Я тебя покорил?...

Очень сильно не хотелось просыпаться в этот прекрасный летний день, потому что у него каникулы, если можно так назвать студенческое лето. Ваня лежал в обнимку с Серёжей и тихо пытался вспомнить, что вчера было. На самом деле ничего необычного. Они посмотрели какой-то детектив, а на середине Серёжа уже лежал в объятиях Вани и сопел ему в шею. Такое мило создание теплилось где-то в районе сердца и не хотело оттуда уходить, да и Ваня не отпустил бы, поэтому тихо положил его на кровать, сам выключил ноутбук, сходил в душ и лег рядом. Серёжа тут же положил голову ему на грудь и приобнял, причмокивая губами. Маленький ребенок. Сегодня всё также тепло, а днём жара стоит невыносимая, поэтому он ищет пульт от кондиционера и нажимает на нужные кнопки. Осторожно встаёт с кровати и идёт в ванную, чтобы посмотреть на сонное лицо. Даже аккуратное, чистое лицо сейчас было немного опухшим, а глаза пытались привыкнуть к ярким цветам. После того как мозг постепенно начал выпускать в свой разум реальность, он вышел из ванной и снова зашёл в комнату, хватая телефон. Внезапно раздался звонок и он по инерции, даже не смотря, кто ему звонит, берет трубку, направляя аппарат к уху. — Да? — смотрит, как Серёжа жмурится от солнечного луча, что щекочет его глаза. Тут же встаёт, чтобы отгородить его от солнца и, видя, как лицо расслабилось, немного улыбнулся. Он готов всегда совершать такие маленькие подвиги для него, потому что тепло, что быстро разливается по телу, грея, хочется чувствовать чаще… — Ваня?.. — женский неуверенный голос, что прозвучал в трубке, сначала вызвал подозрения. Вдруг это мошенники? Или коллекторы какие-нибудь? — Да, а что? С кем я говорю? — говорил шепотом, потому что кудряшку хотелось разбудить в самый последний момент. — Вань, это я, твоя мама, — голос дрогнул, а у Бессмертных остановилось дыхание. Дрожь прошлась по телу, потому что все воспоминания пронеслись перед глазами, заставляя сжать челюсть и унять маленький страх, заменяя его злостью и обидой на родителей. Он не хочет больше слушать эту женщину, и она не имеет права даже называть себя матерью, не то, чтобы звонить ему. Высылает деньги и всё. Хватит с неё обязанностей матери. Она же раньше совершенно не беспокоилась об этом, да и папаша не считал нужным любить своего сына… А, возможно это даже не его сын. По крайней мере он так начал думать уже после того, как Ваня покинул отчий дом. Всё дело в том, что пьяный угар отца не выветривался на протяжении нескольких месяцев, и даже если бы его всё равно откачали, он бы не посчитал нужным звать Ваню своим сыном, а сейчас мать звонит ему, чтобы?.. Это было бы загадкой, если бы голос в трубке не заговорил снова. — Не бросай трубку!.. Я знаю, что ты ненавидишь нас, но через пару дней у меня день рождения, мой маленький юбилей, и я хотела просто пригласить тебя… — неуверенно, прекрасно понимая, что тот еле держится, дабы не кинуть телефон об стенку, чтобы маленькие частицы этого недоразумения превратились в прах, который можно будет выкинуть на мусорку. Телефон он купит новый, а вот мать, к сожалению, не купить… Он бы очень хотел, хотел бы, чтобы можно было детство поменять в один миг, и его семья не жила, как посторонние люди, но увы, так просто всё не делается. Какой юбилей?! Все эти года она спокойно справляла день рождения, а сейчас решила пригласить собственного сына? Да, зачем? Это абсурд какой-то, разве могло что-то в её голове промелькнуть? Или материнский инстинкт очнулся? Все эти сказки он мог бы слышать от кого угодно, но не от неё, потому что его сказки заканчивались очень плохо. Настолько, что хотелось рвать и метать, смотря, как счастливая семья проходит рядом, а он идёт один. Его не держали на руках родители, приговаривая, какой он красивый мальчик. Его мама не целовала в щёчку за маленькие заслуги, а отец не ждал от сына подвигов. Тогда он был для них никем. Сейчас они для него никто. — К чему это всё? — прямо спросил, всё ещё сдерживая порыв злости, потому что нельзя, рядом Серёжа… — Потому что ты мой сын?.. — видимо, она до сих пор в это не верит. — Какой нахуй сын, мама?! — выделил последнее слово и повысил голос. Пешков поморщился. Его разбудил этот крик Вани прямо над ним, поэтому он хотел было открыть глаза и посмотреть с кем тот болтает по телефону, но в секунду передумал. Одно слово и он слышит «мама». Значит всё хуже, чем он мог себе представить. — Вань… — Нет, я не хочу сейчас тебя посылать. Женщина, больше не звоните сюда, пожалуйста, потому что тогда на кухне ваш муж чуть не убил меня, а ты сделала вид, будто ничего не было! Даже не думай, блять! — зло произносит и отдергивает руку, блокируя телефон. Серёжа, конечно, видит всю эту картину и тут же подрывается, хватая обе руки парня, тем самым заставляя того врасплох. — Тише, дыши, — а Ваня только сейчас понимает, как сильно поднимается грудная клетка и как часто он вдыхает кислород. Обида. Дикая детская обида. Он маленький ребёнок, который сильно обижен на родителей, потому что они совершенно не обращали на него внимания, а в один момент чуть не убили… Он видел перед собой родные глаза, хватаясь за них, потому что паничка решила, что сейчас самое время вспомнить о том, что она существует и принимает активное участие в жизни Бессмертных. — Дыши, смотри на меня… Давай, вдыхай… — после руки обвили туловище и он обнял зеленоглазого, медленно поглаживая спину. Тот замер, его глаза были широко раскрыты, кислород попадал в организм, но надолго не задерживался, потому что сейчас он был на грани атаки, панической, конечно. — Она мне позвонила… — начал говорить, прекрасно зная, что Серёжа его внимательно слушает. — Она позвала меня на свой юбилей. Хах, представляешь? Вспомнила, что у неё есть сын… Я не хотел её слушать, я хотел бросить трубку, а она… Я её ненавижу, слышишь?! Ненавижу её и отца! Я их ненавижу! — громкий возглас, а Серёжа чувствует, как тело вздымается, и Ваня начинает плакать. — Плачь, а я просто буду рядом, — крепче сжал, а Ваня совершенно перестал контролировать всё, что происходит внутри, и обрушил весь шквал на Пешкова. Кудрявый парень тихо, с замиранием сердца смотрел в одну точку. Внешне абсолютно спокоен, внутри кажется, что сотни иголок втыкают в его сердце, заставляя зажмурится, чтобы его слезы не стали поводом для чужих вопросов и чужого беспокойства. Ему больно, а по другому никак. Серёжа не знал, что делать сейчас, не знал, как успокоить его, не знал, что сказать в поддержку, а самое главное — он не знает, когда слезы Вани прекратят свое нашествие на его футболку Крохотно. Нежно. **** Оба сидели в гостиной. Голос с телевизора вещал о каких-то новостях, что произошли в городе, кто-то построил новую площадку, кто-то кого-то задавил, а кто-то сидел в комнате лежал в большой просторной комнате на коленках у кудрявого парня, прикрывая глаза от наслаждения, потому что чужие пальцы массировали его голову, пробирая до мурашек. Было безумно приятно, было очень спокойно. Тремор закончился, он снова слушал спокойно чужое дыхание и тупо пялился в телевизор. Тишина была в его душе, но Серёжа всё-таки думал громко. Конечно, Ваня не слышал, о чём думает этот парень, но догадывался, поэтому подал голос. — Я знаю, ты хочешь, чтобы я поехал к ней на юбилей. Серёжа испугался. Он не хотел, чтобы Ваня как-то это понял… Да и как это возможно, ведь Бессмертных ранен. Не телесно, а морально. Эти люди, которые зовутся родителями, ранили его душу, не извинились, ничего не сделали, чтобы ребенок хоть как-то стал верить, что у него правда есть семья, они просто отвернулись от него, а сейчас появляются как ни в чём не бывало. Конечно это звучит абсурдно, но Серёжа хочет, чтобы Ваня поехал на этот юбилей, чтобы спокойно поговорить и всё разъяснить, дать второй шанс?.. Есть большая вероятность, что он категорически не захочет, потому что обиженный и раненый ребенок не хочет возвращаться туда, откуда сбежал. — Нет… С чего ты взял? — судорожно вздохнул. — Не притворяйся, я знаю, что ты думаешь обо всей этой ситуации и ты знаешь, как я не хочу там появляться… — глаза прикрыл. — Я знаю… Но и ты пойми, они твои родители. Если мама позвонила тебе, то думаю, что она хочет извиниться… Дай им второй шанс, — сдался Серёжа. — Они ненавидят меня, — это была сказано так легко, будто так и есть, но ведь… — Нет, это ты так думаешь, а они нет… Я пойму, это твой выбор, но просто представь, что они умрут… — на этой ноте стало неприятно. Ваня представил. Потому что рядом с ним уже много лет не было родителей, он знал, что они живы, и то, что они не рядом. Возможно, раньше он даже и не задумывался об этом, а сейчас… Сейчас не хочется, чтобы родители умирали. При всей его ненависти к ним, и обид, почему-то такое ему не хочется ощущать… Бросило в холод, и он громко вздохнул. — Не могу… — только и произнес, не веря. — Потому что любишь… Да, это прозвучит странно, но ты помнишь, что было до момента, пока тебя отвезли к бабушке? — осторожно, еле касаясь волос. — Мы готовили с мамой… Нечасто, но всегда, когда появлялась минутка, она звала на кухню, и я старался помочь ей… Да, они почти всегда были заняты, но вечером старались смотреть телевизор вместе, — да, такие воспоминания давно скрылись за ненавистью, но сейчас вспоминать это было приятно. — Если не можешь, значит тебе стоит увидеться с ней… — может он и прав, но так не хочется признаваться в этом. — Может, но один я не поеду, — резко поднялся и посмотрел прямо в глаза, ощущая, как сотни мурашек посетили его тело. — А в качестве кого я поеду?.. — поднял бровь в полных непонятках. — В качестве моего парня или девушки, думай как хочешь, — такая игривость заставила улыбнуться обоих. — В качестве девушки?.. — улыбка еще шире, и он опускает руки на ребра, начиная щекотать. Ваня резко понимает, что сейчас настигнет его смерть. Но так он готов тысячи раз умирать. Эта смерть кажется ему такой легкой и мечтательной, но он тут же отскакивает, а чужие руки за ним. Громкий смех и гогот быстро ослепляют его, потому что всё плохое стерлось, как ни в чём не бывало. — Я тебе покажу в качестве девушки! — возглас и оба валяются на диване, что повидал больше, чем мы с вами. *** — Вань, может я всё-таки не выйду, они же думают, что приехал с девушкой, а тут я… Парни сидели в машине. Ваня с утра очень нехотя встал и начал собираться в поездку. Ожидание неизвестного немного пугало, но можно было потерпеть, потому что Серёжа проснулся намного раньше него. Он хлопотал уже на кухне, в то время, пока Ваня соображал вообще, зачем его разбудили в такую рань. Взлохмаченный встал с кровати, вышел в коридор, последовал по запаху, и нет, не испеченных гренок, а запаху Серёжи после душа. Теперь ему кажется, что даже если он будет слепой, то всё равно узнает его Пешкова по запаху. Такой домашний вид со спины этого кудрявого чуда заставил немного проснуться и тихонько подойти сзади к парню, а после обхватить талию и прижать к груди. Вот только это ничем хорошим не вылилось, потому что послышались дикие вопли, самого Пешкова. — Блять! Ваня, чтоб тебя сковородкой огрели, да чтоб тебя, отпусти идиот! Куда ты лезешь мать твою! А?! — его ударили горячей лопаткой по руке, потом Ваня, что испытал в первую секунду шок от Серёжи, теперь испытал болевой шок. — Да ебана в рот! Больно! Серёжа! — руки выпускают его из объятий и он, как ошпаренный, да какой «как», реально ошпаренный хватается за обожженную руку и шипит, чтобы не послать никого нахуй. Эту лопатку в баню, а вот Серёжу желательно нахуй. Кудрявый тут же реагирует на него и выключает плиту, а после подлетает взволнованный к Ване, быстро хватая руку и поднося его к крану, который тут же включает. Холодны напор воды приятно гладит ожог и Серёжа сам не понимает, как начинает жалеть о своих капризах. — Серёж… — Вань… — одновременно. — Ты начал первый, — невозмутимо заявил Серёжа, продолжая мягко поглаживать участок вокруг ожога. — Прости, что полез, просто ты был такой милый, и я хотел немного испугать или сделать маленький сюрприз… — стыдливо опустил взгляд. Господи. Такой ты сейчас очаровательный, Вань. Это видит сейчас только Серёжа и я, но постараюсь сделать так, чтобы читатели увидели, как лицо залилось пунцом, а Серёжа поднял лицо, затем руки и заставил посмотреть на себя. — Вань, ты не виноват, просто сегодня я сам не свой, потому что эта поездка высосала из меня все соки вчера… Я так и не смог уснуть, поэтому так рано встал сегодня, я даже не спал… Прости, — на носочки встал и чмокнул надутые губки. — Получается, мир? — повеселел Бессмертных, а после увереннее обвел руки вокруг талии, притягивая к себе. — Может ну эту поездку?.. Останемся дома и… — голос всё понижался, как и поцелуи парня, но уверенный голос поймал его. — Нет, сейчас ты пойдешь в душ, а после мы позавтракаем и поедем на юбилей твоей матери. Иначе, твою мать, никто не поздравит кроме нас!.. — Но ведь… — Марш в ванну! — он кусает его нижнюю губу и быстро выбирается из хватки. Ваня, чувствуя, как его обманули, плетется в ванну, потому что приказы не обсуждаются, а если у него тут такой капитан на кухне, то даже и думать о другом запрещено. Он чувствует, как тепло окрыляет его, и сонливость как рукой снимает. Да, это любовь, которая определенно заслуживает такой летний луг, коим являются его глаза… — Нет, ты пойдёшь со мной, — выходит из машины и быстро обходит её, помогая выйти парню. Да, это не его машина. Родители Серёжи сделали ему такой подарок после того, как тот поступил в институт, на нём он ездить не очень любил, потому что права сдавал год назад, практика была давно. Сейчас вёл машину Ваня, потому что сюда на автобусе или такси ехать было просто невозможно, либо слишком муторно. — Блять, куда я вляпался, — взял с рук пакеты. Это были маленькие подарки для мамы. — В мою любовь, — чмокнул в щёку, чтобы хмурое лицо перестало так морщиться. Серёжа закатил глаза, но улыбнулся, потому что такой ответ его более чем устроил. Взгляд теперь упал на окружающую вокруг обстановку. Это был дачный посёлок и, как сказал Ваня, здесь раньше жил он со своей бабушкой. Странно, что мама захотела провести здесь свой праздник, а не в ресторане, ведь они с отцом очень любили такие мероприятия, иначе зачем отправляли его куда подальше, лишь бы не мешался. Вокруг стояли частные дома; в основном из красного кирпича, крыши были из шифера, а заборы у большинства даже отсутствовали, видимо, потому что посёлок чуть ли не заброшен. Мимо них пробежал чей-то цыпленок, а за ней бежала маленькая собачка. — О боже… — испугался Пешков и отшагнул к калитке. Кстати, о ней. Ваня думал, что праздник подразумеваете веселье и смех, но пока что он слышал только едкую тишину. В непонимании они зашли во двор. Здесь всё так же стояла яблоня, а ближе к лестнице росли маленькие ромашки. У входа лежали ботинки и туфли. Их было довольно много, что и дало понять обоим, что всё-таки они пришли по адресу. Тихо сняв обувь, он открывает дверь и входит в сени, если можно так назвать, скорее всего это тамбур. Дом бабушки хоть и был старым, но его тут так давно не было, что стиль дома поменялся кардинально. Здесь не было ветхой древесины. Теперь здесь появился свой стиль. Стала слышна музыка и они прошли дальше, пол не был деревянным, он был обшит линолеумом или это мраморная плитка?.. Глаза цеплялись за гостей, что были одеты очень прилично, на столах стояли закуски, а вокруг бегали официанты… Площадь дома увеличилась?.. Он совершенно не узнаёт его изнутри… Пока глаза пытались высмотреть родной уголок или знакомую деревянную лестницу наверх, к нему кто-то подошел и прикоснулся к плечу… Очень осторожно, боясь, что рука будет отшвырнута. Тяжёлый вздох и много усилий не нужно, чтобы понять, кто это. Это она, поэтому он затаивает дыхание и медленно поворачивается к женщине. Его взору открывается картина его матери… Вроде такой родной, но настолько чужой, что ребёнок внутри него переводит взгляд на людей и ищет Серёжу. «Спаси меня…» — кричали глаза, и Серёжа это услышал, потому что в ту же секунду его правую ладонь сжимают, и запах молочного шоколада вперемешку с его духами окутывает Ваню, помогая унять волнение. Ладонь сжата, струны натянуты. — Ваня… — произносит женщина… Она выглядела ослепительно в черном вечернем платье в пол… Плечи были открыты, на шее висела тоненькая подвеска. Вечерний макияж делал её моложе своих лет и, видимо, она была на каблуках. Небрежный пучок на голове, который явно кричал, что он не «небрежный», потому что в него были воткнуты маленькие белые цветочки, и маленькие прядки свисали, придавая элегантности. Она выглядела потрясающе, правда глаза были грустными… Очень грустными. Оба молчали, и Серёжа решил, что должен помочь, прямо здесь и сейчас. — Вань, представь меня… — улыбнулся и помог вынырнуть из своих воспоминаний Бессмертных. Только сейчас женщина обратила свой взор на Пешкова. Начала жадно рассматривать его небрежные каштановый кудри, а после прошлась по телу взглядом, оценивая. Теперь в глазах невозможно было прочитать, так как она спряталась за каменной стеной своих предубеждений. — Вань, ты не обнимешь родную мать? — на щеку стекла слезинка, но она быстро стерла её. — Прости, не могу, — ладонь сильно сжал, и Серёжа стиснул челюсть. — Да?.. Тогда представь меня своему другу, — она подняла правый уголок губ вверх. Теперь занервничал Серёжа. Друг... Звучало так, будто она правда уверена, что он его друг, и ничего большего. — А где твоя девушка? Я думала, ты познакомишь меня с ней, потому что Оля говорила, что ты нашёл своё счастье, — к ним подошёл официант с подносом в руках. На нем стояло три бокала, каждый взял себе, и женщина стала ожидать ответа Вани. А на его лице расплылась довольная улыбка… Он знает, что сейчас будет, потому что сказать правду так и чешутся губы, поэтому, сжав ладонь ещё сильнее, он отпил немного шампанского, смотря, как женщина нервничает. Она ничего не знает. Она будет сейчас в полном аффекте, а он так хочет это увидеть… — Моё счастье? Да, Оля всё правильно сказала, моё счастье - это Он, — повернув голову, наклонился и впился губами, потому что тот как раз открыл рот от удивления, поэтому язык легко проник и стал командовать. Послышались удивленные вздохи, около них упал бокал шампанского и удивленный возглас: — Ваня! Прекрати! — её голос дрожал. Ваня оторвался от Серёжи, опрокинул весь бокал, залпом выпивая содержимое, а после с силой кинул стеклянный стакан на пол, чувствуя, как злость окунает его в омут боли и невыносимой тишины, а после криков матери. Тот разбился, а Бессмертных улыбнулся так ярко, что весь зал стал ярче, чем обычно. — С днём Рождения, мам! Это мой подарок тебе, думаю, ты примешь меня таким, какой я есть! — произнес он, чуть ли не крича. Её глаза налились слезами, а Серёжа стоял в ахуе от всей этой ситуации. На них смотрят столько людей, и все они очень шокированы. Официант пытается собрать осколки, но Ваня не дает. — Не сейчас, — говорит и подходит к матери, у которой дрожат руки. — Мам, ты не рада такому подарку? Ты что! Я очень старался! — наигранный голос резанул по ушам Серёжи он понял, что если сейчас не остановить эту машину ненависти, всё будет куда хуже. — Вань… Постой, — хватил за локоть, но тот резко повернул к нему голову и его произнес настолько злостно, что всё желание помочь испарилось начисто. Сейчас он видит того Ваню, что избил Вадима в спортзале. Именно он, что хотел смерти обидчикам, в данном случае своей матери. Звучит ужасно, но вся ненависть и злость за то, что испортили его детство и не подарили любви, вырвалась. Его не остановить. Сегодня точно кто-то умрёт, и это будет не он. — Сынок!.. — Не называй меня так! Я тебе не сын! Ты с отцом забила на меня огромный хуй, отправив меня к бабушке, хотя… Это единственное, за что я тебе благодарен, — ухмылка, и он поправляет причёску. — А почему все кислые? Праздник испорчен? Тогда выметайтесь отсюда все! — крикнул на всех и окружающие зашептались, уматывая прочь. — Иван! — громкий крик и страх, что теплился столько лет, огромными красками предстал перед ним. — Любимый, — голос матери отдался эхом, пока мужчина в костюме подходил к нему. Его шаги были резкими, быстрыми, на лице описана вся ярость, и в ту же секунду ему в лицо прилетает удар. Увернуться не успел, поэтому пошатнулся. Теперь крик Серёжи, он подбегает к нему, помогая облокотиться. — Паршивец, как ты с матерью разговариваешь?! Гадёныш, давно тебя надо было проучить как следует… — Ваня не дал договорить, понимая, сейчас или никогда. — А… Ты мог ещё тогда ножом меня зарубить, жаль, действительно жаль, — наигранный голос и он закрывает спиной Серёжу, чтобы глаз отца не упал на него. Конечно, на лице Вячеслава отразилось замешательство, но он тут же выдвинул стену намного выше предыдущей. — Да что ты говоришь! Может, если бы и зарубил, ты не вырос бы пидорасом! — крик, и он замахивается, чтобы нанести удар, но Ваня ловко перехватывает её. Он занимался боксом, и это не стоит забывать. — Не смей больше поднимать на меня руку, о-тец, — процедил сквозь зубы и с силой толкнул мужчину. Тот не удержал равновесие и упал на пол, да так, что был слышен характерный глухой звук. — Боже… — шепот сзади него и он резко поворачивается к Серёже, хаотично бегая глазами по лицу, осматривая на повреждения. — Ты не ранен? Всё хорошо? — такое волнение за чужого в то время, как он сам был под ударом. — Вань, ты дурак? Это тебя ударили и у тебя синяк кровоточит! — глаза впились в эту рану. — Вань… Ваня! Сзади! — его толкают в сторону и все отшагивают, а после слышится крик и рядом с ними падает тело отца. — Слава! — крик женщины, и она падает на коленки перед телом, что не двигается совсем. — Что случилось, блять, я нихуя не понимаю! — нервный голос Серёжи. — У него инсульт! Скорую! Срочно скорую! — крик матери, а он не хочет даже двигаться с места. — Ваня! Не стой, помоги мне! — крик. Кто-то вызвал скорую и помогает женщине, а Ваня стоит и смотрит, как вялое тело еле поднимают с пола. Он не двигается, потому что не хочет, не двигается, потому что в глубине души просыпается радость того, что этот мужчина умрёт и больше не потревожит его. Он наконец-то будет в безопасности… Серёжа встает перед ним и падает в объятия, обнимая так, как не обнимал никогда. Он больше не хочет говорить ему, как правильно поступить, потому что понимает, больше «правильного» он не выдержит. По-правильному нужно помочь матери, но нет никакого желания и любви. Ваня понимает. Он не любит отца… Маму может быть, но отца нет. Он ничего не сделал для него и поэтому сейчас, когда тот находится при смерти, в нём ничего не плачет, ничего не хочет выйти наружу и разрыдаться… Он спокойно смотрит на всё это и вдыхает любимый запах. Улыбается, потому что юбилей прошёл отлично. И сегодня, видимо, должен умереть его отец. Эта мысль греет, пусть не так, как то, что скоро они уедут из этого дурдома…