Твои руки, твое тепло, твои объятия

Голубое покрывало океана простирались передо мной бесконечностью до самого горизонта. Суша и море теперь были единственными просторами доступными человечеству после запуска «Ермунганда». Как и говорил мне Каспер, мир оружия не исчез. Наивно было бы с моей стороны рассчитывать на обратное, но… Чем труднее его перевозить, тем медленнее эта зараза распространяется по свету. 7 лет слишком маленький срок чтобы изменить мир, строящийся тысячелетия. Работы не убавилось, но теперь было больше времени между исполнением заказов, путь морем не быстрый, наземным транспортом тем более. Появилось много времени на раздумья, переосмысление своей жизни. Мне уже за 30, я торговка оружием, меня шлейфом преследует ненависть людей пострадавших от моего товара, их злоба, их страх. Холод стали въелся в меня еще в юности. Пробирал до костей темными вечерами ожиданий и беспокойного сна. Не было ни одного человека, которого я могла бы полюбить, встать рядом и идти вместе. Слово «семья» отдавало неприятным привкусом пороха. Ничего. Пусто. Холодно. Людская глупость, алчность, жадность – напоминание, что я тоже отношусь к этому виду, удручало меня. Тогда я и не думала, что буду думать об этом в прошедшем времени. Фильмы про любовь, про того самого человека, что после встречи меняет тебя – всегда вызывали ироничную улыбку на моем лице. Для меня они были ужасно наивными и непонятными, но кто бы мог подумать, что и на мою долю придется такой человек. Когда Каспер рассказал о забавном мальчике солдате, сумевшем вырезать целую военную базу, с ненавистью к военным и оружию, я заинтересовалась. Меня всегда окружали люди, жившие этой сталью и порохом, сделавшие ее своей частью. Я много раз видела фанатичный блеск и радость в чужих глазах в момент соприкосновения кожи с прикладом пистолета или стволом автомата. Поэтому так необычно было видеть холод, безразличие и неприязнь в глазах этого маленького солдата, когда я дала ему оружие в нашу первую встречу. Лишь профессиональная проверка целостности и функционала. Дети войны редко сохраняли человечность. Оружие было в их руках раньше игрушек, а звериные законы «убей или умри» понимались раньше слов доброты. Но Джонатан был другим. Я каждый раз поражалась как он смог, прожив такую сложную жизнь, сохранить в себе человека. Ни одной лишней пули, ни одной вспышки жестокости. Он отнимал жизнь, словно освобождал человека от земной агонии. А еще… Он был таким теплым. Когда после первого нашего совместного выхода я обняла его сзади, я чуть не застонала от того насколько он был обжигающе теплым. Наверно многих удивляло, что я постоянно липну к нему, постоянно обнимаю, я читала это непонимание в глазах Валмет, Лема и других членов команды. Даже Маями частенько подтрунивала надомной из-за этого тактильного голода. А мне просто хотелось согреться и только рядом с этим удивительным ребенком я могла почувствовать это. Он доходил мне до верха груди, но я чувствовала себя в большей безопасности чем с огромным Валли. Именно он показал мне, что в мире еще есть что-то хорошее. Мальчик, который большую часть жизни пробыл в горах под градом пуль, глотая пыль и кровь, смог разглядеть что-то прекрасное. И я смогла это увидеть. Вот только он указывал мне на мир, а я видела лишь его. Он стал единственным кого я полюбила всем своим обледеневшим сердцем. Я прижималась к нему при любом удобном случае, насыщаясь, согреваясь. Зарывалась носом в его волосы, прижимала к своей груди, обхватывая за шею и плечи. Кроха, плывущий со мной по реке крови. Теперь я так уже не могу делать. Теперь его сильные руки обхватывают меня сзади и прижимают к своего горячему телу. Джонатан вырос и давно уже смотрит на меня сверху вниз своими алыми глазами. Я могу дотянуться до его губ только на носочках. Он любит брать меня на руки и сажать на колени, окутывая меня собой, заявляя права на меня как на женщину. Каждый раз низ моего живота наполняется жаром от ощущения принадлежности ему. Забавно, что никто и слова на это не сказал, даже Валмет.