О чём ты думаешь?

Цижень – Ванцзи беременен. Гордо объявил Сичэнь, зайдя сегодня в цзинши Циженя. Его инстинкты старшего брата альфы заставляли его испытывать необычайную нежность и лёгкость. Он буквально благоухал, и это уж точно нельзя было назвать приличным поведением, после его следует наказать. После. Но Цижень не может отрицать тот факт, что новость действительно радостная. Брат оставил ему двух щенят, и те уже давно стали ему собственными сыновьями. Как бы он ни ругался, он всегда стоял за них горой и порой душил своим мягким запахом. Ему было всё равно на их пол, он не мог выбирать любимчиков. Не мог и просто не хотел. Он смотрел на них и видел свою отдушину, своё единственное спасение. Но у него был авторитет. И тот не позволял ему много времени проводить с племянниками. Его назначили главой клана после смерти брата, и за грудой бумаг Цижень даже не заметил, как младший закрылся. Он осознал это слишком поздно. Мать была для маленького А-Чжаня главным авторитетом, он обожал её всей своей скромной душой. Эта страшная женщина для маленького ребёнка стояла даже выше чем собственный кровный брат. А потом она умерла. И Цижень должен был бы радоваться смерти того, кто разрушил его семью. Должен был бы. Да. Должен был. Каждый раз, встречаясь с племянниками, он повторял это в своей голове. Он ненавидит эту женщину. Она забрала у него брата. Она свела брата с ума. Из-за неё её сын умер. Может быть не телом, но душой. И Цижень это видел. И ему, что уж скрывать, действительно было больно. Всем известно, время лечит, и маленький Чжань больше не ходил к домику матери и не плакал по ночам. Он стал выглядеть более бодро, но эмоции больше не проглядывали на его лице. Тем не менее, он всё ещё его дядя и учитель, он просто обязан помочь ему выучиться. Малышу Чжаню дают имя Ванцзи, теперь он совсем не малыш. У него свой меч и небольшое золотое ядро в даньтяне. Он больше не А-Чжань, молочные имена балуют душу, это не подобает воину. *** Ванцзи пятнадцать, когда он впервые встречает этого несносного мальчишку. От Ванцзи ничем не пахнет уже давно, время для определения вторичного пола прошло. Ему дают бету. Это немного странно для его повадок и манер, но довольно неплохо. Этот мальчишка рушит их идиллию. Разумеется, Лань Цижень выдающийся учитель, он не может не признать его талантов. Его золотое ядро горит огнём, а тело вполне равномерно развито. Лишь одного взгляда хватит, чтобы сказать – этот человек альфа. Его повадки, внешность, запах – всё указывает на это. И несмотря на всё это мальчишка нахальный. Он будто сел на ежа, нигде ему нет покоя. Лишь бы, словно молодой косуле, носиться по просторам. «Лучше ослу» – мстительно думает Цижень и ни сколько перед собой не оправдывается. Он праведен, но не настолько. Цижень мечтает, чтоб мальчишку выгнали. Но поводов нет, всё он делает правильно. Просто уродился такой, нециженевский. Ванцзи шокирован. Это видно. Он никогда не видел похожих людей. К великому разочарованию Ванцзи тянется ближе к нахалу. Цижень разъярён. Сичэнь только смеётся и разводит руками, «что уж поделаешь?». План рождается сам, чем ближе Ванцзи узнает этого Вэя, тем быстрее поймёт, какой тот увалень. Он садит их двоих в библиотеку. Через неделю Ванцзи цветёт. Его ещё не учили распознавать подобное, и бедный на шатающихся ногах плетётся к лекарям. Его пол в записях меняют. Разумеется, отношение Циженя к племяннику не меняется. Он был сильно удивлён, узнав, но его это ни в коем разе не смутило. Они справятся в любом случае. Ванцзи течёт сильно, запах боли и возбуждения витает в его цзинши. Лекари объясняют это огромной задержкой. Они не знают её природы. Через неделю мальчик возвращается в библиотеку и как ни в чём не бывало, продолжает сидеть с «осликом», как его прозвал Цижень. Ослик быстро успокаивается. Это пугает. Тем не менее, спокойствие не отбирает у него желание напиться и Цижень видит в этом отличный повод для изгнания. Ванцзи выглядит огорчённым. Это пугает, но работа валит с новой силой, и у него просто нет сил и времени разбираться с племянниками. Взрослые люди, справятся. У Ванцзи есть Сичэнь на крайний случай. Начинается война и Цижень с ужасом понимает, что количество работы удвоилось, нет, даже утроилось. Он тащит на себе разбитый орден, помогает молодому Ваньиню восстать. Мимолётом он замечает пропажу нахала Вэй Усяня, а затем осознаёт, что не только Цзян его ищет, но и Ванцзи. *** Ванцзи тащит этого нахала в Гусу. В Облачные глубины. Это даже звучит абсурдно. Вэй Усянь выглядит чёрной вороной, в колтунах белых облаков. Он здесь не нужен. Так думают здесь все. Именно так и заявляет Цижень. Он любит своего племянника, но он не может позволить таких заявлений. Он поступил правильно. Маленьких детей иногда нужно притеснять, чтобы научить новому. Они всего лишь дети и не должны зазнаваться. Но Ванцзи не ребёнок, и Цижень слишком поздно это осознает. Его младший племянник уходит в глубокой обиде. Он даже не пишет дяде, и Цижень вытягивает всю информацию из Сичэня. Тем не менее, старший отказывается говорить, где тот находится. Он знает, Цижень точно пойдёт брата спасать. Брату это спасение не нужно. Он нуждается только в Вэй Усяне, и это до странного щемит. *** Цижень знал, что они давно поженились. Никаких гостей и пиров, только три поклона. Словно намеренно копирует отца. Он всё ещё не пишет Циженю, хотя прошло уже семь лет. А у самого и рука не поднимается, стыдно. Но теперь повод написать точно есть. Теперь Ванцзи от него не отвяжется.

***

Сичэнь Лань Сичэнь обожал своего младшего брата. Его изящность, склад ума, янтарь, выводящий из равновесия, заставляющий балансировать на канате разума. Он до дрожи в коленях любил их кровную связь, их похожие запахи, возможность подойти и обнять в любое время. Сичэнь был с братом всегда. Смотрел, как тот рос, наблюдал. Лицо его брата редко несло изменения в выражении, но Сичэнь всегда замечал любую мелочь. Он знал своего брата так хорошо, что в любой момент мог предугадать его действия. Порой, ему самому казалось, что он буквально живёт в голове Чжаня. Точнее так он всегда думал. Его брат был предсказуем, стоит только понять его ближайшие действия, и не очень длинная логическая цепочка развернётся сама собой. У его брата не было злых умыслов, он подчинялся всем правилам и был чист и праведен. Сичэнь упивался своим единством в понимании этого неземного существа. Но потом появился Вэй Усянь. Он появился, и мир вокруг изменился. Он словно заплясал под его дудку. Нет, Чжань остался таким же прекрасным, его душа продолжала цвести скромной лилией. Но сам он изменился. Едва ощутимо для остальных и дяди, но гигантской волной для Сичэня. Он такого не ожидал. Разумеется, он хотел, чтобы у брата появились друзья или хотя бы один друг. Это было явно не дружбой. Хуань не знал, были ли чувства брата взаимны, но они в любом случае были, и это пугало. А потом Чжань ушёл. Его горячо любимый брат покинул его и даже не предупредил. Он предпочёл незнакомого постороннего человека семье. Это обижало. Но не на столько, чтобы не писать. Уже через пару часов после их ухода, он получил известие от дяди и, находясь в Ланьлине, тут же отправил бабочку-вестницу. Он просил его вернуться, он умолял его. Приносил извинения за дядю и обещал устроить их в Гусу, но брат был холоден и стоял на своём. Он снова отказался. Сичэнь навещал их каждую неделю. Поначалу это было неловко, хотя, может, так казалось только ему. Они жили в небольшом домике, приближённом к деревне. Два этажа, две комнаты сверху, две – снизу, просторный коридор. Может, домик и не был таким уж небольшим. В первый раз брат встретил его настороженно, но ничего не сказал. Он вообще редко высказывал своё мнение, до недавнего момента. Его посадили за столик, предложили чаю, но он хотел не этого. Брат, сидящий напротив, казался ему нереальным, неправильным. Они должны были сидеть вместе, но теперь место Сичэня занял Вэй Усянь. Тот немного нервничал, но, в силу своей природной бесстыдности, никак этого не проявлял. Они сидели рядом друг с другом, полные противоположности, нечто иррациональное. Они были не похожи, но склеились, словно два мокрых листа. Они больше не расклеятся. Хуань пропускает их свадьбу. На него взвалили целый орден и работы немерено. Несколько недель, а может даже месяцев, всё время расплылось и показалось вечностью, он просто шлёт им бабочек-вестниц. Отвечает ему в основном Вэй Усянь, и теперь у Сичэня есть повод хоть за что-то не волноваться. Вэй Усянь оказался хорошим, ответственным альфой. Он не боится трудностей. Теперь Сичэнь видит, Усянь хорошо дополняет Ванцзи с его характером. Но про поклоны ему никто не писал. Просто когда он, выудив свободный денёк, пришёл к ним, был встречен Чжанем. Без ленты. Пропажа обнаружилась так же быстро, как и были предоставлены объяснения. Просто теперь они не любовники. Просто. Всё очень просто. Дядю в цзинши трясло, когда Сичэнь по возвращении изложил ему сей факт. Но даже тогда Сичэнь был уверен, что полностью знает Ванцзи, как бы тот ни менялся. Хуань всё ещё мог прослеживать логические цепочки в голове брата и утешал себя этим как мог. Когда брат забеременел, Сичэнь был глубоко рад. Ему было немного боязливо, но, честно говоря, он ожидал этого гораздо раньше. Тем не менее, только через семь лет счастливого брака Ванцзи сообщил им столь прекрасную новость. Сначала всё было хорошо. Первые три месяца. Сичэнь больше не мог навещать их так часто, как раньше, но раз в пару недель обязательно посещал. А-Чжань вёл себя как всегда, звал его «гэгэ» и ничем не выдавал своего положения. Но затем в нём произошли резкие перемены. За ворохом ханьфу не было видно живота, но поведение изменилось слишком значительно. Ему часто становилось плохо, кружилась или болела голова. Он капризничал, словно ребёнок, и не хотел далеко отходить от Вэй Усяня. Он начинал чихать от посторонних запахов и ел странную пищу. Теперь и ему нравилось острое, и он составлял компанию своему мужу. Во время своего прихода, ещё стоя за калиткой и никак не выдавая своего присутствия, он часто мог наблюдать, как пара в чём-то соревнуется. Чем больше был срок, тем больше А-Чжань был похож на ребёнка. Тем не менее, он всё ещё вёл себя по-взрослому во многих ситуациях и пока не скатился на уровень своего мужа. На пятом месяце ему полностью запретили тренироваться и ограничили длительность перемещений. Последовал бунт. Под конец седьмого месяца Цижень с его помощью всё же вынудил Ванцзи с Вэй Усянем перебраться в Облачные Глубины, где Сичэнь как глава клана строго настрого запретил даже в мыслях заикаться о новоявленной паре. Однако даже здесь, в столь богатом и обширном месте желания Ванцзи не умерили свой пыл. Наоборот, они становились всё более неординарными. Теперь Усяню зачастую приходилось отлучаться за какой-нибудь диковинкой, которую Ванцзи хотел получить именно от него. Но кончалось всё это тем, что брату становилось одиноко уже через палочку благовоний, и Хуань каждый раз срывался с места, чтобы успокоить и расслабить брата своим запахом и присутствием. Но через месяц ему этого уже не хватало. Ванцзи стало тянуть на приключения, а Хуань абсолютно перестал его понимать. Теперь он не мог предугадать, куда пойдёт брат, и что за навязчивая мысль влезет в его аккуратную головку. Эту самую головку терять не хотелось. К великому расстройству Сичэня, теперь только Вэй Усянь способен был понимать все решения Ванцзи и, что самое ужасное, только его слова могли отговорить Ванцзи от исполнения этого самого решения, а иногда даже предотвратить его принятие. Странные запросы брата пропали, просто теперь он не отлипал от своего супруга. Теперь ему было сложно ходить. Он был таким кругленьким, его покатые крупные плечи постоянно затекали. Он носил простые свободные ханьфу, хотя иногда казалось, что тот готов их скинуть, так зудела кожа. Но тот не жаловался. Ну, точнее, жаловался, но только Вэй Усяню. К остальным он замкнулся и даже его, собственного брата видеть не хотел. Девятый месяц протекал очень тяжело. *** О том, что Ванцзи рожает, их предупредили слишком поздно. Хотя, что уж тут скрывать, их и вовсе не предупредили. Просто в один момент мимо двери полуспящего за документами главы ордена пронеслась одна из женщин помощниц лекаря, меняющих воду. Он со всех ног нёсся к их цзинши, но дверь туда уже была закрыта. Его просто не пустили. Страшно. Он присел на пол около самой двери. Вокруг мелькали женщины в белом, кидая иногда на него недовольные взгляды. Но они не были важны. На комнату никто не наложил заклинание тишины, и оттуда постоянно доносились хриплые вскрики и тихий плач. Ванцзи никогда так не плакал, даже когда их мама покинула этот мир. Он не всегда держался, но когда он плакал до этого, он всегда звал его, Хуаня. Теперь он шептал слова страха, просил прекратить и без конца звал своего мужа, который наверняка остался в таком же беспомощном положении, что и Хуань. Через пару палочек благовоний к нему подбежал дядя. Он был весь запыхавшийся, с косо повязанным поясом. Сичэнь даже не обратил на него внимания, не вслушивался в его препирания с лекарями, ему тоже было страшно. От него пахло страхом. Всё это место пропитал запах страха и боли людей, что здесь находились. Всё кончилось одним вскриком. Он был самым громким, но и самым кротким, после него послышался плач. *** Усянь Его разбудил Ванцзи. За окном было темно, а они оба ещё были в кровати, поэтому Усянь не на шутку испугался бы, случись это год назад, но теперь он привык бегать по вечным поручениям любимого. Он был спокоен, когда открыл глаза. Он был спокоен, когда приподнялся. И он совсем не был спокоен, когда увидел искажённое болью лицо мужа. Хотя эта была скорее не боль, это был страх. А если Чжань-Чжаню страшно, значит ничего хорошего точно не происходит. – Что случилось, милый? У тебя где-то болит? От его слов лицо мужа искажается ещё больше, он тихо шепчет: – Ж-живот….Вэй Ин….больно…. Слова прокручиваются в голове Вэй Усяня со скоростью света. Он шустро вскакивает, комкая простыни, путаясь в одеялах, как новорождённый… Новорождённый… – Не уходи,– этот шёпот слишком надрывный. – Но я… Ему уже скулят: – Мне страшно…! – А-Чжань,– он пытается его успокоить, голос дрожит.– я сейчас схожу за доктором и всё будет хорошо. Руку стискивают крепче. – А-Чжань!– он готов молить лишь бы отпустил.– Прошу, отпусти, ты делаешь хуже и мне, и себе! Лицо мужа непонятно искажается, но хватка на руке ослабевает, и Вэй Ин успеет подумать о своих словах. Позже. Сейчас ему надо к врачу и быстрее. Заспанный седовласый старик разбирает его невнятную речь сразу же. Он до ужаса спокоен. Будит пару своих ассистентов в соседних комнатах и быстро собирается. Лань Чжань в их комнате какой-то потухший, на его лице капли пота, и сразу после осмотра лекаря Вэй Ин стирает их белым платком, шепча слова любви и утешения. Как же он хочет, чтобы боль Ванцзи досталась ему. *** Проходит две палочки благовоний, когда лицо мужа окончательно омрачает гримаса боли. Он сидит, опираясь на Вэй Ина, и так трогательно прижимается к нему. У Усяня сжимается сердце, и он лишь сильнее сжимает Ванцзи в объятьях. Им приходится расслабить одежду. Пытаясь отвлечься от боли А-Чжань сжимает собственный пояс в руках, крутит его, вертит, вяжет узлы, банты, закручивает на руку. Он отбирает пояс Вэй Ина и связывает их вместе. *** Отходят воды, и Ванцзи говорит, что это неприятно. Его родовое отверстие уже появилось и, сколько бы Усянь не читал о беременности и родах омег-мужчин, видеть это вживую намного страшнее. Как только А-Чжань держится? *** Чёрт, дети это, конечно, прекрасно, но Усянь уже крайне жалеет о своём поспешном решении почти годовалой давности. Просто его мужу захотелось, а он и согласился. И вот кто его тогда за язык дергал. И не только за язык. Теперь А-Чжань лежит у него на коленях и мученически стонет. Он может и не стонал бы, но губа уже давно прокушена, а терзать её не дал продолжить сам Усянь. Взамен отдал на съедение собственную руку. Пусть лучше так. *** Ванцзи У Лань Чжаня схватки, живот тянет и ноет, он почти онемел. Как будто камень внутрь положили и теперь давят на него. Его будто судорога берёт. Всё тело кричит от желания вытолкнуть лишнее, но нельзя. Лекарь запретил, а Вэй Ин ему потакает. Предатель, но он не может на него злиться. Он единственная поддержка. И Лань Чжань хватается за него, как утопающий, словно Вэй Ин его единственное спасение. Но тот ничего не делает. Почему? Он же такой сильный, он же так любит Ванцзи, так почему? Когда ему разрешают тужиться, он думает, что это единственное, о чём можно мечтать. Правда радость его не длится слишком долго. Теперь ему больно. Ещё больнее. Каждый толчок отдаётся пульсацией. Его распирает, всё горит. Вокруг бегают какие-то люди, но он их не видит, он не слышит слов лекаря, в его маленьком мирке только боль, рука Вэй Ина в его и лёгкие поглаживания по волосам. Кажется, он сейчас заснёт… – А-Чжань! Его зовёт Вэй Ин, и он вслушивается. – Молодой господин Лань, вам нельзя терять сознание, слышите. Он слабо кивает, кажется Вэй Ин сверху выдохнул. Время идёт, слабо замечает он, в курильнице уже пятая или шестая партия палочек. От запаха начинает мутить, но он не говорит. Время не течёт как медленная река. Для Лань Ванцзи оно застыло, как гладь озера. Он не понимает где он и больше не контролирует своё тело. Он слышит только шёпот А-Ина сверху. Он хочет слышать только его. Когда проходит головка боль становится нестерпимая. У него начинается истерика. Он рыдает и цепляется за поданную ещё в начале руку. Он просит лишь об одном, чтобы это закончилось, чтобы его вытащили. Эта штука не нужна ему внутри. Из-за неё ему больно. В стремлении сбежать от боли он выгибает шею и втискивает голову в живот мужу. Вэй Ин прижимает его к себе и плачет. Плечики не выходят и Вэй Ин вместе с лекарем начинают равномерно давить на его живот. Это кажется истиной мукой и он не понимает зачем они это делают. Ему так больно, что он почти не соображает. *** Всё кончилось неестественно быстро. Просто в один момент действия лекаря помогли. Всё его тело прошибла резкая боль, да такая, что он, кажется, всё вокруг разбудил своим криком, а затем всё кончилось. Накатило облегчение. Кажется, всё закончилось.