Stay Your Hand (Не останавливайся)

      Он случайно услышал этот диалог, пока они шли по гостинной отеля. В данный момент у них целый ряд игр на выезд, занимающих неделю их времени, и Кодзима подозревает Токучи в шантаже и манипулировании другими словно кукловод, для того чтобы поселить «Ликаонс» в настолько потрясном месте, вроде этого. Хотя и не совсем роскошный, но и не дешёвый мотель, — самое лучшее место, на которое они могут надеяться, когда путешествуют. — Скажи, Токучи, — подаёт голос Имаи — во всяком случае, ему кажется, что это Имаи. Кодзима настраивается слушать без раздумий и на мгновение удивляется, что команда активно пытается завязать разговор с их довольно недружелюбным питчером вне блиндажа. Токучи издает звук одновременно не очень заинтересованный и не очень пренебрежительный, но разрешающий продолжить. Имаи пользуется возможностью. — У тебя есть кто-нибудь дома? Девушка, жена, семья?... Этот вопрос заставляет Кодзиму осознать, что за пределами питчерского мастерства и хладнокровной, змееподобной личности, никто толком ничего и не знает о Токучи. Любопытство корёжит его; Кодзима шагает так, чтобы не отставать от других, когда они возвращаются в комнаты. Но держится в стороне, чтобы избежать вмешательства. Токучи выглядит таким же нечитаемым как и всегда. — Нет. — Правда? — Имаи выглядит удивлённым. — А как насчёт сейчас? В наши дни ты практически знаменитость, бьюсь об заклад, что девушки сами о себя спотыкаются, чтобы уделить тебе время. — Лично Кодзима не считает, что ввязываться в какие-либо отношения, где Токучи может иметь контроль (то есть, во все отношения) — это хорошая идея. Впрочем, не все об этом знали. — Нет. — Токучи поворачивается лицом к Имаи по средине шага, который замирает, будто увидев призрака или, вообще, дьявола. Выражение лица Кодзимы приобретает мрачный оттенок, но не тот, о котором кто-то из них знает. Он может только представить, каким взглядом его прожигает Токучи.       Питчер останавливается возле своей двери, открывает её и заходит внутрь. Имаи не следует за ним. Кодзима шагом направляется в его собственную комнату для смены одежды, прежде чем проникнуть в комнату их питчера, чтобы перекинуться с ним парой слов. У Токучи открытое окно; сам он стоит возле балюстрады, глядя на город с сигаретой во рту. Он тоже сменил форму, и сейчас на нём только чёрные брюки, без рубашки. Это привычка, которую они заметили. Он ничего не произносит, когда слышит, как Кодзима нарочито громко закрывает за собой дверь. Очевидно, что Хиромичи должен заговорить первым, если он хочет добиться чего-либо от Токучи. Питчер не отрывает глаз от городского пейзажа, когда Кодзима подходит к нему. — Не кури, — первое что приходит ему на ум. — Ты испортишь свои легкие. — Хотя зачем начинать разговор таким образом? — думает он. Разве он пришёл сюда, чтобы отругать его за саморазрушительную привычку, а не из-за кое-чего другого?       С таким же успехом Токучи может быть сделан из камня за все эмоции, которые он показывает на его заявление. Задерживая дыхание и беря сигарету двумя пальцами он, глубоко вздыхая, тут же выдыхает дым. Это было слишком очевидное неподчинение и дерзость, вокруг которой Кодзима больше не намерен ходить кругом да около.       Но он ничего не делает. И позволяет ему стоять там, неподвижно, ещё минуту. Он все равно не ожидает, что Токучи на это купится. — Прошли месяцы с того момента как ты присоединился к нам. — Начал он, но Токучи не отреагировал. — Я понимаю, что ты настолько преуспеваешь благодаря запугиваниям и психологической войне, которую ты ведешь, и я не против того, чтобы ты использовал это против наших оппонентов. Но, по крайней мере, будь вежлив с нашими товарищами по команде.       Наконец, Токучи поворачивается к нему; движением стряхивая пепел с конца сигареты. — Подслушивание — это не тот порок, который я ожидал от тебя, — говорит он, полностью избегая заявления Кодзимы. — Пообещай мне, Токучи. Отпугивая их, ты не выберешся из этой ситуации быстрее. — С чего бы это вдруг? Я задолжал тебе чемпионат, не более и не менее. Ни о какой вежливости не шло и речи в договоре, а сейчас уже слишком поздно менять условия. — Токучи тушит сигарету о перила и вышвыривает её через край. Его глаза фригидны, как лёд, когда он смотрит в ответ на Кодзиму.       Эту тактику угроз и припугивания, которую любит Токучи, Кодзима слишком хорошо знает, чтобы не обращать внимание. Тем не менее, хотя его сознательному «я» плевать на предупреждение, его тело реагирует с висцеральным опасением. Он осторожен в выборе своих следующих слов. — Это никак не связано с условиями нашего договора. — Пронзительный взгляд Токучи остается непоколебимым. Его глаза даже не сузились при этих словах. — Они на твоей стороне. Хотя бы притворись, что хочешь с ними поладить. — И что же ты сделаешь, если я откажусь? — отвечает Токучи после существенной паузы. — Ты думаешь, что сможешь заставить меня делать то, что хочешь ты? — Уголки его губ превращаются в широкую улыбку, а глаза сияют словно лёд на солнце. Видно, он думает, что Кодзима не осмелится. Что он такой же, как и все остальные, просто наблюдающий за ним краем глаза в ожидании кинжала в спину.       Кодзима слишком умён для того, чтобы первым делом показать ему спину. — Я тебя не боюсь, — заявляет он; просто, прямо, почти бесстрастно.       Токучи молчит, но это было расчетливое молчание. Одно из тех, что Кодзима почти жалеет, что вообще сказал что-то. Затем питчер усмехается и отводит взгляд с решительно предвещающей угрозу физиономией, роясь в карманах. Он достает зажигалку и пачку сигарет; Кодзима позволяет ему сунуть одну в рот и поднести зажигалку на полпути к губам, прежде чем выхватывает сигарету между его зубов, просто чтобы доказать свою точку зрения. Одна тонкая бровь поднимается вверх, и больше ничего не сдвинулось ни на миллиметр. Кодзима выбрасывает сигарету с балкона, встречая его пристальный взгляд. Последующее молчание тянется неловко долго.       В конце концов, Токучи поворачивается и уходит с террасы. Кодзима смотрит, как он бросает зажигалку и сигареты на тумбочку и садится на кровать. — Докажи, что не врешь, — звучит требование. — Докажи, что ты не боишься меня, если ты так чертовски в этом уверен.       Мгновения текут в нагнетающей тишине. Кодзима приближается беззвучными шагами. Токучи не дергается, когда первоклассный бэттер «Ликаонс» возвышается над ним вплотную. Направление, в котором всё это идёт, и миниатюрная улыбка на лице Токучи, заставляют Кодзиму полагать, что питчер спланировал это. Он, должно быть, с самого начала знал о том, что Кодзима подслушивал, что потом он получит выговор, и что Кодзима скажет вещи о которых он заранее бы знал. И Кодзима сыграл ему на руку.       Это сильнее всего выводит его из себя. Токучи заманил его в ситуацию, где он вынужден сделать то, о чем просил Токучи, или быть заклейменным лжецом. И он сделал это в совершенстве. Кодзима ничего даже не заподозрил.       Это приводит в ярость и ужасает. Кодзима склоняется, ничуть не обманутый безмятежным выражением лица Токучи. — Мне стоило догадаться. — Никогда не недооценивай меня, — промурлыкал Токучи. — Это твоя первая ошибка. Они оба это знают. Недооценивание Токучи в первый раз привело его к самому тотальному разгрому, которое Кодзима когда-либо испытывал. Однако они также оба знают, что за этим последовало. — А твоя первая ошибка, — вздыхает Кодзима, — это предположение, что я покорно отступлю и позволю тебе победить.       Токучи разразился резким смехом. Кодзима нагибается. Ногти питчера кажутся когтями даже сквозь рубашку, вцепляясь в неё так же, как зубы Кодзимы в его шею. Токучи шипит, а его тощее, долговязое тело изгибается вверх.       Им не нужны для этого прелюдия; не традиционные, во всяком случае. Не для того, чтобы выпустить агрессию или исполнить взаимное желание.       Если Токучи думает, что он будет сверху, то его ждет одна вещь. У Кодзимы есть рост, вес и сила в противовес Токучи, и поскольку это единственное его преимущество, которое он сейчас имеет, то он, конечно же, собирается воспользоваться им по полной. Он дает Токучи едва достаточно времени, чтобы выпутаться из штанов, прежде чем перевернуть питчера на живот. Должно быть, это было по крайней мере несколько неожиданно, потому что Токучи под ним ругается на него сквозь зубы.       Ему приходит в голову мысль, что с тех пор, как они впервые встретились, Токучи ни разу не издал звука, который не намеривался бы издавать. Очередная демонстрация того, как он все контролирует.       Токучи терпеливо ждёт, пока Кодзима тоже сбросит свою одежду, хотя и напрягается, когда руки Кодзимы обхватывают его узкие бедра. Большие руки. Которые, как он ожидал, сломают ему кисть, когда он проиграл. Кодзима не видит, как он скрипит зубами: он отказывается сентиментальничать по этому поводу. Питчер приподнимается по его настоянию, откидываясь назад, чтобы упереться в бедра Кодзимы. Бэттер чувствует его твёрдую спину, и он чувствует, как он вдыхает и выдыхает воздух, когда Кодзима прижимается сзади впритык и начинает прикасаться к нему.       Кодзима не чувствует, как он вздрагивает или вообще двигается, когда он сжимает пальцы вокруг его члена. Однако кажется, что скрытая нить напряжения оборвалась; плечи питчера слегка опускаются, а подбородок вздергивается вверх. Кодзима пристально следит за тем, чтобы поглаживая, изучать его как можно более осторожно. Токучи, возможно, самый хитрый и коварный из всех людей, которых он когда-либо встречал, но даже он человек, а значит подвержен влиянию плотского удовольствия. К тому времени, когда питчер полностью затвердевает, он может слышать, как он задыхается, хотя Токучи отказывается позволить ему увидеть его лицо. Кодзима проводит своим большим пальцем по головке его возбужденного члена, и Токучи откидывается назад укладываясь головой на его плечо. После этого он не издает ни единого звука.       Контроль. Кодзима хорошо понимает, когда его намеренно подстрекают на что-то, и, как правило, он бы не клюнул на соблазн, но Токучи раздражает его настолько непринужденно, и так безразлично. Он говорит ему, что все ещё имеет самоконтроль даже в подобной ситуации, и поэтому, если Кодзима желает доказать своё отсутствие страха перед ним, ему придётся отобрать этот самый самоконтроль.       Кодзима кладёт руку на его живот, медленно двигая ею по телу. Токучи безразлично смотрит и дышит. Бэттер чувствует его ключицу под кончиками пальцев, а также углубление между каждой косточкой. Он продолжает подниматься выше, и выше. Пока его пальцы не оборачиваются вокруг его шеи и сжимают её.       Токучи издаёт задушенный, хрипящий звук, дергаясь в хватке Кодзимы. Его горло рывками пытается вырваться от ладони Кодзимы, и бэттер чувствует, пульсирование члена питчера. В ответ Токучи держится за него, оттягивая пальцы и запястье. Через несколько секунд Кодзима ослабляет хватку и испытывает при этом чувство глубокого удовлетворения от резкого вздоха, сорвавшегося с губ питчера. Грудь Токучи вздымается, когда он лихорадочно втягивает воздух; часть его выходит из него в виде задыхающегося, вынужденного стона, когда Кодзима решает воспользоваться его минутной слабостью. — Это то, о чем ты говорил, не так ли? — спрашивает Кодзима, сдвигаясь с места, когда он оживает от новизны того, что Токучи близок к чему-то, напоминающему уязвимость. Его большой палец прижимается к неразработанному отверстию; дрожь пронзает тело Токучи, словно электричество.       Он смеется, но хрипло и рвано. — Меньше разговоров, — раздражается Токучи огрубевшим голосом от удушья, он наклоняется, чтобы взять с тумбочки флакон с лосьоном, протягивая его Кодзиме, и тот берет его в руки. Когда палец впивается в тело Токучи, питчер освобождается и его голова запрокидывается назад напротив плеча Кодзимы. Кодзима держит рукой его талию, чтобы поддерживать. Токучи не сопротивляется этому. Его бедра двигаются в такт с движениями пальцев Кодзимы, ноги широко раздвинуты по сторонам от бэттера. Из его горла вырывается низкий стон, искушая Кодзиму пойти дальше, ввести еще один палец. Его тело кажется тугим, неиспользованным. Кодзима отказывается рассматривать последствия этого.       Со временем нетерпение Токучи становится очевидным. Питчер отрывается себя от пальцев и бросает взгляд через плечо. Кодзима никак на это не реагирует. Заставлять Токути двигаться, как он хочет, чтобы у него была надежда проникнуть внутрь, не очень приятно. Питчер лениво борется с ним на каждом шагу. Он вырывает руки из захвата Кодзимы, и тот в конце концов разочаровывается настолько, что заводит их за спину. Он подозревает, что Токучи может освободиться в любой момент, если захочет, и негромкий смешок, который он слышит, подтверждает это. Это не имеет значения; он все еще здесь. Кодзима использует лосьон, ждет, пока Токути расслабится, и толкается.       Он ожидал жары, но не такого уровня давления. Токучи плотно сжимается изнутри, и чем дальше и глубже он проникает, тем уже он становится. Ему приходится отпустить запястья Токучи, чтобы удержать питчера на коленях. В глубине сознания Кодзима жалеет, что у него нет зеркала, чтобы увидеть, как тщательно сконструированная маска Токучи одновременно трескается и разлетается вдребезги. Он знает, что это так. Спина питчера прогибается, когда он тянется к спинке кровати; от силы хватки у него побелели костяшки пальцев. Его руки и плечи дрожат.       Озабоченность не дает ему пошевелиться, хотя тело требует своего. — Ты… — Он останавливается, потому что его голос дрожит. — Ты в порядке? — он думает, что стал устойчивее. Это хорошо. — Если у тебя есть время волноваться, у тебя найдётся время для того чтобы двигаться. — Кодзима не упускает из виду ударение на последнем слове. Как и то, как жестко и напряженно звучит его голос. Сами слова говорят Кодзиме, что Токучи не больно.       Поэтому он двигается. Он раздвигает колени для равновесия и глубоко всаживается, погружаясь в тугое, горячее тело, находящееся под его полным контролем. Спина Токучи прогибается, Кодзима чувствует, как он отталкивается, и слышит его прерывистые стоны затаив дыхание. Токучи содрогался от каждого движения его бёдер. Изголовье кровати скрипит под напряжением двух тел, движущихся так жестко.       В конце концов, это и есть жестокость. Мягкие слова и нежность предназначены для влюбленных пар, а не для людей, которые борются за контроль. Секс грубый, без любви и удовлетворяющий тем, что он такой. Ни один из них не согласится на что-то другое. Глубокое, хриплое рычание Кодзимы смешивается с вынужденно брошенными выдохами Токучи, вырывающимися между стиснутыми зубами и сжатыми челюстями. Токучи приходится изо всех сил отталкиваться, чтобы Кодзима не врезал его головой о стену. Чиста мощь, на которую способен Кодзима, хотя и не является удивительной, но это, определенно, больше, чем кодзима мог предполагать. Он ожидал, что Кодзима будет хоть немного сдерживать себя, чтобы не навредить их козырной карте, но это и застало его врасплох. Он ни в малейшей степени сдерживался, глухой к голосам в своей голове, которые предостерегали его от нанесения вреда их козырю.       Это возбуждает его. Другим кажется, что он потерял контроль. Для Токучи это смелое заявление. Теперь я контролирую ситуацию. Постарайся не отставать. Но не успевает он об этом подумать, как Кодзима подхватывает его руку под плечо и снова хватает его за горло. Он хрипит и отрывает руки от изголовья кровати, чтобы вырвать руку Кодзимы. Кодзима притягивает его к себе и сжимает сильнее. Другая его рука обвивается вокруг члена питчера. Токучи открывает рот, когда удовольствие охватывает его тело, сочетаясь с недостатком кислорода, от чего у него кружится голова. Ему приходится держаться за Кодзиму или упасть вперед.       Беспомощность — это не то, к чему он привык, или то, чему он противился. Бёдра Кодзимы замерли, когда он опять подхватил его; они снова начали движение, наклоняясь вперед. В тот самый момент, когда Токучи думает, что потеряет сознание, он снова может дышать.       Внезапный приток воздуха в легкие приносит с собой звенящее чувство опасного возбуждения, разжигая его ещё больше. Следующий удар бедер Кодзимы вызывает стон, был придушен на полпути неумолимым захватом. Он чувствует синяки, возникающие там, где пальцы Кодзимы беспощадно прижимаются к его шее.       В конце концов, Токучи настолько оцепенел от чистого кайфа, получаемого от грубой руки на его шее и более нежной на его члене, что он не знает, как долго они находились на кровати. Всё, что он чувствует, это неясность и лёгкость. Отдаленно он осознает, что его глаза плотно закрыты, зубы оскалены в диком рычании, что-то скользкое стекает по уголку рта. Кровь или слюна, он не уверен, что именно, да это и не важно. Кодзима не отстает, демонстрируя восхитительную выносливость для своего возраста. Токучи напрягается, когда тот вскакивает, и молния пронзает его позвоночник. Он открывает свой рот, чтобы закричать от интенсивности происходящего, но он меркнет из-за возобновлённой хватки на его шее, его ногти сдирают с него кожу. Кодзима сжимает свой кулак, и звуки застревают у него в горле. Он бесшумно задыхается, когда наконец кончает, отчаянно трахая его туннель, продолжая держать его рукой, — всё, что угодно, лишь бы продлить кайф. В то же время он приходит в себя, замечает, что Кодзима перестал двигаться, и наклоняется вперед, чтобы ухватиться за спинку кровати. Бёдра Токучи дрожат. Ему кажется, что он давно не получал такого хорошего, такого интенсивного удовольствия.       Кодзима приподнимает бедра питчера и выскальзывает, подавляя стон дискомфорта, когда измождённые, сведенные судорогой суставы и мышцы растягиваются. Токучи слегка покачивается и падает на бок с стоном, не говоря ни слова. Что-то густое и белое сочится по его ноге.       Токучи вытирает рот и смотрит на то, что это было. Просто сплюна, он не прокусил губы. Его шея распухла и затекла, а голова начинает болеть за глазными яблоками. Его внутренности болят, натертые обхватом Кодзимы. Ему нужна ванна, но он не может найти в себе силы встать.       Тишина бьется о барабанные перепонки, пока Токучи не отсчитывает пять минут, в течение которых Кодзима торчит здесь без приглашения. — Почему ты все ещё здесь? — спрашивает раздраженно. Он прячет дрожь — говорить больно, его голос, кажется, вырывается из груди вместе с телом, сделанным из битого стекла. — Я доказал свою точку зрения. А теперь дай мне свое слово.       Токучи с удивительным трудом подавил желание застонать. Точно, он снова проиграл. — А, полагаю, так и есть. Ладно, тогда я даю тебе слово, что хотя бы попытаюсь вести себя хорошо с командой. — Он повернул голову, чтобы посмотреть на Кодзиму. — Доволен?       Кодзима кивает и поднимается, нагибаясь, чтобы забрать свою одежду. — Я буду за тобой следить, — предупреждает он, натягивая рубашку и застегивая пуговицы. Токучи смотрит с насмешкой, как он, не говоря ни слова, выходит за дверь.       В конечном счёте, желание привести себя в порядок покидает его. Его тело сдается, и он засыпает, размышляя о смене власти. По крайней мере, Кодзима был достаточно добр, чтобы запереть свою дверь, чтобы его не обнаружили в таком состоянии. Для одного вечера ему более чем достаточно этих "иерархических потрясений".