high mountains and flowing rivers

      Забегает в ванную, больно ударяясь плечом о дверную коробку - завтра утром точно выскочит уродливый синяк. Опирается дрожащими руками на раковину, долго вглядывается в расширившиеся зрачки и трепещущие ресницы.       Глубокий вдох. Задержать дыхание.       Четыре.       Три.       Два.       Один.       Медленный выдох. Улыбнуться. Повторить.       Дыхательной гимнастике его научил Сережа пару недель назад, крепко прижимая к себе в ночной тишине спальни, шепча на ушко глупости и настойчиво затаскивая в импровизированный домик из пледов и подушек. Тех самых пледов, которыми завалили их друзья на праздновании новоселья.       Долгожданный релиз первого альбома Дипинса - событие, которого ждал не только сам Ваня,       но и его парень, громко подпевающий каждому слову в песнях, заслушивающий треки практически до дыр и постоянно разряженных эйрподсов;       но и его одногруппники, на удивление воодушевленно поддерживающие Бессмертных в развитии как блоггера и попытках в музыкальную карьеру;       но и аудитория, ежедневно выписывающая теплые комментарии о предстоящем альбоме;       и конечно другие стримеры, желающие послушать и прокомментировать творчество Вани на собственных трансляциях.       Вполне естественно, что он не выдержал такого давления, поддался иррациональному страху не оправдать ожидания. Абсолютно нормально, что Ваня за два часа до публикации альбома на всех площадках, никого не предупредив, наспех накинув куртку, уехал из кальянки, сорвался к Сереже, глотая слезы на заднем сидении убера. Домой.       Только в объятиях своего парня он чувствовал себя полноценным, никому ничем не обязанным, любимым не за смазливое лицо, а просто за то, что он - это он. Его дом там, где Сережа. Где его безусловно принимают со всеми недостатками, ничего не требуя взамен. Именно поэтому, со всей скорости влетая в квартиру, бросаясь на шею самому близкому человеку, Ваня чувствует болезненное облегчение. Здесь он имеет право на слезы, на слабость, имеет право быть неидеальным. Здесь ему позволено не прятать эмоции, что заживо сжирают его сердце, отплевываясь окровавленными изуродованными кусками. Он плачет, словно маленький ребенок, отчаянно цепляется руками за Сережу; мама не дала конфетку - дитя в истерику. Только вот он давно не ребенок и конфетка ему не нужна. Нужно лишь немного больше уверенности в своих силах и немного меньше страха перед неудачей.       - Ты у меня самый талантливый, - едва ли не удушающими объятиями.       - Каждый день я заново влюбляюсь в твой голос, - россыпью невесомых поцелуев на щеках.       - Они все от тебя без ума, им обязательно понравится твоя музыка, - горячим дыханием где-то за ухом.       - Я люблю тебя, мой маленький, пойдем в спальню, тебе нужно отдохнуть, - устами Сережи.       Его парня. Его заботливого, внимательного к мелочам возлюбленного. Его моментами придурковатого, но вечно забавного и всегда соблюдающего границы Сереги. Его нежного, искренно любящего, принимающего на себя все тягости мира Сережи, что солнечными утрами ласково пробегает пальцами по оголенной спине, шепотом считая родинки, а темными ночами проходится по каждой мокрым поцелуем.       Его любимого Сережи, из-за которого Ваня сейчас не в состоянии сделать вдох. Из-за которого впалые щеки приобрели нездоровую бледность. Из-за которого немеют и подрагивают руки. Как он мог не заметить? Как Ваня позволил себе упустить все признаки, проигнорировать все знаки?              Как он мог не понять, что его парень перестал есть?              Вовсе не нужно быть гением, чтобы догадаться - за сегодняшний ужин Сережа сбегал в туалет два или три раза. И еще два раза за обедом. И один раз во время завтрака. Ваню настигает озарение, без капли жалости оглушает увесистой дубиной по затылку. Ему становится понятна причина, по которой Сережа в последний месяц предпочитает есть где угодно, но не дома (то бишь не есть вообще).       - Тебе разогреть покушать?       - Неа, спасибо, мы с Аминой поели после стрима.       Теперь ясно, почему Сережа зачастил с походами в зал. Почему с утроенной силой убивался на беговой дорожке и делал упор на кардио. Ясно, почему в постели укладывает Ваню в позу животом вниз или выключает свет (к слову, Ваня ненавидит заниматься любовью в темноте).        Только вот не ясно, что теперь делать. Ваня потерян и совершенно не знает, как помочь; стекающие по шее капли ледяной воды отрезвляют, но не дают ответов. Зато ответ может дать кое-кто другой. Через пять минут на другом конце города Аня Акулич отвечает на звонок.       

♡ ♡ ♡

      Ваня действительно старается, лелея надежду на собственные силы. Верит, что сможет хотя бы немного помочь. Он далеко не специалист, да и никто не учит нас, как правильно поддерживать близкого человека с расстройством пищевого поведения, и свой недостаток знаний Бессмертных ощущает как никогда остро. По правде говоря, ему не впервой справляться с чужими загонами по поводу веса, все-таки с Пешковым они вместе достаточно долго. Но никогда эта проблема не доходила до такой стадии, еще ни разу Сережа не сбегал в уборную, чтобы избавиться от съеденного. Ваня беззвучно молится, чтобы советы Ани сработали – не зря же та вот уже лет шесть или семь ведет внутреннюю борьбу с ненавистью к собственному телу.       Неделя была изнурительной. Ваня много гуглил, разговаривал со знающими людьми. Старался ненавязчиво напоминать Сереже о его достоинствах:       - Я когда-нибудь говорил, что обожаю твои кудряшки?       - Твои пальцы прямо как у пианистов, мне нравится.       Но так и не решился делать комплименты тем частям тела, в которых его парень больше всего сомневается. Не хватало еще, чтобы Сережа лишний раз распереживался и снова сбежал в зал, возвращаясь под вечер полуживым.       Ваня понимает одно - сегодня им предстоит пройти рубеж, окончательно встать на путь исцеления. И встать на него вдвоем, в напоминание о том, как когда-то, еле слышно, с ужасом перед будущим признаваясь в чувствах, Ваня пообещал быть вместе до конца. Плечом к плечу и сердцем к сердцу справляться со всеми трудностями.       В приступе тревоги переставляет с места на место аромасвечи, купил не по совету, а по наитию; Сережа любит зажигать их зимними вечерами, вдыхая успокаивающий запах пряностей. То заправляет, то расправляет кровать - будет ли комфортнее с привычно развороченной постелью или все должно быть идеально? После внезапного звука поворота ключа в скважине сердце заполошно мечется. Ваня знает, что сегодня ему необходимо взять ситуацию в свои руки и быть сильным.       Быть сильным за них двоих.       Сережа на удивление не отказывается от ужина. Позволяет разогреть для себя пюре, устало улыбается в знак благодарности. Ваня старается не пялиться, чтобы не смущать, но на всякий случай курсирует возле туалета, незаметно заглядывая на кухню (мало ли, куда может отправиться пюре в его отсутствие). Сергей ест неохотно, маленькими порциями, но, слава богу, ест. Через двадцать минут пластом валится на кровать. «Страдающие расстройствами пищевого поведения постоянно чувствуют слабость или усталость» - Ване периодически вспоминаются прочитанные в интернете строчки.        И он понимает, что ждать больше не хочет. Просто не может. Зажигает расставленные по комнате свечи под удивленным взглядом Сережи.       - Ванюш, а что это ты удумал? У нас романти́к сегодня? - улыбка появляется лишь на уголках губ.       Ваня смотрит загадочно, не находясь с ответом. Задувая последнюю спичку, присаживается на кровать.       Существует ли в бренном мире человек лучше Сережи? Ему так не кажется. Пропускает сквозь пальцы мягкие кудри, любовно отросшими ногтями царапает кожу головы, стараясь не сделать больно.       - Мне нужно сказать кое-что, но для этого я хочу попросить тебя выполнить одну мою просьбу. Она тебе, скорее всего, не понравится, но это правда важно. Для меня. И для тебя тоже.       - И что я должен сделать? – в голосе проскальзывают игривые нотки, Сережа в хорошем настроении.       Ваня поднимается, протягивая руку - безмолвная просьба встать. Он храбрится изо всех сил, потому что исход неизвестен - Сережа может отказаться. Он с легкостью может обидеться. Уйти, хлопнув дверью. Но хуже всего - он может расстроиться. То, чего Ваня боится более всего.       Глубокий вдох. Задержать дыхание.       Четыре.       Три.       Два.       Один.       - Я хочу, чтобы ты разделся, - шепотом на выдохе.       Во взгляде его парня непонимание и растущий с каждой секундой страх. Глаза непроизвольно бегают, а челюсть сжимается. Со стороны не поймут, но Ваня видит. Знает Сережу как облупленного.       - Зачем?       - Пожалуйста. Я все объясню.       Тянет к ростовому зеркалу в дальней части комнаты. Здесь полумрак, блики свечей поглотила ночная мгла. Чья была идея о двухметровом зеркале - уже и не вспомнить, но на своем веку оно точно повидало всякое.       Во времена, когда у них все было хорошо.       Сережа еще может отказаться. Он может обидеться. Уйти, хлопнув дверью. Отшутиться или отвлечь Ваню поцелуями. Но лишь покорно стягивает футболку и штаны. Потому что доверяет безгранично, не страшась удара в спину. Потому что знает - Ванечка никогда не посмеет упрекнуть, не осудит. Потому что любит до луны и обратно, и в ответной любви не сомневается ни на миг.       Ваня в знак поддержки скидывает свою рубашку на пол, оставляя валяться мятой кучей в ногах. Так будет легче им обоим.       - Полностью, любимый.       Сережа не смотрит на себя - не только сейчас, с недавних пор никогда не смотрит. С сомнением стягивает трусы, закусывая внутреннюю сторону щеки. Если Ваня надумал какую-то новую сексуальную игру, то идея отвратительная. Сережа не сможет, не справится. Он просто не в состоянии взглянуть на свое тело.              Молчание затягивается, утаскивая каждого глубоко в собственные мысли. Сергей уже думает бросить все и зарыться в одеяло, спрятаться от внимательного взора, однако…              …Однако ощущает легчайшее касание пальцев к плечу. По коже пробегает дрожь, словно мазнули пером. Холодные пальцы двигаются увереннее, оглаживая позвоночник. Это Ваня замерз или он сам более не чувствует тепла?       - Посмотри на нас.       Послушаться дается с трудом, но не повиноваться в миллион раз сложнее. Сережа медленно поднимает глаза. Их любовь - это искусство. То, как сочетаются их тела - красиво. Было бы красиво, если бы не Сережины недостатки. Если бы не его массивные бедра, между которыми нет просвета. Если бы не его живот, испещренный старыми шрамами, который он поспешно втягивает. Если бы не толстые мягкие щеки. Если бы не…       - Мне не подобрать слов, чтобы рассказать, насколько ты идеален.       - Вань… - чересчур громко в безгласной комнате.       Ваня прикладывает палец к чужим (родным) губам, прося о молчании. Извиняется поцелуями на задней стороне шеи. Он не мастер говорить, да и с речью в моменты волнения до сих пор бывают проблемы, но сейчас ему кажется, будто плотина прорвалась, затопляя их малюсенькую спальню его любовью, нерастраченной и безмерной.       - Я люблю всё в тебе, все детали до самой мельчайшей. Твои кудри, - отодвигая пальцами челку, открывая Сереже обзор на собственное отражение. - Мне постоянно хочется их гладить, трогать, целовать тебя в макушку по утрам. Что бы ты ни делал с прической, как бы не экспериментировал, я никогда не разлюблю ее. Мне не хватит вечности, чтобы насмотреться на черты твоего лица. Можешь верить или нет, но они безупречны. Особенно горбинка на носу - придает тебе какой-то статности. Или длинные ресницы… я всегда мечтал иметь такие от природы. Если бы был художником, нарисовал бы твой лик в качестве иконы.       Не врет. Не лжет ни капли, нарисованный десятки раз от руки Сережа пылится в шкафу компьютерного стола. И, по мнению Вани, ни один рисунок даже близко не передает подлинное великолепие, что позволено ему наблюдать изо дня в день.       - А губы, мне что-то нужно говорить о них? Помнишь, когда мы начали встречаться, ты все время шутил, что однажды я съем их. Наверное, это больше не шутки, ведь я никогда не могу от тебя оторваться. Твоими губами только улыбаться, такие пухлые и мягкие, и правда хочется сожрать.       Мягко обхватывает пальцами подбородок, чуть разворачивая к себе. Целует воздушно, стараясь передать всю глубину своих чувств и всю томящуюся благодарность. Поцелуй за поддержку в любое время суток. Поцелуй за искренний смех, который Сережа вызывает каждый божий день. Поцелуй за согретые зимой в родных руках ладони. Поцелуй за подгоревшую, но приготовленную со вниманием и старанием яичницу. Поцелуй за безусловную любовь.       - А еще я хочу съесть твою шею. Впрочем, этим и так занимаюсь каждый день, - Сережа усмехается, прикрывая глаза и доверительно откидывая голову на Ванино плечо. - Мне так хочется, чтобы засосы никогда не сходили с твоей кожи. Чтобы все их видели и знали, чей ты мальчик. Представляешь, как тяжело иногда сдержаться и не искусать тебя до кровоподтеков?       Ване кажется, что его понесло, но это и к лучшему. Он продолжает оглаживать и щекотать любимое тело, уже не в силах остановиться. Каждая частичка, каждый сантиметр - все образцово. Все-таки красивее Сережи нет никого.       - Расслабься, милый, я хочу немного посмотреть на твой животик. Позволишь мне? - этот момент самый важный, ведь своих маленьких складочек и белесых тонких растяжек – следов от нездорового похудения - Сережа стесняется больше всего. Будто бы боится их, пряча каждый раз, оставаясь без футболки. Ваня прижимает руки где-то под пупком, в области паха. - В тебе нет ничего «лишнего», ты только взгляни. Весь мягонький, как свежая выпечка из нашей любимой пекарни. Знал бы ты, как мне нравится трогать тебя тут, когда мы обнимаемся и смотрим сериалы по вечерам. Это так успокаивает, честно. Уж не понимаю, с чего ты взял, что пресс - залог красоты, но послушай меня внимательно. Ты. Никому. Ничем. Не обязан. Я обожаю этот прелестный маленький животик, как бы сильно ты его не ругал. А что подумают о нем другие – наша ли это забота?       Ваня неспешно обходит Сережу, осматривает с головы до ног, бесшумно опускаясь на пушистый ворс. Подумать только, перед иконой Господа всевидящего на коленях не стоял, а перед любимым готов простоять до самой смерти. Может быть, Сережа - его личный Иисус?       Льнет щеками к животу, оставляя десятки поцелуев. Когда же его счастье и проклятие поверит в собственное совершенство? Ваня коротко лижет пупок, улавливая смущенное Сережино хныканье. Позволяет запустить обе руки в русые волосы и опереться - ноги от таких невинных ласк совсем не держат. У Сережи пылающие скулы и рой неугомонных бабочек в районе солнечного сплетения.       Он наконец-то верит.       - Ты когда-нибудь задумывался о смерти? Я вот много раз, и знаешь, к какому пришел выводу? Если бы дали возможность выбрать, я бы желал быть задушенным меж твоих бедер, потому что они - настоящее искусство. Прозвучит эгоистично, но мне не хочется, чтобы они стали меньше после всех этих твоих тренировок. Я схожу с ума каждый раз, когда ты закидываешь ноги на мои плечи, родной, - глубоко вдыхая естественный запах Сережи. Его кожа чувствительна даже здесь.       - Надеюсь, однажды ты будешь любить себя так, как люблю тебя я. Пожалуйста, поверь, я бы посвятил оды каждому миллиметру, только бы ты всегда оставался рядом.       Ваня еще неисчислимо долго высказывается, читает молитву Сережиному телу, не с листа, а с глубины души; словно щенок лижет длинные пальцы, проводит кончиком носа по темным волосам на икрах, заставляет Сережу сесть на постель и выцеловывает слова признательности на ступнях.        Они живут отдельно от земного пространства и времени, сейчас, в этот самый миг, существуют только Сережа и Ваня.       Сереже предстоит долгий путь в принятии себя, но сегодня он любит. Любит себя так, как любит его Ваня. Видит свое тело чужими глазами.       Месяцы спустя он больше не ненавидит. Больше не плачет и не убивается.       Он говорит своему отражению: «прости за всю ту боль, что я тебе причинил».       Он говорит: «спасибо за то, что проживаешь каждый день с гордо поднятой головой».       Он говорит: «я больше не боюсь».       И каждую ночь мысленно благодарит Ваню. Его любви хватило на них двоих с головой.