Асфиксия

      Секс с Шигараки — занятие каждый раз разное и ужасно зависящее от непостоянной переменной в виде настроения местного лидера. Чаще всего тот выступает в роли зрителя — и как же ужасно триггерит и выводит самооценку Ястреба, когда Томура даже не дрочит, а просто холодно наблюдает со своего кресла за тем, что разворачивается перед ним. И в противовес этому как же охренительно драйвово, когда периферийным зрением Кейго замечает, как Томура растекается по креслу, расстегивает джинсы и не отводит взгляда: в такие моменты Ястреб становится еще более жадным, громким и ужасно подвижным, словно до этого было недостаточно; не прося, а требуя: смотри на меня, смотри и не отводи взгляд. И Шигараки не отводит, впивается алыми зрачками с такой яростью, словно хочет расчленить, а не трахнуть – и от этого только острее чувствуется каждое движение, сильнее сбивается дыхание, громче звучат собственные стоны. Даби лишь ругается сквозь зубы, потому что в такие моменты его заезживают еще больше обычного, — и отыгрывается на Ястребе он потом долго и тщательно, вымещая собственное недовольство тем, насколько Кейго нравится подобный вуайеризм. Впрочем, Ястреб никогда об этом не жалеет.       Редко Шигараки подходит к ним ближе — Ястреба аж простреливает сладким возбуждением напополам с простым человеческим страхом, когда руки Томуры касаются его: стоит только сорваться пятому пальцу и охуительный секс превратится в кровавое месиво с Кейго в главной роли. И почему-то даже в такие моменты у Ястреба продолжает крепко стоять несмотря на то, что зачастую он зажмуривается на неловкой и неумелой ласке, когда шершавая ладонь Томуры проходится по его щеке, ерошит волосы, касается подушечками пальцев губ, скользя по ним... и крепко сжимает горло аккурат на середине вдоха, заставляя захлебнуться, резко распахивая глаза и пытаясь жадно схватить ртом воздух (спойлер: бесполезно). Одно Ястреб выучил четко: хватать руку Томуры нельзя, нельзя под страхом смерти — не потому, что тот с ожесточенностью рявкнет или сожмëт сильнее, а потому что о т п у с т и т. И с вящим раздражением уйдет, оставив Ястреба задыхаться уже не от хватки на горле, а от возмущения и разочарования. Ровно до того момента как не менее раздраженный и приревновавший Даби не заставит забыть не то, что о Шигараки, а о собственном имени, но сам факт возмущения все равно остаётся. Поэтому Ястреб хрипит, плавится, вцепляется в смятые простыни, пока Даби ритмично вколачивается в него, заставляя рассыпаться на тысячи кусков, затем собираться снова и снова, и смотрит глазами, наполненными слезами от асфиксии, на Томуру, который не делает больше абсолютно ни-че-го, только душит до той грани, где пожар в горле и темнота в сознании не становятся слишком нестерпимыми, и Ястреб не кончает, окончательно разбиваясь — и заходясь в приступе лихорадочного кашля. Он приходит в себя слишком долго в такие моменты, — особенно учитывая, что Даби чаще всего останавливаться не собирается, окончательно выбивая все остатки осознанности из Ястреба, — поэтому не знает, как быстро уходит Томура после его оргазма, но сам момент переживает с, кажется, утроенной силой — трясет его после испытанного еще несколько десятков минут.       Ещё реже он присоединяется полноценно. Несмотря на то, что эти странные взаимодействия на троих длятся уже достаточно долго, Ястреб до определенного момента пребывал в полной уверенности, что Шигараки не заинтересован. Впрочем Даби после ужасающих (нет) пыток от Кейго сдался и признался, что нет, даже до появления в их взаимоотношениях третьего, Шигараки не был особенно склонен к физическим проявлениям… чего бы то ни было, начиная касаниями и заканчивая сексом. Особенность ли это была причуды или заскоки самого лидера — было непонятно, но любые попытки поговорить словами через рот на эту тему обрывались самим Томурой, и Ястреб в какой-то момент перестал пытаться, пустив ситуацию на самотёк. И, как оказалось, не зря.       …потому что сочетание адреналина, крови и грязи, как выяснилось, могут заставить даже Шигараки перешагнуть через собственное неприятие физических контактов. Правда, понять это получается далеко не сразу: когда в самом конце зачистки старой базы Заветов, которую Лига собралась использовать под свои нужды, Шигараки расщепляет чей-то череп, пинком провожая труп до ближайшей стены, а потом резко разворачивается и этой самой грязной рукой хватает Ястреба за шею, крепко сжимая – у Кейго душа уходит в пятки. Потому что за эти месяцы ушедшего куда-то не в ту степь шпионства он как-то незаметно привык к тому, что Шигараки и Даби не несут в себе непосредственной угрозы для него, находясь рядом скорее в лице незримой поддержки, и сейчас даже собственные летающие повсюду перья на прямую угрозу дëрнулись не сразу, давая секунды смертельной форы, за которую распад может быть запущен. Ястреб не понимает, где он успел так катастрофически проебаться, спалиться настолько, что Томура догадался, и недостаток кислорода, особенно остро ощущающийся на волне адреналина, хлещет по всему организму с размаху. Золотистые глаза распахиваются в остром изумлении, когда остаток воздуха перекрывают окончательно чужие губы. Присвист Даби слышится фоном, потому что дышать Ястреб все ещë не может, ответить толком на поцелуй тоже, а руки, поднявшиеся было оттолкнуть и отпихнуть, повисают безвольно. Потому что Шигараки целует его сам, впервые за все это время, и этот поцелуй такой же грубый, восхитительный и омерзительный, как и сам Томура. В голове отчаянное головокружение, в паху отчëтливо тянет возбуждением, как естественная реакция на асфиксию, а на языке привкус крови – и Ястреб чувствует, что ещë секунда размышлений о том, что эта кровь не принадлежит ни одному из них, и его вывернет прямо тут. Пальцы на горле разжимаются, Кейго не удерживается от падения на колени и лишь закашливается, упираясь ладонью в бетонный пол и вскидывая голову. А Шигараки тем временем настойчиво дëргает на себя подошедшего Даби, который бросает насмешливое «Дозрел?» и бьёт с размаху губами по его губам, – иначе это насилие нельзя назвать, — получает в ответ: и Ястреб, кажется, может прямо сейчас кончить, тупо стоя на коленях, сжимая член через брюки и наблюдая за тем, как яростно и совершенно не скрывая своей ненависти к миру в целом и друг другу в частности, целуются эти двое. Только вот смотреть ему не дают возможности, дергают на себя, прижимая на два раскаленных тела к стене: и все происходящее далее сливается в одну большую ленту с перепутанными кадрами. Как бы Ястреб не хотел запомнить всё отчëтливо и в деталях, но разум отказывается работать достаточно четко в условиях постоянной нехватки кислорода, — рука Шигараки с оттопыренным мизинцем находится на его шее почти все время, заставляя балансировать между полным отключением и острым возбуждением. С него безапелляционно сдирают одежду, грубо ласкают спереди, дроча так крепко и резко, что с губ срывается сдавленный вой на остатках воздуха, — Ястреб прикидывал до этого, каков Томура в постели, но даже собственные предположения были чертовски бедными по сравнению с реальностью. Его кидает из невероятного возбуждения в дикое отвращение: они все ещë в чужой крови, трахаются у стенки в каком-то чертовом полузаводском помещении, и будь возможность – ох, Кейго высказал бы обоим и… когда рот Даби накрывает его член в охуительном минете, остатки мыслей вылетают окончательно. Он, кажется, отключается в какой-то момент, потому что в себя он приходит только когда буквально виснет на Даби, запрокидывает голову и абсолютно расфокусировано смотрит в голубые глаза. В заднице мокро и Ястреб даже как-то невольно пропустил момент, когда его растягивали, — и в следующую секунду внутрь толкается член. Ястреб задыхается от ощущений, но почему-то поворачиваться назад кажется чем-то неправильным: настолько неправильным, что Кейго как-то ужасно интимно прячет лицо где-то в шее Даби, тихо матерясь, потому что Шигараки входит резкими, сильными толчками, растягивая собственным членом до боли и тихих стонов. И привыкнуть Ястребу не дают: Томура берет сразу быстрый, резкий темп, выбивая скулëж – который превращается в тихий вой, когда влажная от смазки ладонь Даби крепко обхватывает его член и начинает дрочить. Так, как Кейго нравится: ритмично и чуть прокручивая ладонь, когда головка упирается в её центр. Они оба трахаются не просто жёстко, а жестоко – но Ястребу не приходит в голову сравнивать, потому что сейчас главное — удержаться на подгибающихся ногах, зажатым меж двух огней. Шигараки словно назло чуть давит на поясницу, заставляя прогнуться, — только вот возмущенный возглас сбивается на дрожащее «Д-да, бляааать…», потому что в этот момент Томура начинает не просто брать его, а откровенно и грубо долбить, входя точно так, как было нужно, чтобы колени непроизвольно начали сводиться, а глаза закатываться под плотно зажмуренными веками. Рука Шигараки снова на шее, придушивая в очередной раз, контролируя полностью, — и Ястреб понимает, что это значит, с готовностью запрокидывая голову и подаваясь навстречу толчкам с каким-то особенным остервенением: и кончает как-то почти случайно, услышав короткое и требовательное: «Давай», которое Томура едва ли не сплевывает, сжимая пальцы крепче. И Кейго кричит что-то несвязное хрипло и на остатках кислорода, сжимается до боли крепко вокруг члена – и кончает прямо в руку Даби, цепляясь за него почти жалобно, пребывая в полном, чëрт подери, ошеломлении. Дальше всё как в тумане – Ястреб почти в отключке, его все ещë трясет после оргазма, но в него снова входят, снова придушивают, снова целуют: он чувствует щекой грубую материю мантии Шигараки, чувствует на своем рту обветренные губы, в очередной раз сбивчиво вскрикивает от слишком быстрого темпа. Они пользуются им поочередно, Кейго просто не понимает, что происходит, — он просто гнётся в чужих руках сильнее, кричит громче и кончает снова: пачкая на этот раз ладонь Томуры. Его кренит вперед, ноги не выдерживают – он падает без сил прямо на Шигараки, закрывая глаза и отключаясь окончательно. ***       Просыпаться и чувствовать запах Томуры – очень странно и каплю страшно; глаза Ястреб распахивает резко и тут же пытается сесть. Впрочем, тут же жалеет о собственном решении – поясницу и задницу простреливает такой болью, что остаëтся только охнуть и осторожно лечь обратно на заднее сиденье Лиговской машины, куда его, судя по всему, притащили эти двое. Пресловутые двое сидят на переднем – Даби ведëт, потому что Шигараки можно сажать за руль только в том случае, если терять уже нечего, — и коротко переговариваются, попутно раскуривая одну сигарету на двоих: впрочем, мгновенно умолкают, как только замечают шевеление сзади.       — Живой? – Даби косится в зеркало заднего вида.       — Угу, — Ястреб выдает сипло и только собирается попросить воды, как с переднего сиденья высовывается рука с отставленным мизинцем и пластиковой бутылкой. Из рук Шигараки Кейго принимает питьë осторожно, крышку скручивает с третьего раза: руки все ещë дрожат, и осушает вполовину за несколько глотков. Молчание в салоне почти настороженное, но нарушать его Ястреб пока не стремится, только цедит водичку и кутается в… ого. Мантия Шигараки прикрывает его теплым и немного грубым одеялом, — вот и понятен пробившийся сквозь сон источник острого запаха дешëвых сигарет, алкоголя и засохшей крови, который давно был охарактеризован Ястребом как Томуровский.       Кейго закутывается плотнее, прячет нос куда-то в ткань и затихает, невольно чувствуя какое-то странное ощущение победы. Глаза снова прикрыты (Ястреб пока не знает, что его подводка размазалась), дыхание нормализуется, — и он как-то незаметно даже для себя засыпает, отключаясь за мерным наблюдением того, как одна и та же сигарета кочует из полуобоженной ладони в руку с обгрызенными почти под корень ногтями.       А на следующую ночь Шигараки впервые приходит ночевать к ним в комнату.       Но это уже совсем другая история.