истина о зле

      У себя на родине, в Эль-Халифе, Джамал уже не выглядит таким пугающим.       Когда он стоит, склонив голову, и одними губами, без голоса, повторяет за имамом слова молитвы; когда проходит по саду, кончиками пальцев сбивая капли росы с лепестков тигровых лилий; когда говорит со своим юным сыном, слегка приобнимая его за плечи, и когда вечерами играет в шахматы с великим визирем, становится непростительно легко забыть о всех зверствах, сотворенных им на далекой северной земле.       Но, упрямо сжимая зубы, Ингмар через силу заставляет себя помнить.       Потому что ему известна одна непреложная истина о зле: оно — всегда не то, чем кажется.       В его воспоминаниях некогда прекрасный город сгорает дотла, и черные, обугленные балки с грохотом падают на снег, и рыжее зарево от пожара такое яркое, что напоминает закат. В его воспоминаниях — кровь, смерть и сталь, и глумливая речь с необычным восточным акцентом, и острое лезвие, замершее у горла, и крик, и парализующий страх.       Ингмар смотрит, как Джамал молится, и клянется себе никогда об этом не забывать.       В полдень воздух в Аравии становится густым, как мед, и горячим, как раскаленные угли. Цветы благоухают у входа в мечеть, от их сладких запахов трудно дышать. Шепот Джамала — такой же сладкий, как и цветочные ароматы, но каждое его слово — яд.       — Запомни, — пальцы на горле как будто бы ласковые, но это — обманная ласка железной руки в бархатной перчатке, — если попытаешься сбежать от меня — я убью тебя. Если продолжишь вспоминать своих неблагодарных богов — я убью тебя. Если посмеешь противиться моей воле — я убью тебя.       Ингмар смотрит Джамалу в глаза, боясь пошевелиться.       У него дома зеленый считался цветом весны и жизни, счастья и процветания, что рано или поздно всегда приходят на смену изнурительным зимним морозам, но изумрудные глаза султана — жестокие и бездонные, они сулят только боль и смерть.       В день праздника муэдзин призывает всех жителей Эль-Халифа к молитве, и имам в царственной тишине поднимается на минбар, готовясь к чтению проповеди. Он говорит об их боге — о прекрасном и грозном Владыке Песков, чей лик не дано увидеть никому из живых; о том, как он справедлив и мудр; о том, как добр к своим последователям.       Ингмар слушает, невидяще глядя в стену.       У него перед глазами — отсветы пламени на лицах солдат и обгоревшие трупы; изогнутые клинки, испачканные в крови братьев-северян, и истоптанный сапогами захватчиков снег на крыльце княжеского чертога. Он сглатывает, сжимая дрожащие пальцы в кулаки. Даже если аравийский бог и впрямь милосерден к друзьям, Ингмар навсегда запомнит, как он жесток к врагам.       Потому что это простая, но непреложная истина о зле: оно — всегда не то, чем кажется.       Когда старый имам переворачивает страницы священных книг, с щемящей нежностью в голосе рассказывая о райских садах, куда он попадет уже совсем скоро, если Владыка Песков сочтет его жизнь достаточно праведной; когда Джамал вкрадчивым шепотом змея-искусителя убеждает Ингмара в том, что он слишком хорош для своих равнодушных богов; когда дни летят друг за другом, а удушливые ароматы цветов остаются все так же мучительно сладки, возвращаться мыслями к прошлому становится все труднее.       Кровавое зарево от пожара в воспоминаниях вытесняется жарким пламенем пустынных закатов, шепот поверженных воинов, умоляющих сохранить им жизнь — шепотом тысячи верующих, единовременно читающих молитву под мозаичными сводами мечети.       Стоя перед зеркалом и до крови кусая губы, Ингмар усилием воли заставляет себя думать о смерти, о боли, о стали, о криках матери и убитом голосе отца, раз за разом заново проживая тот день, когда его жизнь превратилась в ночной кошмар. Он больше не клянется не забывать — он уже не настолько в себе уверен. Но он обещает постараться помнить — так долго, насколько хватит памяти.       Потому что в его сознании все еще жива единственная непреложная истина о зле: оно — всегда не то, чем кажется. И Ингмар знает, что оно ждет, когда он об этом забудет.