Узы

      — Давай, Аяка, шустрее, — грозным тоном приказал отец, когда маленькая девочка упала на колени и ободрала себе кожу. — А ты, Аято, наберись смелости.       Мальчик тяжело вздохнул, меняя рассеянные эмоции на лице на более решительные, кидаясь с мечом на сестру. Та кое-как увернулась, перекатываясь на другой бок и цепляясь подолом тренировочной формы, отчего ткань порвалась. Аято не давал ей времени на передышку. Он, правда, с боязливой дрожью, сыпал на сестру простенькие приемы, которым заставил научиться отец.       — Не будь тряпкой, Аяка! — прошипел снова отец, когда девочка слегка подвернула ногу из-за неправильного положения. Она почти увернулась, если бы не ее тело, которое от усталости перестало слушаться.       После получения письма из Великой Академии Сумеру, чему никто не удивился, Камисато-старший принял решение и взял на себя инициативу подготовить своих деток к тяжёлому обучение в академии, поэтому теперь они почти каждый вечер проводили в одном из залов Имения семьи. Эти тренировки казались нескончаемыми. Вагнер все давил и давил на близнецов, и морально, и физически. И это было жестким испытанием.       Аято и Аяка получали в свою сторону такое количество наставлений и оскорблений, попыток пробудить в этих сосунках огонь, сколько никогда не слышали от своего отца в сторону других. И Камисато запрещал им проявлять эмоции. Запрещал бежать к матери после тренировок, чтобы успокоила вымотанных детей, запрещал обсуждать это с кем-либо, кто мог появиться в их особняке и запрещал давать слабину. Может он и не такой жесткий, как может показаться остальным, но со своими детьми его поведение было именно таким. Благо, Агнес не было плевать. Она все видела и понимала.       Поэтому когда Вагнер уезжал из особняка, приходила к детям и успокаивала их, внушая надежду, что в Академии будет по-другому. И, вроде как, это работало.       Но тренировки не прекращались. В какие-то они изучали и заучивали статьи из энциклопедий, а когда-то, как сегодня, тренировались до изнурения. Камисато-старший давал им передых только раз в неделю. И это являлось для близнецов раем.       — Да что ты творишь?! — послышалось очередное ругательство от отца, и тогда Аяка совсем сдалась. Она рухнула на деревянный пол, убирая растрёпанные светлые волосы назад. Девочка сегодня была сама не своя, плохо занималась и будто не слышала своего родителя, который постоянно ее провоцировал и критиковал.       — Я устала, — прохныкала Аяка, из последних сил всплескивая руками. Аято напротив тоже был не в лучшем состоянии, поэтому при первой же возможности, пока отец был занят сестрой, плюхнулся в кресло.       — Я не хочу слышать от вас эту фразу! — продолжал Вагнер. — Кем вы тогда будете? Слабаками? Или же вас будут называть «Камисатовские сопли»? Я не желаю, чтобы мои дети так просто позорили фамилию и комиссию! Вы слишком слабые!       Аяка грустно и опустошенно смотрела на мужчину, молясь, чтобы он наговорил столько слов, которые не понравятся ему же, после чего уйдет с недовольным лицом. И это будет лучше, чем она услышит в свой адрес холодную и короткую фразу, которая звучала порой обиднее и больнее.       — Я вас тренирую, чтобы вы хоть что-то могли показать этим жалким людям! А вы в ответ показываете мне это!       — Пап, мы занимаемся только четыре недели… До поступления еще… — подал голос Аято, переводя внимание отца на себя.       — Я недоволен вами, — тон Камисато-старшего резко стал холодным. Лицо искривилось в гримасу под стать изменившемуся тону. — За это время вы могли и лучше научиться ускользать от атак противника, если бы не таскались каждый раз к матери. Вы не должны жалеть себя!       — Но, пап, тренировка была вчера, и мы не успели отдохнуть… — Аяка поддержала брата.       — Вы не должны уставать! — рявкнул Вагнер, отчего близнецы вздрогнули, а девчушка так вообще сжалась в комочек. — У вас не будет времени на отдых! Вы должны всегда делать все в полную силу, иначе из вас не получатся достойные приемники Камисато, способные взять комиссию в свои руки! Если завтра вы будете не в форме, вас ждет наказание.       Последние слова больно эхом отразились от стен, и отец ушел.       Девочка еще больше закрылась, как можно ближе прижимая к себе руки и ноги. Ее детская душа сходила с ума от таких изнурительных занятий, хоть она и пыталась держать планку, как требовал родитель. Но для десятилеток это слишком тяжело. К тому же, последние пару дней они тренировались по два дня с одним перерывом, которого хватало не намного.       Детям было тяжело, и отец переходил границы, но они не могли ничего с этим сделать. Агнес как ни старалась уговорить Вагнера быть мягче, так и не смогла вбить это в его голову. И сама каждый раз боялась за них, что он всерьёз перегнет палку. На удивление, пока все кое-как держалось на плаву. Пока старший контролировал себя.       Аяка спрятала лицо в коленях, не желая, чтобы Аято видел катившиеся слезы от усталости. Ведь отец запрещал давать слабину. Запрещал показывать ее кому-то и принимать поддержку. А она девочка. Достаточно маленькая для его методик, пусть и с простыми приёмами и знаниями.       Отец и раньше учил их чему-то, но подобные приемы, как сейчас, начал применять только после получения писем. Но тогда это было в более расслабленной обстановке, без придирок и предъяв. И близнецы скучали по беззаботному детству.       Им больше нравилось самим, вдвоем развиваться и учиться многим вещам. Им всегда нужно было исследовать все самим и находить пути решения. А сейчас Вагнер только лишь закалял их, вынуждая тренировать преимущественно внутрянку, если так можно сказать. Но понимали это только они с Агнес.       Как уже и говорилось, Аято и Аяка были слишком увлечены получением одобрения отца. Им было не до размышлений.       Спустя несколько минут, девочка почувствовала на своих плечах чужие ладошки. А после увидела перед собой брата.       — Не переживай, карамелька. Мы со всем справимся, — улыбнулся он так, как никому не улыбается никогда. Ведь отец запрещает показывать эмоции. И близнецы могли быть настоящими только рядом друг с другом.       — Я пытаюсь, Аято. Мы занимаемся всего ничего, а я уже не хочу в академию. Я была воодушевлена рассказами мамы, пока папа не начал все это! — девочка хныкала, вытирая мокрые щеки.       — Нам просто надо подождать. Думаю, потом будет легче, — Аято обнял сестру, принимая ее ответные объятия и успокаивая.

***

      Вечером того же дня Имение семьи Камисато и члены семьи ждали гостей.       Очередной аристократический прием, которые случались в особняке чуть ли не каждую неделю. Каждый раз приезжали всякие самураи, маги и тому подобные, чтобы, так сказать, показать свое «Я» в привычной манере. Ну, что, собственно и происходит на любом вечере, даже когда уже все всё друг про друга знают. И с этим ничего не поделаешь, ведь потом поползут еще и слухи по типу «Они, наверное, потеряли все финансы, раз отказываются приглашать на вечер» или же «Вы знаете, у них явно какие-то проблемы».       Аяка не любила подобные вечера. Их с братом каждый раз сажали в кресло, и гости спрашивали всякую ересь. И каждый раз надо было держать лицо, вежливо и дерзко отвечая. В манере истинных Камисато.       Что и говорить: сегодня их ждет то же самое.       Девочка натягивает на себя голубое платье с цветочками по всему полотну и черные ботиночки. Костюм Аято лежит на его кровати, а сам он где-то пропадает. Наверное, тоже не хочет разодеваться в который раз.       А Аяка тяжело вздыхает, с неохотой подвязывая лентами светлые волосы. Не сказать, что она любила дресс-код. Но иногда определенные вещи на подобных вечерах ей нравились. Особенно, когда родители разрешали надевать то, что они хотят. Тогда они с Аято не заморачивались и надевали розовый и синий свитер на белые рубашки. Тогда они и чувствовали себя комфортно. Немного.       На первом этаже в главной гостиной уже слышатся голоса, сообщающие о прибытии гостей. Вагнер и Агнес заняты приветствиями и встречей, а слуги впопыхах снуют туда-сюда.       Девочка вышла из своей комнаты, размышляя, где может быть сейчас брат, ведь если он не появится, отец с него сдерет шкуру. Может и не так буквально, но не оставит в покое точно. Она принимает решение пойти в библиотеку, вспоминая, что брат обычно там и отдыхает после тренировок. Ему важно отвлечься и погрузиться в мир фантазий и сказок, в книжный мир магии, где он узнает иногда порой даже больше, чем рассказывает отец.       И девочка произносит тихое «Yes», когда, как и предполагала, находит брата в библиотеке. Он сидит на своем привычном месте, в самом дальнем углу у окна, и Аяка подумала, что он специально решил там спрятаться. Даже если спрятался, то отец его бы все равно нашел, разгромляя библиотеку резкими всплесками рук.       — Аято, — тихо позвала она.       — Что? — он не понял, кто его зовет, поэтому покрутил головой, оторвавшись от книги. — Карамелька?       — Тебе пора собираться, там пришли эти павлины, — девочка вышла из-за стеллажа и встала перед братом.       Он тяжело вздохнул, закрывая книгу и решая ее не оставлять на полке, а взять в свою комнату.       — Давно?       — Нет, пару минут назад, — ответила сестра.       Аято снова тяжело вздохнул, задвигая за собой стул и следуя за сестрой.

***

      Вечер проходил в привычном ритме. Аристократы высокомерно вздёргивали носами, разговаривая друг с другом и рассказывая последние новости.       Аято взял с резного высокого стола тарталетки и сидел аккуратно откусывал по кусочку. Аяке есть не хотелось. Ее настолько сильно вымотало, что она просто устало смотрела в одну точку. Лицо, наверное, не выражало ни эмоции, но было как-то все равно. Да и с ними никто не общался, только Вагнер периодически хвастался их «успехами».       «За которые ты отчитываешь нас, папа», — подумала про себя девочка, вздыхая. Она облокотилась на брата, положа ему на плечо свою голову и наблюдая за людьми в дальнем углу. Там стояла Агнес с какой-то своей близкой подругой, которая, пожалуй, была самой адекватной в обществе этих разноцветных павлинов, как и сказала девочка пару часов назад. А по-другому и не назовешь.       Мама обеспокоено о чем-то говорила, постоянно оглядываясь, но не делая этого слишком часто, чтобы не привлекать внимания. У ее подруги было задумчивое лицо, и Аяка даже подумала, что мама рассказывает о поведении своего мужа. Потому что ее подруга иногда кидала короткие взгляды в сторону близнецов.       Агнес порой пугала своими переживаниями за детей. Она любила их какой-то слишком сильной материнской любовью, поэтому всегда тряслась над ними. Даже когда они стали взрослеть и пришла пора ждать оповещение. Вагнер был против этого, каждый раз беря воспитание близнецов в свои руки. И пусть Агнес и говорила ему, что он перебарщивает, он не останавливался. Глава комиссии хотел гордиться своими детьми и вывести их в историю величайших личностей Инадзумы, поэтому заранее начал готовить близнецов к учебе. И когда Аяка захотела взять бокал с ягодным соком со стола, сзади послышался голос отца.       — Да, они у меня уже знают несколько приемов, — отвечал он какому-то самураю, оглядывающего девочку с ног до головы.       Пусть она и привыкла к подобным взглядам со стороны из-за частых подобных приемов, но сейчас этот казался слишком пристальным и сканировал близнецов. Его образ пугал: темно-коричневая одежда, подвязанная ярко-белым длинным поясом и уходящая длинными полами вниз, убранные черные волосы в хвост и хмурый взгляд.       Аяка быстро отвернулась. Таких ей видеть не доводилось.       — Как занимательно, Вагнер, — самурай разговаривал медленно, тягуче, в основном растягивая гласные, — и что же они знают?       Вагнер начал перечислять приемы, хвастаясь, а Аяка все еще кожей чувствовала взор темных глаз. Она медленно повернулась к брату. Тот в свою очередь искоса посмотрел на сестру, понимая, что это не просто какой-то самурай. Они еще встретятся.       — Я понял, — сделал заключение мужчина, обходя небольшой диванчик, где как раз и сидели близнецы.       Агнес с подругой заметили это, прекращая разговор и тоже стали внимательно изучать происходящее.       — Что ж, — неожиданно начал самурай, — в них может и есть потенциал, но слишком незаметный.       — Они научатся еще всему, Токаши, — заступилась Агнес за детей, тоже подходя ближе к этому человеку.       — Я знаю, я оцениваю ситуацию на данный момент, — тут уже напрягся и Аято. Эмоциональное давление разрасталось, мужчина, казалось, вовсе превосходит родителя по напору. От него исходила очень сильная и напряженная энергетика, от которой мурашки шли по коже. Хотелось отвернуться или спрятаться за близстоящую колонну, только бы этот мужчина не смотрела на них. И даже не нашел бы.       Но отец учил их лицом к лицу сталкиваться с проблемой, поэтому близнецы сидели и смотрели в ответ на мужчину.       — Очень интересно, — вымолвил он, когда Аято взял сестру за руку, позже понимая, что совершил ошибку. Но самурай не стал продолжать, поднимая голову и отворачиваясь от них, уводя Вагнера в сторону.       Вокруг посыпались перешёптывания и различные возгласы. Все почему-то принялись резко обсуждать детей Камисато, хотя до этого никто на них не смотрел.       Аяка сильнее сжала руку брата, передавая ему все свои ощущения и понимая, что брат чувствует то же самое.       Почему? Потому что они слишком хорошо знали друг друга, пусть и было им всего по 10, но и правда, они чувствовали друг друга лучше, чем та же Агнес. Им не нужно было что-либо говорить, как оба понимали всё. Да и решали иногда какие-то мелкие вопросы вместе. Вероятно, между ними существовала невидимая связь, которая скрепляет всех родственников, но эта скрепила близнецов даже сильнее, чем сиамских. Они не так яро влеклись друг за другом, как сиамские, но понимали определенно лучше.       — Неужели близнецы оплошались? Чего же они добьются? — слышалось со всех сторон, из-за чего аристократы были похожи на стервятников.       Как только они узнали, что что-то происходит, из них сразу полилась желчь и осуждения. Они накинулись на маленьких детей, как хищники на свою жертву, а Аято с Аякой оставалось только рикошетить их порывы. Они не знали, сколько это продолжится, ведь разговоры и споры, казалось, только усиливались. Все и правда было похоже на какое-то казино или игру, где каждый перетягивает одеяло на себя в попытке завоевать лидерство.       Подобное происходило и раньше, но сейчас все будто нашли повод и сорвались с цепи. И гости абсолютно точно ждали момента, когда же можно будет начать вызвериваться, дабы получить эмоциональную разрядку. Все тут были вампирами в какой-то степени, пусть и косвенно.       «Наверное, все аристократы такие» — думали близнецы. Ничего и не хотелось заканчиваться, ведь вернулся Вагнер, скалясь на остальных и приказывая им закрыть поганый рот.       — Они многого добьются! — рявкнул он, чуть сбавляя гул. — Вспомните себя, ироды, перед обучением, а потом и посмеёмся!       Кто-то оскорбился сразу же, кто-то посчитал это разумным, но Камисато-старший ретировался. Ему пришлось многим незаметно постирать память об этом моменте, чтобы обсуждение не вышли за стены Имения, и, не дай Архонт, поползли еще дальше. Поэтому пока глава семейства шаманил у себя в кабинете, Агнес переключила все внимание на себя, прекращая все разговоры окончательно и занимая гостей не менее интересным обсуждением планов и работы. Они искусно играла заинтересованность, выводя гостей все дальше и дальше. И когда все же прекратилось, Аято с Аякой выдохнули. Не так они себе представляли этот вечер, ведь обычно бывает слишком скучно и нудно. Вероятно, изменения произошли из-за появления того самого волшебника в черном, разбрасывающийся колкими фразами.       Аяка не все запомнила, но взгляд очевидно отпечатался на обратной стороне кожи. Аято не сомневался, что когда-нибудь они снова встретятся с ним, только неизвестно, на какой промежуток времени делать ставки. Завтра? А может и в сентябре?       Брат шепнул сестре про незаметное исчезновение, на что она согласно кивнула и расцепила их до сих пор скреплённые кисти. Блондин полез первым, отсчитывая секунды для побега сестры, и когда у них вроде бы получилось, в коридоре снова столкнулись с тем самураем.       Он ничего не сказал, лишь смерил их серьезным взглядом, а после удалился.       Сестра потянула застывшего брата за рукав, и ребята побежали в свою комнату.       Они заперли дверь на ключ, подпирая ее еще и стулом на всякий случай, а после плюхнулись на мягкий ковер. Аяку немного потряхивало, она была довольно впечатлительной девочкой, а Аято задумчиво уставился в одну точку.       — Что это было? — первым нарушил тишину брат.       — Не знаю…       — Как-то тут все не чисто, — продолжил мальчик, вставая с ковра и начиная мерять комнату шагами.       Аяка только наблюдала за братом, слегка теребя подол платья. Она бы тоже хотела знать, как задрипанный вечер превратился в то, во что превратился: сходку стервятников и и змей.       — Нам надо узнать, кто это был, — снова подал голос Аято после нескольких минут молчания.       Девочка удивленно подняла брови, глядя на родственника, а тот сел обратно к ней на ковер.       — Понимаешь, я чувствую, что это не последняя встреча, — брат все не унимался, но Аяка только взяла его за руки. — Нам надо быть готовым к следующему столкновению с ним.       — Аято, подожди, — ответила она, возвращая мысли брата обратно, в их комнату.       — Он не так прост, я уверен, там что-то есть… — блондин вовсе ее не слушал, продолжая оставаться полностью погруженным в размышления о мужчине.       — Аято! — чуть громче воскликнула девочка, отрезвляя его и заставляя посмотреть на себя.       Он вздрогнул, все-таки переводя на нее взор, встречаясь с такими же голубыми глазами. Сестра поджала губы.       За окном темнело, оставляя в комнате лишь свет от тонкого луча наступления луны. Комната заливалась мраком, освещая только близнецов, все еще сидящих друг напротив друга.       — Карамелька, я… — тихо начал, но сестра остановила его, слегка приложив указательный палец к его губам.       — Не нужно, — Аяка помотала головой, пресекая попытки что-либо сказать.       Они глядели друг друга в глаза, не произнося ни звука. Минуты текли, словно песок в часах, унося время как можно дальше. Головы были абсолютно пусты, изредка принимая короткие и мелкие мысли. А что дальше? Ничего. Дальше только подготовке к школе и каждодневные тренировки от Вагнера. Поэтому не оставалось думать ни о чем, лишь бы раньше времени не печалиться и не выносить мозг бесполезными догадками.       — Аято, — прервала тишину девочка.       — Да? — также тихо ответил ей брат.       — Давай договоримся, — посмотрела на него с надеждой Аяка, чуть сжимая пальцы. Следом последовал немой вопрос. — Чтобы не случилось — нам нужно держаться вместе.       — Да, — просто кивнул он.       — Нам нужно действовать всегда сообща.       — Да, — повторил Аято.       — И никто не должен нас сломать, — Аяка вздёрнула носик, следя на реакцией. А брат только согласно кивнул.       — Нас никто не сломает, Аяка, — улыбнулся он, выставляя перед сестрой мизинец.       Она улыбнулась в ответ, заметив этот жест и протянув палец в ответ. Они скрепили договор пальцами, сжимая их, а после весело засмеялась, думая, что надежда, скрепленная узами, все-таки есть.