***
Свадьбы не случилось. Глядя, как земля падает на деревянную крышку, Вал не мог до конца осознать ситуации. Вот плачет мама Оса и его сестра, вот рядом стоит отец и не поднимает головы. Барабанщик Кит тоже плакал. Не смущаясь, вытирал слезы, громко и басовито рыдая. Вал не плакал. Он не мог поверить, что там, под этой землей лежит Ос. Тот самый, который в детстве был просто Оськой, смешливым и широко улыбающимся другом. Тот, с кем делили все – от первой жвачки до первый сигареты. Одни песни русского рока на двоих, одни синяки от драк район на район. Все закончилось этим летом, на грязноватом море. Когда вернулись все из бухты, кроме одного. Обычно в фильмах в такие минуты идет дождь. Но погода стояла отвратительно солнечной. Вал медленно прикурил, равнодушно отмечая колкий взгляд отца. Пусть видит – сейчас точно не до него.***
Она пришла внезапно – ломкая, странная, с тяжелыми прядями волос, путанными, словно грива у дикого мустанга. Вал равнодушно окинул взглядом тощие коленки, покрытые черным лаком ногти и один глаз, выглядывающий из-под косм. Второй закрывали пряди. «Почему херки такие одинаковые?» – Чего тебе надо, чудовище? Автографы не даю. – Не черные. – Что, прости? – Глаза – не черные. Они у тебя как темный янтарь. А все говорят – черные. – малолетка переминалась с ноги на ногу. Вал чувствовал, как начинает ныть висок. Надо было отделываться от этой гостьи поскорее. – Ладно, давай автограф дам и ты пойдешь с Богом. – Не надо. Я за флейтой. – Пуганный взгляд вдруг стал настороженным и даже мрачным. Вал почувствовал, как сердце пропускает удар, но виду не подал. Сделал глоток дешевого пива и прислонился к косяку двери: – Какой еще флейтой? – Оськиной. Он мне говорил, если умрет когда-нибудь, я ее забрать должна. Вал отстраненно смотрел как собственная ладонь сжимает банку, и пиво выливается на рукав мастерки. В голове было пусто и звонко от накатившей ярости. – Пошла вон. – Возможно, дверь комнатушки для репетиций он захлопнул слишком сильно. А еще за окном шел дождь. В голову лезли голые коленки и пугливый, беглый взгляд. «И куда это чудовище пойдет?» – Чудовище… Вал открыл дверь и осекся. В коридоре было пусто.***
Дни текли, складывались в года, но этот странный взгляд не отпускал. Вал чувствовал его на себе – испуганный, дикий. «Лихо одноглазое…» Группа распалась, жизнь катилась в серость и уныние, а в стране начинал клубиться беспредел зарвавшейся власти. И Вал чувствовал, как нарастает ком, а времена становятся более смутными. И этот пугливый взгляд преследовал его. Сначала в городе, потом на революции. После – на свадьбе отца. Преследовал и не отпускал. Решение ехать прочь далось удивительно просто. Вал знал, что не хочет видеть, как его дети выгребают то, что закрутил он и его поколение. «Этим я и не похож на отца»***
– Что, не сладко? – Отец смотрел слегка насмешливо. – Я предупреждал, что дети – тяжко. – Нормально. – Вал усмехнулся, хотя синяки под глазами выдавали его с головой. – Что нового? – Да ничего. Работа, эфиры… Все как всегда. Сам-то опять в музыку ушел? – Ушел. – Вал аккуратно лизнул папиросную бумагу. – И ты считаешь, что, играя на улицах, ты прокормишь жену и дочь? – Спасибо, что веришь в меня, папа. Это… – Вал осекся. Замер с высунутым языком над сигаретой. Тот самый взгляд, пугливый, быстрый мелькнул на фоне. – Кто это? – Это? – Отец обернулся и хмыкнул. – Ташкин племянник. – Разве у Таши не один брат был? – Один. Отец смотрел терпеливо, ждал, когда Вал соберет воедино головоломку. Вал и собрал… Конечно, когда отец женился на Оськиной старшей сестре – это было странно. Однако то, что у Оса был сын… «Господи, сколько же ей лет было? 15?» – Лев, иди сюда. – Отец подозвал странное создание, с гривой волос, с зеленющими внимательными глазами. Вал опустил недокрученную сигарету. Слова сами сложились в предложение: – Ну здравствуй… чудовище. – Здравствуй. – создание брови свело, а после улыбнулось широко, смело, как Оська улыбался. – Дракон! – Дракон. – Отец засмеялся, волосы ребенка ероша. – Гляди, какой смышленый. Горло словно сжал кто-то невидимой рукой. «Не черные… Они у тебя словно темный янтарь. А все говорят – черные» – Лев, скажи тете, чтобы не забыла салат посолить. – Хорошо. Детеныш убежал в сторону кухни. Вал задал вопрос, который растревожил его душу: – Мать его… где? – Где положено. – Отец смотрел серьезно, без насмешки. От этого стало дурно. – Вал, ты ее не знаешь, но поверь… Такие как она – лучшие в своем деле. Им природой дарованы глаза и реакции. – Природой даровано… А тобой на фронт отправлено? Дракон чувствовал как встают шипи дыбом, как разворачиваются темные рваные крылья, как скалятся клыки. «Сколько ей сейчас? 24-25?» – Не заводись. Она сама захотела. Я предлагал ей вернуться в Лес. – И что сказала? – Уперлась на своем. А теперь и возвращаться-то некому. Понимаешь? – Ну и дура. Образ худой малолетки всплывал перед глазами. Не хотел исчезать. – Значить, мелкий теперь у вас? – А куда ему? Бабкам-дедкам такую радость подсовывать нельзя – ты еще попробуй с ним управься. Дракон все-таки докрутил сигарету, размышляя. – Не переживай. Подрастет – еще материнские рекорды осилит. Он уже сейчас 6 из 10 выбивает, так там еще руки приклад удержать не могут. Холод пробежал по спине. Захотелось зарычать, вцепиться в глотку, разорвать на части. «Оська… И эта дура… Вот так все зря? И мелкого туда же?» – Пап, скажи, может и мне туда пойти? Только скажи, и я пойду. Отец усмехнулся коротко и головой покачал: – Нет, дорогой, ты только портить все умеешь. Сиди на горе и воспитывай мне внучку. Разбитый об стену ноут даже не было особо жаль. Техника не так ценна, как внезапно появившаяся цель – обломать отцу все планы. И уберечь последнее, что осталось от этих двоих. От удара об стену техникой со стула упал ремень, свернувшись змеей на полу.