Клубная деятельность.

— Так… Отлично… Продолжай в том же духе. — Эдди, несмотря на свои слова, продолжает придерживать кисти Дастина, едва заметно направляя, всë ещë беспокоясь за столь тонкую работу в неловких мальчишечьих руках.       Хендерсон чувствует чужое дыхание и может различить биение сердца Мансона, нависшего над ним и взявшего под контроль каждое его действие. Они соприкасаются во многих местах и такая близость не может не заставить нервничать, во всяком случае, Дастин списывает участившиеся пульс и повышенную чувствительность к чужим прикосновениям именно на беспокойство что-то испортить. Хендерсон честно старается сосредоточится на чëртовом куске ткани под быстро проходящей по еë краю иглой, но взгляд постоянно уползает на изящные длинные пальцы, лишëнные привычных массивных перстней и колец, безбожно оголëнные, настолько открытые, доступные и… Горячие? Почему его руки такие чертовски горячие? — Следи за строчкой. — низкий голос разносится совсем рядом, заставляя волну мурашек пройтись дружным роем по всей спине. — Задерживать дыхание нет необходимости. — Мансон всë же почувствовал внеплановую остановку Дастином жизненно необходимого процесса.       Хендерсон переводит взгляд на Эдди, чтобы подтвердить свою догадку по поводу появившейся тëплой улыбки на чужих губах. Гул швейной машинки затихает. Дастин откровенно пялится на самую спорную в отношении дружеского наблюдения часть лица Мансона. — Хендерсон. — Эдди склоняется ещë ближе, зажигая уши вновь оцепеневшего мальчишки пунцовым оттенком. — Педаль.       Дастин гуще краснеет, вспомнив про их совместную задачу, стыдясь своих излишних и совсем не приятельских помыслов. Поспешно вернувшись к белому хлопку, Хендерсон слабо давит на чëрную педаль, находящуюся под правой ногой, и игла медленно продолжает свою работу, постепенно ускоряя темп, но не переходя грань. Спустя слишком короткий, ну или же только Дастину он показался коротким, промежуток времени основа была уже готова. Эдди убирает свои ладони с рук младшего, рефлекторно протянувшихся вслед за уходящим теплом. Становится неприятно холодно. — Рукава я сам сошью, это будет слишком сложным для тебя. — Мансон вежливо сгоняет младшего со стула и сам занимает рабочее место.       Дастин садится на край соседнего стола, чтобы спокойно наблюдать за ловкими руками Эдди, меняющего катушку отлаженными движениями, в процессе щëлкая этой адской машиной и выворачивая ткань для удобства. Только после многочисленных, но быстрых и умелых махинаций, Мансон приступает к работе. В кабинете темно, единственные источник света — настольная лампа на парте, за которой сидит Эдди, лампочка встроенная в швейную машинку освещает только иглу с маленьким участком ткани под ней. Одно из окон открыто и впускает прохладный ночной воздух вместе со стрекотанием сверчков, притаившийся в полутьме густой пришкольной травы. Вообще-то, они нарушают технику безопасности, находясь здесь посреди ночи и пользуясь опасным, способным травмировать оборудованием. Но Эдди с неряшливо собранными в пучок волосами, полностью сосредоточенный на своëм деле, в желтоватом тëплом освещении выглядит сказочно красивым и невообразимо очаровательным, так что Хендерсон считает допустимым пренебречь школьными правилами. — Знаешь, шитьë — явно не твоë. — говорит Мансон, не отрываясь от шумной машинки. — Ты совсем не управляешься со своими руками, ты в курсе?       Дастин нелепо улыбается. Эдди знал, что он, как и остальные ребята из клуба, не умеет шить, но всë равно позвал его сегодня на столь своеобразное мероприятие. Может, ему просто хотелось провести время вместе? Морис явно попытался изъявить желание поучаствовать, но красноречивый, яростный взгляд лидера его быстро переубедил. Дастин заметил это, но прикинувшись слепым и проигнорировав любопытство других членов «Адского пламени», не привыкших к подобному поведению Мансона, согласился на предложение. — Не думаю, что швейные машинки предназначены для левшей. — бормочет Хендерсон, любуясь эстетичным профилем.       Шум механизма стихает, и пара удивлëнных тëмных глаз устремляется на Дастина. — Ты левша? — Эдди хмурится, пытаясь вспомнить, видел ли он, как младший писал. — Почему сразу не сказал? — Побоялся, что ты потратишь много времени, чтобы придумать новый предлог. — Хендерсон почти шепчет, словно опасаясь спугнуть теменоту, скрывающую жгучий румянец на его щеках. — Какой предлог? — Мансон окончательно теряет интерес к недошитому джемперу. — Побыть наедине? — Дастин произносит это, будто стараясь угадать, хотя уверен в своей правоте на девяносто девять процентов. — И зачем же мне оставаться с тобой наедине? — Эдди поджимает губы. — Ты мне скажи. — Хендерсон уводит взгляд к открытому окну, всë ещë беспокоясь о вероятности ошибочного вывода.       Скрипит стул. Шорох резиновой подошвы о линолеум, сообщающий о чужом приближении. Дастин чувствует грубоватые подушечки пальцев на своей щеке, незначительным давлением просящих повернуть голову к своему владельцу. Хендерсон послушно выполняет немую просьбу, вновь встречаясь с чëрнотой глаз напротив. Эдди опускает ладони на прохладную гладкую поверхность парты по обе стороны от мальчишки. Мансон наклоняется, и теперь они соприкасаются лбами. — Твои предположения? — выдыхает Эдди.       Дастин мягко касается плеч старшего, после скользит за чужую шею, обвивая еë и притягивая Мансона ближе, сталкиваясь с ним носами. — Угадал. — Эдди чуть наклоняет голову вбок, позволяя их губам, наконец-таки, соприкоснуться.       Это первый поцелуй Мансона с парнем и с человеком, который ему действительно нравится. Эдди старается прочувствовать каждое мгновение и уловить каждую, даже самую незначительную деталь: жар и податливость чужого рта, вязкая слюна, горячий маленький язык, немного неумело бросающийся в схватку с его собственным, горьковатый вкус выпитого совсем недавно кофе, пальцы младшего, стягивающие тугую резинку с его вьющихся волос и тепло прижимающегося к нему тела. Отстранившись, Мансон тяжело дышит, улавливая едва слышный запах яблок, утыкается в кудрявую макушку, чтобы вдохнуть побольше этого притягательного аромата. Одну руку обвив вокруг талии, а другой зарывшись во взъерошенные пушистые волосы, Эдди молча наслаждается ощущением нежной непорочной близости, а Дастин вслушивается в взволнованный ритм их колотившихся в унисон сердец. — Будешь моим парнем? — Мансон покачивается, щекой прижимаясь к пушистым щекочущим кудряшкам, крепко обнимая чуткого и кажущимся совсем хрупким мальчишку, греющегося о его распалëнное тело и отчаянно цепляющегося за него, словно боясь, что он вот-вот рассыпется и оставит его здесь в полном одиночестве. — Ты ещë спрашиваешь? — Дастин, почти невесомо проводит ладонью по спине Эдди, вырисовывая только ему одному известные узоры. — Пойдëм домой, я жутко устал и хочу спать. — Конечно. — Мансон нелепо улыбается, чувствуя себя как никогда прекрасно. — К тебе или ко мне? — Мой дом ближе и кровать у меня побольше. — Хендерсон выпутывается из объятий, но сразу же сжимает чужую ладонь, немного неловко сплетая их пальцы, всë ещë страшась надолго терять физический контакт с Эдди.       Мансон утягивает за собой Дастина, заставляя того слезть с парты и пойти с ним к брошенному рабочему месту, дабы отключить «машинку из Преисподнии» и скинуть незаконченные джемперы в картонную коробку на полу. Собрав свои кольца со стола и спрятав их в карман, Эдди гасит свет, оставляя их кромешной тьме, ощущая, как Дастин жмëтся к нему, словно испугавшись невидимых демонов ночи.       Весь путь до дома, парни не стесняясь держатся за руки, рассекая пустынные улицы Хоукинса, обсуждая что-то своë, звонко смеясь и всей душой надеясь, что это не скоротечный туманный сон, неизбежно подходящий к своему концу.