственно тоже люблю, — полностью спокойным голосом бессовестно откровенничает Юнги, наглядно пожав плечами. — Тэхён, ты буквально пишешь об этом, так что тебя так напрягло? — Да не в сексе дело! А то, что «ты» займёшься им со «мной». — А в чём тогда? — Прошу, измени внешность Бродяжки, хён… — Если изменим внешность Бродяжки, тогда изменим и внешность принца, — ставит ему ультиматум Юнги, откинувшись на спинке стула и толкнув языком свою щеку изнутри. — Но я вижу его именно таким… — А я вижу таким Бродяжку, — стоит на своём Юнги, не сводя со вспыхнувшего от возмущения Тэхёна взгляд. — Или мы меняем всех, или не меняем никого. Это моё условие. — Ладно, — нехотя соглашается с ним Тэхён, слишком быстро сдавшись. Лучше принять условия, чем рисковать потерять Юнги. Это всего лишь персонаж. Правда? Рисовка действительно потрясающая: если глаза — то до крапинок в радужке и треугольников взявшихся грудочками ресниц, если руки — то до выраженных сиреневых дорожек вен. Юнги вложил в Бродяжку все свои силы, старательно прорисовывал каждый штрих… У Тэхёна кожа пылает от самого осознания, что Юнги, считай, списал с него внешность. В отмщение или нет — не сказать. Но в это было определённо вложено много усилий, и это стоит уважать. Даже если отношения Бродяжки и кронпринца будут не самыми лёгкими, даже если заниматься они будут самыми непристойными вещами. Тэхён уверен, что успеет привыкнуть к этому, когда сюжет подойдёт к рисованию их первого раза. Привыкнет же? — Это всего лишь образ, помнишь? — заговаривает с ним Юнги вкрадчиво, приободряюще, но устало улыбнувшись. Тэхён не может оторвать взгляд от рисунков так же сильно, как и Бродяжка, приволоченный силой и поставленный на колени — от Капитана Шуги. — Останешься на завтрак? — уточняет иллюстратор, подавив зевок тем небольшим остатком сил, каким ещё оперирует изнурённое тело. — Ты, по-моему, сейчас с ног свалишься, — тихонько смеётся Тэхён, отложив планшет. — Уверен, что будешь в силах сварганить что-то? — Недооцениваешь, — подыгрывает ему Юнги, хотя, на самом деле, действительно едва на ногах стоит. Он и впрямь устал и спать сильно хочется. — Какими предпочитаешь яйца: омлет или глазунью? — Сейчас я предпочту, чтобы ты выспался. Мой иллюстратор нужен мне со свежей головой и полными силами. У Юнги дрожат ресницы, выражение лица такое, словно его слегка застали врасплох. Но в итоге он лишь улыбается Тэхёну уголками на вид очень даже мягких розоватых губ, а затем измученно плетётся к своей постели и валится на мягкие простыни неподвижным камнем. «Мой иллюстратор». Красиво звучит.***
Чонгук, признаться, не имеет понятия, как сможет оставаться один на один с Чимином так надолго. Вдвоём. Он не идиот, прекрасно понимает, что все они здесь для того, чтобы всё наконец начало работать. У них общая цель, несмотря на разногласия, и этот фактор должен быть основным, выходить на передний план, если дело (обязательно) дойдёт до ссор. Он дал Тэхёну обещание держать себя в руках и уделять больше времени манхве, чем бесконечным препираниям (и, похоже, Чимин пообещал их лидеру нечто похожее). На удивление, новый формат работы начинается именно с тишины. Чимин сосредоточенно следит за тем, чтобы набираемый им текст соответствовал нужным текстовым облачкам, пока Чонгук, прошедший трёхдневную стажировку у Юнги, выполняет остальную окончательную работу с рисовкой, как подобает ассистенту мангаки. В доме Чимина. У него всё по-скромному, но уютно и светло. Для приличия, он даже приготовил Чонгуку зелёный чай — что-то немыслимое. Не понять, то ли это появление Юнги так повлияло на них всех, то ли то, что Чонгук всё ещё не может выкинуть из головы тот инцидент между Чимином и Шиёком, где с первым из них обходились так неприемлемо… Чонгук косится на чиминовы пальцы, как-то обеспокоенно отмечая, что некоторые из них были в настолько плачевно изодранном состоянии, что пришлось наклеить пластыри с очень милым мультяшным принтом — такие зачастую имелись где-то в сумке Тэхёна, как припоминает себе Чонгук. Опять раздирал. Как тогда, после встречи с Шиёком. — С-спасибо за чай… — Чонгук, признаться, не знает, как нормально начать диалог с ним без пререканий, поэтому всяческие попытки кажутся такими нелепыми, что в пору взять и зафейспалмить. — Не за что, — автоматично вторит ему Чимин, даже не оторвавшись от своего занятия. Это были первые их слова после короткого «привет, проходи». — У тебя… — Чонгук даёт себе секундочку на то, чтобы осмотреться: никто бы и не стал сомневаться в том, что Чимин — занудный чистюля-перфекционист, предпочитающий бежевые оттенки: стены, диван, мебель на кухне, ковёр, по которому в чёрных носках ходить как-то не хочется — неправильно… Даже чашка с чаем — слоновой кости; хлястик ягодного пакетика свисает вниз, болтаясь. Что не вписывается в картину — аквариум с рыбками. — У тебя здесь мило. — Ага, — лишь мычит с занятым видом Чимин, вовсе не нуждаясь в чужом умозаключении и экспертной оценке его дома. — Ты со всеми так нехотя общаешься? — Да, если они мешают мне работать. — Я хочу сделать перерыв… — Делай, — пожимает плечами Чимин, пытаясь сконцентрироваться на леттеринге первой главы. — Я тут при чём? — Мне скучно. Хён, — молвит он, привлекая к себе внимание: Чимин переводит на него нечитаемый взгляд, но на обращение ведётся. Паршивец. Иной раз от него «хёна» можно ждать, как до второго пришествия. — В следующий раз закажу сюда клоуна, — Чимин старается вести себя максимально не впечатлённым, возвращаясь к делу. — Только если торт будет, — язвит в ответ Чонгук. — Хён, ты любишь торты́? — всё ещё пытаясь отвлечь, уточняет он, нагловато наблюдая за реакцией. — Шоколадные? Кремовые? — Не торты́, а то́рты, — исправляет его Чимин. — А представь, что в тебя влюблён какой-то недалёкий дурачок. Если тебе вдруг в записке напишут признание в любви — ты возьмёшь, исправишь ошибки, а потом отдашь её ему обратно? — Чонгук, ты либо отдыхаешь и молчишь, либо работаешь и молчишь, — предупреждающе сообщает Чимин, вскинув тонкую бровь. Начинает на нервы действовать. — Хён, ты почему такой колючий со мной всегда? Из-за того дебила-Шиёка? Я тут поладить с тобой пытаюсь, а ты — как всегда, — практически с ребяческой обидой дует губы Чонгук. — Или с тобой всегда так тяжело? — Можешь поладить со мной тем, что дашь мне поработать. А что касается Шиёка, это не твоё дело, — на одной ноте выпаливает Чимин. — Почему? — он как будто пропускает последнее сказанное мимо ушей, тут же принимаясь упрямо и целеустремлённо докапываться. — Ты реально был в его команде? Чимина передёргивает против воли, и без внимания надоедливого, приставуче-любопытного Чонгука это не остаётся. — О Боже! Так ты реально был в его команде! — Чонгук подтверждает свои догадки лишь по подмеченной реакции. Чимина покоробило, не иначе! — Он же не первый раз с тобой так грубо, да? — Чонгук, — начиная раздражаться, процеживает Чимин, — работай. — Если он поступит так снова — скажи мне. — Думаю, я сам справлюсь, Чонгук, но спасибо, — Чимин кивает ему, несколько тронутый сказанным. — Я сделаю так, чтобы тебе потом и справляться не приходилось. В пору самому удивляться тому, что слетает с губ, хотя, дивиться тут нечему, в принципе: ублюдки при любых обстоятельствах обязаны быть наказанными. — Я же сказал тебе, я сам разберусь, мне не нужна твоя помощь. Почему тебя это так заботит вообще? Мы с тобой не лучшие друзья, чтобы ты за меня переживал, — практически огрызается Чимин, слегка сорвавшись, но дальнейшие слова Чонгука производят на него совсем неожиданный эффект, проколов толщу брони до так тщательно и щепетильно скрытой уязвимости: — А мне и необязательно быть тебе лучшим другом, для того чтобы избавить круг твоего общения от зазнавшихся мудозвонов, как Шиёк. Чимин приоткрывает рот, оробев, торопливо моргает в ничем неприкрытом недоумении. Особенности этой неожиданности придаёт то, что это говорит ему Чонгук, от которого нечто подобное можно было ожидать в самую последнюю очередь. Не от Чонгука. Не от того, кого за разнузданное поведение и словесную вседозволенность вносишь в списки тех же «мудаков». — П-почему? — остаётся только спросить тихо, не своим голосом, не таким, каким привык общаться с ним — с ядовитой ртутью в словах. — М? — переспрашивает у него Чонгук. — Почему ты… Почему ты так думаешь? — Потому что нужно быть явным уродом, чтобы демонстрировать своё превосходство над кем-то через применение физической силы, — спокойно отвечают на его вопрос без единого намёка на сомнения в своих убеждениях. — Я могу спорить с тобой сколько угодно, Чимин, даже на повышенных тонах, даже пренебрегая всеми правилами хорошего тона, но физическая сила — это грань, которую я ни за что не переступил бы. Всё должно начинаться со слов и ими же и заканчиваться, не считаешь? Так что я ни в какой форме не поддерживаю разрешение конфликта чем-то похожим на то, что себе позволяет Шиёк. Чимин ничего не отвечает, но смотрит на него дольше обычного с каким-то удивлением, неожиданностью, поражённостью. Чонгук, понимая, что большего ему не выведать, со скучающим вздохом возвращается к работе. Насмотреться на стиль Юнги вдоволь нельзя, от него дыхание попросту спирает. Чонгуку неизвестно, сколько блокбастеров про космос Юнги пересмотрел, чтобы так правдоподобно передать борт космического корабля «Эйфория». Генерал Смерть, облачённый в чёрное, — сам демон преисподней, некогда бывший всего лишь маленьким мальчиком, хранившим в сердце чужое имя, о котором на запястье напоминал лишь шрам, — находится во сне. В прекрасном сне, от которого не хотелось бы просыпаться. Там звучит мальчишеский смех, и солнце светит так ярко… И ступни омывает настоящее прохладное море, что пеной прибивается к острому скалистому утёсу. Генерал Смерть скучает, так скучает по своему дому, которого больше нет, по морю, которого не видел уже очень давно, по голосу, который давно видоизменился в его голове и перестал быть даже в половину похожим на его. По имени своему скучает, тому, настоящему, которое произносится родным голосом с радостным «догони меня». Они строили на песке свои замки, давая обещания однажды сделать их своим домом. Строили планы, в которых всегда будут вместе. Он помнит, что дичайше скучает, но сейчас уже не уверен даже в воспоминаниях о внешности. Лишь волосы — золотистые, практически целованные солнцем. Генерал Смерть просыпается один, в холодном поту. Цепляется за металл лат, силясь обнажить запястье и найти взглядом старый некрасивый шрам — самый родной, самый л ю б и м ы й из всех, потому что напоминает о нём. Если он забудет его, их море, их замок на песке, их закаты и морскую соль на губах, он потеряет себя окончательно. От него прежнего уже практически ничего не осталось — только шрам, что не позволяет оторваться… Чонгуку хочется верещать, как самая конченая девчонка из девчонок (как делал это от каждой серии «Сейлор Мун» в своё время), потому что Юнги нарисовал всё даже ещё лучше, чем Чонгук себе это представлял. Как же им посчастливилось отхватить себе такого талантливого мангаку! Боже, их история войдёт в историю! Когда он доходит до первой встречи с Генералом Солнце, что-то в его образе заставляет Чонгука невольно поморщиться — ни в коем случае не от отвращения, а от странно знакомых элементов внешности, словно где-то он уже встречал такое здесь, в реальности. Внешность, несмотря на утончённые черты, всё же грозная — взгляд тяжёлый, его выдержит не каждый. Он осторожно переводит внимание на Чимина — кажется, на него в ответ смотрят именно эти глаза, с нечитаемым, непроницаемым обликом, за которым сам океан, наверняка бушует. Чонгук приподнимает планшет повыше, визуально равняет его где-то возле чиминовой головы, словно вот-вот попытается сыграть в «Найди 10 отличий»… Чиминовы волосы чёрные, всегда аккуратно причёсаны, он всегда в очках, всегда несколько чопорный, но… — Тебе нечем заняться? — без повышенного тона голоса интересуется Чимин. — Тебе не показалось, что ты немного похож на Генерала Солнце?.. — словно в прострации, лепечет Чонгук. — Нет. — По-моему, у него твои глаза… — Ты, верно, переутомился… — Да нет же! Глянь! — и поворачивает планшет для демонстрации. — Ты что, не видишь? — Глаза — как глаза, — Чимин лишь ведёт плечом, особо не присматриваясь. Чонгук откидывается на кресле, на секунду дар речи потеряв от возмущения. — Как только тебя может не штырить от того, как Юнги-хён рисует? — как будто в упрёк, не сдерживается Чонгук. — Я просто не понимаю. Он… Он нарисовал нас всех! Он нарисовал себя как Капитана Шугу — что, конечно, было ожидаемо, потому что таким его Тэхён и представлял… Но он сделал из ТэТэ — Бродяжку! Бродяжку, хён! А Генерал Смерть и вовсе выглядит, словно перекачанная, озлобленная версия меня, которую несколько раз пережевали и выплюнули! А ты… Ты, разве, не видишь себя в Генерале Солнце? У него твои глаза! Твой нос с небольшой горбинкой! Даже твоя улыбка! И кадык твой на тонкой шее! И линия челюсти тоже твоя! И даже родинка на ключице! Тот факт, что Чонгук обнаружил во внешности Чимина такие детали, заставляет последнего из них покраснеть в кончиках ушей и инстинктивно прикрыть оголённую ключицу — ту самую, с родинкой, — тканью рубашки. — А кто сказал, что мне не нравится, как рисует Юнги-хён? — Чимин тут же занимает позицию обороны. — Я просто выражаю это не так. Мне хватит просто признать его великолепие прямо перед ним: и ему будет приятно услышать это прямо, и мне мороки меньше. Я немного удивлён тому, что у Бродяжки — внешность Тэхёна, но в Генерале Солнце ничего такого… От меня. Потому что Генерал Солнце сильнее Чимина. Потому что, в отличие от Чимина, себя он в обиду не даст никому. — Но ты даже не присмотрелся… Скажи, ты с рождения такой? — не унимается Чонгук. — Какой? — Не знаю… Чёрствый. Закрытый. Не умеющий веселиться… — на выдохе, шумно делится мыслями Чонгук. — Не знаю! Просто… Просто такой! Почему с тобой невозможно о чём-то поговорить, ты сразу умничать принимаешься! — Я не люблю трепаться без дела, без темы. Дай мне тему — и мы поговорим. — Для общения не всегда нужны темы. — Для того, чтобы общение имело хоть какую-то пользу, тема нужна всегда. — А сексом ты занимаешься тоже только из-за пользы? — вспылив, выпаливает Чонгук тут же, несколько не подумав о том, о чём спрашивает. — Или, нет, дай угадаю. Ты весь из себя такой непреступный, хмурый и дотошно-принципиальный потому, что секса как раз давно не было! Я прав? Чимин устало откладывает на стол планшет, посмотрев на него тем самым, смертельным взглядом Генерала Солнце. Юнги не промахнулся. Как ему удалось за такой короткий срок знакомства так досконально изучить их мимику? — Дай угадаю снова: это не моё дело, я прав? — не дожидаясь каких-то замечаний или пояснений, первым заговаривает Чонгук. — Это не твоё дело, — соглашается с ним Чимин, тихо сглотнув. — Или тебе просто рассказывать нечего? Как давно у тебя не было такого хорошего продолжительного секса, во время которого ты бы кончил несколько раз? Чимина, казалось, не так легко растрогать. А вот смутить получилось быстрее ожидаемого. Он багровеет на глазах, в радужках подогреваются некогда погасшие угли, раздуваясь лиловыми искорками — обожжёшься, а если какое-то время побудешь под таким взглядом — вообще к чертям сгоришь. — Давно, — ему совсем в таком признаваться не хочется, особенно перед кем-то таким, как Чонгук, и перед самим Чонгуком так тем более в п р и н ц и п е, но вырывается под напором прямого взгляда как-то само. — Давно не было. Теперь ты рад услышанному? Можешь от меня отстать и дать поработать уже? — Ну, по крайней мере, теперь мне становится понятным, почему ты такой злой временами и отрываешься на мне, — Чонгук вскидывает бровь, сложив на груди руки. — Не делай вид, что ты не делаешь того же, — отвечают ему той же монетой. — Отсюда выплывает, что твоя сексуальная жизнь ненамного лучше моей. Так что прекрати выпендриваться и злорадствовать. Чонгуку охота возразить, но он взаправду не припомнит, когда у него самого был последний раз. Остаётся только насупиться и «упасть» обратно в работу, «по душам» поговорив с Чимином. Он ведь действительно пытался пойти на контакт, найти что-то общее, наладить, если не дружеские, то хотя бы партнёрские отношения. Командные. Но для успеха в таких делах желание должно быть не односторонним, а Чимин, похоже, чётко даёт понять, что в подобном не особо заинтересован. Ну и пусть! Чонгуку оно тоже не нужно! Он и без Чимина прекрасно со всем справится! Да! Именно. Мелкая злюка. Чонгук неодобрительно косится на него в последний раз. Ну, почему он такой принципиальный? Ужас какой-то, а не человек! Обиженный разум отмечает то, на чём сам Чонгук не хотел бы акцентировать внимание: глаза, несмотря на холод взгляда, у Чимина очень красивые…***
Тэхёну кажется, будто он умирает, его отпевают, а затем он оживает, чтобы потом снова умереть, и так по кругу, пока редактор HYBE молчаливо читает их первую главу, подолгу присматриваясь к рисункам. У Тэхёна всё внутри всякий раз подбирается, стоит мужчине как-то сместиться или озадачено вскинуть бровь. Любой жест — и всё, кажется, это конец. У него такое лицо… Только не говорите, что он всё забракует. Чонгук выглядит не лучше Тэхёна, хотя усерднее это скрывает, несмотря на вид воскового лица, от которого, кажется, вся кровь ушла. В горле от переживаний суше, чем в Сахаре, он бесподконтрольно пошатывается из стороны в сторону, ожидая вердикта. Сейчас очень страшно будет услышать что-то негативное, это может оставить эмоциональную травму и отразиться на желании продолжать всё это делать вообще. Куда спокойнее и увереннее себя ощущают Чимин с Юнги, что стоят у стенки за неимением ещё пары свободных стульев, на которых можно было бы припарковаться задницей. Поэтому места уступили тем, кого потенциально от переживаний ноги не удержат. Чимин, как всегда, заранее приготовившийся к любому исходу, лишь поджимает пухлые губы, заведя руки за спину солдатиком — поза, однако, непринуждённая, хотя и передаёт терпеливое ожидание приговора. Юнги же всё это восхищает больше остальных, потому что это будет первая критика на его работу, полученная от кого-то компетентного, кроме его наставников из Токио. Замечая, каким напряжённым и сутулым сидит на стуле Тэхён, Юнги остаётся только ему улыбнуться, чтобы как-то морально поддержать. И Тэхён для себя отмечает, что с Юнги ждать ответа действительно легче, почти удивительно. Легче, когда есть приободряющая мягкая улыбка, адресованная ему. Когда редактор откладывает планшет и снимает очки, Чонгуку кажется, он более не дышит — ну, всё, сейчас он скажет, что это полный шлак, и что публиковать они это не станут. — Говорите, — начинает редактор, — это нарисовал вот этот пацан? И указывает на Юнги. — Д-да, — едва вернув себе голос, отвечает Тэхён. — Это нарисовал я и Чонгук-ши, господин. Над рисовкой работал я, а чистовую работу делал он. Леттеринг принадлежит Чимину-ши, а повествование — нашему сценаристу, Тэхёну-ши, — осторожно вступается Юнги, приходя на помощь. — Я ещё не видел более слаженной командной работы, — честно признаётся редактор, касаясь подушечками пальцев переносицы у большого мясистого носа. — А через мои руки прошло множество манхв. Уж поверьте. Мне ещё в начале приглянулся сюжет, он выделялся из основного потока публикуемого нами контента, и я не разочарован тем, что придержал идею за этим издательством, — проговаривает он, а у Тэхёна что-то внутри аж отмирает. Постойте… Он… Он говорит, что ему понравилось? Ему же понравилось, да? — Я не знаю, где вы трое наткнулись на Юнги, но в ваших же интересах больше никуда его не отпускать. Его стиль поразителен. О господи. Неотпустимнеотпустимнеотпустим — Оу… Д-да… Да, мы… Его не отпустим… — невнятно подключается Чонгук, ещё не привыкший к тому, что им дали добро. Выходит, это опубликуют? О них узнают люди? — Вы… Опубликуете это?.. — Конечно! А что, у вас есть что-то ещё? Он сказал «ещё»? — Нет, пока что нет, но мы в процессе, — кивает Чимин, толкнув оправу очков на место. — Тогда бегом за работу! Завтра к обеду это появится на сайте, и читатели мигом захотят ещё. Завтра. О них узнают уже завтра. Тэхён не может в это поверить. — Поздравляю с дебютом, хорошая работа. У Тэхёна шум в голове, кажется, за порог кабинета главного редактора HYBE его просто выносят под руки. В итоге он обнаруживает себя обнимающим первое, что находилось рядом — его руки обвили кольцом Юнги, немного ошарашенного таким внезапным приливом тэхёновой близости. — Ой, — Тэхён сразу же выпускает его на волю из клетки своих объятий и отскакивает назад. Почему нельзя провалиться через землю от стыда? Почему это всегда лишь метафора, особенно сейчас, когда от неловкости собственных действий хочется выпариться, изменив своё агрегатное состояние? — Извини, я… Случайно… Я просто… Очень рад… Извини, хён. Рад. Но это всё же не повод набрасываться на Юнги, едва покинув кабинет их босса. Тэхёну от самого себя аж дурно, особенно под насмешливым взглядом лицезревшего всё это Чонгука, которому сейчас в пору подзатыльник дать, чтобы не лыбился так гаденько и довольно, как Чеширский кот. — Всё хорошо, — стоит отметить, что бледные щёки Юнги тоже приобрели нежно-розовый оттенок, что даёт Тэхёну понять одно: внезапный порыв вызвал чувство смущения не у одного него. Тэхён открывает рот, чтобы выбросить в пространство повторную дозу извинений, но никакие слова так и не покидают его, стоит мимо их небольшой компании пройти набирающему популярность мангаке под псевдонимом Black Cardinal — зазнавшемуся и порабощённому собственной славой Чхве Шиёку. Пройти, горделиво и брезгливо хмыкнуть в их сторону (окинув недовольным взглядом Чимина), всколыхнув воздух до мурашек, и убраться с глаз, оставив после себя неприятный осадок, которого на языке не чувствует только Юнги. Тэхён, в прочем, как и Чонгук, осторожно бросает взгляды на Чимина, который притворяется ничего не подмечающим и ничем не впечатлённым, поправив очки. — Как насчёт пойти отметить это в нашу любимую кофейню? Всем вместе… — Тэхён пытается быстро спасти ситуацию, переключившись на другую тему. — Полагаю, с завтрашнего дня нас ожидает новая порция тяжкого труда, так что сегодня можно ещё немножко повалять дурака… — Хорошая идея, — простенько пожимает плечами Юнги, соглашаясь с планом. — Вы, наверное, идите без меня, ладно? — Чимин сообщает им ровным голосом. Однако Чонгук работал с Чимином слишком долго и слишком много, чтобы научиться распознавать в нём нотки отчаянного напряжения. Он опускает взгляд вниз, на чиминовы пальцы: снова раздирает никак не заживающие ранки вокруг лунок ногтей. Любое, даже косвенное столкновение с Шиёком погружает Чимина в сэлфхарм? — Увидимся позже, ребят, — Чимин прощается с ними настолько тепло, насколько в нём этого тепла имеется, вытаскивает улыбку наружу, хотя улыбаться, несмотря на радостное событие, совсем не хочется. Шиёк испортил любое настроение. — Поздравляю, мы справились… И уходит в ту же сторону, куда ушёл и Шиёк. Посыл его взгляда Чимин понял; лучше подойти сейчас, или потом будет хуже. К счастью, наверное, это понял не один лишь Чимин. — Я, наверное, останусь тут, а вы идите, — Чонгук тоже отказывается от празднования, как бы сегодня ни хотелось набухаться вместе с Тэхёном до состояния неузнаваемости. — У меня имеются кое-какие дела в издательстве, хорошо? Оторвитесь там за меня тоже. В другой день мы как-то все соберёмся и отпразднуем нормально. Чонгук прощается с ними так же торопливо, получая подозрительный взгляд о чём-то догадавшегося Тэхёна. — Л-ладно… Чонгук осторожно прокладывает себе путь в ту же сторону, какую направился чуть ранее Чимин и исчезает вскоре за поворотом редакции. — Странно они себя ведут, — Юнги слегка непонимающе кусает губу, косясь в сторону коридора, — не знай я их лучше, подумал бы, что им просто хочется побыть вдвоём, но гордость мешает признать это перед остальными. — Полагаю, празднование отменяется… — расстроенным тоном тянет Тэхён, опустив голову от досады. Не так он представлял себе их дебют. В его видении они уже неумело открывали шампанское и пробивали вылетевшей пробкой навесной потолок малюсенькой съёмной тэхёновой квартирки, в какой все четверо едва поместятся. — Почему это? Я всё ещё не отказался отметить это дело. Дебют — на то и дебют, — подбадривает его смело Юнги, коснувшись плеча на дружеский манер. — Давай отметим за всех четверых. У Тэхёна глаза снова сияют. До сих пор неловко от того, как он вцепился на радостях в Юнги, облепив так крепко, как только мог, но как же он благодарен, что Юнги не принимается ему об этом напоминать при любой свободной минутке… — Хорошо… Чонгук надеется, что его решение не приведёт его к сожалению. Он взаправду хотел бы сейчас выпить с хёнами и вступить с Юнги в оживлённый спор о том, что Леви Аккерман и Эрвин Смит — долбаное канонище, и что Эрери там никогда и не пахло. Но… Ноги несут его вляпаться в то, что даже не должно быть его делом, а передвигает ступнями какая-то глупая неуёмная и никому нафиг не нужная совесть. Проходя мимо небольшого буфета, где можно заварить себе безлимитные чай и кофе, он встречает весело болтающих о своём, о девчачьем, Чхэрён, Юну и Йеджи, что работают над своей исторической манхвой о принцессе и её фрейлине-защитнице в жанре юри. — Привет, девочки… — О, Чонгук… — здоровается с ним Йеджи, чуть нервно заправив за ухо длинную прядку рыжих волос. — Как твои дела? Слышала, вашу манхву наконец-то одобрили… Не прошло и часа, как это стало фактом, а о нём уже знает всё издательство и все работающие в нём мангаки? — Э… У меня всё хорошо… И… Да. Да, мы наконец издаёмся. — Класс! — искренне радуется за него Чхэрён, не раз поддерживающая их с Тэ в самые тяжёлые времена. — Говорят, ваш художник-мангака учился прямиком в Токио, и босс без ума от того, как он рисует. Мин Юнги, кажется?.. — А… Да, хён рисует что-то неземное, это факт, — тянет он. — Извините, что вклиниваюсь, девчонки, — медовым голосом заговаривает с ними Чонгук, намереваясь сыграть на своём очаровании, будучи наслышанным о том, что у Йеджи на него есть маленький краш, — вы, случаем, Чимина не видели? Если Юна до этого улыбалась и отзывчиво встретила Чонгука с готовностью как-то ему помочь, сейчас её лицо разравнивается, кожа на нём становится слегка бледной. — Эм… Его увёл Шиёк… — проговаривает она как-то тихо. — Куда он его увёл? — Чонгук уточняет пытливо. — Ну… К ним нельзя… — Почему? — Потому что Шиёк запретил всем его тревожить, когда он с Чимином, — приходит на помощь подруге Йеджи. В смысле он «запретил всем его тревожить, когда он с Чимином»? Чонгук ощущает себя ни во что не посвящённым идиотом, когда все вокруг знают нечто большее. Даже, кажется, Тэхён. — И… — он начинает нервничать против воли. — Чем таким они там занимаются? — А ты не знаешь? — удивлённым возгласом интересуется Чхэрён. — Вы же в одной команде… Оба ассистенты Юнги… Спасибо. Теперь Чонгук чувствует себя ещё большим идиотом. — Что между ними? — спрашивает он в лоб, покачав головой на ранее заданный вопрос. — Они… Они раньше встречались… Чимин состоял в команде Шиёка, их манхвы обещали быть сенсацией… Но затем Чимин ушёл из команды перед самим дебютом, и стало известно, что они с Шиёком расстались… Шиёк ещё и бывший. И Чимина не выгнали. Он ушёл сам. Господи, почему Чонгук такой идиот??? — Ходят слухи… — Юна переходит едва ли не на шёпот… — Что все те сюжеты манхв… «Влюбийство»… «За морем дивные берега»… Автор этих идей — Чимин. А Шиёк… Шиёк присвоил их себе все, использовав Чимина. У Чонгука напрягается челюсть от накатившей злости. Это были идеи Чимина. Вот, почему он с такой болью воспринимает то, что Чонгук с ним не считается и ни во что его не ставит. Потому что однажды его уже предали. Однажды его уже смешали с землёй. — Это просто слухи, — быстро-быстро чирикает Йеджи. — Мы не знаем, почему они на самом деле расстались. Чимина… Чимина после этого несколько раз звали к себе в команду разные мангаки в нашем издательстве, но он отказывался. И только Тэхёну удалось вернуть его в любимое дело… — Да, у Тэ какой-то природный дар убеждать людей, хотя ничего такого он и не делает… — соглашается с девушкой Юна. Про себя с ними соглашается и Чонгук. Тэхён буквально просто дышит, и уже одним этим внушает к себе доверие. — Спасибо за информацию, — всё ещё на сладких нотах певчей пташкой пропевает Чонгук — у Йеджи аж мир перед глазами плыть начинает. — Может, всё-таки скажете мне, где Чимин? — Зачем тебе? — Восстановить справедливость, — многозначительно отвечает он. Юна сообщает ему информацию нехотя, на свой страх и риск. Шиёк, всё же, имеет определённую репутацию и статус в издательстве, его манхвы (или правильнее сказать, Чимина) пользуются достаточной популярностью, и впасть в его немилость — всё равно что подписать себе приговор. — Не бойся, я не выдам вас, — обещает он девочкам, после чего они возвращаются к своему разговору, что вели до вмешательства Чонгука. Сам Чонгук направляется в указанное место и наконец замирает у двери пустого офиса, изнутри которого слышатся голоса. Узнаёт их Чонгук сразу. — …Ты мне всё расскажешь, Чимин-и… — Отпусти меня!.. Чонгук больше не ждёт, жалобность и бессилие в голосе загнанного и уязвимого Чимина тут же заставляет его действовать. Логично, что они закрылись внутри, поэтому приходится хитрить и проявить смекалку. — Кто? — раздражённо цедит Шиёк после парочки лаконичных стуков в двери. — Шиёк, тебя босс зовёт, — импровизирует Чонгук грубым голосом. — Я занят! — Знаю, но передали, что что-то срочное. Через мгновение ему открывают двери, и Чонгук не теряет ни секунды. — Ну, привет, Шиёк-ши, — и нагло входит в помещение, воспользовавшись моментом неожиданности. Шиёк немного теряется при виде него, за это время Чонгук успевает бегло найти Чимина, всё ещё вжатого в стенку, касающегося своей покрасневшей щеки пальцами — похоже, туда уже приземлилась чужая ладонь. Это лишь добавляет Чонгуку гнева прямиком в вены. Чимин приходит в себя быстро, косится на него испуганным взглядом, и скоропалительно вылетает пулей из пустого офиса, силясь убраться подальше от Шиёка. — А ну, стой! — голосит тот, но торопливо затыкается, стоит Чонгуку проехаться по его лицу кулаком. Чхве Шиёк отшатывается озверело и в неожиданности, хватается за ранку на губе. — Эй! Какого чёрта? Ты сдурел, нахрен? — О, похоже, я немного промазал, — издевательским тоном без грамма сожаления цедит Чонгук. — Какая жалость… Чимина ты ударил чуть выше… Позволь мне исправить ситуацию. И целует костяшками шиёкову скулу. Того откидывает к бортику стола, но руки не успевают за него толком ухватиться, чтобы восстановить равновесие, и поэтому тушка Шиёка с грохотом заваливается на пол. — Чего тебе от меня надо?! — О, много чего, ты, ничтожество. Понять не могу, как он вообще мог с тобой встречаться. С такой высокомерной тварью, использовавшей его всеми способами, — Чонгук хватает его за грудки, не позволяя вырваться. — А, — сухо усмехается тот, ухватившись за запястья Чона, чтобы оторвать от себя его руки. — Ты его новый трахарь? Скажи, классно, когда он всегда тугой, как в первый раз? Когда тянется к тебе так, словно кроме тебя одного больше никого нет? — Смотрю, ты достаточно поднакопил себе денег на стоматолога, — рычит Чонгук, почему-то лишь ещё сильнее распаляясь от грязных слов, произнесённых в адрес Чимина. Это… Это неприятно. Он не сдерживается и ещё раз наносит удар — у Шиёка рот оказывается в крови. — Ты своровал его идеи и выдал их за свои! — Это наглая клевета! Никто и ничего не докажет! Чимину никто не поверит, потому что он никто! — Мне уже насрать, чья это была идея, чувак, — яростно обрушивается на него Чонгук. — Ты больше не подойдёшь к нему, ты оставишь его в покое. Ты больше не коснёшься его и будешь обходить за десять сраных метров! — он наступает Шиёку на пальцы достаточно сильно, чтобы тот заскулил, но контролируя себя. — И дышать в его сторону не будешь, ты меня понял? — Рука! — у Шиёка в широких от страха и боли глазах практически слёзы, он дышит натужно и рвано. — Пусти мою руку!.. Нет! Пальцы! — Узнаю или, не доведи господь, увижу, что ты подошёл к нему, заговорил или прикасался к нему — я тебе нахуй эти пальцы выломаю так, что за рисование ты даже в следующей жизни не сядешь! А теперь скажи, что понял. — Пошёл ты! Чонгук давит ему подошвой ботинок на ладонь сильнее. — Вижу, тебе так и хочется поскорее завязать с рисованием. — Я понял! Я понял тебя, блять! Отпусти!.. — Я за тобой наблюдаю, ничтожество, — напоследок шипит Чонгук, после чего брезгливо убирает от него руки, выпрямляется, разглаживает на себе одежду и двигается к двери. — И, да, это строго между нами. Иначе сам знаешь, что случится с твоими пальцами, если ты проболтаешься. Когда он выходит наконец в холл и спрашивает у проходящего мимо Джисона, не видел ли тот Чимина, ему отвечают, что Чимин покинул издательство в спешке минут десять назад. Стоило ожидать, что он не задержится здесь, и всё же… Руки чешутся написать ему, спросить, всё ли хорошо, посоветовать найти в ближайшем маркете холодильник с жестяной банкой какой-то вишнёвой фанты и приложить её к щеке — отёк снимет… Но Чонгук держит себя в руках. Они не настолько с Чимином близки, чтобы у него было право что-то ему советовать или вообще беспокоиться. Чимин сам ему так сказал.***
-… Как-то так всё и получилось, мы не сошлись… — Тэхён обнаруживает себя хихикающим над тарелкой с остывшей пиццей над в общем-то довольно плачевными вещами. А ещё он обнаруживает себя подвыпившим и забывающим контролировать, что говорит. Как-то всё это и вылилось в сетование на отсутствие личной жизни, когда начиналось вообще с разговоров об успехе. За это же и бокалы с пивом поднимались — за достижение мечты, что вела вперёд даже в самые мрачные дни. А сейчас Тэхён пьяненько смеётся над тем, над чем когда-то сильно плакал — над тем, что рядом с ним не задерживался надолго ни один партнёр, потому что мечта ему была дороже любых отношений. — Мне пора бы уже замолчать, — признаётся он, усмехнувшись. — Вовсе нет, — Юнги, ощущающий себя трезвее при том же выпитом количестве пива, вовсе не считает себя обременённым болтовнёй. — Я, наверное, порю чушь уже… Извини, хён… Чонгук-и всегда говорит, что я становлюсь невыносимым, как напьюсь. Он всегда следит за тем, чтобы я не перебрал, потому что совладать со мной-трезвым куда легче, чем со мной-пьяным. Я становлюсь прилипалой… Той ещё… — его речь достаточно медленная, слышно, как усердно он работает над собой, чтобы Юнги мог его понимать. Хотя, ещё бокальчик-другой значительно застопорит это дело. — Ты милый, когда пьяный, — кивает ему Юнги с улыбкой. — Но я тоже думаю, что тебе хватит. А то к завтрашнему дню ты будешь никакущим, а мне нужен мой сценарист, чтобы продолжать работать, — и мягко забирает у Тэхёна недопитый стакан из рук, несмотря на все возмущения и протесты. — Давай будем идти, а то уже довольно поздно. — Не хочу… — лениво протягивает Тэхён, раскрепостившись достаточно, чтобы почти лечь на их столик, навалившись корпусом. — Хочу ещё выпить с тобой, хён… — Тэхён цепляется за его руку, практически бесстыдно льнёт к ней, прикасаясь щекой к плечевому суставу и поднимая на него один из самых невиннейших взглядов из-под густых ресниц, какой Юнги только доводилось встречать. — Давай ещё немного побудем здесь… — Нам, правда, пора, Тэхён-и… — Нг… Л-ладно… — Тэхён не выглядит особенно расстроенным, несмотря на то, что показушно дует губы в обиде. Юнги не может прекратить ему умиляться. Вечернее время суток словно выливает на Тэхёна ушат ледяной воды, однако ничего, кроме холода, больше не происходит. Он не трезвеет по щелчку пальцев, пьяненько сообщая о том, что он замёрз. — Холодно… Юнги великодушно снимает с себя свой шарф и накидывает на шею Тэ, заботливо укутывая открытые участки кожи. — Я же сказал, что, как для прогулки, ты оделся слабовато, — мягко ругает его иллюстратор, позволив себе потрепать тэхёновы волосы. — В следующий раз слушай хёна, ладно? — Я хотел выглядеть красиво… Юнги приоткрывает губы, не в силах что-то сказать. Тэхён невольно рассказал ему о себе такое, чем трезвому-ему вряд ли захотелось бы делиться с Юнги. Мальчишка считает себя неправильным, странным, обижающим окружающих его людей тем, что предпочитает не их, а свою писанину. Хуже всего дела обстояли с отношениями, что каждый раз заканчивались одинаково: его бросали потому, что ревновали к его мечте, считали, что ей Тэхён отдавался покладистей и отзывчивей. Что искренним он был лишь в том, что писала его рука. Но он так же признался, что иногда ему безумно не хватает чужого тепла, близости, поддержки, п о н и м а н и я. Не хватает кого-то, кто не поставит перед выбором, кто не станет ревновать его к делу всей жизни, а будет драйвовать от этого так же, разделяя его восторг, его запал, его огонь. Тэхён стоит перед ним весь краснощёкий, с помутнённым взглядом, немного растрёпанными вьющимися волосами и фигурными губами, увлажнёнными ежевичной гигиеничкой. Облачённый в брюки, в которых от его задницы слишком трудно оторвать глаза, в шелковую рубашку, что визуально делает шею тоньше. И пальто, что висит на плечах в не застёгнутом виде. Какие-то бесы подначивают Юнги ляпнуть, что Тэхён и есть красивый. Что показался ему таким ещё при первой их встрече. Эти же бесы — совсем распоясанные, совсем обнаглевшие — предлагают ему сделать шаг ближе и впиться в Тэхёна, сожрать его прям с костями; он просил нежности, близости, понимания — дай ему это. Дай сейчас, пока он хочет, пока его глаза так ярко горят. Однако Юнги возвращает их в клетку, обратно на звенящие цепи. Тэхён пьян, а всё это тогда будет совсем не по-настоящему. — Я… Я давно не чувствовал себя… Ну, знаешь… Желанным, — хихикает он, словно сообщая это Юнги по секрету. — Идём, я проведу тебя до дома. Только до дома, — обещает себе Юнги. — И я не соглашусь войти, если ты пригласишь. Тэхён соглашается с ним, весь какой-то счастливый — совсем позабыл о своей тревожности, что вызвана его выбором ремесла, а не людей. Похоже, на этом его сердце однажды очень круто разбилось, и он нашёл единственный способ лечения для себя, какой на тот момент видел, — погрузиться в работу ещё сильнее, потому что она, в отличие от людей, не предъявила бы ему претензии о том, почему он недостаточно её любит, почему недостаточно был покладист с ней в постели и т.д. Живёт Тэхён не в самом крутом районе и не в самом хорошем здании. Судя по всему, и в квартире у него практически негде развернуться. — Ты живёшь здесь? — Ага! — воодушевлённо гомонит Тэхён с жарким выдохом. — У тебя же нет клаустрофобии? Надеюсь, нет, потому что у меня малю-ю-юсенькие апартаменты. Однажды я хотел секса на одну ночь… Ну, знаешь, без обязательств… Чтобы не влюбляться и не стоять на пороге выбора снова… А просто секса… И парень, с которым мы договорились пойти ко мне, оказывается, страдал клаустрофобией! — срывается на по-мальчишески чистый смех Тэхён. — Представляешь? Юнги остаётся надеяться, что у Тэхёна имеется способность не вспоминать событий пребывания в стадии алкогольного опьянения, а иначе он просто не знает, как трезвый и всё помнящий Тэхён после всего наговоренного сможет посмотреть Юнги в глаза, не говоря уже о том, чтобы вновь заговорить. — Я такой лузер в отношениях, хён… Мне аж самому смешно… — Мы пришли, получается, — Юнги осторожничает с прощанием, аккуратно придерживая Тэхёна за локоть. — Ты не хочешь зайти?.. — Мне стоит пойти домой, чтобы отоспаться и с утра приступить к работе, — ласково заговаривает с ним мангака, надеясь, что это не прозвучит как резкое «нет». — Я и тебе советую поспать, Тэхён-а. — Мы… Мы могли бы поспать вместе… — сбалтывает Тэхён, понизив голос до интимного. Поверить нельзя, что такой скромный по натуре парень может делать и говорить такое после нескольких кружек пива. — Ты… Ты такой красивый, хён… Такой красивый… Ты мне нравишься… — Давай ты скажешь мне это завтра ещё раз, как проснёшься, м? — Не хочу завтра. Хочу сегодня. Хочу сегодня говорить тебе, какой ты красивый… Мой идеал… Мой Капитан Шуга… Юнги кажется, он не выдержит и сгорит под всем жаром слов. Путём долгих и мягких уговоров Тэхён всё же доходит до своей квартиры и даже как-то умудряется не забыть помахать Юнги из окна. Юнги же достаёт свой сотовый и в спешном порядке принимается строчить тому человеку, кто знает Тэхёна как облупленного.надеюсь, ты ещё не спишь, Чонгук-и
умоляю, скажи, что Тэхён ничего не помнит на утро после пьянки
иначе я в глубокой жопе
Чингачгук-и: вы что-то сделали, пока он пьян???ничего, только разговаривали
я довёл его домой, он лёг спать
Чингачгук-и: а, понятно Чингачгук-и: он сильно приставал? Чингачгук-и: он может быть… настойчивым, когда выпьетничего, я знаю, как отбиваться, если что
Чингачгук-и: спасибо, что позаботился о нём Чингачгук-и: он бывает иногда слегка бедовым Чингачгук-и: что он тебе наговорил?что-то, о чём сильно пожалеет, если вспомнит хД
Чингачгук-и: ну, к твоему счастью, он не вспомнит***
У Тэхёна остаётся какое-то неспокойное недоверие к каждому выверенному и хорошо продуманному утверждению Юнги о том, что пьяный Тэхён не вылился в проблему и не натворил чего-то такого, за что сейчас бы хотелось больше никогда не вылезать из своей комнаты. Обычно, он имел обыкновение творить несусветную дичь, когда пьян, и об этом у Чонгука всегда имелись в запасе постыдные истории-воспоминания, которые он иногда отряхивает от пыли на радость Тэ. А тут… Ничего. Он вёл себя с Юнги… Х о р о ш о. Удивительно, как ещё не проболтался о том, что два года был влюблён в Капитана Шугу, которого сам же и выдумал, хотя, похоже, это понятно и без явных признаний. Однако сегодня он решает не заморачиваться лишней самогрызнёй, сегодня хочется отдохнуть впервые за последний месяц работы — официальный выходной после успешной публикации шестой главы манхвы, что идёт полным ходом. В комнате общежития Чонгука слегка не прибрано — довольно весомый контраст с тем, какая идиллия чистоты поддерживается в квартире Чимина. Чонгукового соседа практически никогда здесь не бывает, что позволяет ему завесить любимыми плакатами даже чужую сторону комнаты (и не то чтобы его сосед, в принципе, спорил с ним; ему зачастую было вообще всё равно, куда примостить задницу, если где-то не было вечеринки, в которых он встречал рассветы). Чонгук суетливо наводит поверхностный порядок: прячет в комод носки, закидывает в бельевую корзину изношенную майку, утилизирует следы поедания крекеров вместе с пустой упаковкой бананового молока… — Можешь сесть на мою кровать, — сообщает он Тэхёну так, словно Тэхён здесь прежде не бывал и не выполнял этот же инструктаж из раза в раз. К сожалению, а может и к счастью, собраться и вместе отдохнуть получилось лишь им двоим: Чимин поехал повидаться с родителями в Пусан, а у Юнги нашлись какие-то личные дела в городе. Может, это, конечно, и хорошо; у них будет день, чтобы отдохнуть друг от друга… К тому же, Тэхён не припомнит, когда в последний раз веселились лишь он и Чонгук. — Молоко будешь? — Чонгук открывает маленький холодильник, верхняя полка которого хранит какой-то стратегический запас чёртового бананового молока, к которому у Чонгука с годами выработалась нездоровая любовь. — Я всякий раз неудобно чувствую себя, раскрадывая твои молочные залежи, — мягко подтрунивает над другом Тэхён. — Да ладно тебе, — Чонгук с щедрым видом кидает ему в руки картонный пакет с жидкостью. — Пей-пей, хён. А там, может, и мускулы наконец появятся, а то ты всегда какой-то тощий у меня. — О, так в банановом молоке кроется секрет того, как из нескладного подростка ты вырос в качка, у которого рубашки на грудной клетке расходятся? — подыгрывает ему Тэ. — Если бы знал раньше, пил бы молоко литрами. Убедившись, что в комнате — по чонгуковым незамысловатым меркам — достаточно чисто, Чон наконец со спокойным сердцем опускается на кровать рядом с Тэ. У них уходит уютная минутка на то, чтобы полностью расслабиться и насладиться вкусом молока. Тэхён, быстро выработавший зависимость к проверке, заходит на сайт издательства уже в третий раз за час, чтобы найти их манхву и посмотреть, сколько читателей купило доступ к шестой главе. Более семи тысяч за три дня. Неплохо. Они развиваются, о них всё ещё узнают люди, но и это уже неплохо. Первую главу купили почти двадцать тысяч человек — Тэхён и помыслить не мог о таких цифрах. — Тоже не можешь привыкнуть, да? — интересуется Чонгук, посмотрев на экран смартфона друга. — И я не могу. Когда ещё совсем недавно мы были никем — просто двумя мальчишками с большими мечтами и маленьким шансом на успех. Просто двумя лузерами, фанатеющими по «Сейлор Мун», что жили своей собственной историей… Тэхён слушает его внимательно, изредка понятливо кивает, чтобы дать знать, что интерес к разговору не утрачен. — Я не могу поверить, что у нас получилось, хён. Иногда это кажется сном, иногда это кажется всё ещё чем-то недостижимым, к чему нужно продолжать идти и вставать, даже если спотыкаешься. Когда нашу первую главу опубликовали, я где-то с час сидел у себя на кровати, пялясь в никуда, просто пытаясь свыкнуться с тем, что это наконец-то произошло. Что твоя и моя мечты стали реальностью, и мы поделились чем-то личным с людьми через нашу историю. Я очень сожалею, что её не издали в первоначальном виде как ранобэ. Мы работали над текстом с тобой ночами, мы вложили всё, что у нас было в наших героев, оттачивая их, возвращаясь к ним даже тогда, когда не хотелось уже больше. Но я так же благодарен тому, что у нас появился Юнги-хён. Он приблизил нашу мечту и сделал её материально ощутимой. Я ощущаю себя каким-то максимально сентиментальным, читая всякий раз отзывы читателей под каждой главой… — Мы, правда, сделали это, Чонгук-и. При помощи Чимин-и и Юнги-хёна, мы сделали это. Два мальчика, сходивших с ума по «Сейлор Мун», сделали это, — Тэхён похлопывает Чонгука по плечу, даря тому комфортную и успокаивающую улыбку. — М… Спасибо, что не дал мне сдаться тогда, когда я действительно хотел всё бросить. Чонгук не хочет вспоминать те дни. Тот период был сложным и нервным, и много нервов он потрепал самому Тэхёну, с которым едва не рассорился тогда. — Друзья для того и друзья, чтобы вытаскивать друг друга из тьмы, — пожимает плечами Тэхён. Они проводят ещё несколько мгновений в тишине, отдавая дань молокопитию. — Что, ещё не чувствуешь, как мышцы начинают расти? — издаёт смешок Чонгук, наблюдая за тем, как у Тэхёна молоко по подбородку стекает тонкой струйкой на толстовку. — Кстати о мышцах… — Тэхён смущённо утирает капельки тыльной стороной ладони, резко приосанившись. — По издательству ходят слухи, что ты отмудохал самого Чхве Шиёка. — По издательству много слухов ходит, — каркает Чонгук при упоминании неприятного имени. — Например, тот, в котором Шиёк украл чиминовы идеи, выдав их за свои, и кулаками выбивал из него ещё невесть что. — Боже! — подскакивает Тэхён в изумлении. — Так это действительно был ты? — Не притворяйся, будто думаешь, что получать ему было не за что, хён, — закатывает глаза Чонгук, ещё глотнув немного молока. — Ты знал, что они встречались? Знал, что Шиёк тот ещё мудак? Поверить не могу, что ты не рассказал мне. Я же твой лучший друг. — Ну-у… — как-то виновато объясняются с ним в ответ. — Я тоже слышал эти слухи, а затем, когда я просил Чимин-и к нам присоединиться, он доверился мне, рассказал о Шиёке и попросил дать ему клятву, что я никому не расскажу, даже тебе. — Выходит, он не доверял мне с самого начала. — Не только тебе… Он… Он в принципе больше никому не доверял, Чонгук-и… Но он учится делать это снова. С нами. — А, — Чонгук сухо смеётся, чуть не поперхнувшись молоком, — я всё забываю, что ты обладаешь какой-то незримой магией расположить к себе любого. Даже он, весь забаррикадировавшийся за стенами льда, подпустил тебя к себе. Ох, если бы я знал об этом раньше, Шиёк бы ещё раньше перестал кошмарить Чимина и быть его проблемой. Тэхён немного наклоняется вперёд, наблюдая за эмоцией ярости, проскользнувшей на лице Чонгука. И ехидная улыбка появляется на его губах тотчас же. — Чонгук-и, ты… Ты переживаешь о Чимин-и? — Не надо звучать так, словно это что-то значит. Не переживаю я о нём. Они с Чимином, по словам самого Пака, не в тех отношениях, чтобы это могло его волновать. — Да ладно? — Я о нём не переживаю, — переформулирует своё утверждение Чонгук. — У нас взаимная нелюбовь, и я о нём не переживаю. — Врёшь. У тебя уши, когда ты врёшь, краснеют. — Я сказал, что я не переживаю о нём, — звучит ещё более не убедительно. — Ага, — Тэхён довольно лыбится, обнажая зубы. — Ой, да иди ты! Достал! — горячится Чонгук, но совсем не злостно. — Ладно! Может, немного я переживаю! Ты руки его видел? У него нездоровая мания отрывать кожу у ногтей! — Так ты беспокоишься лишь о его здоровье? — Конечно, о здоровье! А о чём ещё мне следует беспокоиться? Я все ещё не простил ему то, что он разносил в пух и прах мои части текста! Никакого уважения к труду! — Это буквально его работа… — И что? — Чхве Шиёка ты избил тоже за его здоровье? — Да что ты прицепился, ну? — Хочу, чтобы ты признал, что хён тебе симпатичен, Чонгук-и. — Это не так! — Я вижу, как ты иногда на него засматриваешься, — лаконично аргументирует Тэхён, не останавливаясь. — Не смотрю я на него! И это ложь. Потому что он смотрит. Смотрит на руки, которые начали заживать. Смотрит на всё ещё гордую поступь, которую ничем не сломать. Смотрит в глаза, к которым возвращается потихоньку огонь, желание, силы. И на точёные ключицы смотрит, туда, где родинка, на то, как кадык дёргается под тонкой кожей… И как губы увлажняются кончиком языка — должно быть, мягкие-мягкие. — Я не смотрю, — бурчит Чонгук обижено. — Ну… Ну ладно, блин! Хорошо! Может, иногда я и смотрю! Он красивый! Ты, разве, не смотришь на красивых людей? Смотришь же! Вот и я смотрю! Просто смотрю! — Теперь это называется «просто смотреть»? — Что ты хочешь от меня услышать? Что я бы с ним замутил? Ладно, я бы с ним замутил, но смесь бы это была гремучей! Он упрямый настолько же прямо пропорционально, как и я, и большую часть отношений мы бы просто их выясняли, чем встречались! Возможно… Мне бы… Мне бы хотелось его трахнуть, но не просто трахнуть, а, типа, знаешь, потом ещё на завтрак остаться, помочь с чем-то… Он не похож на кого-то, кому нужна нежность, забота, понимаешь? Он достаточно сильный и самостоятельный, чтобы её не принимать, а во мне слишком неуёмное желание быть чьей-то опорой. И если он не даст мне это выпустить с ним, смысл вообще во всём будет какой? Он принципиальный, как кошмар! Тэхён с задумчивым видом откидывается назад, опираясь спиной об стенку. Чонгук наговорил… Много всего. — И вообще, прежде чем у меня что-то выпытывать, нужно со своим разобраться! — рявкает Чонгук, несколько уязвлённый тем, что раскрыл Тэхёну так много, даже если Тэхён носит статус «лучшего друга». Своим? Нет никакого «своего». — Не понимаю, о чём ты, — ровным тоном сообщает ему Тэхён. — Ой, да ладно? Как ни посмотрю, так вы с Юнги-хёном милуетесь, а не работаете: кофе гоняете, рамён хомячите, разговариваете по душам, смотрите для вдохновения фильмы вместе… И ты ночуешь у него частенько… — Между нами ничего нет, — тут же отрезает Тэхён, зардевшись в щеках. — Теперь это называется «между нами ничего нет»? — перевирает его недавние слова Чонгук в отместку. — Но, между нами действительно ничего нет, Чонгук. Мы… Много работаем, оба зависимы от кофе, как от воздуха, и бежим вниз в ближайший магаз за кимпабом, если вдруг рамён уже приелся… Иногда… Иногда я засыпаю в процессе работы, а потом Юнги относит меня к дивану на руках… — А ещё вы бухаете вместе, — подсказывает ему Чонгук противным голосом. — Мы пили всего один раз! — И прижимался ты к нему тоже один раз? — На что ты намекаешь? — непонимающе пялится на него Тэхён. — На очевидное, хён. Вы друг другу нравитесь. Только не говори мне, что тебе не нравится его компания, и что ты не видишь мокрые сны с его участием. Я с первого дня нашего знакомства замечал, как пространство между вами было столь плотным, что не поддавалось ножу. Ты ещё тогда потёк, как увидел его. — Это не так… — Не заливай, хён. У меня тоже есть глаза. Юнги-хён очень симпатичный, он, чёрт подери, ударил по всем твоим слабостям в предпочтениях внешности и характера. Ты буквально порхаешь, когда он рядом. — Я не порхаю, — возмущённо отрицает Тэхён, прикусив щеку изнутри. — Мы просто… Общаемся. Мне нравится разговаривать с ним. Он очень классный человек, безгранично талантливый… Может, иногда меня и ведёт на нём, иногда я залипаю на его руки, на бледность его кожи… Но на этом всё… Но, камон, ты сам видел его руки, на них невозможно не молиться. — Да-да, — издевается Чонгук, слегка прессингуя. — Помнишь, когда две недели назад я ночевал у тебя? Ты говорил во сне, хён. И не просто говорил… Ты стонал его имя — уж не знаю, в какой позе он тебя брал, или что творили его руки, на которые ты молишься, и не горю желанием знать, но факт остаётся фактом — ты хочешь его. Осознанно или нет. — Что??? — Тэхён аж на ноги подскакивает от ужаса. — Нет! Я ничего такого не говорил! Не было такого! Не было же? Чонгук лишь ведёт плечом, готовый рассмеяться с того, факта, насколько обескураженным и незащищённым себя сейчас чувствует Тэхён. — Господи… Я же… Я же не говорил ничего такого, когда ночевал у него?! Я не мог… Это неправда! О мой бог! — Даже если и говорил, Юнги, похоже, с этим в порядке, — обнадёживает его Чонгук, помогая сесть на кровать обратно. — Послушай. Вы с хёном… Смотритесь хорошо… Оба горите тем, что делаете. Ты же всегда хотел найти такого человека, нет? Который тебя не осудит, не поставит перед выбором. Я знаю, ты боишься пробовать снова, я помню, как долго ты плакал после расставания с Соджуном… Но, просто позволь себе попробовать ещё раз, хорошо? Что-то колет Тэхёну в сердце от упоминания ещё не совсем забытого имени. Любви к нему не осталось, только страх повторения похожей истории, в которую Тэхён вляпывался из раза в раз, решившись снова наконец-то кому-то открыться. — Я… Я не знаю… — Подумай об этом. Вас с хёном тянет друг к другу. Может, как меня тянет к Чимину, хотя, это, наверное, гиблое дело, потому что то, что я могу ему предложить, у него самого есть. Но ты… Я не думаю, что Юнги-хён из тех… Скорее, его отношение ко всему этому такое же, как и твоё — он выберет рисование, а не отношения. — То, что я сохну по нему, ещё не значит, что это взаимно, Чонгук-и. Чонгук качает головой, мягко улыбаясь: — Ну, к счастью для тебя, до окончания работы над нашей манхвой ещё слишком далеко, так что у тебя имеется немного времени в запасе, чтобы это выяснить.***
Перед Тэхёном с тихим стуком опускается чашка ароматного кофе — сублимированного со вкусом солёной карамели. — Держи, — и Юнги опускается назад на своё рабочее место, устало выдохнув. Это первый их перерыв за последние пять часов; было неплохо размять засиженную задницу, доползя до кухни за новой порцией кофе. На полноценный отдых времени нет, у них сроки… Так что остаётся довольствоваться малым. — Ты спаситель, — Тэхён заговаривает с ним таким благоговейным голосом и издаёт облегчающий стон, словно и вовсе молится на него, цепляясь длинными пальцами за горячую чашку. — Пустяки, — отнекивается Юнги, вовсе не считая, что в приготовлении кофе имеется какая-то необычайная роль с его стороны. Хотя, он польщён, нужно признать. — Выйдем на балкон немного? Заодно квартира чуток проветрится. Тэхён отвечает согласием и усиленно заставляет затёкшие мышцы в теле шевелиться. Он бы сейчас не отказался от массажа… — Ты только накинь что-нибудь, — предупреждающим тоном просит его Юнги, — а то ещё замёрзнешь и заболеешь, а на улице не июль. — Хорошо, — смутившись от неожиданно милого проявления заботы, Тэхён закручивается в свой теплющий шарф и двигается вслед за Юнги. Стрелки часов показывают, что время уже давно перевалило за полночь: ни один ресторан или магазин не работают в такой час, где можно было бы купить тот же рамён и заткнуть рычащих тигров в желудке. Они так увлеклись своими делами, что напрочь забыли про ужин. А ещё пропустили момент, когда солнце спряталось в объятиях горизонта, а ночь вытряхнула в чёрное небо тысячи мерцающих звёзд. Давно их не было так много. — Напоминает нашу Вселенную, скажи? — Юнги, впечатлённый этим же завораживающим видом, выпаливает с каким-то расслабленным придыханием. Тэхён для себя в какой уже раз отмечает глубину его низкого, возбуждающего голоса. Почему-то то, как он говорит «наша» в контексте слова «Вселенная», кажется Тэхёну таким п р а в и л ь н ы м. Он уже не может представить себе всё это без Юнги. Юнги — чуть ли не основа всего. — Так и вижу, как где-то по ту сторону неба «Эйфория» пересекает космос, делая скачок в сотни световых лет. Изгнанная на край Вселенной, ищущая себе дома, потому что это наказание Генерала Смерти за все его деяния — вечно скитаться по миру и быть отвергнутым любой планетой. — Мы ещё не добрались до этой части, хён. Это же конец вообще, — Тэхён удобнее перехватывает чашку, отметив, что кофе от внешнего холода улицы стынет быстрее, чем хочется. — Он не будет скитаться один. Генерал Солнце покинет пост и будет скитаться вместе с ним. Они есть друг у друга, а это главное, — с теплом в голосе произносит Тэ. Он с самого начала влюбился в то, что для них придумал Чонгук, как закончил довольно драматическую историю двух давних друзей детства, оказывавшихся двумя не самыми последними людьми в мире, стоявшими по разные стороны друг от друга. — Они найдут своё море и свои песочные замки снова. Юнги тихонько кивает, переминаясь с ноги на ногу. — Вы с Чонгуком проделали тяжкий труд. — Не такой тяжёлый, какой проделываешь ты, хён. То, как ты передаёшь это рисунками… яхочубезусталицеловатьтвоиталантливыеруки — Брось. Я лишь адаптирую. А вы — создаёте. Мне, правда, нравится то, что вы с ним придумали. Сейчас подходит момент, как по мне, один из самых интимных и переломных для отношений Капитана Шуги и Бродяжки… Меня… Меня зацепило то, что ты написал о них, Тэхён. Похвала делает с Тэхёном что-то невероятное — он буквально тает и плывёт, распаляясь под слоями одежды. Это не первый раз, когда Юнги хвалит его сюжет, но первый, когда слова отзываются в Тэхёне настолько глубоко, становясь почему-то самыми важными из всех, что хотелось бы услышать. Он чувствует, как пульсирует и пылает его лицо, дыхание участилось. Признаться, то, о чём говорит Юнги, любимый момент Тэхёна. Очень личный, очень непростой и сокровенный. Момент, в котором кронпринц даёт Бродяжке имя. У всех есть имя, но Бродяжке его никто не дал, так что это сделал Капитан Шуга. Тэхёну непривычно. До сих пор непривычно видеть нарисованную копию себя (за исключением цвета глаз, разве что), стоящим на коленях перед нарисованной версией Юнги. До сих пор не привык видеть себя на страницах, расхаживающим в постыдном женском одеянии служанки, потому что так велел ему принц. До сих пор не привык видеть, как Юнги рисует их в каюте космического корабля, Бродяжку — помогающим нагому после сна принцу облачиться в чистые ткани. У Бродяжки теперь имеется уродливый шрам на груди — он защитил собой Капитана Шугу, когда было совершено покушение, и едва не умер; принц выхаживал его лично. Сам Бродяжка аргументировал это тем, что рисковал потерять крышу над головой, в его понимании было бы лучше погибнуть вот так, чем сгнить там, где кронпринц его подобрал. После того как Бродяжке стало лучше, и он смог вернуться к своим обязанностям, Капитан Шуга решил пересмотреть своё ранее пренебрежительное отношение к новому слуге, что славно выполнял свою работу, лишь бы его не высадили на ближайшей космической станции и не сдали в какой-нибудь бордель, где, как ему говорили, закончила его мать. Принц немного смягчился, интерес стал, скорее, близким, чем желания продолжать использовать его, как просто слугу. Нет, Бродяжка продолжал выполнять обязанности и помалкивать: заправлял постель, стирал вещи всего экипажа, принимал участие в банных церемониях кронпринца, убирался на корабле, сервировал стол и мужественно терпел всё, что ему преподносила судьба. После спасения своей жизни, принц начинает смотреть на Бродяжку несколько иначе: отмечать изящные черты худенького стана, засматриваться в глаза — что смущало Бродяжку ещё больше. Он не любил свою особенность, а принц нашёл в ней… Что-то. Интересно, каково было бы ощутить на себе руки Юнги не только там, на картинке? Что, если эти пальцы сомкнутся просто так — на настоящем горле — и слегка сдавят? И вниз скользнут кистью по коже, балансируя на тончайшей грани убивающей жестокости и безграничной нежности. Они холодные? Горячие? В любом случае, обожгут. — Было… — выдыхает Юнги, подогревая их диалог. — Было довольно горячо… В тот раз, когда Капитан Шуга взял Бродяжку за подбородок, поднял его с колен и прижал к стенке, молчаливо разглядывая. А затем отпустил и спросил, какое имя хотел бы себе иметь Бродяжка. — Я долго думал о том, как его назвать и как описать эту сцену, — трескаясь от тягучести юнгиевого голоса, рассуждающего о таком важном для истории моменте, Тэхён взбалтывает в оправдание. Голос Юнги всегда был таким насыщенным и г о р я ч и м, или это только сейчас так кажется? — Ты потрясающе справился, Тэхён, — новая похвала заставляет тэхёновы коленки подсечься. Да что ж такое? — Нашим читателям очень понравится. — Почему ты так уверен? — Потому что это понравилось мне, — беззастенчиво вторит Юнги, ни грамма не поколебавшись в этом утверждении. — Это не может не понравиться остальным. С тем, как Юнги это нарисует, конечно. Это не может не понравиться остальным. — Вернёмся? По-моему, ты замёрз, — с ненавязчивой улыбкой заключает Юнги, окинув Тэ изучающим взглядом. А, разве, там ещё осталось, что изучать? — Ты дрожишь. — Я не дрожу, просто… — сразу же принимается оправдываться Тэхён. — Хочу размять мышцы немного… Спина ноет. Но всё хорошо, хён, спасибо за беспокойство. Тэхён усилием немалой воли пытается спрятать от Юнги свои порозовевшие щёки, а если последуют вопросы, он спишет всё на холод. Юнги же закрывает за ними балконную дверь и проходит вглубь своей квартиры-студии. — Если болит спина, я могу сделать тебе массаж, — незатейливо предлагает мангака, немного неуверенно почесав затылок. Тэхён всего на какие-то доли мгновения напрочь лишается дара речи. Юнги сейчас что ему предложил? Массаж? Вот этими божественными руками? — Мг… — разволновавшись, кудахчет в ответ Тэхён. — Да, не нужно, хён… Пройдёт… — Я, правда, совсем не против размять тебе спину, Тэхён. Мышцы спины — дело очень серьёзное, а мой сценарист нужен мне здоровым, помнишь? — ненавязчиво настаивает Юнги тем же мягким голосом. Тэхён на каком-то неконтролируемом автомате отставляет пустую чашку — снова кофе закончился как-то быстро — и с ужасом для самого себя с о г л а ш а е т с я. Какого хрена вообще? Он не помнит, чтобы хоть раз говорил Юнги твёрдое «нет». Сопротивление всем идеям оказывается всякий раз слишком слабым, и уж слишком хочется всё это прикрыть обыкновенным очарованием, чем показать, что Юнги ему крайне симпатичен. Долбаный Чон Чонгук. Тот их разговор нечто расставил для Тэхёна по порядку, и уж лучше во всем этом был бы хаос, чем какие-то чёткие осознания. Тэхён снимает с себя шарф, как в замедленной съёмке, словно сейчас должно свершиться что-то гораздо большее, чем обыкновенный массаж. Это же… Это в порядке вещей, да? Многие люди делают друг другу массаж во время работы, правда? Многие люди, каких считаешь офигительно горячими. Он уже подходит к поверхности дивана в своём излюбленном лиловом джемпере, когда Юнги низко басит почти в само ухо: — Джемпер, наверное, тоже лучше снять. А, кроме, джемпера, больше он ничего не хочет? Тэхён чувствует себя так, словно никогда ни перед кем ранее не обнажался; сразу же вспоминаются все свои недостатки, сразу же куда-то девается вся уверенность в себе. Без сомнения, Юнги позволяет себе минутку, чтобы присмотреться к нему, изучить. Кажется, там, где проходится по коже его взгляд, становится слегка щекотно. Сумасшествие какое-то. Ещё никто не вызывал в Тэ что-то подобное. Или мурашки у него от достаточно прохладного воздуха в комнате? Пожалуйста, пусть это будет реакция на воздух, а не на Юнги. — Ты смотришь… — Запоминаю, что в будущем стану рисовать, — откровенно признаётся Юнги, наблюдая за смутившимся Тэ. — У тебя красивые ключицы. Тэхёновым ключицам раньше комплимент не делали. Разве что только его заднице, красивому личику и, может быть, глубине его горла. — С-спасибо? На диван он опускается с каким-то лёгким флёром транса перед глазами, убаюканный тихим и низким голосом Юнги, что торопливо разогревает прохладные ладони. — Ты как? Порядок? — Юнги интересуется его состоянием, прежде чем осторожно вскарабкаться на распластавшуюся фигуру и сесть на мягкие половинки, зажав коленками чужие бёдра. Тэхён мычит в ответ, напрочь отказываясь анализировать их позу. Давно. Давно он не чувствовал вес чужого тела на себе. Давно не было рук, что коснулись бы его. — Хорошо. Руки Юнги — несомненно ещё одно Чудо Света. Он ими рисует, делает восхитительный мануальный массаж… На что ещё они могут быть способны? Тэхёну кажется, у него от удовольствия вот-вот потечёт слюна, он несуразно кряхтит, стоит чужой ладони применить ощутимую силу на особо чувствительных местах вдоль хребта, где больше нервных окончаний. — А! — его подбрасывает и выгибает под Юнги. Господи, как стыдно! Как приятно хрустят позвоночные диски, вставая на место… — Ты в порядке? Не больно? — Юнги врывается в пространство обеспокоенным тоном. — Я часто делал массаж своему отцу после его тяжких смен на подработке. Он просил его не жалеть, так что иногда я могу не рассчитывать силу. Ты мне скажи, если я перестараюсь, хорошо? Тэхён только что-то лепечет хриплым голосом, снова весь вскидывается от динамичных движений чужих рук, мнущих всё его естество, как самое послушное тесто. Бёдра крепко прижаты к дивану, трутся о него через ткань брюк, наращивая давление. Господи. Г о с п о д и, к а к э т о х о р о ш о. Из Тэхёна вырывается непристойный стон. Он отказывается думать о том, что одним массажем спины Юнги получил себе уйму живого контента, с каким можно будет работать, передавать в картинках по памяти. Один лишь вид Бродяжки. Сзади. С осоловелым взглядом, реагирующий на любое касание, на любое слово. Чё-ё-ё-ёрт. — Ты ещё живой? — Юнги негромко смеётся, вибрация его смеха приятно откатывается волнами по всему тэхёновому телу. Юнги наклоняется близко, елозит своей задницей по тэхёновой, вминает его тонким слоем в диван, с особой осторожностью мнёт у шейных позвонков. А у Тэхёна всё белое перед глазами. — Д-да, — он выдирает из сознания с натужными стараниями. Тэхён не сразу регистрирует момент, когда дерзкие движения на покрасневшей коже заменяются нежными успокаивающими поглаживаниями. — Ты хорошо справился, — хвалит его Юнги так, словно Тэхён выдержал нечто нечеловечное и остался в живых. Или какую похвалу получают после очень пикантной сессии самые законченные сабмиссивы во время афтеркера. — Я дам тебе несколько минут привести себя в порядок и одеться, хорошо? Мне… Мне нужно будет в ванную. Тэхёну не хочется, чтобы Юнги поднимался. Ему хочется, чтобы он наоборот навалился сверху всем весом и вот так остался лежать. Но, когда Юнги уходит, и слышится шуршание воды, Тэхён наконец начинает собираться назад из разорванных кусков, отмечая, что в просторных чёрных брюках мокро. — Не-е-ет… Он… Он что, только что потёк? От одного только массажа? Спины? Блять, какой пиздец.***
Чимин знает: к тому, что Шиёк наконец-то оставил его в покое, была приложена рука Чонгука. Хорошо так приложена — Чимин наконец-то ощутил свободу, покой, возвращение любви к тому, что они все здесь делают. В издательстве Шиёк минует его стороной, до сих пор зализывает свои раны; ходят слухи, что его так разукрасил Чонгук, однако никто ничего доказать не может, ровно, как и то, что Шиёк украл у Чимина идеи, причинял ему боль как душевную, так и физическую. Только Чимин знает правду. Он был там в тот день. Он видел ярость в глазах Чонгука, но единственным желанием было поскорее добраться домой, вымыться от грязных рук Шиёка и в какой раз выплакаться в свою же подушку — потому что при остальных плакать нельзя. При остальных он сильный, независимый и бессердечный. Но запасы холода в отношении Чонгука, как на зло, исчерпывают себя. Язвить так, как раньше, не выходит. Да и Чонгук стал… Вежливее, сговорчивее. По глазам видно — не всегда соглашается внутри, часто ломает собственное мнение, уступая ему, Чимину, но делает так, как настаивает Пак. Из жалости? А Чимину не нужна жалость. Однако. Однако он так и не сказал Чонгуку спасибо. И беда в том, что он уже даже не знает, как. Как сделать это правильно. Как заполнить свою благодарность, но не предать гордость. Он ещё пока не готов отказаться от неё рядом с Чонгуком, чей разглядывающий взгляд иногда ловит на себе, и Чимин не думает, что вообще будет готов. Чонгук — не Шиёк, но психика уже была сломана, она зажила неизгладимым комом, поэтому какие-то решения, поступки, слова — лишь дурацкий принцип н и к о г д а не дать себя больше в обиду и заранее обезопасить даже от самой перспективы. Так как же сказать ему «спасибо»? Чимин нервно царапает кожу у лунок ногтей — идиотская привычка, от которой так сложно отвыкнуть, и которая выводит Чонгука из себя. Тот даже заживляющий крем приволок к нему, чуть не швырнув тюбик в лицо. Иногда чонгуков нрав оставлял желать лучшего, за какие-то его действия хотелось даже взять и подраться, несмотря на то, что Чонгук уложил бы его с первого удара. Но с ним хочется спорить, с ним хочется решать конфликты. И Чимин не поймёт, откуда взялось так много «Чонгука» в самом слове «хочется». Возможно, именно в спорах Чонгук кажется настоящим. Искренность, после года лживых отношений, Чимин ценит в людях больше всего. И пусть чонгуковы прямолинейность, упрямство и вспыльчивость так сильно бесят Чимина, он остаётся самым честным и открытым для него. Он находит Чона в издательском кафетерии, жующим бургер с соусом, что капает с его подбородка. И все подготовленные слова разом теряются. Ни одно назад не ухватить. А что вообще он хотел сказать? Сам Чонгук лучше не делает — жуёт и чавкает, глядя прямо в глаза, без стеснения; Чимину едва удаётся скрыть румянец на щеках. Стоит перед ним, точно идиот. — Я… — боже, таким несобранным перед этим оболтусом он ещё не был. — Я… Я хотел себе кофе сделать… — Ага, — с набитым ртом кивает ему Чонгук. Боже, ну и хрюша. Он же себе сейчас тот соус на колени, блин, прольёт. — Вытри подбородок — капает, — к Чимину возвращается тот самый железно-приказной тон, правда, опять уходит куда-то, стоит ему вспомнить об истинных мотивах поиска Чонгука. Который тупо сидит и жрёт. — Мнф! Окей. Кофемашина готовит Чимину латте, пока он пытается собраться с мыслями. Забрав свой напиток, он садится за столик напротив Чонгука, слегка оглядываясь по сторонам: Джисон с Хёнджином стоят достаточно далеко и слишком увлечены чем-то своим, чтобы подслушивать и вникать. — Ам, — Чимин негромко прочищает горло и на свой страх и риск заговаривает с Чонгуком. — У Юнги и Тэхёна почти готова новая глава. — Да, я слышал, — Чонгук хватается за стакан арбузного лимонада и делает большой глоток. — Приходи сегодня ко мне, — Чимин проговаривает с придыханием. — К семи часам, скажем. — Ну, ок, — односложно соглашается Чонгук. Чимин не понимает. Как вот это может засесть в мыслях? Он полная противоположность всему, что любит и ценит Чимин. Ни грамма загадочности, ни намёка на романтику, невзирая на то, какую историю любви он написал. Чонгук отчего-то принимается смеяться, уставившись на чиминово лицо. Не ржи, идиот, я пытаюсь сказать тебе «спасибо»! — Я сказал что-то смешное? — раздражённо цедит Чимин тут же. — Нет, хён. Просто у тебя выражение лица забавное. Ты явно что-то серьёзное там себе надумываешь в своей голове, раз вот-вот потрескаешься. Хочется его послать. И вообще. Вся эта идея благодарения до ничтожного дурацкая. Он беситбеситбесит. Бесит. Пусть сидит и жрёт свой бургер. Чимин поднимается из-за стола, дарит ему испепеляющий взгляд и без лишних слов покидает его общество. А ещё говорил, что хочет нормально общаться. Да где там?!***
К тому моменту, когда не совсем пунктуальный Чонгук подходит к двери чиминовой квартиры, сам Чимин в который раз пытается убедить себя в том, насколько идиотской кажется собственная затея. За весь период их тесной работы у них сформировалась традиция плотненько налегать на чай. С него Чимин и начинает, суетливо раскидывая пакетики по чашкам и приглаживая и так идеально уложенные волосы, когда наконец слышит звонок. Он здесь. Чонгук, некогда решительно на что-то настроенный, как-то сразу тушуется в дверях, стоит ему увидеть Чимина. Постойте. Он всегда был таким хорошеньким? Или в последнее время стал как-то прихорашиваться специально под их встречи? Что-то Чонгук упустил момент, когда из непримечательного парня Чимин стал таким, что глаз не оторвать. — Входи? Чимин не станет лгать, но в голос всё же не признается, что напялил на себя лучшее, что смог найти в гардеробе. Ему нравится, что на него смотрят. Нравится, что он кому-то нравится, даже если Чонгук никак не выкажет это словами, потому что он упёртый баран. Но взгляд… Взгляд в с е г д а всех выдаёт с потрохами. Возможно, он выдаёт даже Чимина. Чонгук практически давится слюной: на Чимине обтягивающие задницу кожаные штаны, чёрная портупея, блять, поверх белоснежной не до конца застёгнутой рубашки и сраный чокер. У Чонгука не было и шанса, чтобы не удавиться этим видом. Какого чёрта вообще? Зачем разоделся так? — Чай? — робко предлагает Чимин, поспевая на кухню. Чонгуку сейчас хочется совсем не чая. Ему хочется сорвать с Чимина этот чокер. Зубами. Притянуть за ремешки портупеи к себе и искусать эти губы до того, что с них сотрётся весь персиковый блеск. Чимин либо не знает, на каких струнах Чонгука играет, либо наоборот п р е к р а с н о осведомлён, в том, что, делает, и само осознание этого кажется ещё более пугающим. — Я на днях купил новый чай: с апельсиновой цедрой и корицей, — зачем-то сообщает ему Чимин, удивляясь своей чрезмерной многословности по ходу элементарного разговора, что проходит без особого информативного нагромождения. Докатился; Чонгук хотел о б щ а т ь с я, а Чимин ловит себя на том, с Чонгуком проворачивать такое не совсем уж и сложно. — На пробу. Он пахнет Рождеством. А купить пришлось, потому что все его запасы истреблялись с методичной точностью от встречи к встрече. Чонгук забирает из его маленьких рук громоздкую кружку. Чимин в какой-то степени очень напоминает ему Тэхёна: оба любители всякого плюшевого дерьма, типа пледов, носков, свитеров, оба законченные чистюли, оба почитатели чая (правда, Юнги-хён верно посадил Тэ на кофе, переманив на другую сторону, но то такое). Чай, кстати, вкусный — Чонгук обжигает себе им язык, потому что ему нужно о с т ы т ь. Чиминов вид будит в нём всё, что угодно, кроме желания настроиться на работу. Чонгук, правда, старается не смотреть, на то, как здорово смотрится в этих штанах чиминова пятая точка. Богом клянётся, он делает всё, что только в его силах. — Тебе нравится чай? Да. Очень. И не только он. — Нравится. — Хорошо, — расслабленно молвит Чимин. — У тебя такой взгляд, словно хочется меня о чём-то спросить. И не только спросить. — Я не уверен, что ты ответишь, вот и не спрашиваю. Это, типа, не моё дело, — пожимает плечами Чонгук (и ещё раз впивается взглядом в чокер). Чимину становится интересно. — Ну, давай проверим. — Ты был сегодня на свидании? — он озвучивает несколько другое. Согласитесь, за «ты так оделся для меня?» можно и по лицу получить, а Чонгуку с Чимином ссориться лишний раз не хочется от слова совсем. По крайней мере, не в исключительно рабоче-деловых аспектах, где отстоять свою точку зрения — нерушимый закон. — С чего ты решил? — Чимин притворяется, будто не понимает, к чему это он, хотя контекст прозрачен — он выглядит сногсшибательно. — Ты выглядишь… — Как? У Чонгука в горле едва не застревает чай. Чимин хочет, чтобы он сказал это? А, разве, по нему и так всё не понятно? — Красиво, Чимин. Ты выглядишь очень красиво. — Значит, — принимается задиристо рассуждать Пак, — по-твоему, я могу выглядеть красиво лишь тогда, когда с кем-то встречаюсь? — А ты встречаешься? — переспрашивает Чонгук несколько удивлённо. Если это так, то как он это пропустил? Нужно узнать, кто он. Нужно проверить его, убедиться, что не такой, как Шиёк. — А я не могу встречаться с кем-то? — Можешь, конечно… — тише обычного отвечает Чонгук, и его огорчение данным фактом сказывается на лицо. Чёрт. Чимин всё не так планировал. Он хотел поблагодарить Чона за разборки с Чхве Шиёком, а не наблюдать за тем, как Чонгук делается побитым пёсиком от идеи того, чтобы Чимин виделся с кем-то. — Но он пройдёт мой контроль, — тут же договаривает начатое Чонгук, на что его собеседник пытливо выгибает бровь, сложив на груди руки. — Это моё условие. — Условие? — отзывается Чимин независимым тоном. — С каких пор ты думаешь, что имеешь право ставить мне какие-то условия? В моих отношениях. — Думаю, после Шиёка, у меня имеется право желать, чтобы с тобой подобного не приключалось, а если твой идеальный тип — отбитый мудак, я хочу убедиться, что таковым он будет со всеми, кроме тебя. Чимин всё планировал с о в с е м не так! — Кстати, о Шиёке… — он заламывает маленькие пальцы, заключённые в замке. — Я… Я хотел поговорить о том дне… Я так и не поблагодарил тебя тогда… Ты… Ты вступился за меня, хотя был не обязан. Он больше не донимает меня, благодаря тебе. — Это пустое. Я ничего особого не сделал, — Чонгук хмыкает, полосуя его всё тем же раздосадованным взглядом. — Может, чуть-чуть подрихтовал его слащавое лицо, но это пустое. Каждый бы так сделал. — Не для меня. И не каждый, — останавливает его Чимин неожиданно вкрадчивым голосом. — Для меня такого ещё никто не делал… Поэтому… Я… Я признателен тебе. Чонгук. Чимин несмело подходит ближе и несколько неуклюже целует Чонгука в щеку — выходит такой быстрый невинный детский чмок. Блин. В чиминовом представлении всё было не таким неловким. И там не пахло от Чонгука настолько вкусно. Давно он наносит этот парфюм? Почему Чимин его раньше не ощущал, не принюхивался? Может, потому, что в такой близости от него никогда не находился за всё время, что знакомы? Чонгук усмехается, пальцами касается того места, куда только что всего на мгновение приземлились чиминовы мягкие губы. — И это ты называешь поцелуем? Что? Такого Чимин явно не ожидал. — Поцелуй — как поцелуй, — он ведёт плечом, сомнительно собравшись с мыслями. — Как в знак благодарности. — А я не могу сам выбрать, как меня отблагодарить? Ну и наглость. Этого ему недостаточно? Чимин тут и так с т а р а е т с я, вообще-то. — И что же ты хочешь? — с лёгкими нотками оскорбления тянет Чимин. — Это, — не тратя ни секунды на лишние размышления, Чонгук осторожно захватывает чиминово лицо в чашу своих ладоней, приникая к чужим губам своими. Поцелуй более откровенный, хотя и не напористый. Нет-нет, напористым он станет, если того захочет именно Чимин. Тот самый Чимин, что млеет быстрее, чем того хочется, изголодавшись по одному лишь сорванному горячему дыханию на своей коже. Чёрт. Он не планировал даже реагировать вот так, отзывчиво расслабляя губы. Срань. Оттаскивает он от себя Чонгука немного грубо — ухватившись за воротник клетчатой рубашки. Разрывает их поцелуй с резким и характерным мокрым щелчком, чтобы в глаза посмотреть: зрачки чонгуковых глаз широкие, в них ни намёка на сожаление, лишь дичайшее желание повторить всё это заново. И Чимин вгрызается в него с какой-то новой силой, открыв в себе ту же жажду. И на этот раз Чонгук цепляется за него покрепче, прижимает ладонь к пояснице, надеясь вдавить чиминово тело в самого себя. Это происходит. Немыслимо просто. Чимину очень, о ч е н ь, хочется вернуть себе рассудок назад, но зачем он нужен, когда Чонгук целует так правильно, так хорошо, когда его руки согревают спину, а близость пьянит? Он скучал по этому чувству. Он скучал по нужности. По важности. По близости. По теплу. По току в самих нервных окончаниях. Он скучал по чувству желанности. — Ты… Ты красивый всегда… — бурчит Чонгук, внезапно отрываясь, чтобы отдышаться; или укротить пыл. — Но нам стоит остановиться… Твой… Твой парень… — Парень? — Чимин шелестит недоумённо, ещё не отойдя от того безумия, какое сотворили одни лишь поцелуи. — Ты о чём? — Я думал, ты… — Если бы я с кем-то встречался, то твой язык сейчас априори никак не оказался бы у меня во рту, — как-то мягко хихикнув, Чимин пытается погладить Чонгука по щеке, заприметив существенное облегчение во взгляде. — Да? Ну, ладно. И накидывается оголодало снова, на этот раз целуя глубже прежнего. Чиминовы лопатки крепко здороваются со стенкой позади него, стоит Чонгуку вжать его в неё под напором собственного весового превосходства. И Чимин ловит себя на мысли, что он, в принципе, не против. Хотя, должен! Он должен вспомнить, что это, вообще-то, долбаный Чон Чонгук! — Это какой-то пиздец, — мычит ему в губы Чон. — Почему я не могу от тебя оторваться? Я не так представлял себе всё это. Всё это? Чонгук… Представлял себе «их»? Представлял Чимина? — Что ты хочешь этим сказать? — произносится вместо «я тоже не могу, так что заткнись и поцелуй меня ещё раз». — Я думал, что это случится в порыве импульсивной ссоры, там… Ну, знаешь… Иногда мы с тобой так грызёмся, что у меня появляется желание закрыть тебе рот своим. — А дальше? — подначивает его Чимин, уткнувшись в его щеку кончиком своего носа. — Что бы ты делал после поцелуя? Думаешь, он решил бы наши разногласия? — Нет, но он расположил бы к постели, а вот там бы мы уже с тобой все точки над «i» расставили. Он надумывал себе даже такое? — Ты что, думал обо мне в плане секса? — уточняет Чимин, немного отстранившись. Он был немного не готов к таким откровениям, хотя, где-то в глубине души, понимал, что Чонгук на него смотрит, имея на уме не только одни невысказанные ругательства. В его глазах было что-то гораздо более тёмное, тягучее, липкое. И Чимин в этом постепенно вяз. — Ты себя в зеркало видел? А тебя можно не хотеть? Чимину это льстит сильнее, чем того хочется. Он как-то прощёлкал момент, когда хотелось именно Чонгуку нравиться больше остальных, но гордость, скорее, придушит его эфемерными руками, чем позволит сознаться в этом ему, как в каком-то преступлении, что обязательно потешит чоново самолюбие. Он к такому ещё пока не готов. — Но я хочу не только этого. Интересно. Чимин вскидывает изящную бровь, уточняя у него подробности не вербальным способом, мимикой. — Я хочу того, с чем может возникнуть куча сложностей. — Ты хочешь эту «кучу сложностей»? — Я хочу отношений, хён, а не просто потрахивать друг дружку по вторникам и воскресениям за час до работы. — Ты думаешь, что я хочу тебя? — на остатках своей недоступности выжимает из себя он. — Ну, может, эмоционально ты ещё не пришёл к этому, но твой член работает быстрее твоих мыслей, — немного насмешливо отвечает ему Чонгук, акцентируя внимание на выпуклость у ширинки слаксов. — Тебе, должно быть, очень неудобно. Зараза. А в тоне ничего от сожаления. Чимин краснеет в мочках ушей, не в силах это как-то прокомментировать. Потому что, да, его тело работает немного быстрее, чем голова раскладывает всё по пустым полочкам в порядок. И его тело определённо реагирует на Чонгука предательским образом. — Ты, наверное, хочешь от этого как-то избавиться, да, хён? Наглый. Обнаглевший в край! И такой тёплый. Такой правильный рядом с ним. — Как ты мне с этим поможешь, если твой ультиматум — отношения? Разве, мы не должны в них состоять, чтобы ты мне помог? — Чиминово дыхание учащается, потому что руки Чонгука никак не делают лучше: они гладят бёдра на дразнящий манер, всякий раз задевают член через кожаную ткань. И голос становится таким рокочущим, низким. Паршивец. — Мы ещё ничего друг другу не должны, хён. Пока нет. Пока? Чонгук целует его в краешек губ, поддевает пальцами подол рубашки и ныряет под неё, находя подушечками разгорячённую кожу. Чимин плавится золотом от неторопливости, от нежности, которых от Шиёка было не дождаться. А тут Чонгук и бьёт в самое слабое, сам того не зная. Дерьмо просто. — А если будем? — он с тяжестью сглатывает, потому что в нижнем белье уже так тесно, что почти болит. И чонгуков гипноз, блять, действует, загоняя Чимина в какие-то рамки, которых, он, признаться, побаивается. — А если мы будем должны? — Тогда… — Чонгук прилипает губами к чиминовой шее, размашисто мажет по ней кончиком языка, задерживаясь у Адамового яблока. — Тогда я не гарантирую, что не стану, как всегда, выносить тебе мозги. Утешил. Это было ожидаемо. — Однако, я всегда буду с тобой честен, всегда перед тобой открыт и никогда тобой не воспользуюсь в своих целях. Я никогда тебя не предам. Я не сделаю тебе больно и не подниму на тебя руку. Возможно, позже у меня найдётся, что ещё тебе предложить, но на сейчас это все требования, нужность которых я смог в тебе отыскать. Я боюсь. Я б о ю с ь. я б о ю с ь — Скажи это, Чимин…***
Тэхёну кажется, что он прощёлкал целую степень эволюции, пока работал с Юнги. Потому что у него совершенно нет объяснений тому, как отношения между Чимином и Чонгуком от «свалил нахрен с моих глаз подальше» дошли до «твои футболки идут мне больше, оставляй мне свои вещи почаще». Первые пару дней крема-корректоры были лучшими друзьями-спонсорами их сек(с)рета, хотя поведение выдавало их с концами. Они… Влюблены? Просто? Как? — Ну! — жалобно просит Чимин в попытке потянуться обратно за своими очками. — Чонгук, верни! — Теперь это мои очки, — Чонгук демонстративно надевает чужие очки себе на нос и торопливо целует Чимина в ушную раковину. Чимин не просто не бьёт его в живот локтем и возвращает своё обратно. Он лишь расплывается в смущённой улыбке, подставляясь под чужие расслабляющие поглаживания и шепчет что-то нежно-тихое, предназначенное одному лишь Чонгуку. Тэхён, признаться, несколько обескуражен. Ему становится как-то неуютно рядом с ними, он ощущает себя лишним за их столиком. Единственное, что хорошо, можно ощущать себя лишним не в одиночку, а с Юнги, что, как хён, заказывает им всем по мороженому за свой счёт. И всё же это слишком неудобно, к таким переменам нужно привыкнуть. Он немного обижен на Чонгука за то, что не рассказал ему о них, не поделился, не доверился. Они же лучшие друзья, нет? Однако это было бы лицемерием, потому что есть то, о чём Тэхён перед ним тоже умолчал. О том, что произошло во время массажа, например. О том, что уже какое-то время думает о Юнги так, как думать не нужно, потому что у них ч и с т о р а б о ч и е о т н о ш е н и я. И от осознания того, что его друзья сошлись, всегда волочащееся тенью одиночество, накидывается на его сознание с ещё большей силой, вынуждая поникнуть и отвернуться к окну со взглядом, погружённым куда-то глубоко-глубоко в самого себя. Правильно ли он расставляет приоритеты, выбирая дело, а не человека? Правильно ли он поступает, встречаясь с теми, кто всегда ставит его перед ужасным выбором, разбивающим самого Тэхёна на ядра и изотопы? — Им давно стоило, скажи? — из мыслей о душевных метаниях его выдёргивает вкрадчивый низкий голос вернувшего за их столик Юнги. Тэхён чувствует, будто он потерял центр тяжести на какое-то мгновение. Перед ним уже оказывается мятный милкшейк — нашёл, что выпить в преддверии зимы, — а рядом уже сидит Юнги с этой его маленькой улыбкой, в которой приподняты уголки манящих кошачьих губ. — Извини, что ты сказал? — мямля, уточняет у него Тэхён. — Я сказал, что им давно было пора разрешить всё, что было между ними, и сойтись. Оу. — А? — несколько приторможенно отвечает Тэхён, грустно улыбнувшись. — Да, наверное. Мимо Юнги не проходит ни одна тэхёнова реакция. — Ты в порядке? А почему это он не должен быть? У него давно не было отношений, но у него хорошо продвигается дело его жизни. У него нет второй половинки, с которой можно было бы поделиться всеми тревогами, но он достиг мечты. Тэхён знал, что у всего есть цена. Видимо, любовь — это то, чем должен пожертвовать он. — Да. — Точно? Ты просто выглядишь как-то… Несчастливо? Завистливо? Жалко? Одиноко? — Как? — Не знаю. Словно тебя что-то беспокоит, — тихо делится с ним наблюдениями Юнги. — Со мной всё в порядке, — он молвит, слегка покраснев. Смотрит на впервые смеющегося так громко Чимина, переводит взгляд на сияющего рядом с ним Чонгука, а затем переключает внимание на новый выпуск их манхвы, пестрящий на экране планшета Юнги. Ему незачем быть грустным. Он счастлив. Его история выходит в свет. Это же всё, чего он хотел, да? — Точно? Зачем он спрашивает снова? Тэхёну от этого становится сложнее лгать. — Точно, — звучит неубедительно даже для самого себя.***
Тэхён обещал себе привыкнуть видеть в рисовке Юнги самого себя. Он обещал смириться с этим к тому моменту, когда дело дойдёт до физической близости по сюжету. Но, когда наступает момент истины, Тэхён понимает, что всё ещё не готов рассматривать наброски, в которых гипотетический «Юнги» трахал до исступления гипотетического «Тэхёна» во всех возможных и невозможных позах. Он старается не подавать своего смущения и стыда, когда Юнги протягивает ему первые образцы постельной сцены. — Мне нужен твой взгляд на это, — подмигивает ему мангака и ставит перед ним очередную чашку с кофе. — Я поработал над этим слегка сверхурочно. Тэхён лишь увлечённо мычит в благодарность, стараясь выглядеть бесстрастным. Начало ему уже нравится: Юнги восхитительно рисует обнажённые тела, их мягкие линии, тени, что бликами играются с кожей. Ему нравится, что всё выглядит как-то натурально и в то же время — необычно. Тэхён, как и Юнги, перечитали безграничное количество манхв в своё время, они уже видели столько рисованного порно, что и не счесть. Однако в том, как всё преподал Юнги, есть что-то отличимое. Капитан Шуга не выглядит здесь альфа-самцом, что раза в два шире и больше Бродяжки. И член, увитый красивыми венками, натурального размера. — Мне очень импонируют сохранившиеся пропорции, — Тэхён старается не показывать, как от детализации ему становится тяжелее дышать — каждый выдох какой-то свинцовый, громкий. На грани возбуждения. — Мне никогда не нравилось, каким сэме рисовали в постели жеребцом с невероятных размеров добром между ног… — пытается как-то аргументировать свою точку зрения Тэхён. Чёрт. Кто-нибудь, скажите, что Юнги сейчас так же неловко, пожалуйста. — У них, блин, хер выходит размером с чёртов кулак, — смеётся он коротко от волнения. — Нет, ну, сам по себе концепт «хрупкого мальчика в руках опытного статного мужчины» очень неплох, но, когда так рисует большинство, теряется какая-то естественность происходящего. — Я, вот, тоже придерживаюсь этой точки зрения, — соглашается с ним Юнги, сделав мелкий шажок поближе чисто на автомате. — Такое не только в задницу с трудом войдёт, но и в рот толком не возьмёшь, чтобы не разорвало. Ещё я добавил немного лобковых волос Капитану Шуге. А то, когда все такие «голенькие» тоже выглядит неестественно. — Ну, отсутствие лобковых волос — признак интимного ухода за собой. — Ага, — издаёт смешок Юнги. — И наличия стабильной половой жизни. Не всякому захочется ощущать на языке волосы, пока делаешь минет. — Для ухода за собой не всегда нужен секс, — спорит с ним Тэхён. — Уход нужен для того, чтобы выглядеть привлекательно, если внезапно возникнет половой контакт, — с тем же весёлым настроением ведёт свою мысль Юнги. — Я совсем не против такого, не подумай, но признай, что люди, которые не имеют и не хотят секса, могут и не следить за собой там. — Но лобковые волосы впитывают запах, они выглядят не эстетично и даже переносят вшей! Тэхён не может поверить, что они вступили в спор из-за чего-то такого. — Мы всё ещё говорим о том, что у Капитана Шуги до Бродяжки не было особой тяги к сексу или уже о личных предпочтениях? — не теряет самообладания Юнги. — Если о Капитане Шуге, то я могу убрать волосы, если тебя это беспокоит. Если о личных предпочтениях, то я не настолько категоричен, мне также нравится и интимная стрижка триммером, хотя, в гладкости есть своя определённая прелесть. Повышает чувствительность. — Давай уберём их. Бродяжка же становится перед принцем на колени — не хочется, чтобы он упёрся носом в дебри, — просит его Тэхён. — Легко, — Юнги не выглядит ни капли обиженным. — Ещё какие-то замечания? Тэхён не знает, а могут ли иметься другие. Рисовка Юнги, даже с такими личными сценами, шикарна. В каких-то моментах он видит Бродяжку лежащим на плоском животе, голова лишь слегка повёрнута к принцу, который методично растягивает его бледными длинными пальцами. Чёрт. Тэхён действительно выглядит так соблазнительно со спины? Он смотрел на Юнги точно таким же томным взглядом просто во время обычного массажа? С ума сойти. — Я решил не рисовать всяких там «рентгенов», где видно, как пальцы касаются простаты. Такие элементы даже для меня кринж, хотя иногда и добавляют пикантности. — И хорошо. Чонгук такие тоже не любит. Это выглядит максимально странно. — И ещё, я решил обойтись без классики — магического яойного переворота уке на члене сэме, не снимаясь с него. — Как ты мог? Быстро вставь сюда этот яойный верть на члене, — на нервах звонко хохочет Тэхён, продолжая рассматривать, как собственное нарисованное лицо расплывается в гримасе неописуемого словами блаженства, по которому он так соскучился в реальной жизни. Казалось, его неудовлетворение и похотливый настрой снял вибратор этим утром. Утренняя мастурбация должна была разрядить Тэхёна, она была необходима, чтобы суметь здраво сесть за напряжённую работу и не давать ему испытывать постоянное чувство желания. Однако дилдо — не человек, он не обнимет, он не нашепчет кучку жарких слов, от которых ты сгоришь в руках. Он не зацелует тебя и не съест все оргазменные стоны. Этого оказалось мало. — Может, вставлю, когда секс будет у наших Генералов, — подыгрывает ему Юнги, мягко подмигнув. И, если Тэхён думал, что придраться ему будет уже не к чему, взгляд всё-таки находит, к чему испытать смущение и непонимание. — Что? — уточняет Юнги, поняв всё по реакции. — К чему ещё у тебя имеются претензии? — К слезам на глазах Бродяжки, — тут же выпаливает Тэхён, покрывшись румянцем и прикусив щеку изнутри. — Я думал, мы оговаривали, что принц не сделает ему больно в их первый раз. Между ними повисает молчание. Юнги пялится на него прямо несколько бесконечно долгих секунд, хлопает пушистыми ресницами. — А он и не от боли плачет, Тэхён, — в конечном итоге низким тоном аргументирует Юнги. — Что? Тогда, если ему не больно, зачем ты приделал ему слёзы? Юнги смотрит на него как-то непонимающе. — В манхвах сэмэ никогда особо не жалеют укэ, особенно тем, чем их наградил фантазия мангаки. Укэ же больно, и они даже просят перестать, чего сэмэ никогда не слышат и старательно игнорируют. До Юнги, кажется, начинает что-то доходить, и наконец Тэхён может лицезреть, как тот розовеет в щеках. — Э… Тэхён… М… — Юнги пытается деликатно подобрать слова для вопроса. — Ты… Ты никогда не плакал во время секса? — но вопрос получается прямым. — Прям… Вообще? Никогда? Он серьёзно спрашивает у Тэхёна о таком? — Ну-у-у… — боги, ему серьёзно нужно на это отвечать? — Я плакал в свой первый раз, когда мой первый парень по незнанию чуть не порвал меня. Ещё я плакал, когда… Когда минет делал, вот когда. Когда воздуха на вдох не хватало, и головка чужого члена стремилась достичь стенок затылка. И вообще, Юнги это знать не обязательно! — Ты… — Юнги двигается с этим лишь вперёд. — Ты никогда не плакал оттого, что тебе делали хорошо? — Нет, — звучит несколько сухо. — А я должен? — То есть, тебя ни разу не доводили до слёз сверхстимуляцией? — словно всё ещё не понимая, как такое может быть, ещё раз уточняет Юнги, несколько поражаясь. Такой тон его голоса заставляет Тэхёна засомневаться в собственном сексуальном опыте. Его доводили до сорванного голоса, до бессилия, до хриплых стонов, но никогда — до слёз блаженства. Вау. Оказалось, у него ещё есть, чего достигать. Ха. Было бы с кем, конечно. — Нет… — как-то тихо отвечает он, ловя на себе долгий и тягучий взгляд Юнги. Тот кусает губу, двигается ближе, заведённый от всего этого не меньше самого Тэхёна, которому жизненно захотелось узнать — каково это, когда тебя доводят до блаженных слёз. Он пытается отвернуться от Юнги. Смотреть на него становится более стыдно уже от самого воспоминания, что именно его лицо, именно его руки Тэхён представлял себе, когда игрался с собой этим утром. Именно его имя он произнёс, когда излился себе на костяшки, крепко сжавшись сфинктером вокруг глубоко погружённого в него резинового члена. За такое и виноватым себя ощущать нужно, но Тэхён ничего не может поделать — он давно испытывает симпатию, влечение. Ещё с первых дней. Ещё раньше испытывал, когда в голове существовал лишь сам образ. Однако нужно держать себя в руках. То, что ему интересен Юнги, ещё не значит, что это взаимно. — Я… — начинает Юнги несмело, тяжело сглотнув и наспех переварив тэхёново признание. — Я могу… Показать тебе… Как это… Как это, когда тебя доводят до слёз. Подождите, что? — Юнги?.. — он через силу вытаскивает из себя, едва не поперхнувшись воздухом. — З-забудь, — тут же осекается Юнги, отступая. — Извини, мне не стоило предлагать тебе такое. Это безумно некрасиво с моей стороны, я не знаю, о чём я думал… Просто заб… — Я хочу, — Тэхён обрывает трель его торопливых извинений, которым нет конца. — Что? — Я хочу, — повторяет Тэхён на свой страх и риск, стараясь не разорвать зрительный контакт. — Ты… Ты нравишься мне, Юнги-хён… Очень нравишься… И я… Я хочу… Юнги выдыхает как-то расслабленно, спокойно. — Вот ты и сказал мне это трезвым. Что? У Тэхёна глаза расширяются от недоумения, но сказать он ничего не успевает, потому что его вовлекают в жаркий поцелуй, взаимностью на который он отвечает не с ходу, а с оттяжкой в несколько мгновений. Руки у Юнги холодные, добавляют контраста в тот костёр, что разжигается в Тэхёне. Странным образом к нему возвращается память того самого вечера с Юнги в честь празднования дебюта, где Тэхён позволил себе надраться без чёткого надзора Чонгука. Он вспоминает, как приставал к Юнги, как заигрывал, флиртовал. И открыто, мать его, молил разложить его в собственной квартире. — О Боже! — Тэхён отрывается от поцелуя с ужасом. — В тот день! Я вспомнил! Я вспомнил, Юнги! — Что?.. — непонимающе хмурит брови мангака. — И ты… Ты всё это время знал, что нравишься мне?! Господи! — сокрушается Тэхён в полном ненависти к себе стоне. — Я… Я столько тебе тогда наговорил… И про свои отношения рассказал. И про самые нелепые случаи в его сексуальной жизни. Блять. Юнги всё о нём знал всё это время. — Тэхён-а, — осознав, что привело Кима в такой эмоциональный срыв, Юнги осторожно заключает его в объятия и укладывается подбородком на худое плечо. — Всё хорошо. — Нет, не хорошо, хён! Я сейчас буквально повеситься со стыда готов. — Я не жалею о том, что тот вечер прошёл именно так. — Конечно! Не ты рассказал мне о том, что в отношениях ты невероятно плох, и что тебя все бросали, потому что свою работу ты любил больше, чем любил уделять внимание человеку! Разумеется, ты не жалеешь, хён! — Я не жалею, Тэхён, потому что это позволило мне получше тебя узнать. Однако в тот вечер я кое-чего не сказал тебе, — он делает паузу, чтобы чрезмерно огорчённый собой Тэхён обратил на него внимание и одарил бегающим взглядом. — Я не сказал, что ты тоже мне нравишься. Мне хотелось, чтобы ты помнил это, но я не был уверен, что пьяный ты удержишь эту информацию утром и будешь всё ещё уверен в том, что сам мне сказал. Ты тоже мне нравишься. Тэхён не дышит, ему трудно представить, сколько времени, если Юнги он нравился уже тогда, они потратили просто на то, чтобы тщательнее скрыть то влечение. — Я наслаждался каждой минутой, проведённой вместе, даже если все они были в рамках работы над главами, — продолжает Юнги. — Я… Когда я рисую Бродяжку и принца… Когда кто-то из них касается другого, я пытался себе представить, каково было бы коснуться тебя по-настоящему. И в тот день, когда я сделал тебе массаж… Мне пришлось торопливо удалиться в ванную, потому что я возбудился от одного лишь твоего хриплого низкого дыхания. Ты нравишься мне, Тэхён. Ты тоже мне нравишься. — Тогда прикоснись ко мне, хён. Прикоснись по-настоящему. Юнги дважды просить не нужно, его губы тут же находят тэхёновы. Все задатки романтики убиваются чем-то большим, они душатся всеобъемлющей страстью, которая сейчас бьёт в голову самым крепким вином. Тэхён стаскивает с Юнги толстовку, нащупывает руками голые участки кожи, когда его подхватывают под ягодицы и вынуждают обвить ногами талию, оторвавшись от земли. В мгновение его тело падает на диван — тот самый, на котором Тэхён частенько засыпал, оставаясь у Юнги допоздна. Тот самый, на котором Юнги сделал ему массаж. Тот самый, на котором сейчас собирается трахнуть. Его фигура нависает сверху, придавливает к подушкам, зажимая собой. Град из поцелуев слишком быстро превращает Тэхёна в что-то там себе лепечущее под нос месиво. — Ты уверен? — Юнги отстраняется от него, чтобы уточнить. — Да! Да! Просто не останавливайся! Юнги понятливо кивает и тут же по-хозяйски засовывает свой язык в его рот. Пальцы становятся непослушными, а пуговицы однотонной тэхёновой рубашки представляют собой особо трудную задачу, с какой они справляются вдвоём. — Так… — торопливо дыша и пытаясь сбавить обороты, роняет Юнги. — Мне нужно в комнату… В шкафчик. За резинками и смазкой… — Нг… Хорошо, хён… — Тэхён уже сейчас весь зацелованный, весь раскрасневшийся, с готовностью распластавшийся под ним, кажется, даже готовый согласиться, чтобы и без защиты, и без увлажнения — лишь бы Юнги никуда не уходил. К тому моменту, когда Юнги возвращается со всем нужным, Тэхён уже успевает избавиться от нижней части одежды, аккуратно сложив их на полу у дивана. — Ты точно не передумал? — Если бы я передумал, я бы оделся, а не разделся, — довольно дерзко отвечает Тэхён. Юнги ещё один раз уже не спрашивает, он целует и касается Тэхёна более интимно, мнёт в ладонях его ягодицы и срывает себе в копилку низкий стон. Тэхён ужом вьётся под ласками, под пальцами, что пачкают в смазке кожу, под словами о том, какой он отзывчивый, красивый, сексуальный, когда издаёт вот такие звуки, когда двигается вот так и вот так смотрит. Юнги удивляется тому, как легко входит в Тэхёна первый палец, а сразу же за ним — второй. Это вгоняет его в ступор. В Тэхёне… В Тэхёне совсем недавно кто-то был? — Я мастурбировал утром, хён, — признаётся мальчишка, пытаясь спрятать пристыженные глаза, прикрывшись рукой. — О, — как-то понимающе отзывается Юнги. И вводит в Тэхёна третий палец, заставив того вздрогнуть и шумно задышать. — Чем ты это делаешь? Чем касаешься себя? — Может, у меня и нет мужчины, но есть вибратор… Чёрт! — Тэхёна подбрасывает, когда Юнги несколькими движениями запястьем на пробу находит его предстательную железу, аккуратно массируя местность с небольшим нажимом. — Юнги… — Тэхён ещё и воды недавно выпил, что усиливает приятные ощущения. — Каждый уважающий себя мужчина, предпочитающий позицию принимающего во время однополого секса должен обзавестись… Вибратором. Ох! А теперь мужчина у тебя есть, — про себя отмечает Юнги, довольно усмехнувшись. — Но он же всё равно не заменит настоящий член. Нет трения кожи о кожу, — науськивающе заговаривает с ним Юнги, голос его тих, низок и груб. — Нет шлепков тела о тело, он, должно быть, холодный, когда внутри… Тэхён всхлипывает от череды грязных слов, что жаром опаляют ушную раковину. Юнги вводит в него четвёртый палец, вынуждая рефлекторно сжаться вокруг них в спазме. — Юнги… — Хотя, знаешь, использовать его во время секса звучит заманчиво, хм. — Юнги! Пожалуйста! — хнычет Тэхён от пробирающего до костей тока, что скапливается внизу живота. Он хочет кончить, но не так. — Посмотри на себя. Ты уже почти на грани того, чтобы расплакаться. И вовсе не от боли. Ты хочешь плакать, потому что тебе хочется. Потому что тебе хорошо. Если бы я захотел, ты бы кончил вот так, но сегодня это не в моих правилах. Тэхён не просто на грани того, чтобы расплакаться. Он на грани того, чтобы нахрен развалиться в руках Юнги. Он испробовал множество всяких поз за весь свой сексуальный опыт, но его ещё не брали вот так: Юнги прижимает его спиной к своей грудной клетке, подхватывает за длинные ноги под коленками, заставляя балансировать на его члене, чей кончик с каждым глубоким толчком упирается в низ тэхёнового живота, цепляя все самые чувствительные точки. Юнги целует его затылок, шею, втягивает, засасывает и кусает кожу до мелких и крупных отметин. — Юнги… Я хочу… — Тэхён чувствует, что очень близок к тому, чтобы излиться, но в следующую секунду уже жалеет о том, что информирует Юнги об этом. Тот перехватывает его роняющий предъэякулят на бедро член и зажимает пальцем семенной канал. — Нет! Юнги! Юнги внезапно отпускает его ноги, отчего Тэхён насаживается на него так глубоко, как никогда прежде, а затем заваливает его корпусом вперёд на подушки и снова прижимается к Тэхёну со спины. Его бледная ладонь перехватывает Тэхёна у горла, удерживает подле себя, пока Тэхён захлёбывается громкими стонами и прогибается кошкой в пояснице, чудом удерживаясь на трясущихся коленках и нетвёрдых руках. В нём двигаются не слишком быстро, но зато размашисто — так что и кончик выходит, а затем подаётся вперёд до чёткого шлепка мошонки о мошонку. — Ю-Юнги… — Вот ты и плачешь, — он проходится кончиком языка по тэхёновой щеке, чертит им обратную траекторию движения, по которой стекают солёные слёзы. Тэхён это замечает только сейчас. Только сейчас понимает, что в глазах мутно, что перед собой ничего не видит. Оттого, что ему очень хорошо. — Юнги! Мышцы внутри сокращаются, и он вскрикивает, не припоминая случая, чтобы вообще так мощно с кем-то кончал. Юнги не останавливает то, что Тэхён обильно орошает собой подушки, кончив нетронутым практически от слова совсем. Он двигается с той же амплитудой, только несколько ускоряется, трахая сквозь чужой оргазм. — Юнги-и-и-и… — у Тэхёна вот-вот потекут слюни, ему кажется, что сейчас он — весь сплошной нерв, и каждое прикосновение Юнги, каждый выпад бёдрами будет чувствительнее предыдущего. — А! Юнги заканчивает в резинку и кое-как умудряется не свалиться на устало распластавшегося, улыбающегося довольным котиком Тэхёна. — Тебе было хорошо? — он мягко поглаживает младшего по лопаткам, помогает ему перевернуться на спину. Тэхён шмыгает носом, с уголков глаз так и стартуют новые слёзы. — Хён, это был лучший секс в моей жизни! Я и не думал, что ты можешь быть таким властным! Полагаю, вопрос поменяться местами будет неуместен! — пытается передать свой восторг он. — Я определённо хочу это повторить! Хён, я не просто заплакал! Я зарыдал! Юнги несколько розовеет от такой признательности, снова делаясь каким-то мягким, наблюдательным и спокойным хёном. И даже не скажешь, что всего ничего времени назад так безбожно драл Тэхёна прямиком здесь. — Я не так часто бывал в позиции принимающего, но я готов к переговорам, — Юнги тащит со спинки стула плед и заботливо накрывает им их обнажённые тела. — Я хотел, чтобы тебе понравилось, Тэ. Тэхёну хочется сказать что-то ещё, и он уже даже снова приоткрывает для этого губы, однако смыкает их в ниточку назад, как будто эту мысль перебила какая-то другая, более мощная, та, какую Тэхён не осмеливается озвучить. — Что тебя тревожит? — Юнги находит его ладонь, на успокаивающий лад принимается чертить подушечной пальца какие-то паутинки-сеточки в самом её центре. — Расскажи хёну. — М… Это… — начинает он, всё ещё не зная, как озвучить свой вопрос. — Это как-то повлияет на то, что мы делаем? То, что произошло, повлияет на нашу работу? Юнги понимает, что не даёт Тэхёну покоя. Он боится, что однажды их отношения снова поставят его перед выбором. Юнги или творчество. И на этот раз Тэхёну кажется, он потеряет рассудок быстрее, чем примет решение. — А ты хочешь, чтобы это повлияло на нашу работу? — вкрадчиво интересуется Юнги. — Не хочу. Работа должна оставаться такой же качественной, — качает головой Тэхён. — Но… Но я хочу, чтобы это повлияло на нас… Я… Мне страшно забегать наперёд, представлять, что там будет, чем это для нас закончится… Мне страшно, Юнги… Но я хочу. Я очень хочу. Я устал чувствовать себя одиноким. — Тогда не забегай наперёд, — Юнги подносит его худую огромную ладонь к своим губам и целует ему костяшки. — Я люблю рисование настолько же сильно, насколько ты любишь писать. Иногда и я буду предпочитать работу отношениям, Тэхён. Но прямо сейчас я уже не могу игнорировать размах твоего присутствия в моей жизни. Я предлагаю нам попробовать и посмотреть, что из этого получится. Как скажешь? — Да, — с улыбкой соглашается Тэхён, — хорошо. — Что ж… Тогда… Как насчёт того, чтобы я приготовил сегодня на ужин что-то получше рамёна? И мы могли бы посмотреть как-нибудь фильм под настроение… — Это свидание, хён? — Тэхён игриво вскидывает бровь. — Что-то типа. Только сначала нам нужно в душ, а затем сходить за продуктами. — Похоже, я должен буду оплатить тебе услуги химчистки мебели… — Тэхён кивает головой в сторону белёсых пятен, образовавшихся в следствие того, что он достиг эйфории. — Разберёмся. А сейчас идём в душ. Я весь липкий и потный. — Ты очень сексуальный, хён… — Кстати, а Бродяжка такие слова говорил принцу? — Хён!