Спустя тысячи преград

— Конечно же. Мэри знала, что не звучала убедительно. Как бы она ни хотела, но столь важный вопрос не мог её не волновать. Кто знает из какой линии своей родословной ей передалась такая прагматичность, но нельзя же просто игнорировать основы здравого смысла. Но также Мэри знала, что для Мэттью это был чересчур личный вопрос. А она и без того слишком часто поднимала данную тему, волнуя его, и потому ею было принято решение, что для этого дня уже достаточно подобных разговоров, хотя старшая дочь графа Грэнтэма не собиралась отступать, на завтра планируя новый ход. Сейчас ей хотелось просто насладиться недолгими минутами наедине с любимым мужчиной, который сидел напротив неё. Она постаралась улыбнуться ему, пытаясь доказать, что всё хорошо, но Мэттью, мягко усмехнувшись, поднялся и подошёл к ней, тихо произнося:  — Я знаю, что эта улыбка напускная. Мэри закатила глаза:  — Не начинай. Я решила дать нам перерыв. Мэттью улыбнулся и посмотрел на неё тем нежным взглядом, из-за которого её мысли уже не могли сохранять полную ясность. И когда он завладел такой силой над ней? Она вряд ли сумела бы вспомнить… Он почти склонился к ней в намерениях получить свой поцелуй, но Мэри сразу же обернулась, желая удостовериться, что никто не собрался войти. На этот жест её жених рассмеялся, трепетно взяв любимую за руку:  — Боишься быть пойманной, дорогая? Мэри в свойственной ей манере повела головой, не скрывая лёгкого раздражения и волнения:  — Ты знаешь, что я не хочу произвести впечатления неприличия. На такие слова он в мнимом удивлении поднял брови:  — Неужели? Она вновь закатила глаза, но также не смогла сдержать искреннюю улыбку. Из воспоминаний сразу пронёсся миг, когда их объятия оказались замечены её матерью, что пусть и осталось негласным, но теперь сопровождалось неловкостью, особенно при правилах Мэри стараться не проявлять чувств при других людей. Наедине ей было легче одарить поцелуем любимого и не думать о взорах окружающих. Мэттью знал это и не мог не подтрунивать, что ему быстро прощалось. Так и сейчас он лишь сделал шаг ближе, оказавшись на весьма непочтительном расстоянии, но у Мэри уже не получалось отводить от него взгляд. Двери были закрыты, а их родные ушли далеко, и они могли позволить себе несколько сладостных минут. Она усмехнулась:  — Признаюсь, я очень жду того мгновения, когда не придётся прятаться в углах и комнатах нашего дома, чтобы просто поговорить. И как хорошо, что этот миг настанет совсем скоро. Им и без того пришлось слишком долго ждать, чтобы прийти к долгожданному признанию. Мэттью продолжал улыбаться:  — Неожиданно, не так ли? Мэри в непонимании поглядела него:  — Что ты имеешь в виду? Он засмеялся, окидывая взглядом комнату:  — Много лет назад ты едва ли не открыто говорила о своём непринятии статуса моей избранницы, к тому же сравнивая меня с морским чудовищем. Мэри замерла и с новой улыбкой покачала головой, сжав руку Мэттью, находя в его взгляде дорогую нежность и искорки веселья. Он не злился и не злорадствовал. Просто наслаждался их счастьем, хоть и не сумев сдержать иронии об их прошлом, что было полно стольких поворотов судьбы. Её ответом стали сказанные в том же тоне слова:  — Ты и сам знаешь, что начал первым, решив, что тебе попросту навяжут дочь из благородного семейства, о чём и объявил на весь дом. Как я ещё могла поступить? Мэттью снова издал смешок и мягко обвил её талию, притянув к себе, прошептав: - Значит, в твоих глазах я больше не чудовище? Мэри нужно улыбалась, обводя его лицо взглядом, убеждая себя, что это всё действительно происходило, и с вызовом проговорила перед тем, как поцеловать его:  — Решай сам. Поцелуй с ним снова заставлял забывать обо всём. И не важно было происходящее в реальности, как и мысли, что несбыточная мечта почти два месяца назад всё-таки исполнилась. Каждый их поцелуй поглощал, заставляя разум отступить, и при этом всё равно оставляя ощущения безопасности, не давая чувствовать себя лишённой опоры. Лишь Мэттью мог дать ей подобную немыслимую комбинацию. И теперь она могла быть с ним, хоть порой её и одолевали мысли, что совсем не заслуживала его. Но объяснить существующую между ними связь, прошедшую сквозь долгие годы испытаний, можно было попытаться несколько позже, поздним вечером, в размышлениях о каждой встрече, прошедшем разговоре, шутке или споре… Но сейчас двое душ, ощущавшие родство меж собой, с трудом могли отстраниться, не желая грядущего расставания, пусть оно и не обещало долго продлиться. И Мэри всё же удалось это сделать, отступив на шаг назад, уже сожалея, что не могла вернуться в его желанные объятия. Мэттью испытывал те же чувства. Он в бессилии закрыл глаза, проговорив:  — Я нестерпимо жду дня нашей свадьбы. Мэри улыбнулась ему, одарив редкой для других людей нежностью во взгляде, которую хранила только для него:  — Как и я, мой дорогой. Они взялись за руки и, разделив ещё мгновение во встрече предвкушающих взглядов, вернулись к родным, чтобы Мэттью мог попрощаться со всеми, а после перед уходом благопристойно пожелать доброй ночи невесте в желании скорее снова её увидеть, что, без сомнений, было взаимно с стороны Мэри.