Tu mundus meus.

«"Ты мой..." В первый раз эти слова прозвучали заинтересованно в нашу первую встречу, которая произошла достаточно необычно: тогда, когда в пустынном подземном переходе на меня напали какие-то ребята, пытаясь отобрать папку с важными документами. Меня уже свалили на землю и начали бить ногами, но появился ты с приятелями. Не знаю, были ли нападающие вашими врагами, или им просто не повезло попасться тебе под плохое настроение, но ты, не разбираясь, схватил одного из них и несколько раз ударил его кулаком по лицу. Твои спутники присоединились к "развлечению", и, спустя пару минут, ты уже довольно потирал руки, позабыв о плохом настроении. - Что может быть лучше хорошей драки? - ты удовлетворённо потянулся, хрустнув пальцами, - А это что у нас? - внезапно оказавшись около меня, крепко вцепился в мой подбородок тонкими аристократическими пальцами. Подняв взгляд, я утонул в серьёзных карих глазах, и осознал, что не в состоянии убежать или сопротивляться. Как крошечный мышонок, глядящий на удава, я замер, не в силах пошевелиться. Мне сложно это объяснить, но чем больше ты смотрел на меня, тем больше менялся твой взгляд, а с ним и цвет глаз менялся на нежно-шоколадный. - А знаешь, ты мне нравишься, - твои слова для меня стали громом среди ясного неба. Твоё лицо было смутно мне знакомо, но я не мог понять, где мы могли встречаться ранее. Получить подобное признание от постороннего человека достаточно странно и непривычно, - Меня зовут Чо Кюхён. Как твоё имя? - Чонсу... Пак Чонсу, - мой голос был слегка хриплым от волнения и страха, но ты не обратил на это внимания. - Я спас тебе жизнь. Теперь ты мой, Пак Чонсу. Крепко ухватив меня за подбородок, ты жёстко поцеловал меня, вызывая боль в разбитой губе. - До встречи, Пак Чонсу. Я найду тебя. Я ещё долго смотрел тебе вслед, не в силах собраться с мыслями. Медленно поднявшись, я поковылял домой, всё ещё чувствуя холод твоих тонких изящных пальцев на подбородке. "Ты мой..." Во второй раз я прочитал это в твоей тетради. Начиналась первая лекция по зарубежной литературе, которую я читал в университете, будучи новым преподавателем старших курсов. Я старался зарекомендовать себя с лучшей стороны, и студенты, судя по всему, были заинтересованы моим предметом. - Ким Кибом? - Есть! - Чо Кюхён? – это имя заставило меня похолодеть. Ведь это не может быть совпадением? – Чо Кюхён? - Наверное, его, как всегда, не будет, - голос из аудитории принёс минутное облегчение, сменившееся стыдом за моё поведение. Я не должен радоваться отсутствию ученика на своём уроке. Внезапно дверь с шумом открылась, и ты без спроса вразвалку вошёл в аудиторию. Встретившись с тобой взглядом, я увидел скуку, сменяющуюся узнаванием и ликованием. Это не совпадение, Чо Кюхён. Как меня предупредили в учительской - сложный гений-студент, которого все терпят только за участие во всевозможных олимпиадах и конкурсах. За что бы не брался, во всём был первым, но поведение и посещаемость оставляли желать лучшего. И почему никто не назвал имени, чтобы это не было таким сюрпризом для меня? - Сонсенним, простите, у меня были причины опоздать, - в твоих глазах заплясали черти, а губы кривились в лукавой усмешке, - Впредь я исправлюсь, обещаю. Не обращая внимания на удивлённые взгляды студентов, ты прошествовал к первой парте, которую никто не осмелился занять, видимо, зная, что это твоё место. Что-то написав в тетради, ты повернул её так, чтобы я мог прочесть: «Я нашёл тебя. Ты мой.» «Ты мой…» В третий раз ты произнёс это сонно. Я, как раз, возвращался из библиотеки, когда увидел тебя, сидящего на пороге. - Отчим опять пьян, а мачеха запретила мне сегодня появляться дома. Поэтому я переночую у тебя, - без вступлений объявил ты, и хозяйским жестом отодвинул меня с пути, заходя в дом, доставшийся мне от родителей, переехавших жить в деревню. Небольшой, но уютный, находящийся в часе езды от университета - он был моей личной крепостью, в которую до сих пор никто не допускался. - Ты не можешь находиться здесь, - я пытался придать голосу максимум строгости, но это не возымело действия. - А у тебя здесь мило. Хочешь чаю? – Не обращая на мой протест внимания, ты разулся и прошёл на кухню. - Я не буду пить чай. Тебе следует… - Тогда налей мне. Я продрог до костей. Только теперь я заметил, что в холодный сырой осенний вечер на тебе была одета лишь наспех застёгнутая рубашка и лёгкие брюки. Распахнутый ворот с оторванной пуговицей не скрывал красного пятна на ключице, грозившего в скором времени превратиться в синяк. Быстрый осмотр показал такой же синяк на скуле, свежую рану на губе и сбитые в кровь костяшки пальцев… Видимо, не так уж и мирно ты уходил из дома. Вопрос так и просился быть заданным, но я сдержался и лишь молча поставил чайник на конфорку, заработав благодарную улыбку, которая сменилась лёгкой гримасой боли, когда ранка на губе открылась. - Больно? – глупый вопрос, но мне не пришло в голову ничего менее банального. - А как ты думаешь? – было что-то волшебное в твоих глазах, заставившее меня подойти поближе и протянуть руку, коснувшись твоих губ кончиками пальцев. Словно обжегшись, я отдёрнул ладонь. - Минуту, я сейчас обработаю какой-нибудь мазью, - сопровождаемый твоей весёлой улыбкой, я сбежал в коридор, где провёл некоторое время в поисках аптечки. Вернувшись, я застал тебя спящим на диване, на котором ты свернулся клубочком, поскольку ноги не умещались. Мне оставалось лишь выключить закипающий чайник, чтобы он не разбудил тебя своим свистом и накрыть тебя толстым пушистым пледом. Шёл третий час ночи. Я, как всегда, засиделся допоздна за книгами, готовясь к завтрашней лекции. Внезапно ты начал ворочаться, что-то бормоча и всхлипывая, будто плакал во сне. Я осторожно коснулся твоих волос, поправил сползший плед и уже хотел было вернуться к учебникам, когда ты схватил меня за руку ледяными ладонями и крепко прижал к сухой щеке. - Мой… Ты мой… - не знаю, что тебе снилось, но, пробормотав эти слова, ты успокоился и задышал спокойней, вновь погрузившись в сон. «Ты мой…» В четвёртый раз ты произнёс это мягко. Твои периодические ночёвки у меня дома стали обычным делом. Иногда мне казалось, что здесь ты проводишь намного больше ночей, чем у приёмных родителей. Теперь я знал, что твоя мать рано умерла, и отец повторно женился. Однако, в скором времени после свадьбы и его не стало, и мачеха нашла себе нового мужа. Новая семья относилась к тебе холодно, отчим часто бил, пока ты не научился давать сдачи, а мачеха на всё смотрела сквозь пальцы. В моей «крепости» ты обрёл новый дом, о котором давно мечтал и с которым теперь не стремился расставаться. Ты мог часами наблюдать, попивая остывший чай, как я сижу за книгой или проверяю работы студентов. В такие моменты твоё лицо становилось спокойным и умиротворённым, на губах играла улыбка, а глаза походили цветом на горячий шоколад. Однако глупо надеяться, что ты так сразу завяжешь со своей прошлой жизнью. Часто ты приходил со сбитыми костяшками и синяками, оставшимися после драки. Я знал, что твоя банда тебя уважает, а другие боятся. Однажды я стал свидетелем того, как на заднем дворе университета на тебя напали незнакомые парни. Я достал мобильный телефон, чтобы позвонить в полицию, но остановился, увидев твой взгляд. В нём не было обычного тепла, ты смотрел на противников с превосходством и уверенностью в своей непобедимости. И действительно - несколькими ударами ты вывел из строя двоих обидчиков. Это позволило тебе выиграть время, пока подтянулись остальные члены твоей банды. Завязалась неконтролируемая жестокая драка. Ты был похож на Бога Возмездия, вновь и вновь опуская кулаки на незащищённые участки тел противников. Улыбаясь кривой усмешкой, ты сметал любого, кто возникал на твоём пути, и вскоре нападающие трусливо побежали прочь, подхватив тех, кто не мог передвигаться без посторонней помощи. Кажется, они обещали отомстить, но это никак не повлияло на твоё настроение, ведь ты был уверен в своих силах. Позже, дома, когда я обрабатывал раны лекарствами из ставшей такой востребованной аптечки, ты с упоением рассказывал мне, что никогда никому не позволишь безнаказанно тебя бить, и я понимал, кого ты подразумеваешь в первую очередь. - Я никогда не причиню тебе вред, - слова непроизвольно вырвались на свободу, оставив за собой оглушительную тишину. Тогда ты, как при нашей первой встрече, приподнял мой подбородок вечно холодными пальцами, и нежно, словно спрашивая разрешения, коснулся моих губ своими. В моей голове набатом били слова возмущения, сопротивления, нежелательности подобных отношений между студентом и преподавателем, между мужчинами, в конце концов, но сердце продиктовало своё решение, и я лишь приоткрыл губы, полностью отдаваясь твоему нежному поцелую. - Конечно, ты не причинишь мне вреда, ведь ты мой, - твой шёпот прямо в мои губы был едва слышен, но я согласился с твоими словами всей душой. «Ты мой…» В пятый и шестой разы ты произнёс это со злостью и с сомнением. - Русский язык вообще очень сложный и многогранный, - вот уже второе практическое занятие мы бились над русской литературой. Студенты находили очень странным, и в то же время интересным тот факт, что русские могут вкладывать в одну и ту же фразу столько разных смыслов. - «С тех пор прошло полжизни. Хэм забыт, кальвадос оказался просто водкой на яблоках, обычный самогон.», - в который раз цитировали мои ученики одно из стихотворений Виктора Шендеровича. - Мне кажется, что автор своеобразно насмехается над юношеским максимализмом и желанием видеть во всём незнакомом только хорошее. - А я, кроме всего, вижу глубокое разочарование, скрытое за насмешливым изложением, - ты, как всегда, не поднимая руки, вклиниваешься в разговор, озвучивая внезапно пришедшую тебе в голову догадку, - Автор в юношестве восхищался своими героями, был счастлив в неизвестности. Однако, жизненный опыт наложил на его кругозор свой ощутимый отпечаток, словно убрав розовую пелену с глаз. Даже последний, ранее нетронутый идеал, авокадо, оказался втоптанным в грязь, стоило ему в реальной жизни попробовать его, - Звучащая в твоём голосе горечь заставила меня неприятно вздрогнуть и более внимательно присмотреться к твоему поведению. Судя по всему, стихотворение затронуло что-то глубоко в твоей душе, и постепенно развиваемая тобой мысль вызывает в тебе всё больше и больше негативных эмоций. Судя по свежей отметине на твоём лице, тщательно скрытой под толстым слоем тонального крема, вчерашний вечер в «кругу семьи» закончился, как всегда побоями. Хотя, скорей всего, это произошло утром, иначе ты бы ночевал у меня. Или что-то помешало тебе прийти? От размышлений меня отвлёк громкий звонок, извещающий о завершении занятия. Я подождал, пока студенты покинут аудиторию, и подошёл к твоей парте. - Что-то случилось? - Как обычно. В ту ночь, как и в следующую, ты ночевал у меня. На том же коротком для тебя диване, укрытый тёплым пледом, во сне ты напоминал маленького ребёнка, и я невольно задумался, так ли много у тебя осталось идеалов, и сколько из них в будущем тебя разочаруют. А потом произошло это. В начале второго ночи вдруг открылась входная дверь. Я не был удивлён, поскольку уже давно сделал для тебя дубликат ключей. Ввалившись в прихожую, ты посмотрел на меня полубезумным взглядом, и плюхнулся прямо на порог. - Чтоо? – Кажется, ты был безобразно пьян, запах перегара заполнил коридор, неприятно ударяя в нос. - Что случилось? - Ты знаээешь, она, оказывается, не просто умерла от боллезни, - заплетающимся языком ты пытался что-то мне объяснить, но я не мог вникнуть в суть твоих слов, - она вскрыыыыла себе вены, оставив малллленького ребёоонка. И всё пооаатому что папа ей изменял с эээтой стервой. Кажется, до меня начало доходить. Твоя мать… И отец… - Почему ты так решил? - Мааачеха ррррасказала, - ты покачал головой и по-детски всхлипнул, - Нееээужели я не стоил тооого, чтобы жить? - Давай, я уложу тебя в постель, а завтра поговорим. - Тыыы, - внезапно твоё настроение переменилось, теперь ты смотрел на меня со злостью, - тыыы ведь тоже мечтаешь оооот меееня изззбавиться! - Я не… Стремительно подскочив, ты заломил мне руку и силой потащил в комнату. - Я неееээ позволю тебе ииизбавиться от меняяаа! - Не отпуская меня, ты ввалился в спальню. Я попытался вырваться, но ты больно ударил меня по лицу, - Не пущу! Я изо всех сил сопротивлялся, но ты бросил меня на кровать, стягивая пижамные штаны. - Пожалуйста, не надо… - я мог только шептать, видя, как ты надвигаешься на меня, расстёгивая ширинку. - Ты мой! МОЙ!!! А потом была боль. Сильная, невыносимая, словно меня рвали на части. В какой-то момент я понял, что теряю остатки сознания, и погрузился в столь желанное небытие. Я очнулся от того, что кто-то всхлипывал рядом со мной. Тело нещадно болело. Тут и там были видны синяки, засосы и укусы. Мне было очень тяжело пошевелиться, но я повернулся на бок, и увидел, что ты плачешь, скрутившись в углу комнаты. Первым желанием было прогнать тебя, накричать, вычеркнуть из своей жизни, как измаранную страницу. Однако, я не смог этого сделать. - Помоги мне, - кажется, этот хриплый сорванный от крика голос принадлежит мне? Ты подскочил, как от пощёчины. - Что я наделал… - из твоих глаз лились слёзы, а я всё не мог решить, как же быть дальше. Наконец, решившись, я тихо произнёс: - Помоги мне… В ванную… Ты подхватил меня с кровати и опустил под тёплые струи воды. Словно самую хрупкую ценность, нежно тёр меня мочалкой, вздрагивая при виде каждого оставленного тобой следа. Мы оба молчали. Ты выглядел, как избитый пёс, словно сам испытал всю причинённую мне боль, и моё сердце вновь продиктовало своё решение, не посоветовавшись с разумом. - Я… - Молчи, - я нежно пробежался кончиками пальцев по твоим волосам. Было странно наблюдать, как меняется твой взгляд с цветом глаз от болезненно-виноватого, тёмно-коричневого, почти чёрного, до неверяще-обожающего, нежно-шоколадного. - Ведь ты мой? В этот раз я сам притянул тебя к себе и поцеловал, уверенно, решительно. Я не хотел стать тем самым авокадо или кальвадосом, которые оставят тебя без веры во что-то искреннее, светлое, волшебное. Я полностью простил тебя. Однако, оказывается, ты сам не смог себя простить. Уже почти год мы жили, как тихая мирная семья. Ты больше не возвращался в дом к своим приёмным родителям, я старался держаться как можно ближе к тебе. Сначала это было сложно. Ночью я просыпался от собственных кошмаров, но днём изо всех сил старался с ними бороться, прикасаясь к тебе, не давая страхам встать между нами. Ты это видел, и благодарно исполнял мои просьбы. Я мысленно убеждал себя, что это бы в любом случае произошло. Пусть не так, но, всё же, мы – взрослые люди, и прекрасно понимаем, чем заканчиваются подобные отношения. Кроме того, у меня был секрет, которым я не собирался делиться с тобой до последнего, и от этого я чувствовал себя также в некоторой степени виноватым. Спустя неделю я прекратил вздрагивать от твоих прикосновений, а ещё через несколько дней попросил тебя ночевать в моей постели. Это были самые волшебные дни в моей жизни. Я просыпался, лёжа на твоём плече, и с замиранием сердца смотрел на твоё ангельски милое во сне лицо. Теперь ночи дарили нам удовольствие и радость, постепенно из твоих глаз исчезло разочарование в окружающем мире, сменившись нежностью и любовью. Но ничто не длится вечно, и наш маленький рай был разрушен самым неожиданным образом. Однажды мне позвонили. Ты взял трубку, и очень удивился, узнав, что мне звонит лечащий врач. Перебирая в уме причины, по которым он мог звонить, ты нашёл единственную, по твоему мнению верную – последствия насилия. В тот вечер я не мог понять, что с тобой творится, а, когда ты сказал, что отлучишься ненадолго, я не придал этому большого значения. Каков же был мой шок, когда позвонили из отделения реанимации и сказали, что ты при смерти. Оказывается, ты вновь отправился на разборки банд, чего не делал уже продолжительное время, и там тебя ранили ножом. Шансов на спасение было мало, могла помочь только пересадка сердца, а в срочном порядке найти доноров в наше время невозможно. Почти невозможно. Теперь я открою тебе тайну, которую пытался скрыть на протяжении всего этого времени, пока мы были вместе. Дело в том, что мне осталось жить не так долго. Ты ведь помнишь, что всё чаще я стал мучиться головными болями. Это не простые мигрени. Два с половиной года назад мне поставили диагноз: неоперируемая опухоль головного мозга. Я отказался от химиотерапии и всякого лечения, поэтому ты ничего не знал. Сейчас я сижу у твоей постели и в последний раз смотрю на твоё по-детски милое лицо. Я знаю, что ты в первое время попытаешься винить себя в произошедшем, однако мне бы очень не хотелось этого. Я знаю, что ты вступил в драку, потому что хотел избавиться от чувства вины передо мной за то, что тогда натворил. Я полностью простил тебя - прости и ты себя, ведь кроме боли ты подарил мне почти целый год счастья. Помнишь, как мы выбирали ёлочные игрушки для рождественской ёлки, и так увлеклись поцелуями, что чуть не были застигнуты врасплох продавщицей? А как катались на колесе обозрения, и ты впервые сказал, что любишь меня? Каждый день, возвращаясь домой с работы, я был счастлив, осознавая, что ты ждёшь меня, чтобы помочь снять плащ своими холодными ладонями и усадить за стол, где меня уже ждёт чашка горячего чая. Столько всего можно вспоминать, однако время поджимает, и скоро придет врач, чтобы начать готовить меня к операции. Имущество я переписал на тебя, чтобы ты мог и дальше возвращаться в наш Дом. Хочется верить, что я остался для тебя загадочным напитком, а не гадким кальвадосом. Видишь, я помню каждое мгновение, проведённое с тобой, каждый разговор, жест, фразу. Не забывай обо мне. Я люблю тебя. Теперь я навсегда буду частью тебя. Я твой…» Тишина дома не нарушалась ни одним посторонним звуком. Высокий парень с глазами цвета тёплого шоколада наверно, уже в тысячный раз перечитал ставшее ветхим от постоянного листания письмо. Завтра он прочитает первую лекцию по иностранной литературе перед студентами. Но сегодня он может позволить себе закутаться в старый пушистый толстый плед и тихо плакать, предаваясь воспоминаниям.