Все обещало мне ее

Когда Какуче не в духе, это сразу видно — он ворчит на всех, нервничает и водит как пьяница. В любое другое время телохранитель босса всегда во всем прав и аккуратен. Если только сам босс не дает повода для беспокойства. Ну или его бешеный пес. Санзу никогда не любил, когда его так называли. Он не бешенный, и уж точно сложно было бы назвать его псом. Нет, Санзу, скорее, хитрый лис. Он точно видит свою выгоду и идет к ней, а еще он заранее знает, где ему обойти острый угол или как сделать так, чтобы подозрение пало не на него. Он наглый и высокомерный, ненавидит и презирает всех, кроме Майки, никогда никого не слушает — но и его же не остановить ничем, когда он творит свое безумие, даже пулей или ножом, а еще он всегда подставит верную спину и прикроет тылы. Но это, конечно, если дело касается босса. В большом зале сидели четверо — Ран, как главный по связям с общественностью, договорился о встрече с боссом якудза в подшефном баре и собирался пойти туда сразу после собрания, Какуче нервничал — и это раздражало Санзу больше всего — и теребил край своего пиджака, а когда слышал очередной сдавленный женский крик, то начинал ходить кругами, Коконои просто сидел, сложив ногу на ногу, смотрел вдаль, наверняка, о деньгах думает, а сам Санзу сидел у двери и ждал босса. Если б не приказ Майки, который скомандовал им сидеть и ждать его, он бы уже был в своей конуре и затянулся бы какой-нибудь веселой смесью или выпил парочку запрещенных таблеток… Но пришлось ждать, потому что босс приказал провести собрание сегодня — а то, что говорил босс, было законом для них всех. Не хватало только Риндо — он сегодня подчищал ряды северной группировки вместе с Мочизуки, да еще Такеоми улетел в Сеул, чтобы подписать какой-то договор. Но они редко когда подавали голос или противились. Риндо было плевать, если его брат был не против, а Мочизуки с Такеоми были верны Майки, ну или делали вид, что верны. Вот их и стоило назвать псами. Санзу же был лисом. Хитрым и одиноким. Со второго этажа послышался громкий женский крик — и сдавленный звук удара. Какуче занервничал и вскочил с места. Больше всего на свете он хотел пойти туда, чтобы закончить это безумие, но прекрасно знал, что не имеет на это права, и поэтому снова стал ходить из угла в угол. — Каку-чан, сядь уже, угомонись, — попросил Ран, — Я понимаю твои чувства, но ты тут помочь не сможешь. — Но это невозможно слушать, — вырвалось у него. — Он ее убьет… Ей-богу, однажды он не сдержится и… — Он ее любит, — примирительно сказал Ран. — Ну… любит он. Просто так выражает свои чувства. — Любит?! — ахнул Какучо. — Я привык убивать, я знаю, что мы тут не в песочнице играем, но она-то девушка, совсем девчонка. А закапывать убитую девку… Я не подписался на такое. — Тем более такую, да? — подмигнул ему Ран. — Мичи-чан хорошенькая, особенно, когда он только приволок ее, она была милой, как незабудка. Но сейчас уже… Да, тут ничего не поделаешь. Эта девка босса. Он делает с ней то, что хочет. — В прошлый раз он избил ее до полусмерти, сломал ей два ребра, — как бы невзначай заметил Коконои. — Врач в госпитале очень хотел вызвать фараонов, если б я не заплатил ему. — Да, да, а на прошлой неделе он оттаскал ее за волосы, потому что она возразила ему за столом, — улыбнулся Ран. — Но он потом скупил для нее алмазный отдел, поэтому… — Она не носит его подарки! — возмутился Какуче. — Босс ее уже не выпускает никуда, потому что ревнует даже к столбам! Он и мне запрещает на нее смотреть больше минуты! — Зато к Санзу не ревнует, — рассмеялся Ран. — Санзу на нее так орет сам… Как психопат! Я всегда хочу спросить — у тебя колеса кончились, что ли?.. Он рассмеялся — и Санзу поморщился, отвернувшись. Он привык, что братья Хайтани часто подшучивали над ним, но виду не подавал, ему даже нравилось такое общение. Ран и Риндо намного лучше праведника Какуче или честного Такеоми, не говоря уже о помешанном на деньгах Коконои. С ними ему проще, да и колесами они иногда делятся, ради разнообразия. Риндо и сам покуривает траву по выходным, а у Рана всегда на примете парочка-другая шлюх. Вот только тему они выбрали не самую лучшую. Если босс узнает — мало не покажется никому. Санзу вспомнил худенькое лицо Ханагаки Такемичи — и поморщился. Он ее ненавидел. Искренне и от всей души, единственную в своем роде. Ненавидел за то, что она нравилась боссу, за то, что позволяла боссу ломать себя, за ее тихий голосок, за дурацкие принципы. Он вообще не питал уважения к бабам, даже к собственной сестре или матери. Для Санзу все бабы — шлюхи, их дело сосать и раздвигать ножки, а мир в своей правоте принадлежит мужчинам. Принадлежит Майки-куну, если быть точнее. И уж точно не его домашней девке, которую тот рано или поздно затрахает до смерти. Она появилась в семье полгода назад, когда Майки полностью слетел с катушек. Он агрессировал на всех и вся, мог выпустить всю обойму в официанта, который не поторопился с заказом, или просто вырезать целый клан якудза. Коконои, Мочизуки и Ран устали подчищать за Майки дела — он почти потерял разум. И тогда они предложили боссу расслабиться. Отдохнуть, найти хобби. Или бабу… Ран предложил свой любимый розовый клуб, а Такеоми хотел познакомить его с хорошей девушкой, сестренкой одного из партнеров. — У меня есть девушка, — выдавил из себя тогда Майки. — Я знал ее еще в школе. Но потом не срослось… — Так в чем же дело, босс? — Ран подмигнул ему. — Найдите ее. Теперь вы на высоте, вряд ли она будет против. Парочку подарков, и у вас будет подружка. Босс красивый и умный, любая согласиться. — Она не согласиться, — Майки опустил голову. — Я для нее просто друг. — Тогда надо просто взять ее силой и все, — невпопад сказал Санзу. — Баба на то и баба. Он осекся, потому что Майки вдруг посмотрел на него мертвенными глазами, в которых не было ничего настоящего, а потом расхохотался. — Санзу, ты прав, — сказал он. — Я могу просто взять ее, если она не согласится. И все. В тот же вечер ее привез Какуче — испуганная девчонка в форме, она подрабатывала в каком-то видеопрокате, белое личико, темные взъерошенные волосы ниже плеч, голубые глаза, миловидная, с ямочками не щеках, белая кофточка, фартук, джинсы. Студентка какого-то университета, полная надежд и мечтаний… Майки все это вырвал из ее собственными руками, впрочем. Она сначала силилась объяснить ему — у нее другая жизнь, она учится, собирается переезжать из Токио, она не готова к отношениям, вежливо и мило. Санзу даже послушал с интересом — уж очень забавно было дождаться реакции босса. Майки тоже выслушал ее, а потом просто подошел к ней и сказал, что теперь она будет жить с ним. А когда она возмутилась — вполне закономерно — и попыталась воззвать к его совести, ударил ее с такой силой, что она отлетела метра на два. — Постой у двери, — бросил он Санзу. Девчонка громко закричала — но Майки уже было не остановить. Санзу все видел в щелочку — смотрел просто от скуки, да и таблетки кончились. Майки порвал фартук и кофточку, содрал с нее джинсы. Намотал волосы на руку, заставил пригнуть голову, спустил свои брюки, сунул вялый длинный член ей в лицо — и она заплакала. Отчаянно и испуганно, как плачут дети, а он ударил ее снова и снова. И ей пришлось подчиниться. Санзу видел и то, как Майки лишил ее девственности — все, до самого конца. Как перевернул ее на живот, униженную и избитую, как вколачивался в ее худое тело, как кончил на ее спину, а потом просто сел и закурил. — Ты будешь со мной встречаться, Такемичи, — сказал он. — Тебе придется. Ты моя. И больше она уже не вернулась ни в свой видеопрокат, ни в свой университет, ни в съемную квартиру. Майки все у нее отнял — оставил только комнату на втором этаже и самого себя. А Санзу с того самого дня возненавидел ее. За слабость, за унижение, за отсутствие позиции, а еще за то, что Майки она нравилась. Он завидовал ей. И ненавидел ее. — Если босс ее убьет, — сказал он, не обращая внимания на шутки Рана. — То и похуй. Она баба. Будет новая. Будут новые. Много баб. Как босс хочет… — Ты тупое ничтожество, — Какуче презирал Санзу, не меньше чем тот презирал его. — Она девушка. Она ничего плохого не сделала. Представь на ее месте свою сестру, например. Санзу вспомнил о Сенджу, которая училась в Лондоне благодаря его деньгам, и которую он тоже ненавидел, как и всех, но представить ее на месте Такемичи не смог. Сенджу не такая дура. Да и внешне не такая красивая. И слава богу. — Представил, — соврал он. — Картина так себе. Сенджу не будет так подчиняться. Она ведь моя сестра. — Да ладно вам, — Рану стало скучно, как всегда, когда в диалоге не участвовал он сам. — Босс закончил. Скоро придет. Санзу послушался, отошел и сел на свое место — наверху действительно было тихо. Какуче прислушивался с тревогой — вдруг там наверху нужна его помощь, но потом тоже сел, злясь на себя за свое бессилие. Он не любил насилие, тем более над женщинами, но подчинялся Майки, быть может, потому что выбора не было. — Изана-сан так бы не поступил, — вырвалось у него. — Он уважал женщин… Вот только самого Изаны давно не было, он умер много лет назад. А к мертвым у Санзу интереса не было никогда. — Едем, — буркнул Майки, заглянув в комнату. На нем были его широкие брюки, растянутая рубашка стоимостью несколько миллионов йен на голое тело, вьетнамки. С виду как бездомный, вот только взгляд как у настоящего чудовища. Жестокий, злой, не терпящий отказа — такого Майки Санзу уважал, такому он подчинялся, в такого верил. И уж совсем неважно, что он там делает с женщинами. Плевать на них. — В Канто, — сказал Майки, вытирая с кулака кровь о скатерть. — Надо решить пару дел. И где чертов Риндо? Он уже должен решить проблемы с теми людьми… — Я позвоню ему, — послушно сказал Какуче. — Босс… — он осекся, но его совесть не позволила ему промолчать. — Не нужно вызвать врача? Туда? — он осторожно показал на лестницу, на второй этаж, пригибаясь, словно ожидая удара. — Куда? — удивился Майки. — А… Мичи спит. Я ее усыпил. Я сегодня не буду ночевать тут, хочу поехать в клуб. Завтра навещу. Привези ей утром цветы, она же их любит. — А врача? — Какуче с надеждой смотрел на своего хозяина. — Она кричала… Быть может… Она ведь недавно только выписалась из больницы… — Это моя женщина, Какуче, — оборвал его Майки. — И она примет все, что я даю ей. Даже боль. Именно боль. Оставь, Мичи не так слаба. Она поспит и все пройдет. — Тупая лживая сука… — промелькнуло в голове Санзу. — Дай ему отпор хоть однажды… Он затрахает тебя до смерти. Но вместо этих слов он улыбнулся боссу и подмигнул ему, как было можно только ему — второму человеку в семье. — Сегодня в клубе самые лучшие девочки, босс… Ран нас отвезет в хорошее место. *** Санзу вошел в опустевший дом около четырех утра — только потому что Майки прогнал его из второго дома. Его черный импульс, а Санзу считал, что это была всего лишь его шизофрения, не больше, снова взяла верх, Майки разрушил половину клуба, а потом захотел остаться один. — Мне нужно подумать, — сказал он. — Отвали, Санзу. Иди в другое место. Второй дом был огромный — когда-то тут жил министр финансов, пока его не сменил новый, но для Майки всегда тут было тесно. Санзу его раздражал своей преданностью — а, быть может, ее ему и не хватало, поэтому он и не сближался с ним. Тот же Ран иногда был ближе Майки, с ним всегда проще, проще и спокойнее. — Я могу приютить тебя у себя, — предложил ему Ран. — Я закажу коктейлей и девочек. Или мальчиков? — подмигнул он. — Я пойду спать, — буркнул Санзу. — Пойду в старый дом, все равно завтра тащиться к боссу. — В старом доме скучно. И если босс узнает, что ты туда пошел без Какуче, он будет зол. Там его девчонка. — Он не ревнует ее ко мне, ты же сам говорил. И потом там предостаточно комнат. Посплю и завтра съебусь пораньше. — И колес? — А как же… — Санзу выудил из нагрудного кармашка пакетик, усмехнулся. — Доброй ночи, Ран. Он вошел в темный дом, плотно закрыв за собой дверь. Кое-где горели ночники — теплый свет разливался в первой гостиной, где обычно сидели Мочизуки и Какуче, и в коридоре, ведущем в столовую и на кухню. Этот дом был построен для большой дружной семьи, тут совсем не было места для всяких проходимцев и их девок, но зато тут была вышколенная прислуга, которая незаметно соблюдала в нем порядок, хорошая охрана и отличные пути для отхода. Майки выбрал этот дом, чтобы хранить оружие, встречаться с подчиненными, а еще тут жила его девка. На нее и наткнулся Санзу, когда пошел на кухню найти что-нибудь выпить. Такемичи Ханагаки сидела за кухонным столом и испуганно вздрогнула, едва он вошел туда. — Это ты… — вырвалось у нее. — А он… Он с тобой?.. Плечи ее задрожали от страха — и Санзу стало смешно и грустно — она ведь не знает наверняка тут ли Майки. Она боится его — и не зря — на ее лицо багровеет синяк на щеке, руки-палочки синие от наручников и лент, к которым Майки пристрастился в последнее время. Красивая — тут ничего не скажешь — тоненькая и испуганная. Ну прямо мечта для его босса, черт ее подери. — Он спит, — буркнул Санзу. — А тебе что тут нужно? — Я не могу уснуть, — призналась она. — И не хочу… Там… Понятно… Конечно, кому захочется спать в комнате, где тебя постоянно жестко ебут, если ты не извращенец. Такемичи боится Майки, потому что знает его реакцию, но она знала и то, что Майки сегодня к ней не вернется. Поэтому и пришла вниз посидеть в другой обстановке — выходить-то ей все равно нельзя. И прислуга явно покрывает ее перемещения. Наверное, слышать ее крики невыносимо не только для Какуче. — Я ему расскажу, — буркнул Санзу, — Скажу, что его ненаглядная сидит внизу, когда он уходит. — Зачем? — спросила она. — Он будет бить меня. Или ты этого добиваешься? Он не ожидал такой реакции — такого пронзительного взгляда голубых глаз. Она могла заплакать или рассердиться — но она была спокойна, словно заранее знала его ответ. Темные волосы покоились на плечах, на них висела мягкая шаль — помнится, Коконои купил ее, когда выписывал ее из больницы, такая она была худая, на бедрах виднеются синие следы. — Он бьет тебя, потому что ты баба. Шлюха. Грязная подстилка. И ты сама виновата в том, что с тобой происходит. — Я знаю, я тебе не нравлюсь, Санзу-кун, — тихо сказала она. — Но не оскорбляй меня, пожалуйста. — Можешь рассказать ему, — отмахнулся он. — А я расскажу, что ты пыталась сбежать, и я еле поймал тебя. У тебя опыт был, он поверит. — Хорошо, — кивнула она, с трудом сползая с высокого стула. — Расскажи. Пусть он уже убьет меня окончательно. Может, это к лучшему. Она прошла мимо, обдав его своим ароматом — апельсин и шоколад, это любимые духи Майки, он заставляет ее душиться ими. Осторожно открыла дверь и ушла в темноту, и впервые в жизни Санзу почувствовал что-то вроде укола совести. Девка ведь права, Майки ее убьет… Но ему-то все равно… Он взял из холодильника бутылку джина, банку колы, высыпал таблетки в ладошку и проглотил все, запил водой и ушел спать в первую спальню на первом этаже. Обычно эти комнаты так и стоят нетронутыми, но там есть ванная, есть большая кровать и есть сменная одежда, это точно. Когда он засыпал, видя свои радужные видения, полные боли и ненависти, перед глазами стояли синие глаза избитой девушки, которая хотела умереть. Санзу смотрел на нее, а видел собственную сестру — и заранее ненавидел обеих. *** Он проснулся в шесть утра от приступа рвоты — измученный недосыпом и наркотиками организм дал сбой. Еле сорвавшись с кровати, он буквально приполз в ванную и выблевал все, что выпил и съел за последние сутки. Ему было хреново — и он знал, что заслужил это. Его выворачивало наизнанку, перед глазами плыли круги. Едкий запах собственной желчи разливался по изящной чистенькой ванной, пришлось прямо в одежде забраться под душ и открыть холодную воду. Под душем его снова стошнило — и он смотрел, как темные круги медленно уходят в слив и исчезают там. — Черт подери, черт подери, — думал он. Внизу живота закрутился огненный комок, возбуждение охватило его в паху, как обычно бывало после передозировки, и он проворно сунул руку в штаны, обхватив член, чтобы поскорее передернуть, но пошатнулся и упал. Так он пролежал несколько минут под холодной водой. Тошнота медленно покинула его, а ум так и остался затуманенным и неясным, и он мечтал поскорее уснуть, но о сне теперь мог только мечтать. Он поднялся, стянул с себя мокрую рубашку — она отвратительно мерзко холодила его кожу, штаны, пошатываясь, вышел из ванной — абсолютно нагой, и только тут понял, что на него смотрят. У двери, испуганно схватившись за косяк, стояла Такемичи в дурацкой шали и смотрела на него большими голубыми глазами. — Тебе плохо? — спросила она, и в ее голосе не было ненависти или злости. — Я услышала крик и… Он не сразу понял, как это произошло — Санзу подлетел к ней, схватил ее за руку и потянул на себя с такой силой, что она не успела закричать. Одним движением свалил ее на кровать, порвав ее несчастную шаль на два куска, всем своим телом пригвоздил ее к постели, рукой забрался под сорочку и стал шарить там. — Что ты делаешь? — ужаснулась она. — Опомнись, Санзу-кун! Прекрати! Отпусти меня! Она кричала, но он глушил ее крик — ладонь его легла на ее губы, вторая рука сорвала с нее трусики, раздвинула ноги, нащупав что-то теплое, влажное, а потом он вставил колено между ее ног, взяв набухший член, направил его в нее. — Пожалуйста, — плакала она, вырываясь. — Он убьет нас! Тебя убьет! Санзу, умоляю, Санзу… Она смотрела на него с ужасом и болью, а он вдруг понял — он с самого первого дня, когда увидел, как Майки смотрит на эту девчонку, сам захотел трахнуть ее. И вот этот день настал. Это нормально. Так должно было быть. — Успокойся, — сказал он, и сам поразился своего голосу — будто бы говорил издалека. — Не кричи. Он все равно трахает тебя, какая разница, если это сделаю я. Ты же не любишь его. И я такой же. Но я не буду тебя бить. И я ему не скажу. Она смотрела на него огромными голубыми глазами — словно не зная, что сказать, словно пыталась понять, сошел он с ума сегодня или всегда был таким. Но его слова возымели свое действие. Она опустила руки, которыми пыталась его оттолкнуть, повернула голову набок. — Я тебя трахну, — сказал он. — Но я отплачу тебе. Помогу чем-нибудь. У тебя в Бонтен нет друзей, давай я буду первым. Мичи… Нет. Ханагаки, вот так лучше. Давай. Не сопротивляйся. Он вошел в нее, она вздрогнула — и искра пронзила все его тело, от кончиков пальцев ног до головного мозга, словно тысяча вольт. Узко… Хорошо… Как дома… Вот почему Майки любит ее трахать, часто и подолгу. Она узкая. И такая невинная. Как все шлюхи, да. Он простонал, а она закрыла глаза, подчиняясь ему — и только теперь он понял, она не боится его, она просто привыкла подчиняться. По опыту знает — он ее не отпустит, и лучше привыкнуть, сделать вид, что все нормально, принять, промолчать… Иначе будет больно и страшно. Иначе будет плохо. — Черт бы побрал босса… — подумал он. — Какуче прав — нельзя так. Нельзя. А потом сам методично стал трахать ее, снова и снова, погружаясь до глубины, лаская ее грудь, до которой добрался, губами изучая ее шею, волосы, лицо — без следов, без отметин, иначе Майки их убьет. И лишь, когда оргазм скрутил его, расправляя горячий узел в животе, оставляя следы, разрушая его сознание — он вдруг увидел, что она плачет, тихо плачет, принимая его и его правила — и эта картина что-то надломила в нем, что-то сломала. — Мичи, — сказал он необыкновенно мягко. — Не плачь. И уснул прямо на ней, оставляя следы своего семени везде, где мог дотянуться. А она тихонько лежала под ним, слушая биение его сердца и не понимая, как ей дальше жить.