The King's Mate | Пара Короля

— Се Лянь, я расскажу тебе все, что случилось, хорошо? Полагаю, ты мало что помнишь из... — Верно, — подтвердил Се Лянь, хотя его уже начали терзать нехорошие предчувствия по поводу всей этой ситуации. — Ладно. Если честно... все это было довольно сумбурно, так что, наверное, к лучшему, что ты этого не помнишь. Ты потерял много крови... на самом деле, ты был в довольно критическом состоянии. Именно поэтому ты до сих пор чувствуешь себя таким слабым, хотя прошло почти две недели с тех пор. — Я спал почти две недели? — шокированно спросил Се Лянь. Однако если он уже был в критическом состоянии, то что насчет его ребенка?! — Нет, не спал. Ты был в коме. Я... Его Величество хотел, чтобы я отдал предпочтение твоему благополучию, а не ребенку, но ты впал в бешенство, услышав его решение, что еще больше усложнило ситуацию. Его Величество был вынужден сдерживать тебя, — пояснил Ши Цинсюань и содрогнулся от воспоминаний. — Я и не подозревал, насколько силен твой муж. В любом случае, не буду вдаваться в подробности, но нам удалось спасти ребенка. Он все время находился в неправильном положении и очень упорно не хотел выходить. — И когда он появился, пуповина была на его шее. Но каким-то образом он был жив. Просто очень маленький и слабый. Медсестры запеленали его потеплее, и мне удалось остановить кровотечение после того, как ты потерял сознание. А то, что ты так метался, не помогло, знаешь ли, — сказал доктор укоризненным тоном, затем вздохнул и продолжил. — В общем, Его Величество был... ну. Он не очень хорошо воспринял твое бессознательное состояние, я... честно говоря, думаю, что он сильно травмирован тем, что там произошло. Он... он отказался взять ребенка, но он... он дал ему имя. Я... Не могу представить, что тебе понравится это имя, но... — остановился Ши Цинсюань и закусил губу. Честно говоря, Се Лянь испытал огромное облегчение от того, что с его ребенком, похоже, все в порядке. Неважно, что он был маленьким и слабым. Се Лянь мог защищать его до тех пор, пока он не вырастет и не окрепнет. Почувствовав, что с его плеч упал груз, Се Лянь улыбнулся и задал очевидный вопрос. — Как он его назвал? — Так, во-первых, это маленький мальчик. Его зовут... ну... Эмин. Используются... эти иероглифы, — сказал Ши Цинсюань и достал из халата небольшой листок бумаги, чтобы показать ему значение имени сына. Се Лянь перестал улыбаться, прочитав иероглифы. Особенно первый, который он не ожидал увидеть в имени. И уж точно не в имени своего сына. Оно означало всевозможные негативные вещи. Сочетание двух иероглифов тоже не помогло: его имя просто означало «гибель». Зачем Хуа Чэну делать такое?! — Почему? — не мог не спросить он, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Думаю, это потому, что он винит ребенка в том, что он довел тебя до такого критического состояния. И все мы знаем, что Его Величество не прощает легко. Признаться, я немного шокирован тем, что он даже не сжалился над собственным сыном, — пробормотал Ши Цинсюань. — В любом случае, Его Величество отказывается видеться с малышом Эмином, поэтому нам пришлось поместить его в одну комнату с другими брошенными детьми, которые есть в нашей детской. — Что? — Се Лянь сел, гораздо быстрее, чем следовало бы, но сейчас его не волновало головокружение. Он был в ярости. — Эмин — не брошенный ребенок. Приведи его ко мне сейчас же, — резко потребовал омега. — Я надеялся, что ты так скажешь, — усмехнулся Ши Цинсюань, вскочил и поспешно вышел из комнаты. Се Лянь, напротив, был в ярости. О чем только думал Сань Лан, так плохо обращаясь с их собственным ребенком, их сыном!? Хуа Чэн не мог вот так просто бросить их сына, Се Лянь был уверен в этом. Он всегда знал, что его пара способна на жестокость, потому что, несмотря на попытки забыть некоторые вещи, омега до сих пор отчетливо помнил выражение его лица, когда он впервые спросил о черепе, украшавшем комнату альфы до того, как он переехал. Что ж, Хуа Чэн мог быть жесток с кем угодно, Се Ляню было все равно, у альфы всегда были на то причины, да и сам Се Лянь не был таким уж хорошим человеком. Но в своей семье я бы такого не допустил! — яростно подумал он. В этот момент дверь открылась, и в палату вошел Ши Цинсюань с крошечным ребенком на руках. Се Лянь сразу же протянул руки, желая взять его, хотя доктор только закрыл за собой дверь. Однако Ши Цинсюань сразу же подошел к Се Ляню и без колебаний положил ребенка ему на руки. Он даже проследил за тем, чтобы омега случайно не уронил его. Прижав сына к груди, Се Лянь понял, каким маленьким и легким он был. Это было настоящее чудо, что он родился живым, учитывая, каким хрупким он выглядел. Когда Ши Цинсюань подошел, Эмин, должно быть, еще спал. Глаза были закрыты, дыхание было ровным, а ножка время от времени дергалась. — Он здоров? — спросил Се Лянь, преодолевая ком в горле. — Насколько я могу судить, он в основном здоров. Он легко мерзнет, и ему требуется особое внимание при кормлении, потому что ему трудно ухватиться. Но в остальном он ведет себя неожиданно хорошо. Услышав это, Се Лянь не смог больше сдерживать свои эмоции и расплакался от облегчения. Его ребенок был в полном порядке, просто сейчас ему нужен дополнительный уход. И, конечно же, Се Лянь был готов его обеспечить. И Хуа Чэн тоже, как только омега отчитает свою пару за то, как она обошлась с этим маленьким беззащитным существом. Когда Се Лянь вытирал глаза, он, должно быть, потревожил сон Эмина. Когда он снова посмотрел на своего малыша, то не мог не вздрогнуть. Малыш был очень похож на Хуа Чэна. Глаза подтверждали это. Разница заключалась лишь в том, что левый глаз Эмина был красным, а правый — нормальным. Впрочем, это не имело значения: Се Лянь уже привык смотреть в демонический глаз. Что с того, что у его сына такой же недуг. Се Ляня это не волновало. — Точно, его левый глаз немного... необычный. Но... — начал Ши Цинсюань, но Се Ляню не нужно было выслушивать его диагноз по этому поводу. — Все в порядке. Это не имеет значения. Это не причиняет ему вреда, — сказал он, потому что это было важнее всего. Ши Цинсюань моргнул, не понимая, почему Се Лянь так уверен в этом, но не стал задавать вопросов. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату ворвался Хуа Чэн, выглядевший крайне обеспокоенным. — Гэгэ! Ты действительно проснулся... как ты себя чувствуешь? — спросил он, и Се Лянь увидел, что его глаз немного увлажнился. Тем не менее, он бросил на альфу уничтожающий взгляд. По-видимому, Хуа Чэн только тогда заметил, что Се Лянь прижимал сына к груди, как бы защищая, и его плечи опустились. Однако его взгляд стал вызывающим. — Гэгэ... — начал он, но Се Лянь прервал его. — Как ты мог бросить нашего сына? — спросил омега, все еще чувствуя себя слишком потрясенным. Хуа Чэн не ответил. — Тебе больно? — спросил он. Се Лянь и так был крайне разочарован своим альфой, а тут еще Хуа Чэн впервые за все время от него отгораживался. Поэтому он сделал глубокий вдох, прежде чем снова заговорить. — Ши Цинсюань. Ты можешь идти. Я позову тебя позже, — сказал он доктору, и тот стремительно вышел из комнаты. Как только он вышел, Се Лянь откинулся на подушки и сосредоточился на ребенке, решив, что Хуа Чэн скоро сдастся, если он будет его игнорировать. И омега оказался прав. Прошло всего несколько мгновений, прежде чем альфа снова заговорил. — Гэгэ... — Почему ты бросил нашего сына? — снова спросил Се Лянь. В конце концов, он тоже мог быть упрямым. Прошло еще одно мгновение, прежде чем Хуа Чэн наконец ответил. — Потому что я не знаю, как себя вести с... ним. Се Лянь посмотрел на свою пару и только в этот момент понял, что руки Хуа Чэна сжаты в кулаки, а все его тело трясется. Но не от гнева. Похоже, он пытался сдержать себя, чтобы не подойти к нему. — И почему же? Он же твой сын, — напомнил ему Се Лянь, и это прозвучало как упрек. — Может, и так. Но ты чуть не погиб из-за него, — ответил Хуа Чэн, и даже его голос теперь дрожал. — Но ведь это не его вина, не так ли? — сердито спросил Се Лянь. — Он всего лишь крошечный ребенок, слишком слабый, чтобы нормально питаться. Как он мог убить меня? Если бы я умер, то только из-за своей слабости. Как ты можешь винить нашего ребенка?! — спросил Се Лянь, но его голос сорвался на полуслове, и на глазах снова навернулись слезы. — Гэгэ... — начал было Хуа Чэн, но замолчал, и на этот раз Се Лянь не стал его перебивать. На самом деле Хуа Чэн молчал очень долго, время от времени поглядывая на Эмина, но избегая смотреть в глаза Се Ляня. В конечном итоге, он вздохнул, выглядя разбито. — Гэгэ, если бы он уби... если бы он стал причиной твоей смерти, я бы не смог даже смотреть на него. Не говоря уже о том, чтобы принять его. Если бы я попытался... я знаю, что ему было бы гораздо хуже, если бы он рос в моем доме, а не здесь. Ему было бы лучше не знать, что я его родитель, поверь мне. То, что он остался здесь, — это мой способ проявить милосердие. Се Лянь понял, что имел в виду Хуа Чэн, но все равно не мог в это поверить. — Но мы... мы сделали его. Вместе. Как ты можешь не любить его? — спросил он, потому что это действительно было выше его сил. — Как я могу любить кого-то, кто мог стать причиной твоей смерти? — возразил Хуа Чэн. Се Лянь не знал, смеяться ему или плакать от нелепости ситуации. — Но он не стал причиной моей смерти. Я жив. У тебя нет причин отказываться от него, — сказал он, и теперь слезы хлынули по его щекам. — До недавнего времени было неясно, проснешься ли ты когда-нибудь снова, по словам Ши Цинсюаня. Гэгэ... Я просто очень хочу обнять тебя... пожалуйста, — сказал он с нехарактерной для него жалостью. Се Лянь, конечно, все еще был недоволен, но и ему не доставляло никакого удовольствия так мучить пару, поэтому он кивнул, разрешая обнять себя. Хуа Чэн в мгновение ока набросился на омегу и обнял его так крепко, как только мог, не причиняя боли. При этом он старался не потревожить вновь уснувшего Эмина, которого Се Лянь все еще держал в своих объятиях. — Гэгэ... Я так боялся потерять тебя, — прошептал Хуа Чэн, задыхаясь от волнения. — Я здесь. Я никуда не уйду, — прошептал Се Лянь и переложил Эмина на одну руку, а другой обнял свою пару, насколько это было возможно в таком положении. Услышав его слова, Хуа Чэн затрясся еще сильнее, а через мгновение шея Се Ляня стала немного влажной. Не сразу, но омега понял, что альфа действительно плачет. Он не издавал никаких звуков, намекающих на это, но Се Лянь был уверен, что не ошибся. Увидев Хуа Чэна в таком состоянии, он пожалел, что был так суров с ним, даже не поприветствовав его как следует. Он не мог понять, к чему клонит альфа. За те две недели, что Се Лянь провел в коме, пребывая в блаженном неведении относительно окружающего мира, Хуа Чэн взвалил на свои плечи очень тяжелое бремя. Омега даже не мог сказать, что альфа поступил неправильно, бросив Эмина, когда был уверен, что ему станет противен сам факт присутствия их ребенка. Он не сказал этого так прямо, но Се Лянь уже достаточно хорошо знал Сань Лана, чтобы понять смысл. И если подумать, то не лучше ли было Эмину расти без родителей, а не с родителями, которые его ненавидели? У Се Ляня защемило сердце, но он признал, что в этой мысли была здравая логика, и он не мог винить Хуа Чэна за то, что тот пытался рационально подойти к ситуации. К счастью, Се Лянь был жив. Он знал, что Хуа Чэн сможет полюбить их сына так же сильно, как и дочь, и позаботится о том, чтобы Эмин вырос с чувством сильной любви к нему. Се Лянь позаботится о том, чтобы Хуа Чэн тоже пришел в себя. Ведь он знал, что, несмотря на то, что альфа может быть суровым и жестоким, у него мягкое сердце, и он знал, что нет ничего на свете, что Сань Лан любил бы больше, чем свою семью. Ему просто нужно было помочь простить их ребенка за ту небольшую заминку, с которой он появился на свет. Но омега был уверен, что в конце концов они добьются своего.