MARINA — Bubblegum Bitch
Джей перешагивает через Клауса, останавливается в платье над ним, не заботясь, что он резко проснётся и увидит трусики. Минуту наблюдает за полуголым Беном, развалившимся на бильярдном столе, скалится, желая выпустить яд, но «милый брат» и так во сне, а желание его убить совершенно не вяжется с её силой. Она вспоминает целующегося Пятого, и её передёргивает: тот, кажется, наслаждался — такой радостью со Вторым делиться не хочется. Она лишь толкает его на живот, прыскает в свой опустевший стакан чернила, аккуратно выводит сигаретой из карманов Клауса «asshole» и оставляет её на последний день Помпеи между грудей. А после довольная содеянным снова стремится свалить со стухшей вечеринки, прихватывая блюдо с мармеладными червячками: Слоан позаботилась, чтобы в отеле их нашли кровь из носу. Джейми всегда немного токсик, но они отлично затыкают её рот, а сестре только это и надо. В чернеющий стакан Джейми заливает водку и высыпает гроздь сладостей, взбалтывает трубочкой, пережёвывая пару с бесстрастным и равнодушным лицом, ощущая, как в глубине теплится желание развернуться и набить Бену морду, перегрызть буквально столько же хребтов. Они с детства не ладили, с того момента, как он придушил в ней желание добиваться чего-то большего, чем цель, или это произошло, когда деньги подвластного отца стали поступать в их руки слишком просто? Джейми срать хотела, поэтому прежде, чем скрыться за дверями лифта, кидает туфли в его сторону, те скользят по спине и падают за бильярд, но Бен лишь почёсывается и переворачивается. Джейми спускается в свои обшарпанные апартаменты: в конце света выбирать не приходится. Но на девятнадцатом из комнат слышатся недвусмысленные стоны, Джейми, только что вышедшая из лифта, шагает обратно, нажимая на этаж выше, но у жестяной коробки, появляются другие планы — он ехал вниз, вниз он и поедет: кто-то из академий вызвал его на минусовой с кухней. Джейми зло приваливается к стенке, следя за стрелкой. — Он что, доисторический?! — она вдыхает и срывается, несколько раз ударяя босой ногой по дверям, вжимая кнопку двадцатого, но только червячки вываливаются и падают на красный ковёр, уезжая вместе с ней в преисподнюю. Джейми сваливается туда же на десятом, бессмысленно смотря на мигающую красным лампочку над выходом и потягивая водку через трубочку: после всего выпитого яда, спирт ощущается проточной водой и не торкает, как галлюциноген из желёз, нередко затекающий прямо в глотку. Присасывается червяк к соломинке — отправляется в рот, мягкий, пропитанный алкоголем, липнет к идеальным коронкам — Маркус всегда заставлял посещать зубного всем, кроме Альфонсо. У того от челюсти-то мало что осталось. — Неужели нужно вызвать именно работающий лифт?! — подбирает облепленную волосами мармеладку и пуляет в двери, но поздно представляет траекторию отскока в своё лицо. На радость кабина медленно тормозит и также медленно открывает двери, в которые вылетает желе в увернувшегося парня. — Прызвательца Долорес, — даже в пьяном состоянии говорит её имя правильно. — О, девственник, — без энтузиазма салютует лохматому Пятому, который, кажется, уже забыл, зачем вызывал лифт. — Нажми двадцатый и выйди. Но он лишь мотается вперёд, упирается на противоположную от входа стену и скатывается по ней к Джейми, хватает пару червячков, прикладываясь к початой бутылке текилы, найденной в баре, пока двери прижимаются друг к другу. Джейми возмущённо пинает чужие брюки, а Пять замечает кровь на пальцах и вмятину на закрывающейся стали. Пятый после заминки стягивает расслабленный узел галстука до конца и протягивает бутыль. — Хочешь опять встретиться со шлюшкой под конец света? — щурится на косвенный поцелуй. — Я уже встретил, — хмыкает на её тупую ленивую издёвку, — мармеладную. Пятый поправляет волосы, ведёт взглядом по полукругу цифр и стрелке — пятый. — Ты так долго искал червячков? «Нет, дуру», — ухмыляется и притягивает её захватом челюсти. Жевательную на один зуб, вульгарную до безвкусицы, как её красное платье из вычурного шкафа чокнутой постоялицы. Губы покорно открываются от давления пальцев между молярных зубов. Её лицо до безумия смешное: подведённые чёрным глаза, из-за чего не видно пушистых ресниц, в не выплеснутой до конца злости сведённые брови, узкие зрачки в бледно-сиреневой дымке. Но лишь секунда требуется для того, чтобы по глотке потекла желчь Шестой. Пятый медленно утопает в бреду, вещающим, что он не в лифте — в Апокалипсисе, а под губами кисло-горький привкус пластика. Пощёчина не заставляет себя ждать, не отрезвляет достаточно. Джейми шокировано вглядывается в травянистые, истинно ядовитые глаза, падает взглядом на губы и улыбку, которая глупо расцветает на пьяном лице, — он добился своего, снова видя Долорес, а Джейми снова оказалась использована и побеждена, хотя вроде и сбила противника. Её защита с детства — рот, избежание ближней драки; люди на расстоянии вытянутой руки, но у Пятого она была согнута, а нос касался носа. А сейчас он безучастно хмыкает «я же говорил». Как отец.— мармеладную.
— пошлую, скользкую, прилипшую дерьмовой жвачкой.
Игра американско-английского, который она прогуливала с Альфонсо, похожая на каламбуры Кристофера, только смеяться не хочется. И ударить тоже нет: на костяшках челюсти до сих порт щиплет отпечатки не его пальцев — тентакли Бена. Ей кажется, что она обвита ими в любой ситуации, скована в действиях. Джейми хлопает ресницами, скалится в разочаровании к реальности, ко всему, кроме Пятого — псевдо-философ вообще её не волнует — и решительно допивает свою водку залпом. «Только не в конец света», — она вцепляется за упавшую влажную чёлку и прижимает к себе, опуская горящую ладонь на щёку с краснеющим пятном, впивается в губы, проникая натренированным языком глубже, встречаясь с привкусом какого-то пряного салата. Лифт щёлкает на первом попавшемся двадцатом этаже, который был нажат вечность назад, один из двух идентичных, и Джейми кажется, что её вытаскивают за шею именно в другой вселенной. Она сжимает ленты галстука, придушивая и впечатывая Пятого позвоночником в бетонную стену, пережившую век, но не её злость — на разорванных зеленоватым стеклом обоях расцветает штукатурка. След из червячков идёт зигзагом, прерываясь: Пятый мстит, впечатывая тело перемещением в дверь. Джейми охает, но её подхватывают, когда она скатывается, лохматя волосы на затылке и открывая шею. Пятый удивлён тем, что скользя языком по вене Долорес, нащупывает вторую жилу. Ему кажется, что спаси он Долорес от её желания, он победит Апокалипсис вокруг; под алкоголем и галлюциногеном это складывается в элементарную причинно-следственную связь. А связи он любит. Она стягивает пиджак, пока её юбка бессовестно задирается, показывая красные трусы с эмблемой воронов по центру, её встречает такое же разочарование — застёгнутые на все пуговицы жилетка и рубашка. — Предохранители, — в унисон рычит и ноет один другому в зубы. Миг осознания, после которого Джейми подпрыгивает на готовые поймать руки, а Пятый перемещает в одну из десятков закрытых пустующих комнат. Джей приземляется на жёсткую кровать, а Пятый приседает, чтобы снять туфли, и снимает их, только вот Джейми их бросила ещё в холле. Но ей весело от бреда и неожиданно-нежного массажа, заставляющего откинуть голову и начать завидовать той женщине, которую он представляет. Пятый утопает между мягких бёдер, пытается зацепиться губами за упругую, не жёстко-жестоко холодную кожу. Джейми забирается руками под белоснежный воротничок, растягивает до треска ниток. Пятый направляет ладони в волосы, нависая над животом и ловко справляясь с пуговицами. Джейми ведёт от того, что молодой парень, которого она посчитала брелком команды, делает всё быстро, вслепую и без угнетения властно. Неожиданность прилила новой волной возбуждения, вместе с кончиком языка, точечно закрутившим вокруг пупка, и головокружением. Ей впервые нравится то, что вылетает из её рта; она даже не знала, какие сладкие звуки могут прокатиться по горлу, вместо осколков и отравы. — Ты тёплая, — вдруг озвучивает мысль, которая отлично селится в пустой голове Джей. Хочется сказать «а какая ещё?», «ещё обычно трупы синие, а пятна розовые» или «скажи спасибо, что без земли во рту», но почему-то в горле селится комок вынырнувшего из грудины сердца, откликнувшегося на откровенную правду. — Ты тоже, — потому что не склизкие, клейкие кисло-сладкие щупальца. Пятый стягивает платье без пайеток, отбрасывает сигарету и сжимает грудь. Джейми не хочет видеть его лица, или не хочет показывать своё, чтобы он не распознал обман. Но чёрные волосы отрезвляют, возвращая в реальность. Пятый в курсе реальности, привык к её ударам под дых и научился от них уворачиваться. Долорес никогда бы не застонала и не была сладкой на вкус, только кислой. Не извивалась аспидом в руках, не делала первых шагов, кроме того раза, когда неделю назад она воплотилась с иллюзорной плотью. И она не пахла чужим потом, только его собственным, пеплом и обеззараживающим спиртом, как Джей, пытающаяся продезинфицировать свой рот. Пять вминает щекой в пыльное покрывало и не тянется за поцелуем, собирает остатки соли со скулы. Переплетает пальцы фиксируя руки над головой и вычерчивает их связь зубами на плече. В голове только пару несвязных фраз в матах от чёртового сильного «брелка», который с лёгкостью победил её в первый день и ушёл без извинений и насмешек. Будто это его будничное дело — побеждать. — Бля, я думал, Лютер на девятнадцатом, — цыкает Диего, слыша стоны. — Дебильный лифт, — морщится Лайла, — как и всё в этом отеле. *** В отеле нет балконов, только огромное окно с видом на слабую чёрную дыру, засасывающую Вселенную. Слабый ветерок от взлетающих с огромной силой обломков шевелит локоны. Пятый в трусах и не застёгнутой рубашке вертит сигарету, которая пахнет потом, обмазана чернилами и явно лежала вместе с травкой у Клауса в портсигаре. Жаль, поджечь нечем. Джейми подходит в его пиджаке и прыскает на раму. Та вспыхивает маленькой искоркой, Джейми отбирает сигарету и подкуривает. — Ты и такое умеешь? — тянет руку: после тату ему ничего не страшно. — А ты думаешь, я совсем бесполезная кукла? — Куклы не бесполезны, — Пятый затягивается и передаёт Джейми, не выдыхая. — По-армейски? Ты меня не перекуришь, брелок. Пятый только кивает, держа в себе дым и снова чувствуя головокружение. Джейми делает глубокую затяжку, дешёвый табак быстро шипит, а пепел падает, обнажая угольный кол. Пятый неспеша принимает из рук, поднимает бровь, выдыхает в лицо. — Гамми Джейми, ты не червяк, не переродишься, выдыхай. Она давится от комплимента-подъёба, но не может не усмехнуться. — Я змея, — кажется, она опьянела.