Голос

Вил нервно ходил кругами по комнате в общежитии, вертя в пальцах зеркало и, сам того не замечая, одергивая полы длинного одеяния. В последнее время в его голове поселилась навязчивая мысль, не дающая ему покоя. Её звали Эми. Новая ученица, появившаяся будто из неоткуда и поступившая на факультет Помфиор. В ней будто бы и не было ничего примечательного: сероватого цвета волосы, зелёные глаза, заурядная внешность. Среди учеников факультета, славившегося своей любовью к красоте, она казалась тенью, которую никто и никогда не замечает. И Вил тоже старался её не замечать. Однако, по какой-то причине, у него этого сделать не получалось. Было в ней что-то… Не особенное, но, скорее, цепляющее взгляд. Искорка жизни, озорной огонёк загадки, сияющий в самой глубине зелёных глаз. Её движения, улыбка, такой редкий, но от того лишь ещё более ценный, смех, похожий на звон хрустальных колокольчиков, которые колышет ветер… Всё это было таким… Настоящим. Не наигранным. Не скованным цепями приличия и до идеала отточенных манер. К ней хотелось прикоснуться, ощутить эту, словно исходящую от неё, свободу. Однако он так ни разу и не заговорил с ней. А сама она ни разу не дала для этого повода. Всякий раз, когда намечалось какое-либо мероприятие, репетиция, да что угодно, связанное с пением и танцами — с тем, с чем ученики Помфиора всегда справлялись с оглушительным успехом, — она тихо отказывалась, ссылаясь на недостаток навыков, а её взгляд тускнел, становясь печальным и тоскливым. И Шоэнхайту это не нравилось. Что-то здесь было не так, была в этом какая-то тайна, подобная множеству тех, которые скрывают обычно за множеством масок и наигранных улыбок. Не выдержав, наконец, напора собственных мыслей, он резко развернулся, скрипнув по глянцевому полу каблуками, и уверенным жестом распахнул дверь, направляясь в сторону комнаты девушки. Однако, подойдя ближе, ему пришлось поумерить свой пыл. В шагах десяти от двери он остановился. Из комнаты, дверь в которую была неплотно заперта, доносился тихий, но достаточно слышный звук пения, преумножаемый к тому же эхом, гулявшим по коридору. Звонкий, чистый голос старательно выводил грустную мелодию, которую Вилу никогда раньше не доводилось слышать. Староста замер в нерешительности, боясь даже случайно вздохнуть, чтобы ненароком не спугнуть это мимолётное наваждение. Спустя несколько минут голос затих, мелодия закончилась. Наступившая тишина казалась мёртвой и невозможно пустой. Шоэнхайт тихо и осторожно постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл. Эми, до этого сидевшая на кровати и печально смотревшая в окно на темнеющее небо, испуганно повернулась на звук, широко распахнутыми глазами уставившись на старосту.  — У тебя красивый голос, — тихо произнес Вил, но не смотря на это слова показались непозволительно громкими в махровой тишине.  — Вы всё слышали… — голос девушки дрогнул и сорвался. Она не сдвинулась с места, словно прикованная к кровати собственным страхом.  — Да… — Вил опустил глаза, признавая свою бестактность. — Мне… Понравилось. В комнате повисло молчание. Он ждал её ответа, а она позабыла все слова, от чего могла лишь настороженно смотреть на по прежнему недвижно стоящего в дверях юношу.  — Почему ты никогда не поёшь при других? — вопрос был задан мягко и осторожно, дабы не напугать и без того взволнованная девушку.  — Я… Мне… — она в нерешительности замолкла, подбирая слова. — Мне страшно… Все вы… Вы столько всего умеете… А я… — недосказанные слова зависли в воздухе, хотя продолжение угадывалось и без слов. Шоэнхайт, наконец, понял, в чём было дело, и слабо улыбнулся, хотя Эми, опустившая глаза в пол, этого не заметила.  — Твой голос прекрасен. Хотя, как и любой драгоценный камень, его нужно отточить, — Вил подошёл ближе и коснулся щеки девушки, заставляя взглянуть на него. Та молча, но с засиявшими от надежды глазами, посмотрела на Шоэнхайта.  — Не подчиняйся своим страхам. Пусть они подчиняются тебе. — его голос стал серьёзным. — Не позволь своей силе пропасть впустую. Он, наконец, понял, что именно в ней притягивало его взгляд. Почему он ловил глазами каждое её движение, вслушивался в каждое слово. Осознание вспыхнуло в нём, будто росчерк молнии. И, переборов сомнения, он аккуратно обхватил её лицо руками и прикоснулся к губам. Он ожидал чего угодно. Что она оттолкнёт его, возмутится, испугается, отшатнётся… Но вместо этого она осторожно, будто проверяя границы дозволенного, коснулась рукой его волос. Они отстранились друг от друга, чтобы вдохнуть немного воздуха. Вил взглянул девушке в глаза и… Улыбнулся. Взгляд больше не был испуганным или подавленным. Огонёк, до этого тихо мерцавший где-то в глубине зрачков превратился в яркое пламя жизни. А на лице… засияла улыбка. Такая, которой раньше никому ещё не доводилось видеть. И всё теперь будет хорошо. Время боли прошло, пришло время счастья. И всё у них получится. Вместе.