***
Прошло несколько дней с того момента, как Наталья снова стала жить с Коршуновыми. Состояние девушки не поменялось: Дмитрий слышал, как она тихонько плакала по ночам, днём же она ходила невесёлая и понурая. Она будто чувствовала себя чужой в этом доме, в доме, где они когда-то маленькими ребятишками беззаботно играли и носились по двору. Митька долго думал, как вернуть своей драгоценной сестре прежний румянец и улыбку. И наконец он это придумал. Он предполагал, что Наташка тоскует не по самому Гришке, а просто оттого, что рядом с ней нет мужского плеча, на которое можно опереться. Ведь муж — это всегда поддержка и опора, каменная стена. Он любил свою сестру настоящей, искренней любовью и не считал это чем-то порочным или неправильным. И если муж не подарил ей такой любви, то Митька сделает это сам. «Не нужон нам Мелеховский чёрт, неужто я хужей его буду?» — размышлял он, щуря свои кошачьи глаза и поглядывая из окна на трудящуюся сестру. Сейчас она была занята кормёжкой собак: раскладывала по их мискам загустевший от холода суп. Её тонкая девичья фигура ничуть не изменилась после замужества, Наталья была всё так же стройна и красива. «Она у меня такая, » — пронеслась в голове ненавязчивая мысль. Заприметив, что девушка собирается войти в курень, Митрий резво вскочил с места и схоронился справа от входной двери, в сенцах. Он правильно подгадал время: в курене окромя него никого не было. Отец с матерью уехали на базар, ребятишек с собою увезли; дед Гришака ушел со старыми казаками, гутарить обо всяких пустяках, чем последнее время часто занимался. Ждать долго не пришлось — дверь скрипуче отворилась, и из-за неё показалась Наталья. Её щёки немного порозовели от мороза, но это был не тот румянец, которого так не хватало Митьке. Её печальные серые глаза и плотно сжатые губы выдавали то, как на самом деле она себя чувствует. — Скучаешь по Гришке? — беззастенчиво спросил Митька. — А что тебе? Его хитрый, по-кошачьи сощуренный взгляд перебегал с её глаз на её губы, с губ на неприкрытую платком белую шею и обратно. Дмитрий ухмыльнулся. — Тоску твою разогнать хочу. Сильным рывком парень ухватил Наталью за предплечья и притянул к себе. Он успел прижаться к её губам в требовательном поцелуе, прежде чем почувствовал сильный удар по голове. Дорогая сестрица крепко саданула его медным ковшом, после чего скрылась в комнатушке деда Гришаки. — Ох и глупа́я ты, Наташка, — тихо прошипел Митка, потирая больное место. «Ну обожди ещё, я до тебя доберусь, » — зло подумал он и, громко хлопнув дверью, вышел во двор. День шёл на убыль: ярко-алый диск Солнца клонился к западу, а с юга небо затягивалось грозными черными тучами. Наверное, ночью разыграется настоящая буря. Отец с матерью должны были скоро вернуться с покупками, может и Наташке чего-нибудь прихватили. Хутор засыпал, вокруг была почти мертвая тишина, лишь изредка нарушаемая завывавшими где-то собаками. Митька, расправив пальцами белокурые усы, стоял на пороге и долго всматривался в горизонт. Он думал. Думал о себе, о Наталье, о том, как ему быть дальше. У него не выходила из головы недавняя сцена с поцелуем, ему было этого мало. Парень нервно облизал губы и снова сощурил глаза. Неужели сестра не видит, как он её любит? Как ей это доказать? Мысли путались, никакие подходящие слова не приходили на ум. Первая его попытка обернулась неудачей, но только потому, что Митька дал волю своим чувствам; то, что он несколько раз прокручивал у себя в голове, на деле вышло намного грубее, чем он того хотел. От таких размышлений разболелась голова, и, мысленно махнув на все это рукой, Митька отправился на вечерние гуляния, выпить, сыграть с мужиками партейку в карты, да и просто отдохнуть.***
Поздно ночью, изрядно подвыпивший, Митька Коршунов шагал домой. Хмуря брови, он снова думал о сестре: «Чего зря с ней гутарить, она всё одно — баба, а бабы решимость любят. Это она первое время мордуется, а чуть мне стоит поднажать — сама мне на шею бросится.»
С такими мыслями он дошел до своего куреня, тихо снял тулуп, прошёл в свою комнату и, даже не раздеваясь, лег спать.
***
Проснувшись рано утром с жуткой головной болью, Митрий, по приказу отца, отправился на баз — метать скоту сено. Работая в поте лица, он не сразу заметил, что Наталья тоже вышла во двор. Он услышал, как она зашумела на собак в попытке отогнать их от свиного корыта. Бросив вилы, он тихо подошел к ней со спины. На его неприкрытых ничем волосах и на вороте тулупа висели сухие травинки, ему казалось, что он сам насквозь пропитался запахом сена. — Наташка, — неуверенно позвал он. Девушка обернулась. В её глазах брат прочитал нескрываемую тревогу. «Она боится..?» — то ли убедил, то ли спросил сам себя Митька. Он сделал шаг к ней навстречу, она попятилась. Вдруг нагрянули вчерашние воспоминания: поцелуй, потом удар, твердая мысль быть решительнее, если всё-таки желаешь добиться того, чего хочешь. Быть решительнее. Да, точно. Уверенность вернулась, Дмитрий натянул на лицо свою привычную полуулыбку-полуухмылку, прищурился. — Ты не мордуйся, Наташка, — сказал он тихо, подходя всё ближе, оттесняя девушку к бревенчатой стене сарая. — Я бате зашумлю! — пригрозила она, почти закричав. — Тю, сдурела! Митька одной рукой легонько толкнул её к стене, схватил за плечи железной хваткой. — Уйди от меня, проклятый! — глаза девушки уже не выражали тревоги или страха, их место заняла злоба. — Ну, чего шумишь? — Отпусти, говорят тебе! Зараз пойду бате расскажу, какими ты глазами на меня смотришь! Бессовестный! И как тебя земля держит?! — А вот держит и не гнётся, — прошептал Митрий, наклоняясь ближе к лицу девушки. Всё ещё боясь, что сестра сейчас закричит, он не раздумывая прильнул к её губам, чтобы ощутить ту знакомую сладость, которую он не получал ни от одной девушки, кроме неё. Она была особенной. И он никого не любил так, как любил Наталью. Ну что с того, что он ей брат? Любовь от осознания этого не становилась меньше. Даже наоборот, она разгоралась с новой силой. Его эта мысль о кровном родстве не пугала совершенно. Забывшись от вновь невовремя нахлынувших чувств, Митрий ослабил хватку, за что сразу же поплатился. Наталья с силой ударила его каблуком сапожка по ноге, вырвалась. — Какого рожна тебе нужно, ирод?! Не лезь ко мне, а то пожалеешь! — со злостью воскликнула она и, резко развернувшись, зашагала к дому. Митька только хмыкнул. — Я зараз и не лезу. А вот ночью, ей богу, приду! — прокричал он сестре вслед. А на губах, обжигая горечью, остался вкус недавнего поцелуя.***
С обещанием прийти к Наталье ночью он конечно погорячился: в доме помимо них были и мать, и отец, младшие ребятишки и дед Гришака впридачу. Хотя соблазн заглянуть в светлицу девушки и был велик, Митрий решил пока прекратить попытки чего-то от неё добиться. Лучше выждать подходящий момент. Ночью, глядя на освещаемую лунным светом стену, Митька пытался вспомнить, с каких пор он смотрит на сестру по-другому. Когда он заметил, какой красавицей она стала, когда окончательно помешался на ней и понял, что любит. Любит её не как брат сестру, а как мужчина женщину. Ни одна девушка, с которой был Дмитрий, не вызывала в нем столько эмоций. Вспомнить даже Лизу Мохову: не было там никакой любви. Скорее жгучее желание кем-то обладать. Да, приглянулась, завлекла своим обаянием, внешностью, но не более. И даже то, что он звал её замуж, доказывало не любовь, а чувство вины за то, что он с ней сделал. А вот Наталья запала ему в душу так глубоко, что он не в силах себя сдерживать, ему нужна она вся и сразу. Ему плевать, что скажут отец и мать, он готов прямо сейчас забрать её и увезти далеко-далеко, чтобы никто не мог им помешать. Проблема лишь в том, что это не взаимно.***
Прошла зима. Митрий действительно прекратил досаждать Наталье, стал притворяться, пытался смотреть на неё реже, смотреть обычным взглядом брата. Он стал с ней приветлив, как прежде, будто бы не было тех двух поцелуев, врезавшихся в память стеклянными осколками. Нет, конечно он не оставил свою прежнюю затею. Теперь эта затея переросла в нечто большее. Он видел, что Наталья тоже не забыла о его выходках, она часто поднимала на него свой тревожный взгляд, словно ожидая, что он вновь накинется на неё, как волк на добычу. Пришла долгожданная весна, всё вокруг расцвело, с улицы веяло запахом молодой листвы. На хуторе снова начиналась работа, народ просыпался от зимнего сна. Только Наталья была так же холодна и безрадостна, как прежде. На Страстной неделе, перед Пасхой, отец отпустил её к соседке на посиделки. Митька надеялся, что хоть это поможет сестре немного отвлечься и стать капельку веселее. Но нет, домой она вернулась бледной, глаза на мокром месте, нехорошо блестят. Митрию показалось, что ей стало ещё хуже после этих посиделок. Даже на просьбу матери помочь девушка ничем не ответила, сказала лишь, что ей очень нужно прилечь. На следующий день наступила Пасха. Коршуновы всем семейством собирались идти в церковь к заутрене. Митька ушёл раньше, не дожидаясь остальных.***
Пока он в одиночку бродил около церкви, там собралась тьма народу. Все кричали, толкались, будто бы в церкви куличи задарма дают. Вот уже он разглядел в толпе деда Гришаку, гутарящего с каким-то седобородым казаком. Вон и мать с отцом, а вокруг них крутятся ребятишки. Только Натальи нигде нет. «Она что ж, не придёт?» — успел только подумать Митька, как разглядел впереди знакомую фигурку. Она медленно брела к церкви, но у самого входа, обойдя кучку молодых парней, резко развернулась и зашагала обратно. Не понимая, что случилось, Митрий отправился за ней. Он старался держаться на расстоянии, но не упускать её из виду. Наталья шла, пьяно покачиваясь, будто была нездорова. Обходя ямы и лужи, она наконец дошла до Коршуновского двора. Митька поспешал за ней, предусмотрительно ступая тихим шагом. Когда он сам зашёл во двор, он первым делом решил проверить курень, наверняка Наталья зашла туда. Высокий порог, дверь. Вот и сени. — Наташка! В ответ тишина. Ни всхлипа, ни вздоха. Тишина, ничем не нарушаемая. Он обошёл весь дом, заглянул в каждую комнатку — никого нет. В светлице Натальи, на столике у окна Митрий обнаружил маленькую записку в одну строку: «Живи одна. Григорий Мелехов.» Жуткая злоба закипела внутри. Одной рукой яростно комкая клочок бумаги, Дмитрий подумал: «Ошибаешься, Гришка, она не будет одна. Я ей не позволю». Но где же тогда сестра? Страшное осознание пришло в голову так же стремительно, как в следующую секунду Митька рванулся к сараю. «Только б успеть, » — металась в голове лихорадочная мысль. Вот уж и сарай, черный зияющий провал приоткрытой двери. Ближе и ближе. Наталья стоит неподвижно, она держит в трясущейся руке острую косу, снятую с черенка. Чудовищными усилием Митька сократил расстояние, отделявшее его от сестры, схватил её, вырвал из рук лезвие, которым она секунду назад собиралась вспороть себе горло, оттолкул. — Дура!!! — в исступлении заорал он. Немного успокоившись, он посмотрел на Наташку: она сидела на голой земле, её отрешенный до этого взглял вновь стал обретать осмысленность. С осмысленностью пришло осознание того, что она только что хотела с собой сделать. Серые глаза стали наполняться слезами, она закрыла рукой рот и через секунду уже плакала в голос. Митка опустился на землю рядом. Он обхватил подрагивающее тело сестры руками, сильно прижал к себе и прошептал: — Наташка, не плачь. Всё позади. Я с тобой, слышишь меня? Я всегда буду рядом. Девушка молча подняла на него глаза. По её щекам катились солёные капли. Митька стёр большим пальцем слезы с её красивого лица, заглянул ей в глаза. В этот раз он не щурился, не ухмылялся, как всегда. Дмитрий Коршунов предстал перед сестрой таким, какой он есть на самом деле. Он так заигрался и заврался, что совсем позабыл, каким был когда-то. Забыл, что был честным и искренним, но любовь к сестре вновь возродила его прежнего. Может и не совсем до конца, однако с ней он будет именно таким. Он отдаст ей всю свою нежность, на которую только способно его сердце. — Митя, — прошептала Наталья, в очередной раз всхлипывая. Митя. Никто его так не называл. Даже мать. А из её уст это звучит так… По-особеннному. — Глупая ты у меня, Наташка. Из-за кого ты руки на себя наложить решила? А как же я без тебя буду, ты подумала? Ты вообще подумала о ком-нибудь, кроме его? Наташка молчала, уткнувшись брату в плечо. Он видел только её подрагивающие плечи. — Не подумала, конечно. А я вот люблю тебя, дурочка, — еле слышно сказал он, приподняв рукой заплаканное лицо Натальи. Он медленно наклонился к таким желанным и манящим губам. В этот поцелуй он постарался вложить всю свою накопленную нежность и любовь. Ту искреннюю любовь, которую он мечтал подарить сестре уже давно. В этот раз она не вырывалась, не била его медным ковшом, не пыталась наступить на ногу. Она закрыла глаза, зарылась руками в неподатливые русые волосы брата, физически ощущая, как их тянет друг к другу. Только Митька понял это сразу, а она лишь сейчас. Не проронила она и слова, когда Митрий поднял её на руки, занес в дом, в её спальню. Всё, что случилось между ними дальше, было словно во сне. Обоим не верилось в реальность происходящего. Потом, лежа в постели, Митрий с наслаждением думал, что сейчас с ним рядом та, которую он без памяти любит, ради которой он готов на всё, даже на смерть. Он не мог поверить, что то, о чём он грезил, наконец случилось. Он был готов вечно вдыхать запах её волос, изучать каждый миллиметр её белой кожи. — Наташа, давайу убежим, а? — тихий шёпот. — Куда ж мы побежим? — А куда вздумается. Хучь на Кубань. Ты не подумай, я ж серьёзно… Она вдруг улыбнулась ему. Это была искренняя, счастливая улыбка. Её щёки заливал тот самый румянец, которого так долго не было на её лице. Теперь, когда сестра снова стала той Наташкой, которую он всегда помнил, Митьке Коршунову больше ничего не было нужно. Они оба теперь знают, что есть друг у друга и они оба безмерно счастливы. — Скоро маманя с батей вернутся. Зараз не об этом думать надо. — Ну ты всё равно подумай, я ж ведь не пошутил. — Подумаю, Митя, подумаю…