Глобус

      Служкин в подступающем волнении ходит по кабинету из стороны в сторону, дожидаясь конца урока. В кабинете повисла тяжёлая, глубокая тишина, которая казалось, была глубже Марианской впадины. Она поглощала в себе каждый пройденный шаг, впитывала дыхание Виктора и сжирала каждый стук сердца, отдававшийся где-то в висках и горле.       Сознание было занято только одним человеком: школьница, отличница, комсомолка, умница и просто красавица. Маша. Типичный романтичный образ правильной девочки из патриотичных советских фильмов. Его панацея. Его самая чистая и самая светлая любовь. Его спасительный круг среди всего этого невоспитанного и малообразованного контингента. От одной только мысли об этой девочки сердце, то в бешеном ритме колотилось, то на какие-то редкие моменты замирало в искреннем любви и трепете.       Рабочий день Служкина закончился чуть больше часа назад, а он всё не уходил домой к нелюбимой и нелюбящей жене, к любимому и равнодушному эгоисто коту Пуджику, и к любимой и любящей дочке в нелюбимую, холодную даже в середине мая квартиру. Парадокс семейной жизни он таков!       Жена терпеть не может мужа и живёт с Виктором только из-за Таты, Тата любит папу всем своим маленьким, робким, детским сердечком, а Пуджик плевать хотел на всё что происходит вокруг него. И он действительно плевал на всё это. Такому эгоисту как Пуджику — жить проще всего. Ни на тебе выноска мозгов каждый день по несколько раз на дню, непонятно по каким причинам; ни на тебе собутыльник Будкин уже вторую неделю торчит долг в размере пятиста рублей, одолженные на бутылку водки и закуску. Еда всегда есть, питьё свежее, мягкий диван, который по необходимости можно безжалостно царапать когтями. Жизнь — малина! Живи и радуйся!       Географу иногда хотелось быть на месте Пуджика. Хотелось не иметь никаких забот о том, что завтра кушать его небольшой семье, о том, что жена его не любила, да уже и не полюбит никогда (с чем, кстати, он благосклонно смирился); о долге бывшего одноклассника, но не бывшего лучшего друга, и о том, что ученица десятого «А» класса, Мария Большакова влюбилась в учителя географии, который географию даже и не особо знает.       Но для Виктора Сергеевича не самое страшное, что от ежедневной рутины и истерик жены, голова уже идёт кругом, которую он пытается заглушить беспробудным пьянками. Самое-то страшное это то, что симпатия у него к девочке взаимная. Самое страшно, что он это понимает и отдаёт себе полный отчёт в своих действиях. Но тем не менее упорно игнорирует здравый смысл, который бьётся в страшной, судорожной агонии, стучит о внутренние стенки черепной коробки, стараясь донести до сердца географа, что это всё безумно опасно. Но он продолжает провожает девочку до подъезда после каждого урока географии, если в расписании он последний. Прикасается к ней, зная, что её и его сердце замирает от таких редких и робких моментов. Ведёт с ней самые разнообразные темы разговоров, начиная от всемирного закона тяготения, заканчивая русской классикой. И сегодня, увидя Машу в коридоре, он попросил её зайти к нему после всех уроков. Ну, не дурак ли?       Витя знает, что если он зайдёт слишком далеко, то испортит жизнь не только себе, но и Машеньке. Он знал, что может испортить такого ангела, как Машу. А это, между прочим, подсудное дело. И Витя это понимает, но не может ничего с собой поделать. Он по своей натуре упёртый и пойдёт до конца, даже осознавая все риски и все возможные несчастные обстоятельства. Но он уже идёт по этой скользкой, неровной дорожке, которая так и наровит обрушиться прямо под ногами. Да вот только идти обратно уже слишком поздно. Тут либо нужно идти до конца, либо сбросится вниз, навстречу чему-то страшному и неизвестному.       Но сейчас, именно сейчас, нужно делать первые шаги навстречу скользкой тропинке. Нужно продолжать путь, во что бы то ни стало.       По спине мужчины прошлась толпа противных мурашек. Холод тонкой длинной спицей продел позвоночник во всю длину. Минуты страшно медленно тянулись. Географ старался занять мысли хоть чем-нибудь другим: перечитывал уже проверенные домашки девятиклассников про особенности рельефа России, листал учебники, разглядывал карту нашей необъятной, могущественной и снежной родины. Найдя глазами городок Пермь, где он проводит свою не имеющую никакого смысла жизнь, взглядом поднялся вверх. Киров, Кострома, Иваново, а там и Москва не за горами. Виктор тяжело вздохнул, осознавая тот факт, что где он родился, там он и умрёт. Умрёт, так и не добившись тех высот, о которых мечтал будучи подростком. Умрёт и будет закопан в холодную русскую землю, как и закапывали миллионов других. И никто о нём не вспомнит. Никто, кроме Маши, если, конечно, повезёт.       В дверь постучали.       — Да? — голос педагога дёрнулся. Мужчина отошёл от карты и положил тетради обратно в выдвижной ящик стола.       В дверном проёме показалась хрупкая фигурка Маши. Сердце Виктора будто бы оттаяло, когда он увидел её невероятной глубины и красоты глаза. На него сейчас смотрела пара чёрных блестящих пытливых глаз, больше похожая на оливки. Она робко поздоровалась, входя в кабинет.       — Привет, Маша. — мужчина улыбнулся и как ни в чём не бывало подошёл к девушке. — Проходи, я с тобой поговорить хотел.       На самом деле, когда Виктор звал Машу к себе в кабинет после уроков, он даже понятия не имел о чём можно сегодня поговорить. Он приобнял её одной рукой за плечи и повёл к учительскому столу. Оставив девушку возле стола, Виктор Сергеевич пошёл в сторону шатких, с облупившейся краской шкафам со стеклянными дверцами. Некоторое время назад, Служкин запер в одном из шкафов непослушного балбеса Градусова. Воспоминания об этом неуче, с губ сорвался невольный смешок.       — Вот представь, — гордо начал географ, достав из шкафа глобус подаренный кем-то из друзей, и направился в сторону Маши. — у тебя есть возможность побывать где угодно. Простор открыт, только пальцем тыкни! Любая страна, любой город, будь то глубинка или столица!       Торжественная речь Виктора Сергеевича Машу не удивила, а только оставила равнодушной. Она посмотрела на карту России и без интереса указала на первый попавшийся город. Служкин подошёл ближе к карте, дабы разглядеть название города. Под тонким, теплого оттенка пальчиком, было не примечательное, кроткое название города. Омск.       — Омск? — повторил мужчина. — У тебя там родственники? — удивлённо спросил Виктор, легко улыбаясь, воспринимая ответ Маши за шутку. Девушка отрицательный мотнула головой. Географ встал в ступор, перебирая все возможные варианты выбора ученицы, но не придя к единому выводу, он спросил: — А почему?       — Не знаю...       Маша вздохнула. Казалось, она поникла и сделалась грустной. Будто бы в её глазах за несчастную эту секунду потух огонёк жизни, который так ценил и любил Виктор. Мария опустила взгляд, исследуя и изучая им деревянный, прошёрканный пол, будто бы это был единственный интересный ей на данный момент предмет.       — Но ведь есть же столько прекрасных мест и стран в Мире, — продолжил Виктор, показывая девочке глобус. — Финляндия, Дания, Швеция, Норвегия, Копенгаген.       — Копенгаген — это столица Дании, Виктор Сергеевич.       — Знаю, просто захотелось проверить твои знания.       Повисла мучительная тишина. Она тянулась по потолку, стенам, обволакивая собой парты, стулья, окна и несчастных влюблённых, которые не могли это признать друг другу, ну, или хотя бы себе. Они смотрели в глаза друг друга, стараясь найти ответы на свои личные вопросы, которые их мучают и не дают по ночам спокойно спать.       Но Маша будто бы упорно отрицала существование своих душевных терзаний, нескончаемых грёз и страданий. Она решила первая нарушить эту неловкую, плотную тишину.       — Почему Вы ведёте себя как дурак?       Она своим робким голосом разбила тишину, которая могла продолжаться очень долго, если не сказать бесконечно. Тишина посыпалась с потолка и стен на миллионы невидимых частиц, которые наверняка вытворяли в воздухе невообразимые пируэты, в своём кривом, немыслимом вальсе.       — Потому что я и есть дурак.       Отшутился Виктор, не отрывая взгляда от Маши.       — Вы никогда так себя не вели. Что-то случилось?       Виктор молчит. Обратного пути нет. Здравый смысл снова мечется из угла в угол, царапает стенки сознания и черепа. Всё внутри кровоточит от отрицания невозможности происходящего, а сердце и кровь в нежном трепете выделяют серотони, дофамин и эндорфин сразу, в абсолютно невообразимых дозах. Он ставит глобус на стол и заключая Машу в объятия. Она осторожно обвивает руками его шею и от волнения рвано вдыхает запах дешёвого одеколона и тонкий аромат конька, который Виктор Сергеевич употребляет в неограниченных количествах.       Мужчина чуть отстраняется и аккуратно, со всем вниманием к её реакциям и ощущениям целует, как бы пробуя на вкус её губы. Вкус у них потрясающий. Лёгкий, вишнёвый бальзам смешивается со вкусом питьевого йогурта с черникой, который она постоянно пьёт между уроками. Маша неловко и неумело отвечает на поцелуй, задерживает дыхание и подрагивает от одного только факта происходящего. Виктор продолжает целовать её, прижимая к себе ещё ближе и уже не слышит здравый смысл, который, как кажется, уже сдался и возможно даже повесился, чтобы не видеть сего позора.       И вот, они целуются в обнимку, целиком и полностью обнажая свои чувства, выставляя их друг другу на показ, совершенно без слов.