Только жди меня

Он приходит из колледжа и сразу, бросая в угол сумку под недовольный взгляд мамы, переодевается. Натягивает полосатые носки из розовых, зелёных и оранжевых оттенков и голубые джинсы с дырками на коленях. Подворачивает штанины и расправляет карманы. В шлёвки джинс уверенно заскакивает тканевый жёлтый ремень с миниатюрной ромашкой на пряжке. К этим цветам Арсений питает особенные чувства. Они простые и незамысловатые, а в то же время по-особенному красивые. На питерских улицах таких не найти. Есть где-то в клумбах чахлые и вялые маленькие цветочки, но они даже отдалённо не напоминают о тех, которые запали в душу. У них крупные цветы с большими белоснежными лепестками. На таких ещё гадают. Любит, не любит. Любит, не любит… Отрывая, отдирая от целого часть. Почему ромашки больше не растут близко к селениям? Старые поверья о гадании сделали свое дело и эти цветы отдалились от людей. А теперь они никому и вовсе не нужны. Зачем какие-то простенькие ромашки, когда есть, к примеру, благоухающие розы. Так и с Арсением. Долго он терпел, пока один за другим открывают частичку его сердца, топчут и выбрасывают на грязный асфальт питерских тротуаров, играя в любовь. Он закрылся от всех и перестал быть тем общительным и жизнерадостным парнем. Построил стену между собой и обществом. А вскоре про него все забыли. Интересен ли одинокий мальчишка, если рядом есть шумные, весёлые и симпатичные? Увы. Книги, посты в интернете твердят прежде всего о душе и внутреннем мире, а миллионы с этим соглашаются. Но когда приходит время столкнуться с такими людьми, то они, эти миллионы, проходят мимо, даже не глянув в их сторону, словно там вовсе не сидит на качелях человек и не смотрит на лазурное небо с россыпью облаков. Толстовки, свитера на пару размеров больше и обязательно в тёмных тонах, широкие брюки и чёлка, скрывающая усталые едва отдающие прежней голубизной глаза. Арсений с головой влез в оверсайз и отрастил вьющиеся смоляные пряди пряди до уровня чуть ниже ушей. Обидно, что люди, считающие его той самой «зажигалкой» в компании вдруг даже перестали поворачивать в сторону него голову. Ну есть Попов и есть. Галочку в графе посещаемости ему поставят. Мама из-за этого сначала недовольно просила сына пересилить себя и против воли общаться хотя бы с кем-то. Но Арсений был не преклонен. Чёрной недовольной тучей он входил в колледж и точно с таким же настроением оттуда возвращался. Скоро мама смирилась и решила, что пусть будет тем, кем хочет, чтобы перерасти это и в будущем забыть, как страшный сон. Но зато сейчас, спустя время, она спокойна — сын собирается на прогулку, в группе у него появились друзья, яркие кофты занимают большинство пространства шкафа и сам парень излучает позитив. Очевидно, что что-то сподвигло его на такую резкую перемену, но расспрашивать мать не захотела. Арсений прикрывает дверь на лестничную клетку и спускается вниз. Он делает круг возле магазина на соседней улице и возвращается, входя в подъезд около своего. Набирает четырёхзначный код — они в подъездах отличаются лишь последней цифрой, и поднимается на последний этаж. Дверей здесь нет, только один единственный люк, ведущий на крышу. Арсений лезет наверх и приоткрывает его, забираясь выше. Спустя пару минут вылазит таки на крышу и садится на смятую картонную коробку в метре от края. Пару месяцев назад они сидели тут вдвоём. Брюнет воодушевленно рассказывал о том, как провел день, новости и интересные факты из своей жизни или из всего мира. А он сидел на самом краю и слушал. Внимательно. А ещё много курил, выпуская из себя серый ядовитый дым тлеющей сигареты. Ни в какую не признавал электронные сигареты, называя их детскими игрушками. Чёрная толстовка с надписью «АШ» на груди и безразмерные тёмные брюки. Ворох пшеничных кудрей, скрытых под капюшоном. Таким его запомнил Арсений. А ещё он так смотрел. Прямо в душу своими удивительными зелеными глазами. В них переливы зелёного: от фисташкового до насыщенного, возвращали в детство, где у каждого наверняка была бабушка в деревне. Где бескрайние поля и старые деревянные домики с крышей из шифера или досок. Где рядом обязательно река с тёплыми и бурлящими водами, куда ходит купаться деревенская детвора. Где некошенные травы, простирающиеся до горизонта и дальше. И белые головы цветов, устилающих зелёные просторы. Ромашек. Он курил и слушал, как не слушал Арсения никто. Шатен никогда не отвечал, да и не был разговорчив впринципе. Не принимал участия в беседе, которая становилась монологом. Брюнету всё, как ни странно нравилось — он просто приходил каждый вечер и встречал на крыше его. Он коротко кивал при встрече и поворачивал голову в сторону пришедшего. Началось всё с того, что Арсений в пух и прах разругался с матерью и сбежал из дома в парк. Погода в Петербурге удивляла и на улице было относительно тепло. Просидев на деревянной лавочке, он поднял голову и увидел закат. Алый и яркий, очень редкий в этом году. Внезапно брюнета посетила интересная мысль. А что если смотреть на этот закат с крыши? Там наверняка он выглядит в сто раз красивее. Добравшись до своего дома, он через соседний подъезд залез на крышу и по-началу испугался, увидев сидящего на краю парня. Тихо подсев рядом, незнакомец даже не подал вида, что удивился и просто продолжал смотреть в даль. Попытки познакомиться не обвенчались успехом — на них парень не реагировал, зато на рассказы повернул голову и изучающим взглядом окинул Арсения. Ни чуть не смутившись, Попов продолжил говорить о том, как провел сегодняшний день и какую книгу на днях прочитал. А парень смотрел и внимательно слушал, будто пытался запомнить каждое слово. Около одиннадцати вечера молчаливый парень в чёрном поднялся и бережно достал откуда-то взявшийся белоснежный цветок, вставляя его Арсению в волосы. Скомкано представился Антоном и ушёл также незаметно, как появился. Как брюнет не искал его на тротуаре, высматривая похожую фигурку, найти нового знакомого не удалось. Спустившись через люк вниз он исчез в подъезде. Жителей, кстати, Попов знал на пересчёт и с точностью мог сказать, что этот парень не жил рядом. В тот же вечер Арсений положил слегка увядшую ромашку в книгу, ту самую, о которой говорил, и теперь она всегда рядом. На следующий день шатен точно также сидел на краю крыши и смотрел на розовеющие облака в золотисто-синем небе. Всё также молчал и не отвечал ни на один вопрос. Изо дня в день Попов залазил на крышу и садился рядом с загадочным Антоном, принимаясь рассказывать о своём настроении. — Какое сегодня небо. — завороженно тянет Арсений, мельком поглядывая в сторону шатена. Тот мечтательно окинул взглядом небесные просторы и прикрыл веки. — А всё-таки, почему ты приходишь именно сюда? Зелёные глаза уставились на брюнета, но их обладатель как и прежде промолчал. Смеркалось. По небу рассыпались сотни звёзд, во главе которых находилась одинокая растущая луна. Спустя ещё пару-тройку таких вечеров, Арсений осознал — с этим человеком приятно молчать. Есть люди, с которыми можно поддержать диалог, за разговором с ними время пролетает быстро и беззаботно, но с зеленоглазым шатеном всё по-другому. С ним уютно сидеть и не говорить, облокотившись на его плечо, и задумчиво рассматривая небесные тела. И это кажется до невозможности правильным — вот так рядышком сидеть с незнакомым человеком и любоваться последними лучами затухающего солнца. Антон лишь накидывал на плечи брюнета свою безразмерную черную курточку и много курил. В одну ночь Арсений не спал. Он бесконечно думал об нём. Пришёл на учёбу и проспал всю первую пару, пока его не разбудил какой-то парень со старшего курса. Пары в этот день прошли незаметно, брюнет бы даже не вспомнил какие занятия у него были. Придя домой и не сказав матери ни слова, он зашёл в лифт и поехал до конечной. На последний девятый этаж. Арсений не ожидал настолько рано увидеть его на их крыше. А Антон сидел. Сидел на своём месте и потягивал сигарету, пуская сизый дым. Брюнет долго рассматривал его лицо. Смешной нос с родинкой, лучистые глаза, щеки с ямочками и губы… Смотрел и понимал, что тонул и только сильнее вяз в этом болоте. Подушечки пальцев медленно замерзали от соприкосновения с бетоном и Арсений поднёс их с лицу, выдыхая горячий воздух. Да не горячий, а горящий, потому что внутри бушует ураган, забирая тепло и энергию со всего тела и направляя её к набатом стучащему сердцу. Щеки розовеют и поджилки заметно трясутся, когда парень ощущает прикосновение к своим ледяным рукам. Антон осторожно взял его руки в свои и притянул к своему лицу, опяляя дыханием и случайно проходясь губами по коже. Кончики ушей предательски загораются, посылая сигнал «SOS», но не придумали ещё такую службу спасения, которая спасла бы сейчас Арсения. Около десяти вечера они, как по команде поднимаются со своих мест и отряхивают брюки. Смущённо переминаясь, Арсений в неожиданном порыве привстает на носочки и робко касается щеки Антона своими губами, мгновенно отлетая на два метра от шатена. Его трясёт от страха и Попов с силой зажмуривает глаза, пытаясь восстановить сбившееся дыхание и пульс. Ощущается, что сердце делает такие невообразимые кульбиты, что американские горки кажутся райским уголком. Даже не сразу замечает, когда его прижимают к себе сильные руки в металле. Возвращается в чувства, когда совершенно ясно чувствует, что дышит в ключицу старшего и отчаянно вжимается в него, пытаясь найти желанное тепло. Антон нежно перебирает руками мягкие смоляные пряди в успокаивающем жесте. Вскоре шатен ушёл, оставляя после себя лёгкий поцелуй на лбу брюнета и шлейф из перемешанных ароматов сигарет и парфюма. Эту ночь Арсений спал спокойно. Весь следующий их совместный вечер Попов молчал. Не рассказывал ничего вообще, путаясь в своих чувствах. А ведь он по полной влип в этого Антона. Так они и сидели, в тишине обдумывая каждый свои насущные дела и проблемы. Ровно через неделю Арсений буквально влетел на крышу и бросился бы к краю, если бы не подоспел невозмутимый товарищ. Антон схватил его за шкирку и показательно встряхнул, строго глядя прямо в глаза. Попов осел под натиском зелёных бушующих океанов и впервые в жизни разрыдался. Мальчики не плачут? Да кто это придумал. — Почему? Почему они так со мной? — всхлипывал брюнет, пока Антон укладывал его голову на свои колени медленно массировал виски, умело проходясь пальцами по коже головы, посылая мурашки. — Я же ничего не сделал. Просто ходил мимо, даже не смотрел в их сторону, а они… Высмеяли лишь за одни чёртовы носки с радужным принтом! — выкрикнул он и в сердцах добавил уже шёпотом. — Больше никогда не надену ни одной цветной вещи… — Ты особенный. — выдаёт слегка охрипшим голосом Антон. — Не слушай никого. — Легко тебе говорить! Вот возьми и… — мнется Арсений. — И, например, волосы в розовый покрась! Посмотрю я, как на тебя первый же встречный посмотрит. — а потом недоуменно всматривается в лицо напротив. — Ты… Заговорил со мной?.. Антон вдруг фыркает и закатывает глаза, лучащиеся солнцем и жизнью. Арсений обидчиво хмурится и ведёт бровью, отчего шатен хохочет, сгибаясь пополам. На столько это забавно выглядит. Попов, выглядывая из-под своих длинных волос, сопит, но не сдерживается и тоже улыбается. Антон тянет брюнета на себя и кладёт голову ему на плечо, утыкаясь носом в шею. У Арсения идут мурашки от горячего дыхания и он опускает взгляд на парня рядом. Тот на пробу касается языком нежной кожи, следя за реакцией, а потом легко прикусывает и зализывает, оставляя красноватое пятнышко на белоснежной коже. Здесь-то Попов и плавится окончательно, откидывая голову назад и подставляя шею под поцелуи-укусы. Он не уловил момент, когда оказался сидящим на коленях Антона, забравшегося ему под футболку и гладившего его бока и впалый живот прохладными шершавыми ладонями, и обвивающим его шею своими руками. — Дурачок, — шепчет шатен, вдыхая аромат шампуня с пушистых тёмных волос и вспоминая, как это чудо чуть не спрыгнуло с девятого этажа. — Какой же ты дурачок. — и впервые по-настоящему его целует. Медленно и не настойчиво, ловя губы Арсения своими. Чувствуя, как тот морщится от горького привкуса сигаретного дыма. Язык проникает в рот и обводит ровный ряд зубов, сталкиваясь и сплетаясь с другим языком. Они целовались, безвозвратно пропадая в этом невероятном поцелуе. Шептали что-то не связное и продолжали гладить друг друга, восхищаясь линиями тел, шелковистой кожей, зарываясь в непокорную, разметавшуюся шевелюру. Тяжело дыша Антон отстраняется, прижимаясь лбом ко лбу Попова, и дышит рвано, жадно заглатывая воздух. Парень притянул его ближе и они уже снова падали в новый поцелуй, выносящий их за грани сознания и доводящий до полуобморочного удовольствия. — Обещай, что больше не будешь следовать советам этих безмозглых выскочек и будешь жить так, как ты сам хочешь. — серьёзно смотрит в голубые глаза Антон, когда они поздней ночью расходятся по домам. Сегодня шатен выглядит отрешенно и немного грустно, смотрит, словно пытается рассмотреть и запомнить каждую черту лица напротив. Брюнет отворачивает голову, отводя взгляд, но его легонько берут за подбородок и поворачивают лицо в сторону шатена. — Обещай мне, Арсений. И Попов обещает. Достаёт из Богом забытых коробок яркие свитшоты и записывается на стрижку — его волосы отросли почти до плеч и скрывают лицо. Координально меняет свою внешность и вызывает шокированные взгляды одногруппников. Кто-то порывается отвесить колкость, но осекаются, замечая в глазах огонёк азарта. Вечером он натягивает самую пеструю кофту, укладывает постриженные волосы и идёт на крышу, дабы встретиться со своим Антоном. Арсений недоуменно осматривает площадку и место, где они сидели, но никого не видит. Разочарованно опускается на картонку и винит себя за то, что даже не додумался попросить номера телефона или страницу в интернете. А ещё он только сейчас осознает, как быстро влюбился в незнакомца и ему стало не по себе. Вдруг Антон — маньяк? Или ещё чего похуже, а брюнет, незная о нём ничего, бросился рассказывать о себе. Выложил всё вплоть до того, что ел на завтрак, и глазом не моргнул. Но тогда почему Антон просто исчез и даже спас его тогда от самоубийства?.. Маньяки-убийцы так точно не поступают. Антон не появился ни на следующий день, ни через неделю. Попов уже серьёзно задумался — а не привиделось ли ему всё это. Не выдумал ли он себе этого идеального человека и чувства к нему. Может всё, что было с ним это лишь плод разыгравшегося воображения брюнета, желание видеть нечто особенное в своей ничем не примечательной жизни. Вдруг Арсений, видящий в окружающих его людях только хорошее и светлое, придумал себе такого. Ведь выдавать желаемое за действительное явно его конёк, ведь брюнет столько раз обжигался, но не додумался снять розовые очки. С этими мыслями он проваливается в сон, забывая отключить настольную лампу. И снится ему Антон собственной персоной, парень весь в золотом сиянии, неспешно отдаляющийся от него. Арсений отчаянно хватается за воздух, ловит его руку и прижимает шатена к себе, пока ему не становится горячо и он с всхлипом и протяжным не громким криком отпускает Антона в свободный полёт. Таким его нашла мама: на смятой простыни, в обнимку с поломаной настольной лампой и с ожогом на запястье. Шатен не появлялся с апреля. Экзамены и зачёты давно позади, да и лето стремительно близилось к концу, отзываясь последними августовскими деньками. А Арсений ждал. Каждый вечер выходил на крышу и сидел, в одиночестве любуясь закатом. Особо живописные он фотографировал и бережно складывал напечатанные фотографии в альбом. Месяцы летели, словно минуты: вот недавно было первое сентября, а уже Новый год. Попов успел сбегать на дорогую сердцу крышу за десять минут до звонка курантов, но вернулся в свою квартиру ни с чем. Вернее сказать ни с кем. Если бы Антон всё-таки объявился, то Арсений тут же потащил бы его в дом и выпросил контакты. Двадцать третье февраля, восьмое марта, через пару дней у Попова день рождения. Ну может на него-то Антон придёт? Но он так и не объявился. Мама подметила, что с сыном происходит что-то не ладное и пришла ненавязчиво поговорить. Подавленный Арсений выложил ей все, как на духу, и мать понимающе его обняла, притянув ближе. Она прижала его голову к своей груди и, перебирая тёмные пряди, поцеловала в макушку. Попов знал, что она недовольна и, возможно, даже зла за такой спонтанный каминг-аут, но благодарен за то, что именно сейчас, когда ему больно, она не устраивала скандал. Просто сидела рядом и в успокаивающем жесте поглаживала его по голове и плечам, делая расслабляющий массаж, от которого Арсений быстро уснул. На утро, потягивая кофе, мама намекнула, что такого «товарища», как его Антон, в таком случае лучше просто забыть. Ей тоже брюнет пообещал. Но сомневался, что выполнит данное обещание. Апрель плавно перетёк в май — на носу защита диплома и экзамены, в усердной подготовке к которым Попов позволил себе забыть о делах любовных. На защиту Арсений шёл при параде — в деловом костюме, который на нём идеально сидел, а после мучений в виде вопросов по дипломной работе он приплелся домой уставшим и полностью без сил. Впервые за две недели он смог выбраться на улицу и в этот же день отправился на крышу. Мама проводила его взглядом, но отговаривать не стала. Июнь — экзамены по профессиональным дисциплинам. Попов, как один из лучших учеников, получил право сдавать их каждый день и освободиться соответственно на полторы недели раньше. Такие вот правила в их колледже. Смотря на сына, мама переживала — с утра на экзамен, а сразу после до ночи подготовка к следующему. Но Арсений только отнекивался от отдыха и добился таки своего — красного диплома. Двадцатого июня он был уже свободен и с чистой совестью подавал документы в МГУ. Родная крыша встретила его тихим дуновением ветерка. Будто вот-вот что-то произойдёт. Затишье перед бурей, но ни загадочного «чего-то», ни бури так и не появилось. Мама удрученно качала головой, напоминая, что Антона нет уже больше года и возможно он никогда больше и не приедет сюда. Но сын был непреклонен — он изо дня в день, вернее из вечера в вечер, выходил из своей уютной питерской квартиры и поднимался наверх встречать алые закаты. В одиночестве. А однажды на утро им пришла газета, которую они выписывали раз в неделю. Заголовок гласил: «Молодой выпускник из Воронежа, прошедший стажировку в Санкт-Петербурге покоряет Москву». И Попов обомлел — на фотографии улыбающийся Антон с ярко-розовой шевелюрой в окружении детей-первоклашек. Он пробегается глазами по статье ниже и читает: «Выпускник Воронежского университета и по совместительству обладатель красного диплома Антон Андреевич Шастун успешно прошёл стажировку в начальной школе Санкт-Петербурга. Парень доказал, что способен обучать малышей и получил направление в одну из лучших школ Москвы. Антон Андреевич с его неординарной внешностью завоевал сердца детишек, который не хотят отпускать симпатичного и доброго преподавателя. Он в свою очередь отзывается о своей работе так: «Я обожаю свою профессию. Общение с детьми для меня всегда было, есть и будет на первом месте. Залог успеха в моей работе — слушать и слышать ребят, тогда и они потянутся навстречу. Один мой хороший друг сказал: «Ты не понимаешь каково это, когда тебя считают странным» и я отвечу. Я выслушал тонны критики в свой адрес, чтобы сейчас стоять тут, и рад, что не поддался тогда на провокации. Важно не какой ты снаружи, а то, какой внутри». Брюнет ещё раз пять вчитывается в статью и радостным воплем мчится на кухню. Мать радости не разделяет, но лишь понятливо кивает и снисходительно улыбается. Вот он какой — Антон Шастун. Учитель начальных классов в безразмерных толстовках и груде металла на кистях рук, а теперь ещё и с розовыми волосами. Ведь это он, Арсений, однажды обмолвился, чтобы тот покрасился и вот. Нате — распишитесь. Всё таки Антон помнит о нём. И вот в очередной теплый июльский день Арсений надел футболку с надписью «loving» и широкие тканевые штаны бежевого цвета, собираясь выйти, но мама его остановила. — Арсюш, послушай меня пожалуйста. — теребит она края фартука. — Ну зачем ты себя изводишь? Знаешь ведь, что не придёт. У него теперь Москва и работа… — Знаю, — соглашается Попов и тяжело вздыхает. — Но поделать с этим ничего не могу. Сегодня схожу последний раз и оставлю это дело, клянусь. — Ох уж мне эти твои клятвы и обещания… — но отпускает. Сегодня что-то уверенно подсказывало и вело на ту самую крышу. Лестничная клетка, подъезд, люк и небо. Синее с розовым градиентом и ярким горизонтом, за который заплывает огненное солнце. Взгляд скользит по краю и возвращается вниз. Арсений тихо и горько фыркает себе под нос, но вдруг замирает. Медленно поднимает глаза и видит его. Слезы хлынули и Попов бросился к нему, а Антон распахнул объятия, заключая в них парня. Брюнет вдруг разрыдался, сильнее обнимая шею кудрявого. Шастун начал посмеиваться, за что получил удар по бедру. Отчаянно тыкаясь в лицо Антона, Арсений в мгновение притянул его к себе и впился ему в губы жарким поцелуем. Футболка оказалась брошенной на бетон, откуда подгоняемая ветром полетела вниз сквозь этажи. Попов представил лицо мамы, когда она увидит, что его футболка спилотировала мимо её окна, и хихикнул, утыкаясь в ключицу Антона. Шастун положил руки на горячую кожу чуть ниже рёбер и потянул на себя. Брюнет поддался и пересел на колени парню, оглаживающему его живот и целующему грудь. Арсений плавился в родных руках, подставляя шею, когда шатен приподнял его и усадил вплотную к себе, глядя на реакцию парня из-под пушистых ресничек. Попов распахнул глаза и его щеки заалели. — Ты же теперь у меня москвич. — улыбается брюнет. — Под каким предлогом приехал сюда? — Как в песенке. Сказал мамке, что меня ждёт симпатичный мальчик из Питера. Вот я и «сбежал от родителей». — фыркает Антон. — Да-а-а-а, с таким учителем дети не заскучают. Чего преподавать-то будешь? Классика Алёны Швец или нет, подожди, ТикТок, как проверка на современность? — в открытую смеётся Арсений. — А как тебе, — с деловым видом предлагает Шастун, — Методика склеивания питерских красавчиков? — и подхватывает хохочущего брюнета на руки, удерживая под коленками, встает в полный рост и кружит его. Вдруг он останавливается и серьёзно смотрит прямо в счастливые глаза Попова. — А давай сбежим? И вот они уже спускаются вниз по лестнице: Антон в одной белой футболке и Арсений, закутанный в его толстовку, которая ему была очень велика. Рукава на десять сантиметров полохались, а она сама доходила до середины бёдра. Шатен хитро улыбнулся и надернул на голову парню капюшон и спустился на пролёт ниже. Тот фыркнул и бросился за ним. Они не заметили, как мама осторожно подошла к окну и приоткрыла шторку, с лёгкой улыбкой глядя на сына. Шастун снимал квартиру сравнительно не далеко от дома Арсения, но они не сразу туда поехали. Заглянули в парк с качелями под крышей. Отсюда не было видно закат, но огни от загорающихся фонарей и прохладный летний воздух создавали свою романтичную и загадочную атмосферу. Качели размеренно раскачивались и двое парней на них медленно целовались, сплетаясь языками и соединяясь в единое целое. Розовые кудряшки Антона изредка шевелились на ветру и Попов умилялся, забираясь в них рукой и поглаживая млеющего под ласками парня. — Помнишь, ты удивился, что я всё-таки разговариваю? Каждый день я сталкивался с замечаниями озабоченных и нервных мамочек и отцов, считающих, что то, как я выгляжу, — это не образ настоящего мужчины. Я сменил десяток школ и доказал себе — нужно быть таким, каким хочешь сам. — говорит шатен. — А молчал я, потому что дети требуют много энергии и ответную реакцию на свои действия: каждого заметить, выделить из общей массы, похвалить. Это рецепт хорошего отношения с детьми — обращать на них всё своё внимание, помогать и стоять за них «горой». А после этого приходишь домой истощенным и морально, и физически, поэтому так ценишь долгожданную тишину. — выдыхает Антон после пламенной речи. — Мне было хорошо с тобой. Мне сейчас хорошо с тобой, Арсений. Думаю, что влюбился в тебя. Но я пойму, если ты не готов и отка-… Попов, слушавший бархатный голос парня, прервал его поцелуем. Он перелез к Шастуну на колени, не разрывая контакта, и обвил руками его шею. Осторожные касания перетекали в настойчивые ласки, поэтому парни поднялись с качелей и Антон потянул брюнета за собой. — Это третье июля я отмечу в календаре ярко красным маркером и никогда не забуду. — трепетно пробормотал Арсений, который, лёжа без верхней одежды, плавился под обжигающими прикосновениями. А Антон всё, не переставая, целовал и целовал его, прижимаясь ближе, постанывая, иногда прерываясь, но возвращаясь, не развевая то волшебство, что с ними происходило. Снова шептал, гладил, окончательно срывая одежду и заглядывая в его необычайные тёмно-синие глазищи. Они вновь отдавались поцелую, уносящему за грани разума, а Шастун медленно входил в него, переживая минуту их первого соединения. Он держал рвущееся навстречу горячее тело, стонал в унисон брюнету, задыхающемуся от наступившего оргазма. На миг, долю секунды, они остались где-то там, высоко-высоко, только вдвоём. А потом вместе медленно опускались, возвращаясь в свои наполненные небывалым удовольствием тела, сливаясь в одно целое. Арсений с раскрасневшимся не то от смущения, не то приятной усталости лицом из последних сил прижался губами к солёному от выступившего пота лбу Антона и обнял его, с нежной улыбкой на губах проваливаясь в сон. А в это время где-то в его комнате мама ставит на полку одну из книг, а из соседней выпадает засохшая ромашка. Женщина аккуратно поднимает цветок и с нежностью осматривает его, удивляясь простоте и изысканности растения. Она раскрывает книгу на одной из разворотов и бережно кладёт туда ромашку, задумываясь о чём-то с грустной улыбкой.