ПОЗОРНАЯ ДЕСЯТКА

В самом центре города в обрамлении пяти старейших исторических улиц притаился сквер. Не большой и не маленький, без всемирно известных фонтанов и статуй, с не большим и не маленьким прудом почти в самом центре. Вокруг него раскинулся хорошо продуманный несложный лабиринт кустов и деревьев и высоких — высотой до плеча взрослого мужчины — трав и колосьев. Так что буквально в полусотне шагов от окруживших сквер офисных зданий можно было забыть о городской суете и хоть недолго побыть наедине с собой. А Стиву очень нужно было побыть наедине с собой. Он сидел на широкой, удобно прогнувшейся под изгиб позвоночника скамье и смотрел на то, как бликует солнце на воде. Вокруг, в траве, захлебываясь стрекотали цикады, как будто близкая уже осень вовсе и не думала начинаться. Было жарко и так душно, как бывает обычно перед сильной грозой. Только дождём в прогнозах даже не пахло. С утра Стив успел побывать уже в двух местах. Сначала — в нотариальной конторе, где для него составили официальный отказ от наследства. Это заняло больше времени, чем Стив ожидал, потому что оказалось, что установленной формы для подобных документов не существует, но куклы-юристы в большей степени, чем какие-либо другие, умели не задавать вопросов, сталкиваясь даже с самыми неожиданными изъявлениями воли настоящих людей. Документ подготовили в пяти экземплярах: для Стива, для Графини, для Пирса, для Старка, как упомянутого в отказе свидетеля добровольности и обдуманности принятого Стивом решения, и, собственно, для архива. Стив подписал все пять и только было с облегчением вздохнул, как молчаливо изучавший всё это время различные документы его семьи СТАРШИЙ АРХИВАРИУС 510500 МАРОК вдруг очень тихо попросил его задержаться. Это была очень старая кукла. Наверное, архивариус был старше всех кукол, виденных Стивом на Земле. Он даже ходить самостоятельно не мог и передвигался в инвалидном кресле, не позволившем ему, подобно остальным куклам, броситься Стиву в ноги. Он лишь кряхтя наклонился вперёд и как мог низко опустил правую руку, чтобы коснуться брючины Стива, не в силах достать до его обуви. — Мой благородный господин, — сказал старый архивариус. — Ваша воля — непреложный закон, и не мне судить о причинах вашего решения. Но всё же должен довести до вашего сведения, что существует также неотторгаемая доля наследства, отказаться от которой вы не можете. Стив нахмурился, потому что острое желание порвать последние связи, соединяющие его с семьёй, было не минутным капризом, а продуманным и однозначным заявлением в адрес Графини и Пирса. Фактически, его отречением от них. Но прежде чем он успел что-либо возразить вслух, СТАРШИЙ АРХИВАРИУС 510500 МАРОК совсем тихо сказал: — Это документы господина настоящего человека Джозефа Роджерса, хранящиеся в банковской ячейке на ваше имя до момента вступления вами в наследство. Но, поскольку вы подписали отказ от него, вы можете забрать их сейчас. Стив непроизвольно усмехнулся и искренне поблагодарил архивариуса, хотя и не вполне понимал ещё, что такого существенного он может найти в бумагах покойного отца. И всё же Джозеф Роджерс не имел никакого отношения к конфликту Стива со своими ныне живущими родственниками. Так что не имело значения, было ли что-то важное в его наследстве, Стив решил забрать его бумаги хотя бы в память о нём. В расположенном совсем неподалеку старинном здании, служившем офисом банка, строго и дорого одетые и однотипно накрашенные и причёсанные клерки падали перед ним ниц на богатые ковры с толстым ворсом, предлагали элитный алкоголь, закуски и сладости и даже развлечения более интимного толка, пока Стив ждал, что его личность и переданные архивариусом документы проверят и подтвердят. В итоге, когда спустя почти час ему наконец принесли один-единственный плотный невозгораемый, тепло- и водонепроницаемый конверт, судя по его толщине, содержавший не больше пары листов бумаги, Стив был даже немного разочарован. Впрочем, вскрывая защитную упаковку в сквере возле банка, пока в специальном углублении у подлокотника остывал купленный в том же сквере в стилизованном под романтическую беседку уличном кафе отвратительно сладкий кофе, Стив и сам не ожидал того, что обнаружит внутри конверта. Там лежал ещё один — простой бумажный — конверт. С надписью от руки «Моему сыну. Лично в руки». Никогда в своей жизни Стив не представлял, что получит адресованное ему послание из прошлого. Письмо от мертвеца. Письмо от своего биологического родителя мужского пола; человека, жизнь и карьеру которого он изучал и делал о нём эссе в первый год своего обучения в Гимнасиуме. От того, кого он никогда не знал в своей жизни, но с детства привык уважать его и как-то почти неосознанно им гордиться. Ведь его отец не просто прожигал жизнь, наслаждаясь своими богатствами и пользуясь положением настоящего человека, он вкладывался в науку. Не будучи сам учёным, как Старк, он спонсировал различные передовые исследования. В сущности, это было всем, что Стиву удалось узнать о нём из информационной сети. А спросить про отца у Графини ему и в голову не пришло, в конце концов, она всегда общалась с ним по видеосвязи по чётко регламентированному ей самой протоколу, в котором не предусматривалось возможности для вопросов с его стороны. Задумавшись, Стив непроизвольно потянулся к кофе, но тут же вспомнил его отвратительный вкус и убрал руку. А потом решительно вскрыл конверт. Письмо оказалось не таким уж большим. «Если ты сейчас читаешь эти строки, значит, я не ошибся и меня уже нет в живых...» говорилось в его первой строке, и внезапно, несмотря на жару, Стив почувствовал, как у него по спине пробежал холодок. Тем более что в тот же миг ему почудилось, что кто-то наблюдает за ним, сам при этом оставаясь невидимым. Стив взял стакан, передвинулся так, чтобы у него за спиной оказался толстенный ствол огромного бука, и наклонился над кофе, при этом внимательно оглядывая окрестности. Он никого не обнаружил. Но сквер и был так задуман, чтобы при желании посетители могли с лёгкостью укрыться в нём друг от друга. Стив не был параноиком. Он выждал достаточно времени, чтобы дать непрошеным наблюдателям выдать себя, но так никого и не заметил. И, отставив приторный кофе, снова вернулся к письму. «Не удивляйся, почему я пишу об этом тебе. Если я умер, можешь считать, что моя смерть и твоё рождение связаны самым непосредственным образом. Даже более того, можешь быть уверен: меня убили. Я постараюсь быть краток, так что вот тебе голые факты: 1. Как ты, наверняка, знаешь, моя супруга Вэл в течение многих лет так и не смогла зачать ребёнка. Её обследовали и лечили, но ничего так и не помогло. А поскольку отсутствие у нас детей ставит под вопрос наш статус настоящих людей, я вложился в секретные исследования в этой области. 2. В этих исследованиях мы использовали в качестве расходных материалов и подопытных образцов очень редкие образцы кукол женского пола. Мы вычисляли их по особым реакциям биохимического состава крови. Часть планировалось применять, как суррогатных матерей для вынашивания человеческих младенцев, из спинного мозга и плазмы крови других пытались сделать препарат, способный стимулировать репродуктивные функции бездетной женщины. Не спрашивай меня, как мы с Алексом пришли к этой мысли. Использовать и изучать заведомо бесплодных, чтобы помочь настоящей женщине наконец забеременеть и родить. Можешь считать, что отчасти мной двигало чувство, в чём-то родственное отчаянью. 3. Среди кукол, с которыми работали в моей секретной лаборатории, оказалась одна ничем не выдающаяся худенькая простушка. Мне сложно объяснить тебе, почему я обратил на неё внимание. Возможно, меня впечатлила её выдержка, стойкость, мужество. То, что, будучи не в силах как-либо защитить себя, она всё равно не сгибалась. Какое-то внутреннее достоинство. 4. Это было эгоистично, но я выделил её из числа других. 5. Она беременна от меня. 6. Алекс знает об этом. 7. И он сказал Вэл. 8. Она в ярости и требует пересадить ей ребёнка. 9. Я не планирую соглашаться. Завершая это письмо, скажу: я уверен, что теперь меня убьют. Алекс всегда завидовал мне, а объединившись с Вэл, способен на всё что угодно. Но ребёнок слишком нужен Вэл, поэтому ты выживешь, сын. И я хочу, чтобы ты знал. Всё, чему нас учили с детства; всё, на чём держится наше общество и мораль — это ложь. Кукла может зачать ребёнка. Они не отличаются от нас ничем, кроме вполне обратимого дефекта состава крови. Устранение его запускает работу яичников у женщин. Что с мужчинами, я не интересовался. Не будь идиотом! Используй это знание. И знай: тебя родила кукла, которой я дал имя Сара». Письмо не было подписано, но это не имело значения. Стив ни на мгновение не усомнился в его подлинности. Мертвецы не лгут. Сара. Стив до рези в глазах уставился на мерцающие на воде яркие блики. Он плохо помнил её лицо. Но помнил нахмуренные светлые брови и прямой взгляд очень светлых глаз. Помнил её сильные, худые руки и то, как они умудрялись разом быть и очень твёрдыми, и удивительно нежными. Помнил интонации ее голоса. Помнил её запах. Помнил, как она не спала по двое суток, выхаживая его после приступов. Как читала ему книги. Его настоящая мать. Она ведь знала об этом. Графиня всё-таки позволила любовнице мужа родить его ребёнка, чтобы выдать за своего? Пирс действительно убил его отца, чтобы жениться на вдове и сохранить постыдную тайну настоящих людей. Тайну настоящих людей. Стива физически затрясло. Всё было ложью. Не существует никаких настоящих людей. Всё это ложь! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ!!! Первым порывом было скомкать письмо и сунуть его прямо в уличный аннигилятор мусора. Но нет. Стив поджал губы, сфотографировал текст и отправил снимок Тони. Потом сложил оригинал и поскольку одет он был совсем легко, убрал его просто в карман брюк. Когда он поднялся со скамейки, в висок снова кольнуло ощущением того, что за ним пристально наблюдают, и Стив поспешил выбраться на улицу, на открытое место. Теперь ему казалось, что на самом деле следить за ними начали ещё в банке. Остановив такси, Стив указал адрес Башни. Письмо в кармане жглось, словно угли. Тони не отвечал. Сара была его матерью. Баки был таким же человеком, как и он сам.