Когда в мишень превращаешься ты

      В камине тихо потрескивали оранжевые полосы огня, лениво скользя по тёмному камню вверх. Веревочки с широкими бантами из мягкого зелёного бархата ниспадали вниз по глянцевой поверхности камина. На самом его верху висел великолепный рождественский венок, искусно сплетенный из веток хвойных деревьев и завёрнутый в тонкие серебряные ленточки. Несомненно, висящие вдоль него мохнатые красные носки согревали не только ноги, но и сердца жителей этого дома…       Взгляд ртутных глаз остановился прямо на них, а идеально ровные светлые брови свелись в глубокой задумчивости.       Кто повесил эту безвкусицу? Неужели эльфы не нашли другого места, чтобы сушить свои носки? Люциус медленно повернулся к сидевшему слева от него мужчине.        — Скажи, друг, ты тоже это видишь?       Подёрнутые дымкой антрацитовые глаза моргнули, а затем уставились на длинноволосого блондина, совсем не по-аристократически ткнувшего пальцем в сторону, где висели красные носки.        — Что? — раздался хриплый голос мужчины, который за последние полчаса не сказал ни слова, гипнотизируя плескавшуюся в стакане  — красноречивый стеклянный хвостик и крупные бараньи рога, безусловно, были тонкой работой — жёлтую жидкость.       Малфой неопределённо взмахнул рукой, будто Снейп только что спросил, как его зовут.       — А я говорил, что доверять вкусам магловских дизайнеров было плохим интерьерным решением, — заворчал он, откинувшись на спинку широкого кресла с зелёной обивкой. Где-то сбоку раздался тихий хлопок, а затем быстрые шаги в сторону камина.       Небольшое лысое существо, крайне быстро перебирая тонкими ногами и выкручивая себе длинные уши, подкралось к шерстяным красным носкам, а затем, схватив их в охапку, шустро удрало куда-то в коридор.       Люциус, молча наблюдавший за всем этим, краем глаза видел, как с каждой секундой чёрная бровь зельевара поднимается всё выше. Он покачал головой.       — Ну, рассказывай, что заставило тебя вспомнить обо мне? — начал Малфой, закинув ногу на ногу. На нём были тёмные свободные пижамные штаны, открывавшие вид на бледные щиколотки босых ног. Даже в ночной рубашке и с крайне помятым видом, мужчина выглядел не хуже, чем вейла в рассвете своих сил, и не терял элегантности.       Но вот, мужчина напротив в точности, да наоборот  — весь хмурый, с уставшим глазами, под которыми залегли тёмные тени, и болезненно-жёлтой кожей. Он неестественно замер в кресле, будто в отчаянной попытке слиться с ним, а покоившиеся на подлокотниках руки напряжённо выстукивали ритм по кожаной обивке.        — Ладно…  — медленно протянул Люциус, когда нерадивый профессор не ответил. — Давай так: для начала расскажи, что ты с собой сделал, что стал выглядеть даже хуже, чем… — он замолчал, пытаясь подобрать подходящий эпитет и одновременно не схватить проклятие от друга. — Послушай, я буду честен, но ты выглядишь просто ужасно. Затворничество в твоих подземельях до добра не дово…       В следящую секунду над его головой промелькнул луч заклятия, всколыхнув волосы блондина.        — Хорошо, значит, узнаю как-нибудь потом…  — вынув изо рта длинную волосинку, сказал Малфой.        — Я думал… — наконец обратил на себя внимание Снейп, уставившись призрачным взглядом в угол гостиной, где стояла большая ёлка, по периметру которой висели золотые колокольчики, периодично издающие тихий мелодичный звук. — Обо всём, — он нахмурился.        — Обо всём?        — Не перебивай.       Люциус показательно стал приглаживать растрепавшиеся волосы, словно этот разговор ему был до одного места.        — С той самой ночи, — глухо сказал Северус, бросив разочарованный взгляд в пустой стакан. — Я верну титул Лорда, — вдруг сказал он.       Малфоевский гладкий лоб совсем некрасиво сморщился.        — И что заставило тебя принять такое решение?       На секунду Люциус заметил промелькнувший полный ярости взгляд и невольно подумал, что вряд ли причиной этого стал вдруг образумившийся друг.        — Прошлое, — холодно продолжил зельвар. — Я отпустил его. Я понял, что в этом больше нет смысла.       «Как и её» - промелькнула неозвученная мысль в головах обоих.        — Что ж… Это правильно, — Малфой бросил задумчивый взгляд на потирающего правую руку, где когда-то было увесистое кольцо Главы рода, мужчину.       А Северус никогда не признается, что причиной его решения стало чёртовое школьное эссе с проклятием, которое заставило его каждую ночь возвращаться к тому ужасному дню, когда всё покатилось к Мордеру… Он рвал и метал, когда понял источник своего внезапного кошмара глубокой ночью, но выяснить, чьих длинных рук это дело – он не смог, так как тем вечером он проверял не одну стопку домашних заданий. И, выбирая между учениками первого и шестого курсов, подозрения падали на последних. И всё же пуффендурцы, которые боятся одной его приподнятой брови, вряд ли бы посмели даже пискнуть неправильно в его сторону. Да и проклятие, судя по всему, было далеко не светлым. А что же до первокурсников..       Казалось бы, подозревать первокурсников в тёмной магии было сверх глупостью… Но не Поттера.       Мужчина крепче сжал зубы, со скрежетом прошедшиеся взад-вперёд. Люциус посмотрел на него с немым вопросом.       — Поправь меня, если я не прав, Люциус, но природные окллюменты проявляются только к тринадцати годам?       — Всё верно. Редко, конечно, но иногда и у двенадцатилетних детей замечали слабый щит… — задумчиво произнёс Малфой. — Скажи честно, к кому ты вздумал лезть в голову? Это кто-то из третьекурсников? Неужели Уэллсбери? У них девочка, если не ошибаюсь, но в их роду давно не было окклюментов. Или Беккерли? Хотя они светлые… Да, Розамунд был свято уверен, что это дар тёмных магов…        — Это Поттер.       Малфой посмотрел на него так, словно не понял при чём тут он.       — Что — Поттер?       — Это он, — вздохнул Снейп, почувствовав головную боль. Сегодня он явно не был настроен говорить об этом конкретном ученике.       — Ему же одиннадцать исполнилось? — с подозрением спросил мужчина. — Погоди, Сев, ты что, залез в голову к Гарри Поттеру?!       — Поверь, это меньшая из возможных проблем, — хмуро ответил зельевар, помассировав виски. — Суть в том, что этот… змеёныш просто вытолкнул меня из собственного сознания, Люц!       — Змеёныш?..       — Хочешь сказать, остальное ты пропустил мимо ушей? — сощурился Снейп. – Он слизеринец.       Люциус выдохнул краткое «О», потерев подбородок.       — Не ожидал…       Когда тишина между ними затянулась, а они оба уставились друг на друга, первым не выдержал Люциус:       — Может, Дамблдор постарался? — предположил он.       — Вряд ли, — хмыкнул Снейп. — Меня вытолкнули не сразу, так что это не мог быть артефакт — меня бы просто не пустило. Я чувствовал его эмоции.       Взгляд серых глаз загорелся огоньком любопытства, едва он услышал последнее предложение.       — И?..       — Мне кажется, что я всё ещё сплю.       Люциус разочарованно цокнул.       — Не тяни книззла за хвост, Сев. Рассказывай. Боюсь даже предположить, что он чувствовал, когда встретился с тобой глазами, — лёгкая ирония исчезла с лица Малфоя, когда он увидел серьёзно настроенного друга. — Что?       — А вот что, Люциус — он издевался! Маленький гадёныш просто смеялся надо мной! — вскипел мужчина. – А ещё он улыбался. Мерлин, никто никогда не улыбался мне… так. Он играл со мной!       — Северус, мы сейчас точно говорим об одном и том же человеке? — с сомнением спросил блондин.       Ответом ему был мрачный взгляд.       — Хорошо, — вздохнул Малфой, — предположим, что первокурсник каким-то образом владеет Окклюменцией на феноменальном уровне… Ты-то тут при чём?       — Я хотел выяснить, связан ли он с тем, что произошло с твоим сыном… — начал было Снейп, но встретился с недоумевающим взглядом Люциуса, подозрительно сжавшего подлокотники. – Погоди, ты не знаешь?       — Что — не знаю? — остро спросил мужчина.       Теперь уже пришла очередь удивляться Северусу.       — Драко тебе не сказал?..       — Что — не сказал? — Малфой от напряжения даже слегка привстал в кресле, словно готовился в тот же миг броситься и запытать до смерти виновника.       — Кто-то из учеников наложил на него проклятие… Можешь не вставать, — когда Люциус собирался было вскочить с кресла, остановил его мужчина. – С твоим сыном всё в порядке, но Драко так мне ничего и не рассказал, — он нахмурился.       — Тогда мне расскажет, — холодно сказал хозяин дома, но всё-таки уселся обратно, буравя тёмную столешницу нечитаемым взглядом. — Когда..?       — Ещё до Хэллоуина…       — Убью… — прорычал сквозь зубы Люциус. — Кто?       — Я же говорил — не знаю, — раздался очередной тяжёлый вздох.       — И ты думаешь, что это сделал Поттер?       — Подозреваю, — не стал спорить Снейп. – Они с Драко никогда особо не дружили, но грызни между ними не было. Правда, Поттер стал водиться с младшим-Ноттом и мальчишкой Забини. Может, дело в этом…       Взгляд старшего-Малфоя оставался всё таким же холодным.       — Тогда приглядись к этому Поттеру получше,— сказал он. — Если это всё-таки он…       — Не драматизируй, — цокнул зельевар. — Ты ничего не сможешь с ним сделать в любом случае.       — Подкинуть артефакт с помощью домового эльфа не так уж и сложно.       — Успокойся, ты ещё на дуэль его вызови на всеобщее обозрение. Вот Скитер потеха будет… — впервые за долгое время его губы искривились в невесёлой усмешке. — Я присмотрю за Драко, а ты лучше иди, отоспись. Мне тоже нужно идти.       Люциус нехотя кивнул.       — Но я вряд ли усну, пока не буду уверен, что с ним всё в порядке, - сказал мужчина. – Ты расскажешь, что это было за проклятие?       — Расскажу, но не сейчас. Поговори с ним лучше завтра, но не дави сильно, — устало ответил Северус, поднимаясь на ноги. Красноречивый хруст позвоночника заставил его скривиться. Смешок друга он проигнорировал.       — Я постараюсь, — приложив средний и указательный палец к виску, произнёс Люциус, вдруг нахмурившись. — Слушай, не подскажешь парочку поисковых чар? Я уже все испробовал, но так и не смог найти одну из моих коллекционных книг. Ума не приложу, куда её дел…

***

      Из переполненного оловянного котла медленной струйкой поднимался густой красный пар. Такого же цвета жидкость бурлила и чавкала внутри. Одна ошибка — и работа нескольких часов однозначно пойдёт фестралу под хвост. Именно поэтому Лорд тщательно следил за тем, чтобы ничего не вскипело и не испортилось, буквально вертелся над ним, как беспокойная мать над птенцом. Признаться, такое зелье он готовил впервые, но это вовсе не помешает сварить его достаточно приемлемо, чтобы не спалить собственные глаза к чёрту.       Он стёр пот со лба, обещавший вот-вот уже да булькнуть в бурлящее зелье. Окна заброшенного класса, одного из многих на третьем этаже, запотели почти сразу. Перед тем как приступить к работе, Лорд всё же удосужился прочитать маломальскую инструкцию мелким шрифтом. Он долго вчитывался в строчки и пытался вспомнить, в какой момент он свернул не туда, когда вместо полной концентрации на зелье стал сдувать пылинки с каждого подоконника, практикуясь в использовании беспалочковой магии. Выходило плохо.       На десятой попытке Лорд почувствовал жуткую слабость и устало потёр переносицу, наткнувшись на оправу очков. Он снова не спал всю ночь, переваривая события последних дней. В итоге он пришёл к неутешительному выводу — очки придётся оставить. Может, он и мог позволить себе подразнить Северуса, но Дамблдор точно не оставит это без внимания, а чувствовать лишний раз на себе его взгляд — дело не из приятных. Хотя бы для него стоит поддержать образ неразумного дитя, каким-то чудом оказавшегося на факультете тёмных магов. Стёкла он заменит на обычные и будет носить их, как раньше.       Обречённый Поттер тяжело вздохнул. Каждый последующий такой вздох был тяжелее предыдущего — у него начиналась привычная мигрень.       Лорд не понимал, почему Дамблдор вдруг стал причиной номер «один» для раздражения и моментально испорченного настроения. Он тот ещё интриган, бесспорно, но раньше он питал к нему только нейтрально-негативные эмоции, когда старик неминуемо портил его планы. Но сейчас ему хотелось его ненавидеть, придушить в любом тёмном углу и пытать до тех пор, пока ему не надоест.  У него создавалось впечатление, что когда-то тот, как минимум, сделал ему непростительную пакость, и он об этом забыл, но память услужливо напоминает, что его стоит за это убить. И он бы убил, если бы не та, его разумная часть, которая уверена, что в этом пока нет смысла.       И ты всё ещё слаб, — добавил внутренний голос.       Если бы не абсурдность этой догадки, Лорд бы подумал, что в нём всё ещё есть тот настоящий «Гарри», который по каким-то причинам питает к тому такие негативные чувства, и его эмоции переплетаются с его собственным сознанием. Но мальчик явно никогда не встречался с Дамблдором и, судя по всему, в принципе не знал о существовании Волшебного мира, так что все его подозрения были сведены на «даже не думай об этом. Это абсурд».       Все эти неутешительные мысли привели Лорда к тому, что он подумывал возобновить свои давно позабытые медитации, когда он только начинал усваивать Окклюменцию. Это должно избавить от маниакальных мыслей, в которых неминуемо присутствует Дамблдор.       Несколько чёрных прядей прилипли к его щеке, остальные же были надёжно закреплены на макушке заколкой с маленькой смеющейся тыквой. Кто знает, как и почему она оказалась у него — он просто нашёл её в кармане собственной мантии —, но весьма легкомысленно пожал плечами. Вряд ли сейчас ему есть дело до того, что творится в голове у маленьких девочек…       Прошло четыре дня с тех пор, как школьники уехали из школы. Он ещё давно нашёл подходящее для его случая зелье. «Ясность Линзы» довольно просто в приготовлении, но немного чревато ингредиентами. Обещает полное восстановление зрения без каких-либо последствий.  Именно восстановления, потому что большинство зелий было временным действием, а другие имели побочные эффекты вроде способности видеть в темноте до конца жизни или появление каких-то мозгошмыгов… У волшебников редко бывают проблемы со зрением, часто это переходит по наследству, что и произошло в его случае. Тогда, в хижине посереди моря, в которой он встретился с Хагридом, тот очень долго распинался о его сходстве с «отцом», упомянув, что, как и он, тот в своё время тоже носил очки. Правда, Лорд так и не понял, носил ли этот «Джеймс» их действительно из-за плохого зрения или просто, чтобы покрасоваться перед девчонками, так как великан не сумел ничего толком объяснить сквозь свои ностальгические рыдания…       В любом случае большинство ингредиентов у него уже было — в этом ему очень помог подарок Забини, в котором он так удачно нашёл Лунный Амарант, который цветёт исключительно в разгар весны и в конце лета, и, о чудо, как раз с тремя лепестками (чем больше лепестков, тем он свежее). Благо, на нём было заклинание стазиса, которое спасло его от провала — пришлось бы ждать весны, а тратить столько денег, которые и так были в дефиците, он не собирался.       Летучий мох он любезно одолжил у Спраут — профессора Травологии. Долго выпрашивать женщину не пришлось, так как она с любезной улыбкой сообщила, что мох как раз начал прыгать по всей теплице, и профессор Снейп не обидится, если она даст ему немного. А Северус долго зубами скрипел, когда он на виду у других учителей с невинными глазками выпрашивал у него ягоды омелы, мол, хочет потренироваться варить Зелье забывчивости, которое они скоро будут проходить. Присутствующие тогда профессора не дали мужчине право отказать такому талантливому студенту, как он, а Флитвик даже лично дал ему разрешение на использовании одной из лабораторий в подземелье. Для виду, конечно, он таки сварил то зелье там, чтобы угомонить острый нюх зельевара и снизить уровень слежки за собой, но, очевидно, не слишком удачно. Накануне Рождества он собственноручно сделал так, чтобы мужчина не сводил с него свой длинный клюв, так что не удивительно.       Вообще Лорд долго посмеивался, когда узнал, что Северус буквально вынюхивал остатки витающей в воздухе веточки валерианы. Это зрелище  напомнило ему, что когда-то он невольно сравнил мужчину с нюхлером.       Благоразумно переждав день, чтобы Снейп перестал сминать ему пятки, Лорд нашёл этот заброшенный класс. Ему понравилось, что дверь в этот кабинет появляется только за пять минут до полуночи, и шанс, что кто-то найдёт его здесь, был крайне низок. И всё-таки он запер дверь чарами, чтобы утешить свою паранойю и перестать поглядывать на неё каждую минуту, ожидая, что сейчас же кто-то вломился к нему.       Кабинет был просторным, здесь легко бы вместилось тридцать голов, а то и больше. Парт здесь было немного — по шесть на каждой стороне. Проход между ними был большой, в нём легко могли пройти три среднестатистических мужчины, не толкаясь и не соприкасаясь плечами. И прямо на середине этого прохода, на небольшой возвышенности в конце кабинета стоял стол преподавателя на высоких ножках. По краям на нём были вырезаны странные двенадцатиконечные звёзды, которых, как посчитал Лорд, было такое же количество, сколько и концов, — по три на каждой стороне.       Тогда Лорд надолго завис, пытаясь вспомнить, где же он её видел.  Если его не обманывает память, то это была звезда Эрцгаммы — первая звезда, вошедшая в небо в момент появления на свет Иисуса Христа, — некого Божьего сына, по меркам маглов, — символизирующая его смерть и одновременно возрождение.       —«Да… верно. А двенадцать лучей — это двенадцать апостолов», — подумал Лорд, проводя кончиками пальцев по рисункам. Он бы сказал, что это было странное украшение для обычного стола в школе, но долго над этим не думал и благополучно продолжил доставать всё необходимое для приготовления зелья.       По обе стороны от него стояло два больших шкафа, за пыльными витринами которых он нашёл пустые закупоренные колбочки, пыль в которых осела видимым слоем; несколько старых учебников по чарам и какой-то трактат по рунам. Но больше всего он заинтересовался скрученными в свитки листами пергамента, которые даже в руки было брать страшно, насколько они были старые. Это были чьи-то записи, выведенные тонким летящим почерком. Какая-то часть из них была стёрта, где-то заплыли чернила, а в некоторых местах было и вовсе перечёркнуто. Он невольно начал читать:       «…тот, кто решил прочитать это — советую отправлять лист в Мунго или писать прощальную записку своим родственникам. Эти листы пропитаны ядом, о котором вам лучше не знать, и безоар вам не поможет…»        Лорд медленно перевёл взгляд на собственные пальцы, которые покоились на бумаге. Они не краснеют — значит, яд высох, но он всё равно неловко отдёрнул руки, загнав мысль об испорченной гордости и глупой смерти подальше.       Кажется, стоит прикупить перчатки из драконьей кожи…       «…ну а те, кто всё-таки прочитал это, мы хотим, чтобы вы знали, что нигде в Хогвартсе вы не найдёте места лучше, чем это. В наше время здесь собирались волшебники, в чьих жилах текла чистая кровь и чьи цели были благородны, а умения — лучшие. Именно так — только лучшие учились здесь, овладевая, совершенствуясь в магии в её полном спектре. Здесь никогда не было понятия о разделении магии на «тёмную» и «светлую». Она — это мы. Она — это всё, что нас окружает, и мы вправе использовать её, какой бы она не была.       Мы — те, кто приведёт Волшебный Мир к лучшему будущему! Мы те, кто не даст забыть истинным волшебникам их природу! И мы те, в честь которых они будут называть своих детей! И мы называем себя Вальпургиевыми рыцарями!       В век Рыцари Вальпургиевой Ночи…»       Это было похоже на черновик, в котором неуместные предложения были наглухо перечёркнуты, будто кто-то не хотел, чтобы все видели его позорную попытку написать внушающую речь.       Лорд выдохнул краткое «О», вальяжно развалившись на преподавательском? кресле — высокое, с длинными ножками, оно было сделано из тёмного дуба и обито тёмно-зелёным шёлком. Удобное.       —«Так в Хогвартсе орудовали юные революционеры?», — эта мысль заставила его ухмыльнуться. Он перевернул лист, и увидел всего одно предложение, которое показалось ему каким-то странным. Он невольно прочитал его вслух:       —«И навсегда наследник Слизерин», — произнесённые слова отразились в ушах как-то странно, будто он сильно растягивал букву «С». Он всмотрелся в буквы, но не заметил ничего не обычного, разве что буквы были более выгнутыми и длинными.       —«Наследник Великого Салазара Слизерина? Этот род всё ещё не вымер окончательно? — он хмыкнул, тем не менее, сделав пометку, ещё раз заглянуть в библиотеку. — Впрочем, эта бумага очень старая, так что наверняка прошло уже немало десятков лет…»       На последнем листе был рисунок. Голый череп с чёрными впадинами вместо глаз, изо рта которого выползала большая пятнистая змея.  Животное замерло так, будто до этого находилось в движении, и приготовилось к броску. Он казался смутно знакомым.       — «А это их знак, что ли?» — весело подумал Лорд. Давненько он такого не видел…       Но долго Лорд рассматривать чьи-то каракули не стал, отложив свою находку до лучших времён, чтобы подумать об этом уже позже.       И наконец, последняя капля Восстановляющегося зелья была добавлена в содержимое котла, от чего оно приобрело прохладный голубоватый цвет, больше не напоминая ему жерло бурлящего вулкана.       Выключив огонь и сняв котёл с плиты, Лорд потянулся, не сумев сдержать зевок.       Было уже далеко за полночь. Мальчик подошёл к одному из больших окон, прислонившись к подоконнику. Высоко в тёмном небе висела круглая луна, свет которой падал на покрытую белым снегом лужайку возле квидиччного поля и освещая верхушки Тёмного Леса. Тихая гладь Чёрного озера оставалась такой же матовой; вода у берегов покрылась тонким слоем льда.       В конечном счете, его попытки пользоваться беспалочковой магией дали свои плоды — больше в нос не забывались тонны пыли при каждом его вдохе, а в углах исчезла паутина. Теперь это был вполне себе уютный кабинет с несколькими зажжёнными факелами и чистым зелёным ковром посередине, — задумываться, кем именно были те «революционеры» ему не пришлось. Он никогда не мог понять эту одержимость цветами своего факультета… Невольно вспомнился шикарный особняк Люциуса, в котором всё (от пола и до потолка) кричало о том, что «мы слизеринцы»! Впрочем, грех душой кривить — у его друга был истинный талант сочетать несочетаемое. Так сказать, из грязи в князи… —И что-то подсказывало ему, что задержится он здесь надолго.       Ждать, пока зелье остынет, Лорд не стал. Потушив факела, чтобы лишний раз не дать повода заглядывать в окна, он подхватил лежащую на стуле мантию-невидимку и вышел из класса.

***

      Ночные коридоры замка очаровывали своей таинственной атмосферой: куда не пойдёшь — всё равно найдёшь какой-нибудь тайный проход или очередную нишу, скрытую от лишних глаз; если повезёт меньше — попадешь в руки Филчу в очередном повороте, а там остаётся только гадать, какое наказание придумает завхоз. Он часто бормочет, что когда-то в Хогвартсе применяли телесные наказания и что забытые темницы в подземельях никогда не пустовали. Правда это или нет — особо никто не интересовался, благоразумно предпочтя оставаться в гостиных после Комендантского часа. Оттирать кубки в Зале наград всё равно не хотелось…       Ну, а те, кто всё-таки решил бросить вызов смотрителю и Миссис Норрис, его любимой кошечке, стоит тщательнее проверять очередной коридор и прислушиваться, не слышно ли поблизости шаркающих шагов…       Лорд же, не боясь быть кем бы то ни было замеченным, шёл по коридору, сгребая в руках подол мантии-невидимки. Может, от звука собственных шагов он и мог избавиться, наложив заглушающие чары, то от чересчур большой мантии — нет. И теперь она аккуратно переставлял ноги, внимательно следя за каждым шагом. В какой-то момент он захотел было кинуть плевое дело, но вдруг он услышал шорох. Где-то за поворотом, совсем близко…       Не успел Лорд толком что-либо сделать, как из-за угла показался высокий силуэт, неминуемо быстро надвигающийся на него. Не к месту коридор был слишком узким даже для двоих людей. Всё, что ему оставалось — быстро прильнуть к стене и надеяться, что его тощее тело не заденут, но его нога снова запуталась в подоле мантии, и он не успел убрать её. Послышался грохот.       —«Черт. Это становится какой-то странной тенденцией», — если бы не ситуация, Лорд бы посмеялся. Перед ним сидел недоумевающий Квиррел, пытающийся понять, что стало причиной его падения.       Мальчик даже задержал дыхание (хотя в этом не было необходимости, так как чары всё ещё действовали), медленно отходя подальше от мужчины.       — Кто здесь? — тихо спросил Квиррелл.       Услышать твёрдый и не заикающийся через предлог голос мужчины Лорд не ожидал, но подумать над этим ему не дали — профессор вдруг поднял голову со слегка съехавшим набок тюрбаном, и посмотрел точно ему в глаза. И всё бы ничего, да вот только привычные голубые глаза неожиданно оказались ярко-красными. Несколько секунд мальчик смотрел в них со странной смесью эмоций и не до конца понимал, что именно заставило его колени подкоситься.       Внезапно из-за угла показалась Миссис Норрис — на редкость уродливая серая кошка с напоминающими лампы жёлтыми глазами — и, как сирена, протяжно завыла, сообщая своему владельцу своё местоположение.       Они с Квирреллом одновременно посмотрели на неё, и это было глотком свежего воздуха. Словно очнувшийся от транса Лорд моргнул, а затем увидел, как мужчина поднимается на ноги и, словно точно знал его местоположение, обошёл другой. Смотря вслед уходящему профессору, он заметил яркий блеск серебра на его мантии.       —«Как он увидел меня»? — пролетела отрешённая мысль, но долго рассуждать у него не было времени, так как Филч уже приближался, а уродливая кошка продолжала разрываться, больше напоминая скрип старых половиц. Выход нашёлся быстро — неприметная приоткрытая дверь, которую было почти невозможно заметить в этой темноте.       Подавив желание проклясть кошку на месте, чтобы та заткнулась, он поспешил к двери и тихо скользнул внутрь, лишь слегка прикрыв её за собой, чтобы лишний раз не издавать звуков. И как только он это сделал, за дверью послышался скрипучий голос Филча:       — Так-так-так… Кто из детишек не спит в такое время? Миссис Норрис, куда они ушли, моя дорогая?..       Ответом ему было очередное мяуканье.       — Ну, ничего, моя хорошая. Мы их найдём, мы… — он затих. — Снейп, — вдруг сказал Филч. — Кто-то из учеников не спит в такое время!       — Что ж, в таком случае мы поймаем их, — раздался вкрадчивый голос Северуса. — Если это кто-то из гриффиндорцев…       Их шаги отдалялись, а вскоре и вовсе стихли. В замке стояла уже привычная тишина.       Лорд  непременно бы сполз на пол, если бы не ручка двери, за которую он держался, потому что ноги неожиданно отказывались нормально функционировать. Шрам снова отзывался тупой изнывающей болью. Вздохнув, он отошёл от двери и оглянулся: помещение, в котором он оказался, было небольшим и абсолютно пустым. В нём не было ничего, кроме большого зеркала у дальней стены. От нечего делать Лорд подошёл ближе. Тусклая золотистая рама была покрыта слоями пыли, а в некоторых местах она и вовсе заржавела.       Кажется, стоит оно тут уже давно…       Невольно опустив взгляд ниже, мальчик увидел потёртую надпись:       «Erised stra ehru oyt ube cafru oyt on wohsi».       —«Я показываю не ваше лицо… но ваше самое горячее желание», — прочитал Лорд, вскинув взгляд на пыльную гладь стекла… и отпрянул.

***

      Когда жизнь перестала казаться реальной? В какой момент яркие краски сменились на серое нечто, поглощающее даже самые заветные моменты триумфа? От него оставался только результат, отмеченный тупой галочкой на куске бумаги. Но что произойдёт, если все они окажутся завершёнными? Появятся новые — несомненно. Но привычное удовлетворение очередным успехом быстро заглушиться в бокале вина.       Всё происходящее было какой-то унылой звенящей тишиной, где мрачные образы рябили на зыбкой глади воды и не находили выхода. Как вечная ночь, незнающая, когда настанет рассвет. Где каждое действие напоминало шаг в бескрайнюю пропасть. Но он не падал.       Ведь что такое власть без цели?       Наверное, он находил в ней утешение, пусть никогда и не задумывался об этом. И никогда не хотел признавать, что его существование лишено бОльшего смысла, чем всемирное господство и попытки найти что-то, что станет его началом.       Всегда, всегда всё это было всего лишь прихотью. Он мог утереть нос другим, так почему не сделать этого? Увидеть их мрачные лица, почувствовать их разочарование… Доказать себе, что он действительно мог что-то сделать.       Иногда, с лёгкой иронией, он думает, что находится в абсурдной трагедии, которую создал сам. И ради чего? Пусть он владеет миром, но этот мир скорее собственная тюрьма, чем королевство. Власть становится чем-то обременительным, а вся слава — тенью в бескрайнем зале, в котором не было ни начала, ни конца, но неминуемо заставляла идти вперёд.       Бузинная палочка, кажущаяся инструментом беспрекословного подчинения, утратила свою ценность, едва попала в его руки. Но почему? Разве это не то, что он хотел? Вот он — первый Дар Смерти, могущественный и искушающий…       Тихий звон колокольчика прошелестел где-то на периферии, заставив сбросить наваждение. Палочка в руках нагрелась, напоминая, что у него есть незаконченные дела.       Верно… Нужно всего лишь покончить с ними, и тогда этот парадокс исчезнет…       Возможно, тогда он прекратит задавать всё время мучающий его вопрос: «Ради чего?».  

 «Высший позор — ради жизни утратить её смысл»(Децим ЮнийЮвенал).