More than fate|Больше, чем судьба

Блядь. Когда Гарри прибыл в квартиру своей лучшей подруги на их еженедельный вечер пиццы, он не был готов к тому, что увидел. Точнее, учуял. Опьяняющее облако чего-то слегка пряного, смешанного с ароматом цитруса, атаковало его рецепторы. Омега. Гермиона Грейнджер была омегой.  И у неё была течка. Двойное блядь. Как он такое пропустил? Должно быть, она принимала зелья, супрессанты или что-то в этом роде. Теперь он не может надеяться на то, что они проведут вечер как обычно. Гарри не был уверен, как долго он сможет продержаться, сидя на диване рядом с омегой в течке, ведя себя так, как будто ничего не изменилось, как будто альфа внутри него не пытался вырваться наружу. Поскольку на горизонте не было потенциальных партнерш, которые не гнались бы за ним из-за славы или денег, каждая неделя, прошедшая без лежащей под боком Омеги, оказывала немного больше давления на крышку, содержащую его обычно герметичный самоконтроль. Так что ему надо уйти. Он бы ушел, и он бы никогда не поднял эту тему, и они могли бы вернуться к своей обычной дружбе, когда он не знал этой интимной вещи о самом важном человеке в его жизни, а она не знала, что он был влюблен в нее с тех пор, как они были детьми. Он уже собирался развернуться и уйти, как услышал всхлип. Постучав в дверь, он сказал: — Гермиона? Болезненный крик был ее единственным ответом. Вытащив палочку из кобуры, он деактивировал непростые обереги, воздвигнутые Гермионой, и распахнул дверь, как только обереги спали. Лежа на полу в своей гостиной, Гермиона корчилась, царапая шею, ногти оставляли ярко-красные полосы на и без того порозовевшей коже. Ебучая Цирцея. Бросившись вперед, он упал на колени перед ней, пытаясь остановить ее, чтобы она не навредила себе. Она моргнула, когда он схватил ее за плечи, в ее глазах почти не было осознанности. — Гермиона, ты должна остановиться. Тебе надо остановиться. Она едва замечала его присутствие, пальцы терзали пахучую железу на ее шее. Если бы она царапнула глубже, то пустила бы кровь. Одолев ее, он, наконец, перевернул ее на спину и оседлал ее бедра, прижав запястья к полу по обе стороны от ее головы. — Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Ее слова были молитвой, и она звучала так отчаянно, такой нуждающейся, что реакция, с которой он боролся, захлестнула его, и он больше не мог сдерживать себя.  Огонь вспыхнул в его венах, и казалось, что вся кровь в его теле устремилась к члену. Он наклонился над ней, уткнувшись носом в место соединения шеи с плечом. Она вспотела, влажные пряди волос прилипли к коже. Ее запах был там самым сильным, усиленным жаром ее кожи, так близко к железе на ее шее. Осознание ударило его, как грузовой поезд. Оно ударило его прямо в грудь, сбивая дыхание своей огромной силой. В ту минуту, когда он опустил голову, она замерла под ним, все ее тело стало податливым. Она тоже это почувствовала. Она была больше, чем просто омегой; она была его парой. С ее губ сорвались хриплые всхлипы, и он чувствовал, как ее губы колышут слишком длинные волосы, вьющиеся вокруг его уха, когда он отпустил ее запястья, упершись руками об пол рядом с ее головой. У него все еще была серьезная проблема, та которая в настоящее время пытается вырваться из его джинсов, но его действия, по крайней мере, успокоили Гермиону,  Она больше не пыталась содрать с себя кожу, слава Мерлину. — Гарри. Пожалуйста. Останови это. Больно, Альфа. Мой альфа… Последний слог она произнесла, тихо плача, и его сердце просто разрывалось. Утром она пожалеет об этом. Она была не в своем уме; она была в бреду. Знала ли она об этом все это время?  Знала ли она, что они обречены, и игнорировала это, потому что никогда не хотела быть привязанной к нему? Если Гермиона не хотела признаваться в своей осведомленности, то это значит, что она не хотела его; это было единственное, что имело смысл. Он не знал, что делать. Но, святая Цирцея, она пахла божественно. Когда он переместился на колени, ведьма под ним, насколько могла, встряхнула бедрами, ненадолго вступив в контакт с ним и вырвав у Гарри рычание. — Пожалуйста. Пожалуйста. Просто… пожалуйста! Схватив ее голову своими ладонями, он наклонился, пока их носы не соприкоснулись, подождав, пока она снова сосредоточится на его глазах, прежде чем отстраниться на дюйм.  Ее взгляд был прикован к нему, отслеживая каждое его движение. — Гермиона, я… ​​мне нужно знать, что ты там. Хорошо? Можешь… можешь просто показать мне, что ты все еще со мной? Между ее бровями образовалась небольшая морщинка, такая же, как всегда, когда он находил ее сгорбившейся над столом в библиотеке Хогвартса рано утром, пытавшейся впитать все знания до последней капли, даже если это навредит ей. — Миона? — Я просто… ты мне нужен. Пожалуйста. Одинокая блестящая слеза сорвалась с ее глаз и скатилась по лицу, зацепившись за пухлую нижнюю губу, дрожащую от ее желания. Желание, нарастающее в нижней части его живота, в сочетании с мольбой, которую нельзя было остановить, заставило его принять решение. Он встал и увлек ее за собой, убеждая ее обхватить ногами его бедра. Опустив руку ей на задницу и протягивая руку ей за спину, чтобы обхватить ее затылок, он нежно прижал ее лицо к своему плечу, и, спотыкаясь, вошел в ее спальню. Он попытался бросить ее на матрас, но она вцепилась в него, как клещ, заставляя его склониться над ней на кровати, уложить на спину и осторожно высвободиться из ее мертвой хватки. Ее грудь быстро вздымалась и опускалась, когда она извивалась, выкрикивая его имя с нарастающей настойчивостью, в то время как ее рука скользнула в ее джинсы, отчаянно двигаясь под тканью. — Помоги… помоги мне. — Хорошо. Тсс. Все хорошо, я здесь. Нащупав пальцами пуговицы на брюках, Гарри спустил их вниз по бедрам, сбрасывая брюки вместе с туфлями. Его рубашка упала на пол вслед за ними. — Хорошо, просто потерпи немного. Ее крики нужды и ее запах переполняли Гарри, заставляя его рациональный мозг отступить на несколько шагов назад. Расстегнув ее джинсы, он немного грубо потянул их вниз, пальцы покалывало от желания прикоснуться к ней. Гермиона задрала рубашку, изо всех сил пытаясь снять ее с головы, и очаровательное ворчание сорвалось с ее губ. Он осторожно остановил ее руки, распутывая непослушные пряди ее волос, застрявшие в воротнике. В то время как она лежала в одних трусиках, Гарри расположил своё колено между ее бедер, опершись на локоть и наклонив голову, чтобы коснуться губами ее ключицы. Она мурлыкнула, и он чувствовал, как вибрирует ее грудь под его губами, когда он двигался ниже, оставляя поцелуи на каждой из ее обнаженных грудей, мягкая плоть быстро поднималась и опускалась от силы ее тяжелого дыхания. Так красива. Беспокойные метания вернулись. — Ты будешь хорошей девочкой для меня, любимая? Не двигайся ради меня.  Он говорил это, утыкаясь ей в кожу, и когда он почувствовал ее кивок, то поднял взгляд. Выражение ее лица почти заставило его рассмеяться.  Она была так серьезна, пытаясь не сделать ни малейшего движения, как будто это самая важная вещь в мире. Взглянув на ее лицо, чтобы оценить ее реакцию, он оперся на локоть и накрыл ее сосок своим ртом, воодушевленный ее мгновенной реакцией. Она застонала, запутавшись пальцами в его волосах, когда прижала его голову ближе к своей груди. Когда он лизал ее соски, по ней пробежала дрожь. Выпустив ее сосок со смачным причмокиванием, он перешел к другому, его пальцы вернулись ко второму, чтобы поиграть с ним. Его прикосновение, казалось, успокоило ее и в то же время воспламенило, как простое ощущение прикосновения кожи к коже успокоило биологический императив, который сейчас переполнял ее организм. — Гарри. Лежать и прикасаться к ней, наблюдая, как восхитительно она отвечает на его ласки, он мог бы делать это всю ночь, и он сделал бы, если бы она не дергала его за волосы. Ее глаза стали яснее, когда она притянула его вверх, пока он не навис над ней, и прижалась губами к его губам, целуя его с таким рвением, что у него чуть не перехватило дыхание. Это было горячо и сильно, и все было именно так, как он себе представлял в том редком случае, когда позволял себе фантазировать о том, что может случиться, если он обнимет Гермиону за талию, притянет к себе и будет с жадностью поглощать ее. Желание остаться здесь вот так, упиваясь ею, было почти сильнее, чем желание попробовать ее где-нибудь еще, чтобы она почувствовала себя хорошо. Смех вырвался из его груди, когда он попытался спуститься ниже, и она с визгом потянула его за волосы.  Уголок ее рта приподнялся, когда она сказала: — Нет-нет. Не двигайся. — Поверь мне, любовь моя. Ты будешь довольна сменой направления. Спустившись ниже, он провел дорожку поцелуев по ее ребрам, обходя каждую тазовую кость, наслаждаясь нуждающимися звуками, исходящими от нее при каждом прикосновении его губ к ее коже, прежде чем медленно стянуть ее красивые кружевные трусики. Он обвел пальцами то одну лодыжку, то другую, подтягивая ее ноги вверх, пока ее икры не легли ему на плечи.  Остановившись на мгновение, он просто посмотрел на нее, такую ​​прекрасную и распростертую под ним. — Гарри. Она растягивала гласный звук, нервничала. Лихорадка, охватившая ее, казалось, начала немного утихать, убрав остроту безумия, которая была в тот момент, когда он впервые появился. Теперь он мог не торопиться и запечатлеть все это в памяти для неизбежного момента, когда она уйдет, и он снова будет мерзнуть в одиночестве. Факел, который он нес для нее, ярко горел, но она этого не знала. Она не могла знать. Он готов был с радостью заплатить любые деньги за то, чтобы сохранить это в секрете, если бы это означало, что их дружба останется прежней. В его голове прокручивались всевозможные наихудшие сценарии.  Утром она скажет ему, что знала правду о них с самого начала, что она скорее будет страдать от течек в одиночестве, чем будет привязанной к нему навеки. Прямо сейчас Гермиона позволяла ему стоять перед камином, чтобы согреть замерзшие пальцы. Это был момент истинной связи, и он намеревался насладиться всем теплом, каким мог, пока она позволяла ему. Итак, он отбросил свои мысли в сторону и поддался огню, горящему в его венах, ради маленькой ведьмы под ним. Его пальцы скользнули вверх по ее клитору, и ее бедра дернулись в ответ, всхлип вырвался из нее, когда он опустился ниже, обводя ее вход одним пальцем. — Блядь, Гермиона. Ты такая мокрая. Это все из-за меня? — Да. Это был шепот, который превратился в шипение, когда он скользнул пальцем внутрь нее, и ему пришлось сдержать стон, когда она встряхнулась и вогнала палец глубже. Боги, она была идеальна, ее гладкая кожа и сладкие звуки. — Такая отзывчивая. Эти сладкие звуки усилились, когда он опустил голову, и его имя превратилось в крик, когда он, наконец, попробовал ее на вкус, губы и пальцы работали вместе, чтобы натянуть ее, как струну. — Гарри. — Я прямо здесь, милая.  Ее беспорядочные движения мешали ему, и он решил проблему, удерживая Гермиону, обхватив руками ее бедра.  — Ты хоть представляешь, как прекрасно ты выглядишь? — гладкая кожа ее бедер манила его, и он наклонился, чтобы провести кончиком носа по мягкой плоти, — Как хорошо ты пахнешь? Она захныкала в ответ. Когда он поднял глаза, она снова почесала шею, извиваясь под его ртом. — Чертовски идеальна, Гермиона.  Ему нужно было ускориться, потому что ее течка снова усилилась, поэтому он сосредоточил все свое внимание между ее ног, сжимая ее все сильнее и сильнее, пока она не сорвалась и, крича, не распалась на кусочки, каждый мускул напрягся, когда освобождение захлестнуло ее. Быстрыми движениями он отпустил ее ноги и приподнялся, опираясь на локоть, свободной рукой пристраиваясь к ее центру. Она моргнула, глядя на него сияющими глазами с расширившимися зрачками. Он вошел в нее, когда она обхватила его челюсть и провела большим пальцем по его коже, и все исчезло, когда единственное, что он знал, была она рядом с ним и вздохи облегчения, синхронно сорвавшиеся с их губ. Это было больше, чем секс; это была магия, которую каждый из них хранил в себе, она переплеталась, пока не стало ясно, где кончается его и начинается ее. Пока они не стали одним целым. Стало тепло и светло, все было хорошо. Они двигались синхронно, идеальный баланс толчков и растяжения, отдачи и получения. Он мог бы провести так вечность, медленно покачивая бедрами и наслаждаясь ощущением того, что все именно так, как должно было быть. Он не понимал, что это значит, не знал, скрепил ли уже их связь простой акт слияния, или это было нечто большее. Гарри даже не знал, что существует такое биологическое предназначение, пока ему не исполнилось семнадцать, и он был совершенно сбит с толку произошедшими с ним изменениями. Гермиона, вероятно, знала намного больше, чем он. Наверняка она исследовала каждый дюйм пергамента, который смогла найти по этому вопросу. Она наверняка знала, что это значит, и он мог только надеяться, что она не возненавидит его, если они каким-то образом спровоцировали что-то, что нельзя было отменить. — Еще, Гарри.  Она положила запястье ему на плечо, пальцы скользнули по его железе сбоку шеи, посылая разряд по его позвоночнику. — Хорошо. Хорошо. Просунув руку ей под поясницу, он встал на корточки и приподнял ее бедра, вколачиваясь быстрее, проникая глубже. Изо рта Гермионы лились неразборчивые слова, бормотание от отчаянного удовольствия, что только усиливало его желание, сопровождающееся непристойными звуками их совокупления. — Хорошая девочка. Такая хорошая девочка. Теперь он тоже что-то бормотал, и его спутанная челка упала ему на глаза, когда ногти Гермионы проложили красные дорожки по его предплечью. Это было слишком, и когда он почувствовал первые намеки того, как она трепещет вокруг его члена, он, задыхаясь, заговорил. — Вот и все. Ты можешь кончить еще раз. Давай, Гермиона.  Его хватка соскользнула с ее гладкой кожи, и он снова переместил Гермиону, прижав спиной к кровати, а ее ноги плотно обвились вокруг его талии. — Я… я… Ох. — Кончи для меня. Дай мне почувствовать, как ты кончаешь. Звук, который она издала, разлетаясь на части, был музыкой для его ушей, разжигая вспышку тепла в основании его позвоночника. А потом он кончил, и это было лучше, чем когда-либо, и он не хотел, чтобы это прекращалось. В ближайшее время он хотел остаться там, похороненным в ней. Но Гарри не мог, поэтому вместо этого он перекатился на спину, располагая ее так, чтобы она удобно устроилась на нем. Ее дыхание не выровнялось, пока бешено колотящееся сердце, которое, как он чувствовал, билось о его собственную грудь, не успокоилось. В конце концов, она оттолкнулась от него, потянулась к своей палочке, лежащей на тумбочке, направила ее на себя и прошептала несколько заклинаний, прежде чем накрыть ноги одеялом и устроиться на подушке. — Гермиона, я… — Мы можем просто… я устала. Мы можем поговорить об этом утром? — Конечно. Он хотел подняться с кровати и собрать разбросанную одежду, но нежная ладонь, прикоснувшаяся к его руке, остановила Гарри. — Останься. Пожалуйста? Просто обними меня, а завтра мы во всем разберемся. Она перевернулась на бок, отвернувшись от него. Кто он такой, чтобы отказывать ей? — Окей. Хорошо. Все, что пожелаешь. Скользнув под одеяло, он прижал ее к своей груди, обнял за талию, закрыл глаза и вдохнул запах ее волос. Корица и цитрус.